Lady And Gentlemen

      Будильник разрывает сон в клочья, стягивая с глаз ширму закрытых век. Её доброе утро начинается всё в той же противно пустой постели с непривычного здешнего тёплого запаха дерева и природного камня, пропитанного влажным туманом Лондона. У неё немного времени, чтобы размяться, принять душ и собраться на работу. Что её там ждёт сегодня — неизвестно, но она готова ко всему. Если понадобится, будет грубить и даже угрожать. Ведь как выяснилось, дела могут делаться и так.       В квартире слышится присутствие Рэймонда. Вода в душе неистово нападает на его обнажённое тело, до конца не понимая своего счастья. Нет, она не хочет даже представлять себе подобную иллюстрацию. Он ясно дал понять, что ему с ней ничего не интересно. А с такими кадрами разговор короткий: баллы по нулям и из списка долой. Только формальное общение, никаких слюней, пущенных по его душу. Слишком много чести.       Делать ей нечего, ещё тратить своё время на невзаимность! Ей бы успеть ответить на все взаимности.       После небольшой разминки на заднем дворе она занимает освободившуюся ванную с витающим здесь оттенком терпких мыльно-кремовых средств. Пахнет приятно, но её это почти не трогает. Она быстро умывается, принимает душ и, обмотанная мягким белым полотенцем, выходит из ванной, не подозревая, что на противоположной стороне квартиры её хорошо видно паре иссиня-зелёных глаз. Не замечая, но смутно ощущая на себе чьё-то внимание она проходит в «свою» спальню и приводит внешний вид в статус полной боевой готовности. Довольная результатом, взглядывает на часы экрана телефона: без пяти минут восемь. Идеально.       Эхо её каблуков по коридору горделиво сообщает на весь дом, что она готова выезжать. Хозяин квартиры замечается на кухне. Стоя, как и накануне вечером, Рэймонд отпивает свежезаваренный кофе из монотонно-серой чашки. Она бросает ему формальное «доброе утро» и не останавливаясь идёт мимо, в прихожую. С замком получается разобраться наугад быстро. Через пару минут она оказывается возле машины Рэймонда в ожидании него самого, довольная и немного напряжённая. Мысли о работе обстреливают её из дробовика вариантов развития событий. Довольно сразу за своей спиной она слышит, что входная дверь захлопывается, закрывается на два поворота ключа. Время без одной минуты восемь. Мистер Смит молча проходит к машине с её вещами в сумке, молча отворяет ей дверцу на задние сидения, молча захлопывает её за ней и убирает сумку в багажник.       Ощущение, словно между ними теперь плещется Северный Ледовитый. Когда Рэймонд садится за руль он сразу включает тихое радио. Будто надеется, что это уменьшит её инициативу поговорить, а ещё чего хуже наладить с ним отношения. Но теперь он может быть спокоен: его кандидатура снята со счётчика её интереса.       В утреннем свете, пробивающимся сквозь вату плотных белых облаков, она определяет его адрес почти точно. Если бы хотела, то просто бы включила геолокацию и узнала бы ещё точнее, но больше не хочет. Это — лишняя для неё информация.       — Меня нужно отвезти в ресторан, — произносит она, когда замечает, что они явно отклоняются от маршрута.       — Мы едем не в ресторан, а в офис к твоему отцу.       — Вау, — раздражённо выдаёт она в ответ, — и почему же это?       — Он сам меня попросил.       — Что ж, Рэймонд, знай, что ты везёшь меня на казнь. Сейчас мне будет зачитываться официальный приговор и, возможно, даже при свидетелях я буду торжественно лишена своих полномочий и обязанностей. Ибо согрешила, и не стала подчиняться Его Величеству.       Рэймонд стреляет в зеркало заднего вида глазами, но оставляет её драматизацию без комментариев.       Да ей и не нужны его слова.       Напоминает сама себе это и выдыхает. Ситуация неприятная. Она знает, что всё так и будет: отец хочет воплотить свои слова в реальность, поэтому вызвал её для соблюдения формальностей.       Какая честь!       Они доезжают без пробок. Офис инвесторской компании отца, основателем которой он стал после успеха «Дардевилля», занимает два этажа одного из самых популярных бизнес-центров в Сити. На парковке, где им уже забронировано место, Рэймонд выпускает её из машины, оставляя вещи в багажнике. Вдвоём они проходят в здание друг подле друга совсем как деловые партнёры. В фойе бизнес-центра повсюду снуют сотрудники с разных этажей, создавая собой сплошные, трудно пересекаемые людские потоки. Особенно много их скапливается у лифтов. Она пристраивается с Рэймондом возле одного, только что поднявшегося вверх, уносящего с собой, кажется, сотню людей, так они в него набились. Повсюду голоса, звонки, шелест бумаг и стук каблуков о плитку пола, — настоящая шершавая возня в человеческом муравейнике. А у неё возня внутри. Она готовится к отстаиванию своей свободы, к защите «Эндимиона» от ненужных перемен. Рэймонд что-то постоянно набирает в телефоне, держась особняком. Она взглядывает на него всего пару-тройку раз, но он не замечает. Или делает вид, что не замечает.       Когда, спустя то ли пять, то ли десять минут, лифт, наконец, возвращается, они с Рэймондом проходят в него одними из первых. И сзади их тут же притесняют остальные пассажиры, забивающие собой кабину до отказа. Нажат почти каждый второй этаж по всей высоте здания, а им нужен тридцать первый. Двери отрубают поток людей, всё ещё пытающихся втиснуться в кабину, и лифт начинает движение вверх. Она оказывается у стены лицом к лицу с Рэймондом, бережно накрытая его телом, которое ограждает её от остальных попутчиков. От чрезмерно тесной дистанции между собой им обоим дико неудобно. Они стараются не касаться руками, глазами, дыханием друг друга, и это у них почти получается. Рэй лазиет взглядом по очень интересным пустым стенам лифта. Её глаза мечутся между потолком и его плечом, в которое приходится упираться. В ноздри забивается досадно удачный запах свеже-древесного парфюма мистера Смита. Всё это так некстати.       И почему мама говорит, что всегда всё складывается к лучшему? Сейчас в это не сильно верится.       На середине их пути становится едва свободнее: пока кто-то выходит, кабинку умудряются заполнять новые пассажиры.       — Могу я опереться о тебя? — задаёт она тихий вопрос Рэймонду.       Он на несколько секунд мешкает с ответом, но после просто кивает. Тогда она устраивает свой подбородок на плече Рэя, выглядывая из-за его спины на других людей в лифте. Чувствует, как он поворачивает голову в её сторону, чуть касаясь своей мягкой бородой её щеки. Его спокойное дыхание приятно дотрагивается до её уха, припрятанного в волосах. Вернее, не приятно, а обычно, как и любое другое. Может, он не ожидал, что она имеет в виду в своём вежливом вопросе. Но так и вправду удобнее, чем тыкаться в него носом и запоминать такой приятный запах. Лучше она будет рассматривать окружающих, устроившись на его крепком, широком плече. Рэймонд в очередной раз решает промолчать, как будто опасаясь нарушить тот вакуум между ними, что разросся за ночь. В конце концов в её действии нет ничего такого, да и он сам ей разрешил. Тем временем пассажиры всё выходят и выходят, и вскоре появляется возможность отодвинуться друг от друга, встать порознь, провести между собой холодную невидимую границу. Они теперь точно как мистер и мисс Арктика.       На нужном этаже лифт выпускает их в светлое свободное пространство минималистично, но уютно обставленного офиса. Рэймонд идёт к главному кабинету первым, ей приходится успевать за ним следом. Он не ждёт, не тормозит, торопится.       Хорошо знакомая дверь пропускает их в приёмную её отца с двумя секретарями и зоной ожидания. От солнца, заглядывающего в панорамные окна, и без того светлая обстановка здесь кажется ещё ярче. Их обоих приветствуют и сообщают, что шеф уже ждёт. Она порывается пройти к двери его кабинета, но Рэймонд аккуратно тормозит её, преграждая путь рукой.       — Подожди здесь. Сначала мы обсудим с ним обстановку.       Она может сейчас взбрыкнуть, отпустить ему какую-то колкость, но его непоколебимость странным образом остужает её. По лицу и движениям Рэймонда понятно: он не будет с ней препираться. Он решил, что зайдёт туда первым, и он зайдёт. Его стук в дверь получает приглашение войти, и мистер Смит скрывается в кабинете отца. Она удручённо вздыхает ему вслед, садится в кресло приёмной и взглядывает на часы: без пятнадцати девять. Проверка рабочей почты, переписка с Максом и обмен формальными фразами со секретарями лишь занимают собой время. А наблюдение за беспечной жизнью города в витринные окна, пока солнце заплетается в её длинных ресницах, только нагнетает ощущение затишья перед бурей. Когда Рэймонд снова показывается в двери, стрелки настенных часов запрыгивают на первые пять минут после девяти.       Что можно обсуждать столько времени?       Она скованно поднимается со своего места и, не видя больше ничего и никого вокруг, входит в отцовский кабинет. Ей бы помог этот поддерживающий взгляд из-под стёкол очков, если бы она его заметила. Но она не замечает. В фокусе только папа во главе стола, который приветствует её и предлагает присесть, когда дверь позади аккуратно закрывается. Диалог начинается как в тумане. Что-то там про кризис, семью, ссоры и импульсивность — она пропускает это всё мимо ушей. Начав издалека, папа никак не может подойти к главному.       При чём тут её ресторан?       Наконец, она резко спрашивает, что он хочет ей сказать. И слышит признание, что его решение отстранить её от обязанностей было поспешным. Выдыхает, расслабляется. Разглагольствования про её каждодневный риск, про несправедливое лишение любимой должности, про ненужность скандалов внутри семьи «в такой сложной ситуации» тоже проплывают мимо. Пока она слушает эту байку, фоном в её голове крутится один вопрос.       Эти 20 минут. О какой обстановке докладывают 20 минут?       Рэймонд.       Она сдержанно принимает слова отца и благодарит за его решение. Взамен её просят отчитываться о любой задержке в дороге или на работе и стараться по максимуму вести дела из дома. Она тут же обещает «быть паинькой» и «во всём слушаться мистера Смита».       — Я так и знал, что без тебя здесь не обошлось.       — Что ты имеешь в виду?       — Рэй сейчас завёл со мной эту тему. Ну, о твоём отстранении.       Всё внимание обостряется. Участившийся пульс накачивает радостью её грудную клетку как воздушный шарик. Уголки губ вздрагивают от солнца, которое резко начинает светить ярче в её расширившиеся зрачки.       — Правда? И что он сказал?       — Поделился мнением, что нам выгоднее оставить всё так, как есть. Думаю, ты его попросила за тебя заступиться.       — У мистера Смита и без этого забот хватает. Я лишь сообщила ему о причине нашего с тобой разногласия.       — Что ж, — отец задерживает на ней внимательный взгляд, — тебе стоит поменьше выносить семейные истории на обсуждение со своими телохранителями.       Оповещение в его телефоне позволяет ей отдышаться, пока он отвлёкся. Что-то пробудившееся, разогретое этим весенним солнцем и оттаявшее внутри неё ворует теперь весь кислород. Хочется кого-нибудь расцеловать, что, пожалуй, она сейчас и сделает.       — Я могу идти?       — Да, машина уже приехала. За тобой поднимаются.       — Кто?       — Сопровождение. Рэймонд уже передал им твои вещи.       — Оу, да, хорошо, — резкий сквозняк веет между рёбер, отчего она даже ёжится. — Конечно.       Скомканное прощание с отцом перемещает её обратно в приёмную. Тут только два секретаря.       Конечно, кому ещё тут быть? Не капитану Айсбергу же.       Этот его благотворительный жест она понять не может. Возникает лишь догадка, что ему отчего-то стало небезразлично. Но почему же тогда он сразу ушёл, оставив между ними большой пробел недосказанности, с которым она не знает, что делать? Ей приходит идея написать ему сообщение — первое в их переписке — «спасибо». Оно отправляется в тот же момент, как в приёмную проходят знакомые лица её сопровождения. Ответ же не приходит. Ни сразу, ни на следующий день, под конец которого она появляется на закрытой пресс-вечеринке модного бомонда Лондона. Спасибо Ребекке, помощнице главного редактора крупного английского журнала, которая провела её вместе с собой на этот вечер.       Здесь в расслабленном освещении по канонам светской дружбы гости общаются обо всём и ни о чём одновременно. Её эти вечеринки редко когда могут заинтересовать, но сегодня здесь возникает причина задержаться подольше.       — Вау, кого я вижу!       Прямо на неё в череде светлых и тёмных полос иллюминации идёт знакомый мужской покатый силуэт. И она восторженно его приветствует:       — Шон! Ты снова в Лондоне?! Какими судьбами?       — Да, прилетели, как всегда, по делам. Как ты?       — У меня тоже всё в порядке, а ты?       — Отлично. Но теперь — тёплый взгляд с хитрым прищуром залезает ей сразу под одежду, — ещё лучше.       — Рада встретить тебя здесь.       — А я-то как рад.       Ох уж этот Шон. Как обычно, тут же заставляет себя хотеть. Какая-то свободная футболка не скрывает его крепкий торс, плотные мышцы плеч и рук. Привычный запах его одеколона сразу окунает её в букет атласных цветов, рассыпанных на мокром асфальте, чуть сбиваясь нотами кофе и собственного тела Шона.       — Ты шикарно выглядишь, — он стреляет в неё глазами, хотя этого уже не нужно: она согласна. Согласна на всё, что он хочет ей предложить. Пара знакомых разбавляют собой плотную ауру их флирта, вклиниваясь в диалог. Она почти сразу отделяется, уводя за собой пристальный, налитый желанием взгляд Шона. И вроде она уже заговаривает с кем-то ещё, и улыбается в объектив, и обнимается с давними приятелями, но его особое внимание всё продолжает выцеплять её из толпы. Она несколько раз скрещивает с ним взгляд через весь зал, и эта однозначная взаимность сильно подогревает её.       — Осторожно, так можно и шею себе свернуть, — позже она подходит к Шону со спины, пока тот крутит головой, словно кого-то потерял.       — Я уже подумал, что ты ушла. Без меня.       — Вряд ли мне это удастся сегодня, — он улыбается ей, едва заметно кивая.       — Сколько мы с тобой уже не виделись?       Она задумывается и вспоминает, что их предыдущая встреча была как раз накануне появления того конверта с компроматом на её ресторан.       Ого, сколько же событий назад это было.       — Где-то пару месяцев.       — Надо же. Я вспоминал нашу встречу.       — И я.       — И предыдущие.       — И предыдущие, — с заигрывающей улыбкой повторяет она. Между ног уже сочится желание повторить.       — Что у тебя происходило за это время?       — О, Шон, у меня так много историй.       — Правда? Может, расскажешь?       — Конечно, — и про себя она добавляет «нет».       Вместо рассказа всю дорогу, пока их везут в отель, где остановился Шон, она в своей машине поддаётся его большим мягким ладоням, что гладят по волосам и оголённым коленям, притягивают её за подбородок для поцелуя. Всё, как и в прежние встречи во время его гастролей или просто рабочих поездок.       Как только двери лифта за ними двумя смыкаются, её вжимают в холодную сталь стены, нападая на горячие губы нестерпимым поцелуем. Пальцами она впивается в его позолоченную американским солнцем кожу, заражаясь обоюдным желанием всё больше и больше. Они целуются жарко, умопомрачительно долго, не слыша и не видя ничего вокруг. Шон требовательно подхватывает её бедро, и она обвивает его ногой. Здоровая пятерня тут же ложится на её задницу, забирая в свой плен. Это всё, чего она хочет сейчас. Кого она хочет сейчас.       Шон спускается с её губ на шею, накаливая кожу своим дыханием. Она сильнее вжимается в него своей промежностью, изнемогающей ожиданием плотного члена из его штанов. Сигнал лифта о прибытии на этаж их едва разлепляет.       — Идём, — Шон тянет её в коридор, к номерам.       Ей трудно переставлять ноги: они никак не хотят сводиться. Сейчас их хочется только раздвигать. Идти приходится слишком далеко. Она хочет прямо здесь, на этом мягком ковре с размазанным узором. Но Шон, наконец, словно считав её изнеможение, достаёт ключ-карту и протягивает к замку своего номера, пока она ещё делает оставшиеся пару шагов.       Внутри темно. Он заходит первым, включает ближайший светильник и затягивает её за собой, рывком закрывая дверь и прижимая свою спутницу к ней спиной. Всё так, как ей хочется, как она любит. С дрожащим на связках возбуждением он впивается в её губы и начинает играться с ней языком. Она уже постанывает от нетерпения. Эти прелюдии слишком затянуты, поэтому её руки мечутся по его штанам, хватаясь то за выступивший член, то за бляшку ремня. Когда его пальцы ныряют ей между ног, она перестаёт дышать от удовольствия.       — Тебя даже разогревать не надо, — шепчет Шон, скользя по её промежности мягкими настойчивыми движениями в избыточной смазке.       — Давай уже, — всё, что может выдать она в ответ, наконец расстегнув ремень и пуговицу его джинсов.       Пальцы выныривают из её трусиков и направляются ему в рот. Шон с наслаждением облизывает её сок, смотря прямо в глаза. Она тут же засасывает его в поцелуе, попутно стараясь спустить с него штаны. Он успевает достать из кармана заветный презерватив и вскрывает упаковку. Когда резинка натягивается на его бодрый стояк, он разворачивает её и прижимает щекой к двери. Ему ничего говорить не нужно. Она покорно прогибается в спине и расставляет ноги пошире. Её платье задирается моментально, насквозь промокшая ткань трусов сгребается в сторону и через секунду его болт мягко проходит внутрь. Ей не сдержать довольного возгласа. Шон любит начинать медленно, смакуя момент каждым сантиметром своего члена. И сейчас он не изменяет своим вкусам. Он входит и выходит из её пульсирующей вагины постепенно, чем доставляет непомерное удовольствие, хоть и одновременно злит её. Когда не терпится кончить, растягивание момента начинает раздражать.       Прижимаясь лицом к двери, она видит на стене тени их тел от светильника напротив. Вот Шон придерживает её макушку одной рукой, ухватившись за круглую задницу другой, вот он запрокидывает голову от кайфа своих проникновений. И ей одновременно с ним сводит низ живота от наслаждения. Они глухо дышат, беря от этого момента всё самое лучшее. Его член такой упругий, что ей хочется елозить на нём, и она начинает двигаться навстречу Шону. Тело вьётся дикой змеёй, доставляя дополнительное приятное трение клитора. Она закрывает глаза и сильно закусывает нижнюю губу, ощущая только его мощный фаллос внутри себя. Он сопит от растущего накала. Наконец она слышит его сдавленный голос:       — Малышка, я сейчас кончу, — и он вытаскивает свой член из пекла её вагины.       — Чёрт, — капризно комментирует она, ощущая как смазка начинает стекать по внутренней стороне бёдер. Её желание огромно и оно никак не может терпеть передышек.       — Ты слишком горячая.       — Потому что хочу тебя, малыш, — она выпрямляется и разворачивается к нему. Он целует её, упираясь стояком в складки сгруженного на животе платья.       — Быстро на кровать.       Она с готовностью кивает, проходит внутрь номера и забирается на роскошную упругую постель. Шон наугад включает пару бра на стенах, что оказывается идеальным освещением для их продолжения. Она, закусив губу, наблюдает, как он подходит следом с торчащим из раскрытых штанов членом, снимая с себя ненужную футболку. Его торс своим красивым сложением и росписью татуировок будоражит её ещё больше. Пока Шон расстёгивает и снимает с неё платье, она обхватывает его орган руками и неспешно массирует его, любуясь процессом. Как только Шон избавляется от оставшейся на себе одежды, то сразу ложится на кровать, устраиваясь поудобнее.       Особого приглашения ей не нужно. Она в нетерпении раздвигает ноги и насаживается на него сверху. Сильные лапы Шона тут же ложатся на её талию и помогают ей двигаться на его болте. Она концентрируется на безумно приятных ощущениях, предвкушая свой оргазм. Её скачки становятся всё чаще, она то откидывается назад, то склоняется вперёд, нависая оголённой грудью прямо над лицом Шона. Он целует её, сжимая пальцами поясницу, требуя продолжения скачек. И она продолжает. Её ладони упираются в его стальную грудную клетку, ощущая явный намёк на мышечный рельеф.       Наверняка у Рэя так же.       Что?       Что это сейчас было?       Откуда эта мысль заблудилась в её голове прямо в их с Шоном эпицентре?       Она встряхивает волосами, пытаясь забыть о Рэймонде. Но за её закрытыми глазами настойчиво рисуется знакомый портрет со светлыми волосами, прозрачными стёклами очков, ухоженной бородой и усами. Оргазм пробуждается заметнее. Она стонет в голос, сильнее сжимая бицепсы Шона. Его знакомые пальцы стискивают её, насаживая на тугой член. Рэймонд мог бы сжимать её точно также пару дней назад. И, раздражённая от этих мыслей, она совсем слетает с катушек и трахает Шона так, словно её таз двигается на шарнирах. Как же ей от этого становится хорошо.       Будто бы назло кому-то ей хочется разрядиться прямо здесь и сейчас. Как только она чувствует, что устала до боли в ногах, она снова наклоняется к Шону, целуя его взасос. Он начинает быстро двигаться в ней сам, обняв её в охапку руками. Везувий внутри готов разразиться беспощадной лавой. Как же сильно она ждала этого оргазма с той самой ночи у мистера Смита. Ещё серия толчков в ней, ещё куплет её возбуждённых вскриков, ещё один размытый образ с иссиня-зелёными глазами в тумане сознания, и она кончает. Лава оргазма накрывает её бездыханное в этот момент тело.       — А я ещё не всё, — Шон замедляется, но не вытаскивает.       Она отвечает ему кивком, потому что больше никак не может. Он мастерски переворачивает её на спину, сам встаёт с кровати на пол, придвигает её промежность ближе к краю и быстро влетает в неё снова. Лава оргазма внутри накаливается ещё больше, что заставляет её продолжать громко стонать. Толчки учащаются, она изгибается чувствуя вторую волну возбуждения. Его руки гуляют по чистому холсту её тела, хватают за щиколотки и разводят ноги в стороны, вбивая свой инструмент всё глубже и глубже. Она понимает, что он скоро закончит, и начинает быстро стимулировать свой клитор, чтобы успеть получить второй оргазм. Он склоняется сверху, упирается вытянутыми руками о кровать и настойчиво всаживает ей, заглядывая в глаза:       — Ты готова для второго раза?       — Да, ещё чуть-чуть, — выдыхает она, теряясь от возбуждающих теней на мускулах его тела. Они часто дышат в унисон, двигаясь в одном темпе.       Ещё немного, и Шон вынимает свой член, стягивает с него резинку и тут же разряжается ей на живот свежей порцией спермы. От этого зрелища и собственных пальцев она почти сразу догоняет его. Импульсы вновь пробивают её тело насквозь.       Как только она закрывает глаза, силуэт Рэймонда снова мелькает в голове, но тут же испаряется от горячих рук Шона, ласкающих её ноги. Должно быть, это просто лёгкое наваждение.       — Ты сегодня особенно страстная, — довольно хрипит он.       — Я соскучилась, — она улыбается, размазывая остывающий белок по поверхности живота.       — И я тоже.       Шон укладывается рядом на бок, подперев голову рукой. Она смотрит на него с разнеженным выражением.       — Надеюсь, ты останешься на ночь? — его хитрые глаза с прищуром снова стреляют в самое сердце. — Я хочу продолжения.       — Может быть.       После шуточек про его мужское здоровье в свои чуть за пятьдесят и обмена комплиментами физической форме, Шон уходит принять душ. Он успевает поцеловать её, всё ещё лежащую на постели, и как только у него за дверью включается неистовый поток воды, она начинает собираться. Одевается, поправляет мэйк, сообщает своему секьюрити, что за ней нужно подняться на этаж (обещала же быть паинькой), и дожидается его прихода. Шон не успевает выйти из ванной, как она покидает его номер. Ей тут оставаться нечего, своё она уже получила.       В машине, по пути домой ей приходит мысль спросить Нэда:       — Обо мне никто не интересовался?       — Нет.       — Даже удивительно, — её брови чуть дёргаются от сарказма.       — В этом нет необходимости, я исправно докладываю обстановку.       — В смысле? Что именно?       — Где, во сколько и с кем я Вас высадил. Где, во сколько и с кем забрал.       — И что, сейчас тоже?       — Конечно.       — Кому ты это докладываешь? — она задаёт вопрос, предугадывая очевидный ответ.       — Мистеру Смиту.       Ночные фонари вылавливают её чуть заметную довольную ухмылку. То есть, он знает, где она была и, скорее всего, понимает, чем занималась в этом отеле. А она знает, что он знает. Они оба кое-что знают друг о друге, но молчат.       И это говорит вместо них громче многих слов.