8 мая 2000 года. Токио, кухня гостиницы «Ann».
Йо очень любил свою семью и очень любил родной маленький тихий и уютный Идзумо, потому что с этим местом у молодого человека были связаны самые тёплые и трепетные воспоминания: полузабытые вечера с дедушкой под звёздным небом и непонятные рассказы старика о шаманах, предназначении и великом и всемогущем Короле Духов. Теперь, когда с последней поездки Йо в Идзумо прошло столько лет, прошёл целый турнир, прошло столько невероятных приключений и новых знакомств, это всё казалось старым детским сном, который почти стёрся из памяти. И всё же парень старался трепетно хранить эти особенно ценные фрагменты прошлого. Анна, как, по её же не скромному мнению, полагается будущей жене, знала о том, какое значение придаёт Асакура клану и Идзумо, и потому внезапное и сильное нежелание молодого человека ехать в личный Неверленд не на шутку встревожило Кёяму. «Ну, убил ты этого ублюдка недоношенного, и что, теперь до конца жизни траур по патлатому уроду носить? — слишком много чести для его садистской морды!» — шипели раздражённые мысли в скучающем золотом взгляде, пока рядом на кухне задумчиво вздыхал Асакура. Итако так и подмывало высказать жениху, что он стал слишком мягкотелым, окончательно превратился в рохлю, но вместо этого… — И в чём проблема? — скучающе-устало вздохнула Анна, даже не смотря на шамана. — Какая проблема? — не понял парень. — Почему ты не хочешь ехать в Идзумо на день семьи? — вяло поинтересовалась итако скучающим тоном. — Потому что снова начнётся это всё. Я не хочу. Мне достаточно того, что получил на прощание от ребят, — вздохнул парень с самым страдальческим видом. — Всё равно мне пока понятно чуть больше, чем ничего. Объясни нормально, а не так, будто мы в шарады играем, а я об этом не знаю, — раздражённо повела плечиком Кёяма. — Мама, папа, дедушка Йомей, бабушка Кино из Аомори, Тамао, Понти и Конти, — загибал пальцы Йо, смотря немигающим взглядом на Анну, — все они считают теперь меня героем клана, — уныло скривился парень. — И они правы. Ты герой, Йо, — сухо процедила итако. Если честно, Анну немного раздражало отношение Асакуры к собственному подвигу. Казалось, что Йо придаёт этому слишком большое отрицательное значение. — Герой, который стал героем только потому, что убил собственного брата. М-да уж, сомнительный повод для гордости… Даже если… Ты просто представь: меня кто-то спросит, в чём суть, почему меня все считают героем? И что я должен ответить? «Не знаю, я так не считаю» или простого «за успешную попытку переплюнуть Каина» будет достаточно, чтобы ясно обозначить моё отношение ко всем этим «похвалам», как считаешь? — выплюнул Йо с искажённым злостью и горечью, лицом. — Что я считаю? — что ты слишком проникся идеями своего брата-психопата-садиста, — с явным неодобрением в сухом голосе хмыкнула Анна. Затем, видя, что никакой реакции от жениха не следует, раздражённо добавила: — Ты сочувствуешь монстру, Йо! Ты его даже не знал как следует! Никогда с ним не общался, Хао тоже братских чувств никогда не демонстрировал, кроме тех фрагментов своей ненормальной одержимости идеей поглотить тебя. Тц… Напыщенное ничтожество… Бесят такие «герои», которые то и дело рисуются перед всем миром… — раздражённо выдохнула итако. — Я понимаю, о чём ты говоришь, Анна, но согласись, он не просто рисовался. Шаманы отказывались от боёв с ним, едва узнавали, что именно он будет следующим соперником. И поступали разумно. Я помню, как сам посоветовал девчонкам из команды Шароны отказаться от поединка с ним, — возразил Асакура. — И какое право ты имел раздавать советы подобного характера другим участникам? Это только усиливало массовый страх перед Хао! — строго накинулась на несчастного шамана итако. — Ну… ехех… — замялся Асакура, выпустив нервный смешок. Йо не понаслышке знал, как сурова в гневе Анна. А невеста точно мысли читать умеет… — Ты же его не боялся, надеюсь? — скрестив руки на груди, холодно поинтересовалась насупившаяся итако. — Не боялся, но, если бы нашим соперником в поединке поставили Хао, я бы отказался от участия. Уверен, Рю и Фауст меня бы поддержали в этом решении, — твёрдо и однозначно проговорил Йо. — Хмпф… Ясно. Со мной бы ты даже не посоветовался, м? — холодно поинтересовалась Анна, устремив на шамана убийственный взгляд. — Анна, понимаешь, важно различать благоразумие и жажду победы… — начал шаман чуть менее уверенным голосом. — А по-моему, достаточно понимать, что трусливое благоразумие не приведёт к победе, а вот жажда победы и готовность идти по головам, — вполне. Правда, патлатой выскочке это не помогло… — довольно-скучающе хмыкнула итако. — Всё, Анна, перестань оскорблять Хао! Ты даже не собираешься принимать во внимание то, что он сделал для шаманов, то наследие, которое оставил после себя, все многочисленные трактаты, которые теперь остались в его библиотеке в Идзумо. Ты принимаешь во внимание только плохие его качества, но при этом игнорируешь всё хорошее, это несправедливо! — всплеснул руками Йо в порыве горечи, которая из него изливалась. Душа парня дрожала от несправедливости вечно суровой невесты к его брату. — Если ты убил эту тварь, то должен не слёзы лить, точно девица, или со мной препираться, а радоваться, что расправился с таким сильным врагом! — отчеканила Кёяма прохладным тоном, но потом, чуть успокоившись, добавила: — и вообще, раз так невтерпёж всему миру растрепать, какой замечательный ублюдок у тебя братик, то и выступай вместе с Ханагуми, когда Турнир возобновится, только придумай прежде, как объяснить это своим друзьям. Сомневаюсь, что и в этом решении Рю тебя поддержит, — обиженно-язвительно хмыкнула Кёяма. — Анна, ты утрируешь уже… — устало выдохнул парень.***
— Ладно, ты вещи в Идзумо собрал, или опять мимо ушей пропускаешь мои слова? Наш автобус отправляется через три часа! — перевела тему девушка.15 мая 2000 года. Автобусная станция Идзумо.
Несмотря на отсутствие единого мнения о поездке в Идзумо, молодые шаманы в назначенный день всё же прибыли в небольшой городок, связанный с двумя прославленными Асакура. — Йо, Анна! — слабый и потому не громкий старческий голос потонул в шумном облаке голосов, рычании заведённых двигателей и гуле объявлений о прибытии очередного автобуса, которое наполняло станцию. — Отец, здесь слишком шумно. Может, я позову? — заметил Микихиса, поравнявшись с тестем и по его примеру гуляя внимательным взглядом по потоку людей, что отхлынул от автобуса из Токио. Йомей кивнул, признавая обстоятельность слов зятя. — Йо, Анна! — бросил звучный клич Микихиса, и весьма быстро обнаружил молодых людей у киоска с сувенирами, куда Йо притащила Анна: — Помоги выбрать брелок! — выдала итако, подтащив жениха к палатке со всевозможными безделушками для гостей города. Парень слегка оторопел от чуть неожиданной просьбы невесты. — Разве ты не считаешь покупку подобных вещей пустой тратой денег? — растерянно пролепетал Йо. — Считаю. Но я хочу как-то выделить сегодняшнюю поездку в Идзумо. Не каждый день выпадает возможность чествовать тебя за победу над древним шаманом. Почему бы не купить вот этот, м? По-моему, неплохой, да и цена более-менее приемлемая… — задумчиво щебетала Анна, указывая на металлический брелок с изящной лисицей. Рыжая припадала на передние лапки, словно готовилась к прыжку перед тем, как вцепиться зубами в тушу несчастной жертвы. Подобная ассоциация не понравилась молодому человеку: слишком кровожадная, а Йо, вообще-то, пацифист. Парню, честно говоря, не нравился ни брелок, ни подозрительно хорошее настроение невесты. Действительно, у итако будто был повод для радости. Но Йо не понимал, какой именно, и это настораживало шамана. — Йо, кажется, нас зовёт твой отец, — заметила девушка, расплачиваясь за покупку. Брелок с лисицей итако всё-таки, в противоположность пуританскому обыкновению, приобрела.***
Молодые люди покинули лавку и вскоре, погрузившись в автомобиль Йомея, уже ехали к поместью Асакура. Анна расспрашивала Микихису о том, как протекает жизнь клана, пока они с Йо находятся в Токио, а Асакура-младший рассматривал в окно не самые весёлые весенние пейзажи: как обычно, май — месяц дождей в Идзумо, и автомобиль плавно скользил по невзрачным сереньким улочкам блеклого запустелого городка. Виды голых сиротливых улиц бедного города навевал тоску, но это невесёлое настроение вполне устраивало Йо. Парень с тяжестью на сердце ожидал приезда в поместье, словно там ему уготовано не чествование, а казнь. Просто молодой человек, сам того ещё не осознавая, возможно, затаил обиду на родных. Как же так? Почему все вокруг допускают вопиющую несправедливость и считают героем его, забыв уже кажется, даже о том, кто вообще такой Асакура Хао, словно его личность, — не более, чем плевок Бога в плотность бренного мира? А ведь великий оммёдзи — основатель дома Асакура, и, если бы не он, сейчас никто никуда не ехал. Но почему-то никого это не волнует, кроме Йо. Неужели один только он помнит о своей первой и пока единственной жертве? Эта вопиющая несправедливость возмущала и расстраивала Йо до глубины души. Парень чувствовал вину перед убитым братом за то, что отнял его жизнь, хоть и понимал, что это не полностью его вина, ведь на Йо оказывали давление все знакомые шаманы. Хотя… Разве это оправдание для братоубийства? Разве для братоубийства есть хоть какое-то оправдание? Почему никто не может дать Йо необходимых ответов или более необходимого успокоения? Хотелось иногда даже взять Анну за плечико и начать трепать, что есть сил в надежде образумить невесту в её пренебрежительной неприязни к Хао. Конечно, Йо мог бы позволить себе действия подобного рода в отношении строптивой итако лишь в мыслях и то лишь до тех пор, пока Анна не вернёт себе способность рейши, чего, как надеялась сама итако, после встречи с Йо не произойдёт никогда. В таком неприглядном городишке бедность и запустелость улочек компенсировали по-настоящему восхитительные природные пейзажи. Вот и сейчас за окном возвышаются над раскинувшимся городком громады зелёных гор, точно родители, которые зрят за своим чадом. Йо всегда завораживала местная природа, богатство которой стало основой для множества мифов, связанных с местными горами, лесами и реками. Когда Йо был ребёнком, заслушивался историями дедушки у костра под звёздами. Воображение маленького шамана с живым энтузиазмом рисовало красочные и немного таинственные картины из удивительных мифов, о которых рассказывал дедушка. Так, по словам старика, реку Хии, протекающую по территории города и имеющую восемь притоков, можно связать с преданием о Ямата-но-ороти — восьмиглавым и восьмихвостым змеем, который по легендам доставлял много проблем японцам. Как и река Хии, беснуясь во время разливов. Погрузившись в воспоминания о древних легендах, Йо не замечал, как они проезжали памятные для молодого шамана места: рощицу сасаки — деревьев, которые в Японии почитались как священные. Здесь Йо когда-то играл с Тамао, строил с девочкой шалаш, нашёл раненого птенца. Дети потом вместе выхаживали пташку, кормили червячками, которых после дождя собирал Йо как обладатель более крепких, нежели у девочки, нервов. — воспоминания унесли молодого человека тёплой волной, и парень не заметил, как на губах возникла неосознанная улыбка и как скоро отец привёз их к особняку клана. Поместье семьи Асакура представляло собой один основной дом — замкнутый прямоугольник коридора, вокруг которого разбросаны домики поменьше — хозяйские строения для бытовых нужд, как-то: чулан для хранения различных пищевых запасов, уличного инвентаря, пара прудиков, — в одном жили грациозные величавые лебеди, в другом — священные для японцев карпы кои, и с дюжину одинаковых гостевых домиков, в которых когда-то проживали ученики клана. На территории поместья был ещё один отдельный от остальных небольшой пруд, уже, правда, поросший трясиной. Тамао как ученица клана, бережно хранила фрагменты истории Асакура и рассказывала о былых временах, когда сюда — в поместье прославленных на всю Японию, шаманов, съезжались многочисленные ученики. В прежние времена их число достигало полутора тысяч. А сейчас вот, когда люди утратили веру в духов, ками и божества, в ученицах шаманского клана осталась одна лишь Тамао. Мысли о приёмной сестре омрачили Йо пуще прежнего: девочка ведь, наверняка, сейчас начнёт петь ему дифирамбы, восхваляя его победу над собственным близнецом… Йо испустил вздох. Как же он не хотел этой пресловутой поездки! Ну почему, почему его никто не понимает? Почему никому в голову не приходит, что Хао, в первую очередь, — его брат, а потом уже враг, недруг и соперник в борьбе за звание Короля-шамана… Как было бы здорово, если бы всё с самого начала сложилось иначе: вместо ненависти и страха, Хао бы вызвал в людях сочувствие к своим убеждениям. Может даже, Йо бы смог найти в брате-сопернике настоящего друга, разделил бы с ним его ненависть, избавил от тяжести печали на душе, — да, это было бы так замечательно! Оставалось две небольшие трудности: время не ходит назад, и у истории нет сослагательного наклонения, а значит, этим наивным мечтам суждено навек остаться лишь наивными мечтами.***
— Ну что, молодёжь, выгружаемся! Приехали! Анна, толкни Йо, пожалуйста, а то мой бестолковый внук снова заснул, — попросил Йомей, паркуясь на подъезде к поместью. — Йо, просыпайся… Йо, мы приехали. Йо, слышишь? Асакура, хватит дрыхнуть! — не выдержала итако. Когда парень соизволил разлепить глаза, все пассажиры покинули автомобиль и вышли в промозглый серый дождливый май, который резонировал с душевным состоянием молодого человека. Йомей прошёл к зданию хозяйского дома и позвонил в колокольчик, давая понять, что долгожданные гости прибыли. Раздался хрустальный перелив, и на порог, опустив личико, вышла чуть повзрослевшая с последней встречи с наследником клана, Тамао. Ученица дома Асакура входила в пору юношества, и бесформенное, по-мальчишески угловатое тело девочки приобретало женскую плавность в мягких очертаниях бёдер, покатостях плеч и изгибах талии. Видеть такую чуть другую Тами было немного непривычно и странно, и Йо несколько секунд не мог отвести от девочки жадного взгляда, не задумываясь даже о том, что удивлённо пялиться так открыто — неприлично. Парень пришёл в себя лишь когда девочка обратилась к нему: — Йо-сама, Анна-сама! Вы приехали… Какая радость! Проходите скорее в дом! — проговорила, краснея и запинаясь под напором шоколадных глаз Йо, блуждающих по фигурке изменившейся приёмной сестры. Молодой человек прошёл в дом вслед за девушкой. Переходил из комнаты в комнату с мыслью, что все они невероятно похожи друг на друга: весь первый этаж был выдержан в стиле «Сёин», который отличался абсолютным лаконизмом и сдержанной цветовой гаммой, изобилующей кремовыми цветами; вдыхал сухой и уютный запах застарелых книг; вслушивался в тихое поскрипывание, которым отзывался дощатый пол. — это всё: от запаха до звуков ткало совершенно особенную целостную родную уютную атмосферу. Спокойные светлые тона разбавляет тёмное дерево. В двух-трёх комнатах стояло даже аккуратное карликовое деревце. Парень помнил, что его бабушка Кино увлекалась искусством бонсай, а значит, и всю эту спокойную красоту тоже вырастила она в те короткие приезды из Аомори. Карликовые деревца очень гармонично вписывались в интерьер дома, подчёркивая общую атмосферу спокойствия и умиротворения и привнося частичку жизни в общую безжизненную обстановку. Тамао с парнем прошли в уютную кухню, где их уже ждала вся семья. — Всем привет, кого не видел! — заходя в комнату, бросил Йо с натянутой улыбкой. Присутствующие члены семьи заулыбались при появлении надежды и спасения клана и устремили взгляды, из которых через край изливались самые тёплые и искренние чувства: одобрение, восхищение и похвала. Асакура-младший старался не встречаться ни с кем глазами: юноше было мерзко осознавать свою причастность к убийству близнеца. Йо, подражая одной из трёх обезьян, предпочитал не видеть зла, закрывая глаза; не слышать зла, закрывая уши. Говорить о зле парень тем более не намеревался сегодня. Пройдя за стол и увидев обилие разнообразных блюд на накрытом столе, шаман почувствовал звериный голод, что, в общем-то, и не удивительно, ведь… Ужин, приготовленный Кино, как всегда, оказался очень вкусным и сытным: чего стоит один только удон с курицей и овощами в соусе терияки! Остро-пряный соус отлично сочетался со слабым блеклым вкусом овощей, в то же время подчёркивая курицу. Лапша, сама по себе, не имея яркого вкуса, приобрела его, впитав терияки. На десерт же были дораяки с шоколадом. Йо обожал сладости, приготовленные бабушкой: чувствовались в них забота и любовь, которые вкладывала Кино. Тёплый чай было решено пить на улице под закатным небом и звуками гитары, которыми обеспечил всех Микихиса. Присутствующие покинули дом, высыпав в холод не самого тёплого и дружелюбного мая. Члены клана расселись вокруг низенького стола, который вынес Микихиса. Кино принесла маленький чайник, чтобы все пили горячий чай на улице под завывания безжалостного ветра. Йо терпеливо принимал поздравления и хвалебные слова в связи с его победой над братом. Каждое слово об этом врезалось в сердце, оставляя отметину. Губы начинали неметь и уставать от приклеенной вежливой улыбки, в которую шаман даже не считал нужным вкладывать что-то искреннее или настоящее, как не считали нужным окружающие Йо сейчас люди поинтересоваться его желанием или не желанием отнимать жизнь, мечты и планы у брата, который его копией мог бы сидеть рядом. Праздник был в разгаре: все переговаривались, обменивались новостями, передавали друг другу угощения, наливали напитки. Отовсюду слышался гул оживлённой беседы, смех. Всем было весело, и только Йо чувствовал себя чужим, изгоем, не способным улыбаться задеревеневшими губами. Хотелось вернуться домой, в Токио. Молодой человек молчал, потупив взгляд, пока не отвлекла Тамао. В его детстве розоволосая девочка была единственным ребёнком, добровольно общающимся с нелюдимым и чуть диковатым мальчиком. Йо ей нравился. И знал это. Нравилась ли Тамао Йо — хотел бы он знать ответ. Родные парня взяла сиротку-Тами в семью, когда мальчику было шесть. Яркого чувства к приёмной сестре Асакура точно не испытывал. Тамао всегда была робкой и милой, по крайней мере, такой помнил её Йо; но теперь перед парнем была уже не совсем та пугливая девочка, красневшая от одного его взгляда, — сейчас перед ним красивая и милая девушка семнадцати лет с неизменно ласковым нежным взглядом, — или, быть может, так Тамао смотрела только на Йо, когда не отводила и не опускала взгляд? И вот эта повзрослевшая Тами, как её нежно называли члены семьи, дотронулась до тёплой руки Йо своей холодной. Случайно или нет, он так и не смог понять, а только поднял на деушку вопросительный взгляд. — Замёрзла? — мягко спросил парень, внимательно наблюдая за реакцией розоволосой шаманки, которая, вопреки его ожиданиям, не только не упала в обморок от стеснения, но даже ответила: — Нет, Йо-сама. Вы очень внимательны ко мне, благодарю, — едва слышно проговорила та, мягко заливаясь румянцем. — Тамао, может, я дам тебе свою куртку? У тебя руки ледяные! — Нет, спасибо, всё в порядке. Я пью тёплый чай и согреваюсь! Пожалуйста, не беспокойтесь обо мне! — девушка сказала это так дёргано, что Йо был готов поспорить на что угодно, что она сейчас убежит смущённо в дом. Однако и эти ожидания оказались разбиты о суровую действительность: Тамао только словесно, даже несколько сдержанно, что Асакура связал с присутствием поблизости Анны, выразила радость по поводу возвращения парня: — Йо-сама, я очень рада, что Вы навестили нас! Как проходит Ваша жизнь с Анной-сама в Токио? Надеюсь, всё благополучно? — Да, Тами, всё хорошо, спасибо. А ты как здесь поживаешь? Скучать не приходится? — отдал дань вежливости парень. — Нет-нет, что Вы, Йо-сама… Мне совсем некогда скучать… Вот не… недавно ходили с Микихисой-сама в горы… Ваш отец обучает меня сюгэндо. Я стараюсь, как могу… — смущённо и потому едва слышно лепетала Тамамура, блуждая взглядом по земле, по столу, по тёмным деревьям и цветам. — И как? — спросил Йо чуть дёргано. — Ч-что как? — не поняла розовласка. — Успехи в постижении сюгэндо есть? Это очень сложное учение, насколько я знаю. Особенно для девушек, — проговорил Йо, вспоминая рассказы отца о сюгэндо. — Не… Не знаю, Йо-сама, я не могу оценить себя непредвзято, но очень стараюсь выполнять все указания Микихисы-сама в точности, как он го… говорит! Но под холодным водопадом стоять мне ещё сложно, — ступни быстро начинают неметь, — сбивчиво и пугливо пролепетала шаманка, нервно пытаясь сложить журавлика из салфетки за столом. Стемнело совсем скоро, и почти ничего уже не было видно, — из-за этого журавлик никак не получался, а в присутствии Йо Тами волновалась ещё сильнее. — Понятно… А что насчёт оммёдо? Кажется, это самая сложная составляющая сюгэндо? Давай помогу? — спокойно улыбнулся Асакура, наклоняясь чуть ближе к приёмной сестре, — так, что розовласка затрепетала от близости молодого человека. Парню нравилось вот так непринуждённо беседовать с Тамао, попивая горячий чай в укромной темноте прохладного вечера. Установилась такая спокойная и тёплая атмосфера, в которой Йо мог без опасений говорить о чём-то, что, пусть косвенно, но связывало его с Хао. — Оммёдо… — теряя нить разговора и вообще способность мыслить здраво и рассудительно в присутствии Йо, пролепетала непослушными пересохшими губами, Тами, продолжая тихо и несмело: — пока очень сложно для меня. Сложно читать трактаты этого жестокого человека, — основателя рода Асакура, — Асакуры Хао. Очень сложно. Наверное, я прилагаю недостаточно усердия для постижения оммёдо, но всякий раз, как читаю какой-нибудь его труд, я словно… Словно прикасаюсь к душе Асакуры Хао голыми руками. Прикасаюсь, и руки немеют от обжигающего холода. Ваш брат был жутким человеком, которому не знакомы ни сострадание, ни доброта, ни любовь. Слава небесам, Вы избавили мир от его бесчеловечной души. Вы настоящий герой, Йо-сама. Вы… Вы мой герой… — последнее девушка пролепетала едва слышно и держа сложенные руки у груди, не смея посмотреть на Йо. — Тамао… — глухо проговорил молодой человек, заставив розовласку, напряжённо ожидавшую его реакции на фатально смелое признание, вздрогнуть. — Йо-сама, мне… мне не следовало говорить Вам это всё, простите… простите… Ах, глупая-глупая негодная Тамао! У господина Йо есть невеста, а глупая неблагодарная Тамао смеет говорить господину такие неприличные вещи, простите! — Тамао, пожалуйста, постарайся сейчас успокоиться и понять меня правильно. Для меня не секрет, что ты, возможно, не ровно ко мне дышишь… — Йо прикрыл глаза, услышав, что дыхание девушки участилось и стало глубже, — верный знак, что она вот-вот заплачет, но молодой человек продолжал, понимая, что должен поставить в этом точку раз и навсегда здесь сейчас, чтобы потом не возвращаться к неудобному объяснению, — …но я не могу дать тебе то, что ты хочешь получить, — девушка напряжённо притихла и сжалась. Йо даже показалось, что Тами перестала дышать от напряжённости момента, но так же Асакура понимал, что их разговор уже начался, назад пути нет, и он должен завершиться на максимально однозначной ноте. Молодой человек дал Тамао возможность чуть успокоиться, прийти в себя, и продолжил: — Я не хочу больше ничего слышать в этом духе. Я не герой, я только братоубийца. И не нужно пытаться проблеять что-то в качестве возражения. Иначе я буду вынужден оборвать наше с тобой общение. Я этого не хочу, так что всё в твоих руках. Всё. И подарок от тебя мне не нужен. Даже если ты его готовила три, четыре, пять, десять дней. Когда руки по локоть в братской крови, праздничного настроения совсем нет. Только почему-то этого никто не понимает… — выдохнул Йо, угрюмо уронив голову на руки и вяло оглянувшись на окружающее торжество: Анна сидела рядом с Микихисой и, кажется, смотрела в сторону Йо — в темноте трудно было разобрать. Тамао медленно и как-то отстранённо кивнула и, поднявшись со своего места, на ватных ногах поплелась в сторону дома. По обоим плечам от девушки возникли, чуть сияя в темноте, Понти и Конти, что-то неся в утешение хозяйки, но что именно, — Йо разбирал с трудом. Парень чувствовал себя отвратительно, винил себя за грубость с робкой и доброй сестрой, за холодность, которая сковала его сердце после убийства брата и за то, что сейчас не пошёл за Тами и не извинился. Просто не мог заставить себя подняться с места. Просто не мог найти в себе силы и желание. Его друзья, его семья, другие шаманы, патчи, Тамао, Анна, Манта, — все они положились не на того человека, и в том их вина. Вина в выборе.