Ох, эта ночь! Отчаянье стягивал туже и туже сам. От плача моего и хохота морда комнаты выкосилась ужасом.
И видением вставал унесенный от тебя лик, глазами вызарила ты на ковре его, будто вымечтал какой-то новый Бя́лик
ослепительную царицу Сиона евреева.
Вспомнить всё: желая как можно скорее выполнить своё предназначение в Японии и следуя совету Хао, Рен предлагает Хорокею выпить. Охмелев от саке, китаец ощутил на себе все последствия воздержания в отсутствии Анны, и попытался склонить друга к связи. Хоро решительно отказался, ведь Рен просто плюнул ему в душу, избрав такой грубый, во всех смыслах, подход к решению проблемы. Кажется, китаец сам это понял, ведь в эту ночь тоже не спал. «Тоже» — потому что не только он без сна…Ночь с 8 на 9 июля 2000 года. Гостиница «Ann». Чулан Хао Асакуры.
Хао даже не пытался заснуть — знал, что это наивно и глупо, ведь всё равно не сможет. Проще сразу пойти шататься по улице или читать, чтобы ночь не прошла без толку. А вот так лежать в тишине, вслушиваясь в свои мысли, дыхание и тонкое безмолвие — так же завораживающе, как ступать босиком по мягкой траве под шёпот далёких звёзд. Но сейчас к наказанию, вынесенному из Ада, добавлялась и запредельная температура, к которой бывший огненный шаман так и не привык. Парень метался по футону в поисках наиболее прохладного угла — успех примерно такой же, как в попытках заснуть, то есть, — плюс-минус ноль. Куда бы ни тыкался Асакура-старший, — везде огненного шамана встречали следы его недавнего присутствия в виде остаточного жара от простыней и одеял футона. Молодому человеку казалось, что аномальная температура плавила его не только физически, но даже метафизически, то есть умственно: каждая мысль в голове представляла нечто среднее между растёкшимся в кашу желе и часами на известной картине Дали. Дурацкое жаропонижающее, которое дал Йо ещё чёрт знает когда, не демонстрировало никаких признаков действия так, что Хао грешным делом задумался не просрочено ли оно и не выпить ли ещё. Но для этого пришлось бы выползти из-под одеяла, чего Хао очень не желал, да и едва ли мог бы, ведь озноб, ломоту и слабость никто не отменял. Пока оммёдзи размышлял, как лучше поступить, решение в самом прямом смысле постучалось к нему в чулан: — Аники, ты спишь? — вновь проскрёбся Йо под дверью. — Нет, но я тебе не открою, справишься сам. Там незаперто, — с трудом проскрипел Хао. Пара мгновений — и Йо впустил вместе с собой короткую вспышку света из коридора, заходя к брату в чулан. — Тоже не спится, отото? Только вот не стоило тебе приходить сюда, — тихо и слабо проговорил парень куда-то в слепую темноту комнаты. — Пр… Прости меня, аники, я очень виноват… Но у меня была надежда, чт… что ты всё понимаешь сам… — сбивчиво и тихо-виновато пролепетал в волнении Йо, не решаясь подойти к футону брата. — Отото, ты такой милый, когда робеешь — лучшее лекарство для меня, — Хао испустил ломано-лающий смешок, — я мог бы наблюдать за тобой таким пару вечностей, но… — молодой человек прервался, чтобы передохнуть от длительной речи, и, спустя пару секунд, закончил мысль: — но с моей стороны было бы бесчеловечно пользоваться твоей наивностью и добротой и дальше. Поэтому уверяю: ты меня не обидел. Я так сказал, потому что не хочу заразить тебя… — Хао притих в задумчивости, обдумывая какую-то мысль, а затем, утвердившись в своём намерении окончательно, выдохнул: — всё-таки, Тамао беременна, опасно подвергать её такому риску. — Правда? — удивлённо-умилённо проронил Йо. — Когда я тебя обманывал, отото? — спокойно выдохнул Хао, поглаживая тёплую руку близнеца своей горячей. Это дарило пусть кратковременное, но умиротворение. Оммёдзи было хорошо, спокойно и уютно рядом с отото, которого в последнее время почти не видел в своей жизни, которого украл пузато-кровожадный розовый крыс-мутант, — почему-то охваченное выжигающей лихорадкой сознание оммёдзи представляло невестку так по-детски обиженно. — Я… я бы так хотел, чтобы ты не уходил, отото. Чтобы мы хотя бы сейчас побыли вдвоём. Начинаю забывать твои ресницы, твои глаза, твои… губы, — Хао испустил тихий выдох и, не без труда приподнявшись на футоне, сел и поманил жестом близнеца к себе. Йо подошёл, прекрасно понимая, что сейчас сделает брат. — Как же… как же я скучаю по тебе, отото, — прошептал Хао, когда парень подошёл и чуть наклонился к близнецу по его же просьбе. Асакура-старший задумчиво провёл пальцами по мягким и податливым губам брата и судорожно-порывисто одёрнул руку, словно обжёгся. — Нет. Тебе лучше уйти, Йо, — угрюмо выдохнул Хао. — Даже не выслушаешь меня? — закусил губу от негодования на свою неосмотрительность Йо, ругая себя за то, что упустил контроль над собственными мыслями и всё испортил. — Я уже услышал достаточно. Сам же знаешь, что я не хочу взаимодействовать с людьми, а ты намереваешься снова упечь меня в больницу, — холодно и сдержанно с трудом прорычал Хао. Услышанное в мыслях брата оммёдзи воспринял как настоящее предательство, причём следующее сразу за выставлением из комнаты. — Ты ведёшь себя как ребёнок, Хао! Может, хоть Рена послушаешь, если обеспокоенная просьба брата для тебя — пустой звук? — устало-расстроенно выдохнул Йо. — Я старше тебя не на одну сотню лет, пусть и называю своим отото, подчиняясь формальностям и требованиям вежливости, — звонко-холодно проронил оммёдзи, и мороз в его разочарованном голосе звучал таким же звоном, как ярость в любой из пощёчин Анны. — Так докажи и посмотри на это как на тренировку, упражнение! Ты уже какой день температуришь. Это ведь… это ненормально, как ты не понимаешь, что я на грани помешательства от беспокойства за тебя! Неужели так трудно перешагнуть через детские обиды и отлежать в больнице, как нормальный человек? Или мне просить Рена тебя убедить, раз вы так сблизились? — воскликнул Йо с горячей просьбой и глухими слезами в тоне. — Боги, снова ты приплетаешь колючку? При чём он тут вообще? На фоне твоего брака с Тамао ревность в этом плане как издёвка, и ты ещё называешь меня ребёнком, Йо? — горький выдох Хао был насквозь пропитан ироничной желчью, накопленной в темноте чулана бесконечными бессонными одинокими ночами — наказание из Ада. — Тамао — моя жена. Ты ведь сам поощрял мои отношения с ней, а теперь, внезапно оказывается, что ты чем-то недоволен и упрекаешь меня за то, что раньше поощрял? Сейчас, когда она носит моего ребёнка? — у меня нет слов, аники. Очень своевременно, ничего не скажешь. — Думаешь, я не жалею об этом? — горько усмехнулся оммёдзи. — А раньше сказать нельзя было?! — Йо снова злился. Злился на брата, на себя, на жизнь, на Тамао и на не родившегося ребёнка за факт его существования, в котором и заключается проблема. — И что бы поменялось? Можно подумать, Йо, ты бы тогда отказался жениться на ней, пошёл бы против старикашки, против отца, против своих друзей, которые тебе важнее жизни, и против всего мира вообще. Ты же понимаешь, как наивно это звучит даже заведомо не в серьёз? — Ты невыносим, Хао! Я же хотел сделать так, чтобы всем было хорошо, а в итоге остался виноватым, как обычно! — расстроенно воскликнул Асакура-младший, непроизвольно перенимая взвинченное настроение брата. — Ну так и не выноси меня, Йо. Через минуту чулан вновь озарила короткая вспышка света из приоткрывшегося дверного проёма.***
Ночь с 8 на 9 июля 2000 года. Гостиница «Ann». Комната Рена и Хоро.
Тао лежал с открытыми глазами. Он не мог уснуть — мысли мешают. О, если бы можно было по щелчку пальцев заглушить внутренний голос! Китаец непременно бы это сделал. В пьяную голову влетали вертолётами неприятные мысли, ведь последние события назойливо лезли на свет сознания, обращая на себя внимание вновь и вновь. А приснившийся сон только усиливал раздрай в голове…Сон Рена
Они сидят в комнате. Хоро — на стуле, положив голову на сложенные на спинке руки. Рен — стоит напротив северянина, и почему-то грустит по нему, словно Юсуи где-то далеко сейчас, а не в одном помещении с ним. Голубые глаза смотрят иначе, чем всегда — в них больше нет нерешительности или робости, только… Дерзость и насмешливость, которая плавит Рена и заставляет почувствовать себя слабым. Они молчат поначалу, но вскоре Юсуи нарушает застоявшуюся тишину: — Я слышал, что в Китае никто не берёт взятки… Это правда? — взгляд на Рена, и Тао сковывает морозом, лишая способности и желания пошевелиться. Сновидцу нравится такой пронзительный взгляд уже-не-совсем-друга, но не нравится необходимость разговаривать, да ещё и на такую скучную тему. Но деваться некуда, ведь Рен не может контролировать свои сны, и потому, подчиняясь сценарию проекции сознания, парень всё же отвечает: — Не знаю, кто-то берёт, кто-то не берёт. — Ну а ты? — Хоро усмехается и, прищурив голубые глаза, устремляет дерзко-твёрдый с вызовом взгляд на Рена. — Что? — Ты берёшь? — Что? — Взятки, — Хоро откровенно усмехается растерянности и испугу Рена и опускает быстрый взгляд себе на пах, а затем на Рена.Конец сновидения Рена. Возвращаясь в комнату и в мысли Тао.
Это какое-то безумие… И что бы сейчас сказал дедушка Чин, узнай, что я… нет, даже в голове это звучит отвратительно… Что я домогался другого парня. Во всём виноват алкоголь. Алкоголь, воздержание и проживание в доме, полном таких же детей радуги. Почему я подумал «таких же»? Но это всё не так страшно. Страшнее то, что я позвал Хоро на свидание. Хотя… Свидание же можно назвать прогулкой, встречей? У этого слова вообще нет никакого романтического подтекста! А Хоро лежит тихо… О чём, интересно, он думает? С какими мыслями засыпает? Радуется, наверное… Ну а что ему не радоваться, — правильно, конечно. Пусть радуется. Хоть не кашляет, лежит тихо, посапывает. Это мило. Как и то, что он дома выращивает гардении, хоть и почему-то не любит их. Наверное, надоела возня с ними. Не очень сведущ в этом, но даже моя мама очень трясётся за свой зимний сад… Когда видит, что Кё или Сю неосторожно несут её саженцы, мгновенно теряет спокойствие, что в принципе для Тао Ран не свойственно. Со стороны это выглядит мило и даже забавно, но непохоже, чтобы растения, которые выращивает мама, опостылели ей. А вот Хоро сказал, что ненавидит. Почему? Нет, ну неужели он поддерживает такую впечатляющую форму только возьнёй с цветочками? — Да не может такого быть! У него такие крепкие мышцы — просто мечта любой девчонки, взгляд не оторвать… И почему он один? Неужели из-за меня? А почему я вообще думаю сейчас о Хоро, цветах и его теле? Нет, если бы я состоял в голубой братии, — точно знал бы об этом! Да и вообще, я же был с Анной, и как можно сомневаться в собственной ориентации после этого? Хотя, будем честны: в том и дело, что был, а не есть или буду. Потому что сорвался накануне собственной свадьбы к Хоро. Но у меня не было выхода — не мог же я позволить ему… Нет! Мама… Как бы она отнеслась к этому всему? Мама ведь никогда не осудит, правда? Конечно, нет. Я у неё и отца единственный сын, они от меня не откажутся, ни за что не откажутся. Хотя… Смотря как далеко всё это зайдёт… Сегодня — пьяные желания, а завтра и до секса недалеко. Впрочем, кого я обманываю: не останови он меня, завтра могло бы наступить и сегодня… уже не так уверен в своей ориентации. Это пугает, с этим невозможно спать! Рен, стараясь не шуметь, покинул комнату, а затем и дом. Пусть в Токио и нет неба, побродить ночью под блеклым подобием настоящих звёзд, остудить голову океаном ночной прохлады и тишины — всегда приятно. Ночь — это не время суток. Это особенное измерение. Рен сделал жадный глоток живительного ночного воздуха, тихой тенью выскользнув из дома в объятия тьмы. Задумчиво прошёл по дорожке, на которую плеснула, как из стакана, свой свет скупая луна, и присел на бортик садового фонтана, задумчиво трогая чуть прохладную воду. Звук открывшихся сёдзи и негромкие шаги со стороны дома заставили испуганно обернуться. Надеюсь, я не разбудил его, когда уходил, — потонула угрюмая мысль в помрачневшем золотом омуте. — Добро пожаловать в наши ряды, братец Ренни! — весело и довольно протянул нахальный кошачий голос. — Че… Чего? Ты что несёшь, урод недоношенный? — обмер Рен, оборачиваясь на Хао. — Я про бессонницу, а не про то, что ты чуть не… — Да понятно, ясно! — Рен не хотел слышать это от Хао. Понимал, что оммёдзи не упустит случая и даже непроизвольно допустит крупицы насмешки в голосе. — Тебе стоит относиться к этому спокойнее, Ренни. До геев вам с Хоро ещё далеко. Ну, как «вам»… Тебе. Хоро-то не гомофоб, в отличие от своего избранника. — Верно говорят, что любовь зла, — с намёком на философичность вздохнул Хао, продолжая вслушиваться в угрюмые мысли Рена. — Ты поэтому тогда сказал, что ему не повезло влюбиться в меня? — вопрос китайца возмутил устоявшееся безмолвие. — Да, — коротко ответил Хао, тяжело почти падая рядом с Тао. Стоять на ногах было сродни пытке. Опустившись рядом с таким же бдящим мучеником ночи, оммёдзи спросил вдруг: — У тебя никогда не возникало желание начать курить? Хотя бы попробовать? — Нет, вроде, — чуть удивлённо проронил Рен. — Канна постоянно курила. Её проводник — эктоплазма, я понимаю, это очень хитрая и… удачная тактика. Но Канна курила не только ради выгодной расстановки сил на поле боя. Ещё и сама по себе. Хотя я не раз говорил, что эта пагубная привычка сведёт её в могилу — она смеялась. Я говорил, чтобы она подумала о детях, и бросила, пока ещё не очень поздно, — она смеялась и отвечала, что не хочет детей, что ей Мари и Мати хватает с головой. Наверное, она так и не бросила. Что же, я могу её понять… Когда ты выбираешь такой специфический проводник, непросто остаться некурящим… Тем более, когда хочешь произвести определённое впечатление на кого-то, кем восхищаешься и чьего внимания жаждешь, — задумчиво-печально выдохнул Хао. — Это ты про себя, что ли? — сухо усмехнулся Рен. — Она очень ревновала меня к Анне. — А ревновать-то надо было к её жениху… Забавно, не находишь? — заметил китаец. — Хватит обо мне. У тебя в мыслях гейское порно — по-моему, это гораздо интереснее Канны и Анны. Ты, кстати, не знаком, случайно, с теорией подсознательного Зигмунда Фрейда? Нет? Тогда я расскажу, — Хао очень нравилось смущение и потерянность собеседника. — Не… — Ерунда, мне не сложно просветить тебя, тем более, что это может пригодиться тебе в жизни с учётом твоего желания отказаться от бизнеса отца и стать врачом. Проведу тебе небольшую лекцию… Фрейд считал, что сны представляют собой замаскированное исполнение подавленного желания. Он полагал, что изучение снов — это самый простой путь к пониманию бессознательной деятельности разума. Его теории утверждают, что сны состоят из двух частей: проявленного содержания, которое является сном, который мы вспоминаем после пробуждения, и скрытого содержания, или сновидения, которое мы не помним, которое считается частью бессознательного. Он также предположил, что скрытое, или незапоминающееся, содержание сновидения состоит из трёх элементов: сенсорных впечатлений в течение ночи во сне, остатков, оставшихся со вчерашнего дня, и влечений личности, которые уже являются частью сновидца. — Я уже понял, что тебя это очень забавляет. Только вот что мне делать? Я не хочу видеть это во сне! Я не педик. Сука ты последняя, Асакура, мразота. Как ты поменял мою ориентацию всего одним звонком? Сотру твой номер из телефона, жаль, что с тобой так вряд ли получится… — Не-не-не, Ренни, дорогой, на попятную уже нельзя. Если ты откажешься от Хоро сейчас, когда пригласил его на свид… — Это просто встреча! — Нет, ты имел в виду именно свидание, и мы оба это понимаем. Чем раньше начнёшь называть вещи своими именами, тем легче будет впоследствии. Кстати, жаль, что ты проснулся, так и не узнав, чем закончился сон. А то я бы мог дать пару уроков по этому делу, чтобы Хоро точно было приятно… — Хао повеселел, и уже откровенно смеялся над несчастным китайцем. Оммёдзи пантомимой изобразил то, о чём говорил, толкаясь языком в стену щеки изнутри. — Отвратительно… И как Йо тебя выносит вообще? Просто мерзость… Любопытно узнать, в каких обстоятельствах ты научился этому, — глухо и тихо-сдавленно заметил Тао в надежде хоть как-то смутить оммёдзи. — Нет-нет, Ренни, попытка совершенно провальная. Я столько всего пережил, побывал в такой грязи, делал такие вещи, что таким стыдливым школьницам, как ты или Йо, никогда не вогнать меня в краску. Так ответить тебе на этот вопрос, или уже неинтересно? — Даже разговаривать с таким извращенцем не хочу… — сдавленно проронил Рен, охватывая пылающее лицо холодными ладонями. — Зря. Мог бы, что ли, спасибо сказать, или попрощаться, раз уж задумал уехать на рассвете, — чуть обиженно вздохнул Хао. — Будешь скучать? — усмехнулся китаец, уже не удивляясь осведомлённости оммёдзи. — Возможно, мне будет не хватать такой желчной занозы в заднице, — сдержанно ответил Асакура. — Так говоришь, будто я не из гостиницы уезжать, а умирать собрался. Думаю, мы ещё увидимся, если Йо не откроет глаза и не придушит тебя за твой язык, — заметил Рен, скрестив руки на груди. — Мой язык делает Йо приятно, так что, если отото и убьёт меня, то явно не поэтому. — Кошмар, Хао, это уже ни в какие рамки! — взвыл китаец. — Да ладно-ладно, я же почти шучу. Просто чтобы разрядить обстановку, а ты сразу ханжу включаешь… Пока останешься в Японии, значит? — выдохнул Хао, поднимая руки вверх в знак невинности намерений. — Надо же выгуливать этого подснежного… — нехотя буркнул сын китайского клана. — Ладно, Рен, без обид, хорошо? — выдохнул Хао с задорными искорками, что захлёбывались в кофейных волнах его глаз-омутов. — Что за «без обид»? Ты о чём? — настороженно проговорил китаец. — На свадьбу позовёте? — Да пошёл ты, ублюдок озабоченный. — Ну вот, как грубо… — расстроенно вздохнул Хао, провожая взглядом Хатико спину удаляющегося в дом Рена и размышляя, что, скорее всего, начнёт курить. И не почему-то, а просто так! Может, хоть крысу эту отравит табачным дымом… Хао уронил в ночной воздух вздох и, спрятав руки в карманы, проследовал в дом, где Рен уже наливал себе молоко на завтрак. — Комплексуешь из-за роста? — усмехнулся оммёдзи, наблюдая за китайцем. Парень молчал, судя по всему, — обиженно. — Да брось, Рен, неужели из всех поводов держать на меня зло ты выбрал именно этот? — разочарованно выдохнул оммёдзи. — Отвянь от меня, Асакура. На кретинов не обижаются. — Ну спасибо… Может, останешься до утра, попрощаешься со всеми? Особенно с… — И так с ним скоро увидимся, чего прощаться-то? — буркнул Рен, садясь за стол к Хао. — Забавно. А я ведь не уточнил, кого имею в виду… — усмехнулся Хао. — Ты не дашь мне спокойно позавтракать, да? — Реагируй ты не так чутко, мне бы не доставляло такого удовольствия допекать тебя, — спокойно заметил Хао. — И чего тебе не спится вообще? Какого чёрта ты выперся на улицу посреди ночи? — устало вздохнул Рен. — Не одному тебе не спится, Ренни, — сухо заметил Хао. — А если честно? Давай, я же с тобой откровенен! — Это потому, что я рейши, и у тебя нет выбора, а не потому что ты такой честный и открытый, — справедливо выдохнул Асакура, делая глоток жаропонижающего, которое приготовил себе. — В твоих словах есть крупица здравого смысла, — согласился Рен, покачав головой из стороны в сторону. — Мои слова — эталон здравого смысла, колючка. — Только так, и никак иначе, — усмехнулся Рен, и, осушив стакан с молоком последним глотком, со стуком опустил на стол. Хао несколько секунд пялился на его губы с усмешкой, прикидывая сказать или не сказать. Тао, как и полагается наследнику его клана, сам выбрал путь: — Мне не нравится твой извратский взгляд на моих губах. В чём дело? — Сотри молоко со рта, — смотрится неоднозначно… — стараясь подавить усмешку, посоветовал Хао. — Чёртов извращенец… — прошипел Рен, стирая молоко и опуская лицо. — А я ведь снова ничего не уточнял… Ты всё додумываешь сам в меру своей испорченности, Ренни, так что кто из нас извращенец — это ещё вопрос. — Есть в этом доме ручка или карандаш и какой-нибудь кусок бумаги? И не смей лезть ко мне в голову! — рявкнул китаец, не считая нужным отвечать на предыдущие слова оммёдзи. — Есть, но ты мог и повежливее попросить, — усмехнулся Хао, поняв по мыслям гостя, зачем ему бумага и ручка, вопреки просьбе Рена не лезть к нему в голову. Асакура-старший, будучи наполовину эгоистом, жил по правилу «если чего-то очень хочешь, но нельзя, — то можно». Согласно этому принципу, Хао не увидел ничего плохого в том, чтобы проигнорировать просьбу китайского шамана. Асакура-старший покинул кухню, чтобы вернуться с письменными принадлежностями через минуту. — Вот, — Асакура опустил перед китайцем два листа бумаги и две ручки. — Я, по-твоему, сочинение перед отъездом собрался писать? Зачем так много всего? — чуть раздражённо выдохнул Рен. — Ну, кто же знает, что сможет породить твоя вдохновлённая сновидениями, фантазия? Не мешаю, твори своё прощальное письмо, — шутливо откланялся Хао, оставляя китайца в одиночестве. — Ублюдок, всё-таки, залез… — прошипел Рен, обращаясь к себе, и, вздохнув, быстро накидал пару скупых строчек на одном листке.***
— Это всё? — скривился Хао, обозрев скудные плоды интеллектуального труда китайца. — А ты чего ждал? Новый Кодзики? — Надеялся, по крайней мере… — вздохнул Хао. — Мир не всегда оправдывает наши ожидания, пора бы уже понять. Ладно, это всё, конечно, очень мило, но… — Передам, не волнуйся, — спокойно выдохнул Хао, прикрывая глаза.***
Спустя три часа. Гостиница «Ann».
Хоро проснулся… с трудом и лёгкой головной болью. Проснулся и не обнаружил рядом с собой Рена. Северянин помнил все подробности предыдущего вечера. Что-то, конечно, хотел бы забыть, например, — грубость Рена и его животное желание, которое Юсуи слегка испугало, но в общем и целом, Хоро проснулся бы самым счастливым человеком на свете, если бы Рен лежал рядом, но Тао не было. Северянин понадеялся, что китаец завтракает. Быстро одевшись, парень пулей спустился вниз, но в кухне обнаружил только Хао. — Доброе утро. Как спалось? — лукаво усмехнулся оммёдзи, бросая довольный взгляд на Юсуи. — Хорошо, спасибо, а Рен… — Уже уехал, но оставил тебе кое-что, — промурлыкал Хао, кивком указывая на место напротив, как бы приглашая парня присесть. Хоро осторожно опустился на указанное место и сложил руки в замок. Сохраняя напряжение в голосе, Юсуи настороженно выдохнул: — Что оставил Рен? Хао молча придвинул к северянину сложенный журавликом листок бумаги, наблюдая за реакцией парня. — Что это? — недоверчиво и нервно дёрнулся северянин. — Не знаю, но подозреваю, что письмо, — с самым невинным видом пожал плечами Хао, ничем не выдавая лживости своих слов. Оммёдзи точно знал, что это, ведь сам складывал послание Рена журавликом. — А что в нём? — коротко выдохнул Хоро, прикрывая глаза и вслушиваясь в гулкое биение своего сердца, чувствуя, что каждый удар ощутимо отдавался провалом куда-то вниз. В один момент в мыслях пронеслась прошедшая ночь. Попытки Рена принудить Хоро к близости, его уверенный, хоть и немного расшатанный алкоголем голос и тихие, но такие же уверенные слова, сказанные с замиранием сердца и голоса: — Пойдёшь со мной на свидание? — Я не знаю. Не был удостоен чести стать конфидентом твоего избранника, но… почему-то мне кажется, что прочитанное тебя порадует, — спокойно выдохнул оммёдзи. — Надеюсь, ты прав… — судорожным выдохом проговорил северянин. Хоро очень переживал прочитать одну коротенькую фразу от Рена: «Не хочу тебя знать». Или «Забудь меня и не пытайся никак связаться». Или «Всё, что было — не было. Я опьянел и не контролировал себя». Или что-то в таком роде, может, в другой формулировке, но с коротким и предельно ясным посылом: Рен не гей, а если Хоро считает иначе — ему просто померещилось, и лучше забыть об этом и не вспоминать никогда. — Ты откроешь или так и будешь паниковать и выдумывать себе всякие ужасы? — спокойно поинтересовался Хао. Сейчас июль, к сожалению, и я не могу пригласить тебя в парк полюбоваться цветущей камелией, ведь она радует людей своими алыми цветами лишь зимой. Но что мешает нам просто погулять, пусть даже без камелий? Сегодня я уехал, но остаюсь в Токио. Я просто ушёл домой — к себе на квартиру. Буду ждать тебя в Хамарикю завтра в семь вечера. Хоро не понимал, жив и дышит ли он ещё — реальность захватила круговоротом, сердце зашлось до боли от накрывающего неверия и радости, дышать было страшно: Юсуи чудилось, что любое неосторожное слово, вздох, мысль, или жест, — разрушат такую хрупкую реальность, которая вдруг обнажится сном. Хоро не верил, что всё происходит по-настоящему, — не может всё быть так неожиданно хорошо! Где-то точно подвох. Конечно, — скорее всего, это шутка Рена. — Никакой шутки. Он серьёзен, — подал голос Хао со спокойной улыбкой созерцая неверящую радость, что через края лилась из голубых глаз. — Значит, ты не конфидент? — Любой рейши непроизвольно становится конфидентом, порой даже без ведома доверителя, — улыбнулся Хао в объяснение. Дорогие друзья! Эта глава — на 11 страниц, и я завершаю её логически и объёмно. Во-первых, спасибо за знакомство с ней. Надеюсь, вы улыбнулись и получили приятные впечатления. Приглашаю вас поделиться мнением в комментариях и в социальных сетях: Группа в ВК: https://vk.com/club225285369 Телеграм-канал: https://t.me/+HZHvrwN_Nq8xMjRi Буду очень рада вас приветствовать там🤍🌸🤍 Кроме того, сообщаю, что в данной работе больше не появится пара Хоро-Рен — мальчикам с их отношениями (такие милашки этого достойны) будет посвящена отдельная работа: «Три на двоих, или Сангрия для северянина». Для упрощения поиска вам, дорогие читатели, я создала отдельный сборник моих работ, которые объединены/будут объединены этой работой. Помимо «Ловить звёзды над Фумбари-га-Ока», в сюорнике появятся также «Три на двоих, или Сангрия для северянина». «Сакура умирает (убивает) быстро» — по паре Хао в первой жизни/Дайтаро, но это случится не так скоро, как мне хотелось бы.