Tesoro

Гули Пятого Элемента были слишком редки, а потому – особенно желанны для алчных людей; и если с другими упырями человек предпочёл бы заключить договор, то вот с Квинтэссенцией, привыкшими скрываться и враждебно относиться к каждому, поступали куда более жестоко: их брали в плен, их ранили и ломали лишь для того, чтобы подчинить. Сестра Император была единственным человеком, что предложил Омеге служить ей по кровавому контракту, без бойни и ран. И упырь, уставший за собственную жизнь бороться, согласился. Ему была противна сама мысль об услужении людям, но лучше уж так, лучше уж он будет наравне с остальными, получит возможность, наверное, спокойно жить после завершения своей работы, чем падёт в одной из битв за собственную свободу. Они сохранили его честь: суровый упырь, чьи руки усыпаны шрамами и укрыты кровью охотников, по собственной воле пошедший в услужение к людям – таким всем виделся он, и его это устраивало. Омега был единственным гулем, который носил скрывающую лицо маску всегда: не снимал её даже в аббатстве, когда ходил по коридорам или выполнял какую-то работу. Это был его способ отгородиться, показать, что, даже находясь в подчинении, он остаётся свободен: тот упырь, что всегда оставался под маской, не желал быть скованным, не желал прогибаться под тех, кто однажды пленил его. Он оголял своё лицо лишь тогда, когда все они, упыри, служащие духовенству и Папам, уже ставшие друг для друга родными, оставались наедине в их комнатке для совместных развлечений. Это, конечно, произошло не сразу: году в 2014-м Омега впервые решился открыться и ни разу об этом не пожалел. Им выделили помещение: достаточно большое, чтобы они все могли свободно ходить там, ни разу друг друга не касаясь. Гули, испытывая некоторую неприязнь к диванам, креслам и прочей мебели, устелили весь пол мягкими одеялами и подушками и частенько закидывали туда мягкие игрушки, те самые, которые они получали от поклонников на выступлениях. Прочие Папы косо поглядывали на развлекающихся упырей, впрочем, не мешая им уединяться – адские существа, даже скованные контрактом, всё ещё были опасны для простого человека, пусть даже поклоняющегося Сатане, читающего странные молитвы и проводящего ритуалы. К ним пожелал присоединиться лишь Терцо, и пусть гули не сразу приняли его в свою компанию, в один момент Третий стал для них желанным гостем. Омега же мог показаться лишь им, лишь в той просторной комнате со множеством подушек он снимал свою маску и открыто демонстрировал свое лицо, свои эмоции и свои настоящие чувства. Их прощание, что было очевидно, должно было произойти. Это, конечно, несложно было понять, но разве не могло оно все отложиться хотя бы ненадолго? Хотя бы через пару лет, когда и самому Папе, быть может, надоело бы занимать свой пост? Омега тихо хмыкнул. Нет, разумеется, нет – Терцо ни за что не согласился бы уйти по собственной воле, свет прожекторов слишком уж сильно манил его (порою – буквально: гуль не раз наблюдал фанатские видео с ним и его «особенным отношением» к осветительным приборам). Третий, Омега знал, изо всех сил будет держаться за своё место на высоте, слишком уж Папа полюбил это, слишком привязалась его крошечная человеческая душа ко всеобщему обожанию. Квинтэссенция понимал. И всё же, отчего именно сейчас? Почему в тот момент, когда их состав особенно сблизился и уже перестал мнить будни без кого-либо из компании? Они ведь и с Папой стали настоящими друзьями; все они, гули, чувствовали себя его семьёй, более сильными родственниками, обязанными уберечь. Так какая же причина могла возникнуть, что могло сподвигнуть Сестру Император к проведению изменений в составе? Их разговор был удивительно коротким: с самого получения вызова гуль если не знал, то, как минимум, догадывался о предмете беседы: слишком уж откровенным был взгляд Сестрицы Греха, что передавала ему тогда приглашение. Сестра его догадки лишь подтвердила. «Ты можешь уйти сам или будешь свергнут. Выбирай, что по сердцу придётся?» Омеге тогда хотелось громко рассмеяться ей прямо в лицо: ему ведь давали выбор без выбора, ставили, по сути, перед фактом неизбежного расторжения контракта. Лицо гуль, однако, сохранил и спокойно сумел спросить о причинах, не получив, впрочем, ни одного ясного ответа. Очевидным стал лишь факт увольнения его одного; Сестра отчего-то обозлилась именно на Квинтэссенцию, и это обескураживало. Гули Пятого Элемента были редки, а оттого особенно желанны многими; и оттого особенно удивительным моментом казалось то, что Сестра решила отказаться именно от него. Омега ведь стал их лицом, тем упырём, который чаще всего отдувался на интервью, который брал на себя все те заботы, что не мог потянуть Папа. Квинтэссенция был послушен. Он готов был делиться своим даром, хотя и не со всеми; он принимал на себя ту работу, которую по контракту выполнять не должен был, он… Он просто не мог понять, почему его гнали. По какой причине Сестра обозлилась на ту слаженную систему, что они с Папой выстроили за минувший год? И тем не менее… «У тебя есть полтора месяца на то, чтобы собраться и распрощаться со всеми. Ты видишь, как я милостива,» - так сказала Сестра перед тем, как тяжёлые двери успели захлопнуться за спиной Омеги. Его изгоняют; навсегда, без шанса на выбор, без возможности возвращения. Всё то, что гулю предлагали, различалось лишь в одном: в случае самостоятельного ухода адское существо сможет сохранить свою свободу и свою жизнь, сможет забрать контракт, числиться как чужая собственность и больше не быть гонимым алчными людьми; при отказе же у Омеги не останется ничего. А ведь он больше всего дорожил именно своей свободой, именно возможность вольно ходить по земному шару и не быть за это никому обязанным привлекала гуля всю его жизнь. Сейчас ему могли это подарить: освобождение от рабского контракта, который давно уже для всех из них перестал быть рабским, путём ухода или же смерти. И Омега не желал лишиться жизни, таким трудом вырванной из когтистых лап столь большого количества желающих её забрать себе. Он думал раньше, что возрадуется, услышав слова о досрочном увольнении. Вот только сейчас, стоя за закрывшимися минутой ранее дверьми, он внезапно понял, что этого не хочет, что лучше умрет прямо на сцене, но не покинет тех единственных существ, которые подарили ему не холод ножа, а тепло собственных объятий. Нельзя было. Он знал, что всё-таки должен уйти: слишком жестоко было бы погибнуть на глазах таких же гулей, на глазах Терцо, который стал их общим младшим. Упыри не забудут, они будут помнить его уход долгое время и, должно быть, в клочья попытаются разорвать Сестру и погибнут затем от кровавого контракта. А Третий…он выглядит как тот, кто кинулся бы следом за упырями, у которых хотя бы есть клыки и когти. Нет, Омега не хотел бы им такой судьбы. Мёртвым наплевать, что там происходит с живыми, но ведь Квинтэссенция пока еще жив и пока еще может о них беспокоиться. Омегу, впрочем, радовало уже то, что ему хотя бы дали время, а не вынудили убираться в этот же день: он, как минимум, сумеет подготовить всех к собственному уходу. Сумеет вывернуть все так, что с ним, возможно, даже рады будут наконец распрощаться. Ему, пожалуй, было особенно печально покидать Третьего, который, казалось, особенно к гулю привязался… …Он шёл по каменным полам, и каблуки его начищенных до блеска, всегда идеальных, туфель негромко постукивали; своего присутствия гуль не скрывал. Должно быть, именно этот факт позволил особенно возбуждённому Альфе отыскать его; в нетерпении дёргая своим хвостом и демонстрируя яркую клыкастую улыбку, огненный упырь схватил товарища за руку и потянул за собой, объясняясь уже на ходу. - Кинотеатрр, ужастик! Пойдём-пойдём, Терцо обещал нам закусок! – Глаза огненного гуля в моменты перевозбуждения полыхали самым настоящим пламенем. Глядя на него, такого наполненного радостным предвкушением, волнующегося настолько, что дёргались даже остроугольные уши, Омега никак не мог ответить отказом. Огненные гули были особенно эмоциональны, а потому Альфа особенно остро воспримет такой отказ от друга; его улыбка наверняка исчезнет с лица, сменится непонятливым, даже печальным немного, выражением, и Омега не хотел этого. - Разумеется, - произнёс он на выдохе, мягко улыбнувшись под маской. Всё-таки, этот гуль никогда не поменяется. В просторной комнате, где на полу были раскиданы подушки и одеяла в самом большом количестве, а в самых различных местах лежали мягкие подарки от поклонников, уже разместились все упыри. Одна из стен здесь была полностью белой, для того, чтобы включать проектор и смотреть что-нибудь. На остальных же трёх, когда-то таких же голых, сейчас красовались различной степени красоты рисунки: вот отпечатки когтистых лап, которые они оставили, когда впервые зашли обустраивать это место; вот небольшая человеческая ладошка – это Терцо, растрогавшись, захотел оставить свой след. Там были и картинки: непонятная клякса, которая, по словам Альфы, должна была изображать третьего; «облачные» пушистые кролики от Эйра, такой удивительный рисунок при всей его внешней серьёзности; большое Древо Иггдрасиль, которое с гордостью в глазах представил им дельта: оно занимало почти всю заднюю стену и было действительно красиво; задумчивый карикатурный пират от Пеббла, который стоял под раскидистыми ветвями… И, наконец, западная стена, которая была полностью отдана на растерзание Омеги. Он, забавляясь, нарисовал на ней целый маленький мир «зелёных человечков»…ах, нет, вовсе не инопланетных! Крохотные существа, которые в прошлом были древесными листьями, на этой стене обретали жизнь, историю и смысл. Этот рисунок Квинтэссенция сделал, когда услышал забавный сон Папы. Он изобразил целую картину, отразив на ней быт маленьких личточков-людей, а внизу, забавляясь, пририсовал такое же зеленое существо с макияжем Терцо. Омега не был талантлив в рисовании, и все же результат напоминал ему картинку из странного старого мультика, необычного, но забавного. Третий, помнится, был в восторге. Посиделки за интересным фильмом случались у них довольно часто, вообще-то, каждый вечер, вот только Папа появлялся на них редко, занимаясь обычно своими Церковными обязанностями. Гули уже были здесь: все они расположились в излюбленных позах, и только Терцо еще не пришёл. Эйр, как один из самых спокойных, просто полулежал, подложив под спину гору подушек. Пеббл, по своей комплекции удивительно миниатюрный для Земляного Элемента, пристроился рядом с ним, дополнительно накрыв ноги одним из одеял. Дельта улёгся где-то в стороне, обложив себя множеством мягких игрушек; он лежал настолько неподвижно, что Омега, было, подумал, будто водный гуль уснул. Альфа же, как всеобщий нарушитель спокойствия и самый активный по собственной природе упырь, с восторженным смехом прыгнул ко всем, заваливаясь прямо на плюшевого козла. Омега, негромко поздоровавшись, устроился рядом с огненным гулем; хвост того всё еще дёргался и нередко попадал по ногам Квинтэссенции, впрочем, никак этим не раздражая. Они собирались смотреть фильм ужасов, а значит, выбирал его Терцо: кроме Папы подобный жанр особенно любил разве что Альфа, прочие упыри, как правило, отдавали предпочтение чему-то более лёгкому. Включать же кино без того, кто особенно хотел его посмотреть, никак нельзя; но Терцо отчего-то задерживался. Омега, было, уже порывался пойти и его поискать, - Альфа стал особенно нетерпелив и походил скорее на сердитого кота в своих метаниях, - вот только дверь уже скрипнула, и на пороге появился мужчина с двумя подносами, доверху заполненными упаковками с напитками и снеками. Увидев все эти прелести для подсаживания желудка, огненный упырь вмиг поднялся и буквально полетел Папе помогать. Тот, в своих традициях странно посмеиваясь, легко сбагрил ношу в чужие когтистые руки, уцепив для себя, впрочем, пару пакетиков с какими-то чипсами и бутылку неизвестного напитка. Недолго думая, Терцо уселся у одной из стен, по примеру остальных угнездившись в куче всего мягкого. Омега, успевший снять и отложить в сторону маску, приблизился к Третьему, аккуратно укладываясь рядом с ним. Он однажды поклялся тому в услужении, совершенно серьёзно и осознанно: с Сестрой Император гуля связывал кровавый контракт, но этому человеку, не желавшему его подчинить, упырь готов был подчиняться сам, по собственному желанию. Терцо был единственным Папой, который не отдавал ему приказов: он просил, первое время даже не дотрагивался на выступлениях, ожидая чужого разрешения; он не бежал к Омеге с каждой царапиной, подобно другим Папам, наоборот, отчего-то стеснялся их демонстрировать. И именно этому человеку, такому разному, такому активному и бесцеремонному, но в то же время понимающему, Квинтэссенция поклялся в верности. Упырь решил для себя всё в тот же миг, как услышал предложение сестры: он молча покинул её, в душе, однако, понимая, что готов бы и умереть, но остаться рядом с этим человеком. Его останавливал лишь тот факт, что Терцо, должно быть, придётся увидеть его смерть. Стоит ли заставлять его? Стоит ли вынуждать его смотреть, как представители духовенства убивают его друга? Ведь Третий и без того не любит Император, не нарвётся ли он на собственную смерть, распалившись слишком сильно? Поэтому Омега уйдёт. Начнёт свою сольную карьеру и, быть может, даже будет иногда писать. Папа был вспыльчив, его эмоции проявлялись ярко, но в то же время Терцо быстро всё забывал, и упырь был уверен, что если просто тихо покинет это место, то однажды будет забыт. Люди не умеют привязываться слишком сильно, их жизни невероятно коротки, и оттого особенно ярки; гули же помнят тех, кого выбрали, всю жизнь. Омега позволит человеку утонуть в обожании других гулей, позволит забыть о себе: это станет его подарком для того, кто однажды отнёсся к нему с уважением. Ведь они, пятеро упырей, избрали его своей семьёй; так неужели же четверо оставшихся не смогут утешить своего дорогого fratellino? Смогут, разумеется. Во всяком случае, на это надеялся Омега. Терцо по обыкновению его приобнял; гуль Пятого Элемента не позволял никому из Духовенства прикасаться к себе и тут же рычал, но Третий, вот так забава, мог делать с ним что угодно и не быть за это наказанным. Это напоминало отношение в прошлом бездомных котов, взятых домой добрыми людьми: они царапали руки старшим за одно неаккуратное движение, кусали чужих детей, которые имели неосторожность протянуть к ним свои крохотные ручки, но стойко терпели любое издевательство от детёнышей своей семьи, считая их по праву своими и позволяя им едва ли не всё на свете. - Не бойся, Омега, я защищу тебя от всех киношных чудовищ! – возбуждённо воскликнул Терцо, когда фильм, наконец, начался. Гуль громко фыркнул. - Попробуй, - почти прошипел он, улыбаясь, и направил взгляд на кинокартину, не разглядев произошедших на чужом лице изменений. Впрочем, тем, кого приходилось «защищать», как и всегда, оказался Терцо: лишь он был тем кто кричал и вздрагивал на особо неожиданных моментах; гули же только посмеивались, не столько от фильма, сколько от вида своего фронтмена без его привычного грима, такого шумного и искреннего. Для них это давно уже стало привычкой: сначала к расслабившемуся Омеге «незаметно» подползал Альфа, укладывая свою рогатую голову на чужие колени; Потом Терцо, увидев эту картину, до этого спокойно полулежащий рядом, буквально полностью облокачивался на Квинтэссенцию, кладя свою голову на его плечо; затем каким-то неожиданно быстрым образом приходили и все остальные упыри, и их компания напоминала огромную кучу разбросанных в хаотичном порядке конечностей. Омега, пусть и не желал себе в этом признаваться, любил их всех. А ещё – не хотел вот так просто терять. Он знал: если сообщит им правду, каждый из гулей посчитает своим долгом обратиться к Сестре, а уж Терцо выдаст такой номер, что его с ней отношения, должно быть, испортятся окончательно. Император не прощает; наверняка она пожелает заменить неугодного ей папу, - и без того порою этим грозилась, - а ведь Третий не перенесёт это так просто. Если же он скажет, что хочет уйти и организовать дело лишь своё, гули, без сомнения, его лишь поддержат: уж они знают, насколько им подобным, а особенно – Квинтэссенции, важна независимость. А Терцо… Терцо хороший. Правда. А ещё активист, которого за задницу будто будто бы укусил радиоактивный шмель. Он быстрый, изменчивый, любящий скидывать свои обязанности на других, тактильный…а еще невероятно тактичный и – не поверите – на всё незаметно спрашивающий дозволение. Не у всех, разумеется – ему вообще плевать на Сестру Император, что, вообще-то, плохо для него самого; но вот с упырями он другой, понимающий и не делающий ничего просто так. Чего стоят только те сцены за кулисами, когда Папа, крайне недовольный тем, что ему нужно бесстыдно касаться гулей на сцене просто ради шоу, долго перед ними за это заранее извиняется, а потом извиняется и после выступлений. Это, правда, быстро упырям наскучило: они давно не были против и просто наслаждались чужой милой мордашкой, но потом выслушивание шквала извинений стало действительно утомлять, и они просто сказали, что в этом нет нужды. Их хрупкая дружба, кажется, начала зарождаться именно в это время. Терцо был слишком интересным, а гули – слишком любопытными. И именно это привело к тому, что сейчас они улеглись непонятной связкой рук, ног и голов: кто-то уже засыпал, хотя оставались и те, кто продолжал с интересом смотреть фильм. Забавно, что в числе вторых Терцо, удобно устроившийся на чужом плече, отсутствовал: Третий, очевидно, сам того не заметив, погрузился в сон. Омега зевает. Вероятно, вскоре он также присоединится к «клубу особо заинтересовавшихся фильмом», оставив несчастных воздушного и земляного гуля досматривать его наедине. Они, вероятно, будут не так уж и против: Эйр, как Омега успел заметить, питал некоторую слабость к миниатюрному ударнику; он, как Квинтэссенция Терцо, позволял этому маленькому гиперактивному упырю творить с собой всё, что душе того только угодно… …В следующий раз он открывает глаза, почувствовав сбоку чужое движение. Вокруг – темнота, видимо, кто-то всё же выключил проектор, и все они мирно заснули в самых разных позах: ах, будь они людьми - и проснулись бы на утро с ужасающей болью в конечностях. Зашевелился, незаметно пытаясь вырваться из ловушки чужих рук, Терцо. - Куда это ты? – Голос после сна был странным, нестройным и хриплым. А еще, кажется, неожиданным, если судить потому, как вздрогнула чужая спина. - Спи, - отвечают ему, глядя своими разными глазами куда-то в сторону, - Мне нужно решить пару вопросов с кардиналом. - С тобой пойду, - безапелляционно заявляет Омега, предельно аккуратно выпутываясь из этого хитросплетения конечностей. Альфа едва заметно поморщился, и упырь, нисколько не сожалея, уложил того на живот Дельты. Тот казался самым отстранённым из всех, но, как и все остальные, не мог устоять перед клыкастой улыбкой их яркого ведущего гитариста. Пошатываясь, он поднялся-таки на ноги, потягиваясь и мурча что-то себе под нос; забрал свою маску, что преспокойно лежала в одном из углов и двинулся за отчего-то разулыбавшимся Терцо. - Копиа просил меня обсудить с ним что-то…хотел заглянуть к нему сразу после фильма, но, как видишь, - протяжно зевнув, делится Папа, когда они закрывают за собой дверь и оказываются в тёмном коридоре. Омега усмехается. - Не жалеешь ты бедного мальчика…сейчас либо глубокая ночь, либо раннее утро – не мучай его, приди завтра, раз уже опоздал? Терцо лукаво улыбается. - Во-первых, я хочу его помучить…А кроме того, потом начнётся наш официальный выходной от Сестры, отданный нам на сборы в тур. Только не говори мне, что успел о нём забыть? Омега не забывал. Но в сложившейся ситуации его голову занимали несколько другие мысли, да и к тому же…разве сможет он туда поехать, если его, можно сказать, уже заранее уволили? Стоит, пожалуй, спросить об этом у Сестры. Может, заявиться к ней прямо сейчас и разбудить? Хотя бы какая-то месть… А, в прочем – Омега встряхивает головой – лучше не надо. Приходил он однажды в позднее время и застал то, что, должно быть, заставать не был должен и, кроме того, вообще не хотел. - Я, Альфа и ты, да? – Квинтэссенция клыкасто улыбается; Терцо не может увидеть этого во тьме, да и маска, вновь надетая на лицо, мешает обзору совершенно. - В точку! Мы с вами повеселимся, ребята, - тихо смеётся Третий, - А теперь, давай-ка двинемся к кардиналу, чтобы не мучить его дольше положенного.