Мы все когда-нибудь любили

Несмотря на изначальную неловкость, возникшую между ними, или так казалось только Аркаше, они быстро привыкли к соседству. Хотя видеться им удается только утром и ближе к вечеру, до того, как хозяин имения тушит свечу в читальне. Марин целыми днями отсутствует в поисках приведших его в эти края вдохновения и видов, к вечеру, как только солнце садилось, возвращался в дом. Чаще всего он заставал Аркадия в читальной комнате, тот имел ее в своем доме, избегая пространства дамских будуаров ввиду их ненадобности. Жили они бок о бок второй месяц, но уже на первом Марин не выдержал такой скупой молчаливости, обмениваясь с человеком, оказавшим ему большую услугу, всего лишь двумя-тремя предложениями за весь день. Он был первым, кто нарушил их личные границы, заглянув одним из вечеров к Аркаше.       - Позволишь войти? - Громко прозвучал хриплый вопрос в этой гробовой тишине. Аркадий закрыл свои догмы и взглянул на Марина из-под очков, удостоверившись, что ему не послышалось, а как только узнал его лицо в темноте комнаты, освещенной лишь парой свечей, подарил ему свою улыбку.       - Да, конечно, проходи, присаживайся. - Он указал рукой на кресло напротив него. Они сидели в этой отчего-то теплой темноте с привычно окружающей их тишиной. Марин хотел бы что-то сказать или узнать, ведь он шел сюда именно за этим, да только подходящие слова не приходили цельной мыслью, отрывками чего-то чужого вертясь на языке. Аркадий чувствовал эту внутреннюю смуту через его глаза, сверлящие язык пламени на фитиле горящей свечи, потому нарушил молчание первым.       - И все же, откуда ты? - Странно? Да, они не посчитали нужным обменяться даже подобной информацией за два месяца, то ли считая это личной темой, то ли действительно искали удобного случая и подходящего расположения духа.       - Ни откуда, - скорее задал вопрос, чем ответил на него Марин, - у меня нет определенного места, которое я могу считать домом. Мое тело - мой дом, где мой дух, там и я. Неописуемо странный диалог, скорее всего потому, что художник все то время продолжать смотреть на пожирающее пламя, затем все же оторвал свой взгляд от завораживающего действия и погрузился в Аркашины глаза.       - Городок неподалеку от вашего села, самый ближайший, пока что я живу там, но не больше года, исключая эти несколько месяцев, которые я проведу у тебя. - Он снова замолчал, перевел взгляд на книгу в руках правоведа, а затем продолжил, - я кочующий художник, я так привык.       - Звучит больше как оправдание, - Барсуков усмехнулся про себя и поймал улыбку собеседника. Он удивлялся свободе духа Марина, его волевым возможностям. Казалось, что его совершенно ничего не держит в этом мире, словно он всегда одной ногой находится в состоянии потока, поймав за хвост тот смысл, ради которого был рожден. И он не цеплялся за него, а жил бок о бок с ним, с этим самым смыслом. Этот художник был для Аркадия невероятно удивительным и особенным. Пускай и диалогов между ними было мало, но каждая мысль, сказанная Марином, каким-то особенным эхом отдавалась в голове.       - Как ты к этому пришел?       - С трудом и временем, - неожиданно признался Марин, казавшийся таким неприступным, его глаза вновь вперились в Аркашины, - я просто понял, что мне дороже. Именно мне, а не обществу и тем соглядатаям, что, разумеется, посчитают своим долгом допустить очередной совет, примерив его на мою жизнь. Между ними вновь повисла тишина, но не тяжелая, не удручающая. Не то, чтобы Аркадий не допускал себе таких мыслей и слепо верил каждому слову своего рода “советчика”, совсем нет. Слова Марина заставили его задуматься над своей собственной жизнью, над его личным желанием. Он правовед, перебрался в это глухое поселение, изредка выбираясь в город по зову долга от месяца к месяцу, совершенно забросил те стремления, которые были в его голове, а все потому, что боялся лишиться доверия людей, боялся совершить ошибку. Зачем ему нужен был этот род деятельности? Все просто: он позволял ему влиять на жизнь крестьян, делать ее лучше. Строительство церкви, пастбищ, лекарских заведений. Он безудержно старался помочь, оттого имел хорошее положение и уважение среди простого народа, потому его и любили. Аркаша не думал о себе, он думал о своей цели. А хотел ли он именно этого? Поспособствует ли такое влияние на их жизнь лучшим образом, и как помочь остальным? Ходили в больших городах слухи о антиправительственных обществах. Вот они бы смогли, они бы нашли способ помочь, они бы справились Почему Аркадий не относил себя к ним? Страх не позволял. Страх и отсутствие свободы собственных мыслей. Раздумья его затянулись настолько, что он не услышал двух первых окликов Марина. А после тревожный, но вроде спокойный наружно, посмотрел на него нечитаемым взглядом.       - Думаю, что мы засиделись, скоро начнет светать, разойдемся по комнатам, спокойной ночи. - Аркадий подхватил одну из свечь со стола, кратко кивнул Марину, все еще расположенному в кресле, и удалился. В комнате после его ухода стало заметно мрачнее.