Lady And Gentlemen

      По шагам Макса уже слышно, что он на нервах. Молниеносно словно вспышка фотоаппарата возникает он в дверях её кабинета с быстрым стуком по дверному косяку и скороговоркой:       — Посвяти меня, наконец, что происходит?       — Что происходит? Наверное, твой очередной приступ паранойи, дорогой, — бегло взглянув на него, она продолжает размеренно набирать важное сообщение в ноутбуке, сохраняя сдержанную улыбку.       — Если бы! Почему тогда одного из су-шефов допрашивают на кухне?       — Допрашивают?       — Вряд ли они решили просто навестить нашего Чака как старые знакомые.       — Кто? — она стрелой кидает в Макса свой взгляд.       — Тот самый мистер Смит со своими дружками. Они сейчас на кухне болтают с нашим су-шефом. И походу ему это не очень нравится, но им всё равно.       — Всё настолько плохо?       — Лично у меня доверия не вызывает. От них веет совсем криминальной аурой. Можешь утихомирить этих быков?       — Я разберусь — она встаёт из-за стола вслед за уже испарившимся из проёма Максом.       Ну, это уже перебор, мистер Смит. Если ты и вправду пришёл в святая святых — её "Эндимион", — чтобы что-то выяснять без её ведома, то она за себя не отвечает. Совсем как маме-медведице ей часто приходится защищать своё детище и тех, кто к нему причастен, от любых неприятностей. И исключений здесь ни для кого нет и сегодня не будет.       На кухне, где ей удаётся нагнать Максимилиана, персонал, как и всегда, переговаривается среди скворчащих сковородок и шипящей о раковину воды. Никого из посторонних не видно.       — Они только что были здесь, — говорит Макс, проходя через кухню к чёрному выходу.       — А где Чак? — её недовольное предчувствие на внутреннем лифте поднимается к самому горлу.       — Только что ушёл в раздевалку, сказав, что не собирается "участвовать в этом реалити-шоу".       — О чём он?       — Не представляю.       Они проходят всю кухню насквозь, и Макс открывает ей дверь на улицу, где ливень, судя по всему, в очередной раз пытается смыть Лондон с лица Земли. Она осторожно выходит на незадетый дождём островок под маленьким навесом и наблюдает зад чёрного Mercedes'а неподалёку, который в этот момент заводится. Макс недовольно бросает "вон они", и удаляется обратно на кухню.       — Хэй! — выкрикивает она и высоко поднимает руку, привлекая к себе внимание водителя.       Секунда-другая, и дверь переднего сидения открывается. Из автомобиля показывается приятный мужской профиль. Рэймонд морщится от наглых холодных капель уличного душа, выходя из машины. Он хлопает дверью и через опущенное стекло берёт протянутый ему из салона чёрный зонт. Спокойно раскрыв его над собой, мистер Смит направляется к ней. В этот момент он напоминает героя нуарного фильма, озабоченного вопросами жизни и смерти, который идёт под шум дождя и собственных мыслей навстречу к своей героине.       Так, чего это она? Сейчас не время любоваться, даже таким авторитетным красавчиком.       Пока он делает оставшиеся несколько шагов между ними, она уже требовательно с него спрашивает:       — Мистер Смит, объясните, что здесь происходит?       Рэймонд, остановившись, наигранно поднимает глаза на небо. Ей сводит скулы нетерпеливостью.       — Идёт дождь.       — Какое удивительное наблюдение. Вы без моего разрешения пришли на мою кухню и разговаривали с моим сотрудником. Объясните, в чём дело?       Между ними меньше пары шагов. Она уверенно делает их и заходит к нему под зонт, потому что противный ливень умудряется задевать её под скромной крышей навеса. Рэймонд с удивлением прослеживает её траекторию, приоткрывает рот что-то сказать, но останавливается и молча смотрит на неё сверху вниз. Они никогда не находились так близко. Благо, его зонт роскошно широкий, и даже вдвоём им тут вполне свободно. Физически ощущается, насколько невозможно ему находиться с ней в такой близости ещё и молча. Он отвечает, пытаясь куда-то пристроить свой взгляд помимо запретной территории её тела:       — Мне нужно было задать ему пару вопросов.       — И чем же один из моих су-шефов привлёк к себе столько внимания?       — У меня появились причины заинтересоваться им, — Рэймонд кивком и прищуренными фальшью глазами даёт понять, что нет смысла сомневаться в его действиях.       Вот это приятный у него парфюм. Аромат какого-то поединка между порывами свежего морского ветра и мощным стволом дерева, нагретым солнцем.       Так, что он только что сказал? Ах, да, точно.       — Если интересуют мужчины, присмотритесь к Максу. С ним это точно может быть взаимным.       Его взгляд заметно тяжелеет, но ей довольно спокойно это переносить.       И это ещё даже не её трёхочковый, мистер Смит.       — Чаку будет лучше держаться подальше от "Эндимиона".       — Вы сейчас серьёзно? В чём же его подозревают?       — В связях с нежелательными людьми.       Так, ну все видят: она хотела по-хорошему.       — Мистер Смит, если честно, я про Вас могу сказать то же самое. Хватит размыто отвечать на мои вопросы.       Он отворачивается в сторону дожидающегося его автомобиля, морщась от своих мыслей. Да, очевидно, терпение Рэймонда Смита — ресурс конечный.       — Кое-кому понадобился свой человек на кухне "Эндимиона". И Чак согласился им быть.       — Что за теории заговора, Рэймонд? Вы что — всевидящее око? На чём основаны эти обвинения?       — На пополнении его счёта в банке, — он цепляет её своими глазами цвета зелёного моря. Нет, так близко они и вправду никогда ещё не были.       — Это сейчас считается подозрительным?       — Если речь про семьдесят пять тысяч фунтов наличными — да.       Она не скрывает своего неприятного удивления. Конечно, Чак тут же перестаёт выглядеть таким безвинным. Ей трудно сосредоточиться на происходящем. Откуда у него такие деньги, да ещё и наличными? Причастен ли к этому Ричард? Почему парфюм мистера Смита так дурманит её? Что теперь делать со всей этой информацией? Наконец она останавливается на мысли:       — Похоже, это сумма за какую-то сделку.       — Может быть первая её часть.       Горло пересыхает от правдоподобности его слов. Неужели на её кухне готовится что-то похлеще отборных блюд из меню?       — Да, пожалуй, Вы правы.       Её взгляд бегает по намывающемуся дождём асфальту, анализируя происходящее, и не замечает победный отблеск в глазах напротив.       — Когда об этом должна была узнать я?       — Как только мы бы всё выяснили. Нам нужно понять, для чего именно понадобилось подкупать Чака.       Она нервно елозит ногой на шпильке, пока мысленно соединяет все факты в голове. Внимание Рэймонда сползает вниз на изящный изгиб её туфель, но тут же срывается и убегает обратно к её мило сосредоточенному лицу. Двадцать пятым кадром, незримо, неописуемо, может, только одну секундочку, но она ощущает, что ею любуются.       — Хорошо, я поняла. Однако, мистер Смит, — и при этом обращении она будто развеивает некую вуаль, через которую он, к своему сожалению, успел на неё взглянуть, — давайте договоримся: в следующий раз меня ставят в известность сразу.       — Хорошо.       — И ведите себя более сдержанно. Вы вызываете недоверие своей тактикой... расспросов.       — Мне лишь пришлось слегка придержать Чака у стены, — её воображение без спроса делает ей зарисовку этого момента.       — Почему?       — Он решил сбежать сразу, как только я с ним заговорил.       — Да, порой Вы вызываете такое желание. Рэймонд играет желваками вместо ответа. Кажется, в своей голове он находит, что ей на это сказать, но, благо, не озвучивает. И правильно: был бы довольно необычный способ суицида.       — Если это всё, что Вы хотели, то мне пора.       — А что же мне... — она невольно касается его руки, которой он держит зонт, чтобы остановить на месте, — теперь делать? Увольнять его?       В своём искреннем порыве она даже не замечает, что прямо сейчас этим касанием их дистанция сокращается ещё больше. Ей важнее найти ответ в лице Рэймонда. А он опускает взгляд на её руку поверх своей и учтиво ждёт, пока его отпустят. Посмотрите, какие мы великие недотроги! Ей, хоть и не очень хочется, но приходится убрать свою ладонь, якобы для того, чтобы заправить за ухо прядь завитых волос. Он сразу поднимает глаза обратно на неё:       — Смотря чего Вы хотите больше: работу с полным штатом или собственную безопасность.       — Я хочу, чтобы эти ваши игры с мафией, — она припоминает ему за "шпионов" из их разговора на кухне, — перестали сказываться на мне и моём ресторане.       — К сожалению, это пока невозможно.       — Тот факт, что Вы не знаете как это сделать, не означает, что это невозможно, — она с чувством выполненного долга и выражением лица в духе "Вот так вот, Рэймонд" разворачивается и тянет ручку двери на себя. Та не поддаётся. Приходится дёрнуть её. Снова не поддаётся. Потянуть и дёрнуть. Бесполезно. Дёрнуть и потянуть? Нет.       Рэймонд стоит сзади и смотрит, как она уже двумя руками наваливается на эту проклятую дверь, всей своей силой упрашивая открыться. Должно быть, его это забавляет, раз он медлит со своими действиями. А, может, ему удобен её вид сзади в этом платье, тонко натянутом на всех изгибах фигуры.       — Вам помочь?              Нет, блядь, помешать.       — Да, пожалуйста.       Он, огибая её, дотягивается до ручки двери, и та, как назло, поддаётся, моментально снимая с себя проклятие запертости. Что за чертовщина? Хитрая дверь будто только и ждала его касания. Тут же прибавляется громкость фонового бытового шума кухни, разных акцентов работников. Она через плечо оглядывает Рэймонда с ног до головы побеждённым, но гордым взглядом:       — Спасибо.       — Всегда пожалуйста.       — Макс! — отворачиваясь, зовёт она и заходит внутрь. Дверь спокойно закрывается за её спиной, заглушая потоки дождя на улице.       Максимилиан тут же вырисовывается в поле зрения.       — Как ты, говоришь, зовут того классного повара? Которая очень хотела попасть к нам?       — Мэри Браун.       — Пригласи её на собеседование. Срочно.       — Слушаюсь. А что с нашими опасными друзьями?       — С кем?       — Не морочь мне голову, дорогая. Что это всё значит? Твои новые телохранители так и будут мешать нашим сотрудникам работать и запугивать их?       — Чак Грейс больше не наш сотрудник.       — Офигеть, — округляет глаза Макс.       — Офигеть, — округляет глаза Эмили, когда позже слышит эту историю от неё в своей гостиной. — И что в итоге?       — Я посмотрела на эту новенькую Мэри. Она классная, уже прошла тестовое задание на кухне и пробный рабочий день. Думаю, мы сработаемся.       Подруги молчат, раздумывая над произошедшим. Она знает, что Эми можно рассказать всё. Это негласное правило действует между ними вот уже целую половину их жизни — столько же, сколько они знакомы. Поэтому на второй день своего пребывания в гостях у Эмили, когда их общая компания на эти выходные уже разъехалась по своим делам, она и обсуждает с ней весь сюр своих нынешних реалий.       — Это просто шок, — заключает Эмили. — Я бы уже уехала куда-нибудь подальше, чтобы меня не достали все эти разборки.       — И я бы тоже, но у меня "Эндимион".       — Оставь Макса. Он же твой заместитель.       — Не могу. Есть множество вопросов которые нужно решать напрямую со мной. Мне легче быть здесь, если я хочу, чтобы все процессы работали отлажено.       — Ты, как всегда, невероятно серьёзно подходишь к своему делу. Мне придётся у тебя этому учиться.       — Брось, ты и так прекрасно справляешься. Иначе бы твоя организация ивентов не собирала бы столько наград. Странно, — она отвлекается на окно, где видит свой дожидающийся Maybach, — Нэд приехал, но не прислал сообщение об этом.       — Так, не пугай меня, — Эмили встревоженно смотрит на улицу. — Что тебе говорил этот умник Смит на такой случай?       — Умник Смит просил сообщать ему, если что-то идёт не так.       — И?       — Я что, похожа на мнительную дамочку, нуждающуюся в его мега важном внимании?       — Нет, ты вообще ни на кого не похожа, — Эми устало улыбается. — Такую стерву во всём мире больше не найти.       — Тогда какие ещё могут быть вопросы?       — Я тебя обожаю.       — Так, ладно. В следующий раз ты ко мне, — она отправляется в прихожую, убирая свой телефон в сумку.       — Да, я поставлю тебя в своё плотное расписание.       — Надеюсь, я буду где-то между организацией очередной свадьбы и долгожданным сексом с Джозефом.       — Да, прямо в эти свободные пятнадцать минут. Кстати обязательно найди фото мистера Смита. Интересно, кто тебя привлёк на этот раз.       — Не представляю, откуда я это возьму, — она покрепче зашнуровывает кроссовок перед выходом.       — Что-нибудь придумаешь. Меня нельзя оставлять с неудовлетворённым любопытством.       — Конечно, дорогая.       Они выходят на крыльцо дома и прощаются. Возле её машины, припаркованной прямо у кованой калитки, стоят двое вроде незнакомых мужчин. Она направляется к ним, когда Эми возвращается в дом и закрывает за собой дверь. Лёгкое неприятное предчувствие сквозит в разреженном воздухе. После дождливого серого дня лучи закатного солнца вскрывают плотные облака, выпуская из-под них нежно-голубое небо. Улица этого жилого района почти пуста. Вокруг непривычно тихо.       — Добрый вечер, — один из незнакомцев здоровается с ней, когда она выходит на тротуар.       — Здравствуйте. Вы от мистера Смита? Дэвид?       Мужчины быстро переглядываются, и незнакомец кивает. Отчего-то ей это всё не нравится. Пахнет западнёй. Но у неё есть проверочный вопрос:       — Как доехали?       — Хорошо.       В груди вместо размеренного сердцебиения запускается атомный реактор. Должно быть, Дэвид ещё не знает про пароль, или просто его забыл. Он придерживает ей дверь на задние сидения как будто не подозревая, что от него ждут другого ответа. Она делает вид, что всё в порядке, и снова вскользь спрашивает:       — Добрались без пробок?       Дэвид молчит, втягивая влажный воздух когда-то поломанным носом.       Почему он молчит?       Тревога пускается по венам, заражая всё тело. Что-то здесь не так.       — Садитесь в машину, пожалуйста.       — А где Нэд?       — За рулём.       Она мельком заглядывает в салон, усматривая водителя. Это явно не Нэд. Она в опасности. Времени на размышления нет. В ту же секунду на повороте с соседней улицы раздаётся пронзительный визг покрышек. Оба незнакомца теряют бдительность, отвлекаясь на внезапный громкий звук. А она срывается наутёк. Ей ничего больше не остаётся, как со всех ног уносить себя подальше отсюда. Путь в дом Эмили позади, и он отрезан незнакомцами. Значит нужно просто бежать вперёд. Куда-то, куда глядят глаза.       И она бежит. За спиной она слышит погоню: так просто не отделаться. Промедление головорезов на старте даёт ей преимущество в несколько секунд, но этого ничтожно мало. Солнце холодным уходящим за линию горизонта шаром светит прямо ей в глаза. Она готова добежать даже до него, если это её спасёт.       И она бежит. От страха лёгкие сжимаются, ей начинает не хватать воздуха. Почему она забросила свои пробежки по утрам? Хорошо, что на ногах сейчас удобные кроссовки, а не шпильки, как вчера. Если бы было наоборот... лучше не додумывать эту мысль до конца. Нет, с ней всё должно быть в порядке. Нужно просто бежать.       И она бежит. Впереди улица совершенно пуста, а сзади кажется будто за ней гонится целый отряд — так много шума стоит в ушах. Она слышит какие-то голоса, но не разбирает слов. Боже, пожалуйста, она хочет проснуться от этого кошмара прямо сейчас, но нет времени даже ущипнуть себя. Это ни к чему. Она знает, что не спит. Знает, что кошмар реален, что он бежит за ней по пятам, и ей нужно уносить ноги.       И она бежит. Горло раскалывается от холодного воздуха, который она вдыхает всё чаще. Солнце слепит глаза, и они защищаются от него выступившими слезами. Нет, только не это. Она может перестать видеть дорогу. Вот кто-то вышел из дома и молча провожает её взглядом. Мимо проплывают пара автомобилей, сворачивая с улицы по своим делам.       Здесь что, погони в порядке вещей?       И она бежит. Вдалеке прямо за ней несётся машина. Ей страшно до боли, до слёз. Мышцы готовы оторваться от костей, не выдержав напряжения. Она знает, что у всего есть предел, и у её скорости тоже. Сзади едут, и вовсе не для того, чтобы сказать ей, что это всё — розыгрыш. Её бы тогда стошнило прямо на месте. Сзади едут, чтобы схватить её, но она не позволит. Если выбирать между смертью от рук каких-то уродов или от изнеможения в бегстве от них, она выбирает последнее.       И бежит. Вот проулок, в который она, недолго думая, сворачивает с прямой дороги. Где-то недалеко вновь визжат покрышки. Её нервы сейчас визжат точно так же. Здесь в проулке темнее, так как солнце сюда заглядывать не хочет. Она бежит по лужам, по стеклу, по ненужным листовкам, не разбирая дороги. Шаги преследователей — за ней. Проулок выводит на параллельную улицу. Тут хотя бы есть прохожие. Но они так спокойно наблюдают за происходящим, прогуливаясь с колясками, собаками, друг с другом, что надежда на них тут же рассеивается.       Она хочет крикнуть «помогите», но не может: это слишком дорого стоит. Её лёгкие не предназначены для таких испытаний. И без того с каждым вдохом ей становится всё тяжелее. Несколько секунд, и она просто не сможет бежать так же быстро. А потом и вовсе не сможет бежать. Сзади не отстают. Она буквально кончиками развивающихся волос ощущает костлявые руки смерти, которая пытается её догнать, чтобы коснуться и тем самым забрать с собой.       Снова поворот в проулок. О, ужас! Он совсем узкий и мрачный. Здесь ей ещё хуже. Под новой дозой адреналина она перебегает его как можно быстрее, но он почему-то удлиняется. Кажется, ей плохеет. Вот на том конце проносится автомобиль и тут же громко тормозит. Снова знакомый звук стирающихся об асфальт шин. Вот на противоположном конце в этот узкий коридор между улицами вбегают охотники за её головой. У неё нет времени потерять сознание и немного полежать, хотя очень хочется.       Пролетевший мимо автомобиль возвращается и тормозит прямо напротив. Её сердце срывается с петель. Окружена. Тогда она просто упадёт замертво прямо сейчас. Одним решением оборвёт своё дыхание. Живой они её не поймают. Из авто показываются лица, среди них мерещится знакомое.       Рэймонд. Лицо смазывается слезами от непонятной радости.       Рэй, где же ты был?       Она то ли улыбается, то ли плачет, пока бежит прямо к нему. Скорее, скорее! К нему, ей нужно к нему. Только бы оказаться около него, только бы донести до него уже рассыпающееся на атомы тело!       Силы иссякают, замедляя бег. За спиной слышатся быстро догоняющие шаги, но это неважно: она ведь практически спасена. Когда лучший голос на планете — голос Рэймонда — нарушает тишь проулка, кажется, что это говорит её собственный ангел-хранитель:       — Кажется, сегодня не ваш день, ребята. Проваливайте.       — Нет, — раздаётся чей-то запыхавшийся ответ за её спиной. Оказывается, он очень и очень близко.       — Убери-ка эту игрушку, — говорит ему Рэймонд и достаёт из-за спины пистолет.       Ей кажется? Нет, мать твою, это реально оружие! Ёб твою налево!       Её моментально отрезвляет. От испуга она переходит на шаг. Дуло направлено практически на неё, и это жутко. Из-за спины угрожающе выкрикивают:       — Она едет с нами.       — По-моему у неё другие планы.       — Ты ещё кто такой?       — Я сказал: убери свой пистолет. Он ни к чему, всё равно она нужна вам живой, — Рэймонд чуть наклоняет голову, прицеливаясь.       — Ты уверен в этом?       — Да, как и в том, что, если ты хочешь вернуться с этого задания, то тебе стоит прямо сейчас разворачиваться и двигать отсюда в том же темпе. Какой-то характерный металлический лязг раздаётся где-то позади. Она такой слышала только в фильмах, когда взводится курок.       Стоп, что?       Выстрел, за ним ещё один. Оказывается, это очень неприятный, жёсткий и беспощадный звук. Она застывает в оцепенении, зажмуривается, словно оказывается в вакууме: на мгновение ничего не видно и не слышно. Будто всего этого нет.       Так что, конец?       Вдалеке за спиной кто-то чертыхается и убегает прочь. Она открывает глаза. Ничего не изменилось, с ней всё в порядке.       — Проверь его, — кидает Рэймонд одному из стоящих рядом. Его напарник тенью проходит мимо неё.       Что происходит?       Она бездумно оборачивается назад. Перед глазами всё серое: небо, ветви деревьев над крышами, окна домов, каменные бордюры, лежащий человек посередине проулка. Почему он упал в такой причудливой позе? Ему же, должно быть, неудобно.       Нет, только не это.              Она чувствует, что её шатает. Ей срочно нужна опора. Рэймонд нахмуренно посматривает на неё, убирая пистолет куда-то за спину. Почти сразу его напарник, отвлекшись от отдыхающего на асфальте, докладывает:       — Готов.       Кто готов? К чему готов? А она "готова"? Нет, к такому она не готова.       Она не готова к тому осознанию, которое сейчас буквально таранит ей голову изнутри. Рэймонд что-то нахмуренно пишет в телефоне, командует кого-то "положить в багажник", а его люди молча выполняют приказ.       Да что здесь происходит? Они все что, с ума посходили?       Её потряхивает в лихорадке, напряжение ломает колени и отбивает дробью челюсть. Она пытается сдержать себя, сильно сжав губы. Рэймонд снова смотрит на неё, внимательно вглядываясь. Он знает, что сейчас что-то будет.       И он прав. Она почти сразу взрывается надрывным криком. Им как взрывной волной застилается весь проулок, улица, квартал, город. Рэймонд, сморщившись, быстро направляется к ней, что тут же останавливает её дикий крик.       — Не подходи! — она выставляет вперёд руку, предупреждая его приближение.       — Тише. Пожалуйста, тихо.       Он говорит это так спокойно, так буднично, как будто ничего не произошло. Но мимо неё проносят мужское обмякшее тело, и это, блядь, нихрена не буднично! Она поднимает голову к небу, чтобы не видеть этого лица. Безжизненного, но ещё горячего лица. Это не реально, нет. Это всё постановка. Кипящие слёзы собираются во внешних уголках её глаз.       — Боже, что ты наделал?! — она задыхается, набирает в грудь больше воздуха и продолжает. — Что ты наделал? Боже, это ужасно! Ты — чудовище! Как ты мог?!       Рэймонд настороженно подходит к ней, держась чуть боком.       — Какой ужас! Ты убил человека! Он умер! Из-за тебя!       Горло сжигается ором, лицо — слезами. Рэй смотрит на неё с осторожностью и снисхождением, приоткрыв рот, чтобы начать говорить.       — Ты — больной! Ты убил человека! Ты хоть понимаешь, что ты сделал?! Он мёртв! Да как ты можешь...?! Ты ужасен!       — Сейчас я её приведу, — комментирует Рэймонд, обернувшись к своим приспешникам, в промежутке всей тирады. Её обезумевший взгляд пикирует прямо ему в лицо:       — Ты убил человека! Тебе как, нормально?       — Рэй, её водитель очнулся, — подаёт кто-то голос со стороны.       Мистер Смит кивает, поправляет очки и подходит к ней на расстояние вытянутой руки. Она закрывает глаза, с силой нажимает на веки пальцами, слыша как он впервые называет её по имени, и тут же обрывает его:       — Даже не смей... заговаривать со мной.       — Нам нужно уезжать.       — Я никуда с тобой не поеду. Оставьте меня в покое!       В беспамятстве она пятится дальше от него. Рэймонд снова зовёт её, но безрезультатно.       Какой ужас! Это — убийца! И она ещё думала, что он рыцарь! Она ещё хотела побывать с ним в постели! Фу, какая мерзость.       — Отвали от меня, урод!       Голос прощается со связками, желая им счастливо оставаться.       — Тебе нужно взять себя в руки и успокоиться.       — Успокоиться? Ты убил человека!       — Нам нужно уезжать, — Рэймонд быстро сокращает расстояние между ними.       — Ты убил его. Зачем ты убил его? Рэй... Зачем? — его тёплая рука ложится ей на спину, и она чувствует, что становится абсолютно бессильной.       — Поехали.       — Я не хочу никуда ехать, — голос дрожит натянутыми струнами. Силы покидают её вместе со стекающим по щекам кипятком. — Я хочу, чтобы никто больше не умирал.       — Идём, — Рэймонд одной рукой приобнимает её чуть ниже плеч и ведёт обратно к машине.       — Ты ужасен.       — Что ж, пусть так.       — Это всё ужасно.       — Да, не очень здорово.       Ветер хватает её своими пробирающими до дрожи невидимыми руками. Оказывается, она безумно замёрзла и начинает интуитивно жаться к тёплому телу рядом. Рэймонд ведёт её к машине такой спокойный, смиренный. С ним эта ситуация не впервой, и ей стоит его бояться. Но нет. Ей нестрашно. Ей, наоборот, безопасно с ним. Ведь, в конце концов, так он её спас.       — Я... я бы не смогла убежать, — всхлипывая, наконец проговаривает она страшное признание.       Да, это правда. Она знает, что не убежала бы. Слёзы тут же испаряются, почти даже шипя на её разгорячённом лице.       Когда ей предлагают место на заднем, она с огромным нежеланием отсоединяется от Рэймонда. Но он садится за руль, и она размещается позади. Пока её куда-то везут, она смотрит как закатное солнце играет щекотливым лучом на его крупных часах левой руки. Это дребезжащее отражение солнечного зайчика от швейцарского стекла на циферблате записывается одной из кассет её памяти как жизненно важная мелочь.       Единственная из всего чётко сохранённая в воспоминаниях мелочь.