***
Убитый абсолютной беспомощностью и отвращением к подобному состоянию, Ген, собрав свою волю в кулак решает сделать две вещи: 1. пойти в рекомендуемую научно-исследовательскую клинику. 2. Сообщить Минами, что он вообще-то живой (хотя по его виду это и не скажешь). Минами была и остаётся его близкой подругой. Бойкая журналистка, которая живёт работой, так же как и он. Она всегда в курсе всех происходящих скандалов и политических интриг, а ее юристка у нее на быстром наборе. И Гену это нравилось, хотя он бы предпочел меньше ходить вызволять ее из полицейского участка под залог. Она чудесна и он дорожит ею, но сейчас все кажется бременем, в том числе и любые социальные контакты даже с самыми близкими. Минами шумная, яркая и с обостренным чувством справедливости... Она ухватилась за его дело, словно пиранья и не хочет отступать, пока не накажет всех, по чьей вине он потерял руку. Он благодарен ей так же, как и доктору Хрому, но сталкивается с такой же проблемой — он будто и не может этого испытать, он только думает об этом и все, но раздражение топит его и он забывает о своей благодарности. Ему хочется покоя, а Минами громко разговаривает (как и он до аварии), хочет добиться для своих друзей всего самого лучшего любыми настойчивыми методами (как и он когда-то). Все это одновременно напоминает ему о прошлой жизни и о моменте аварии, когда фургон аккурат врезался в его машину на шоссе. И это раздражает и устрашает одновременно. Хотя он скучает и по ней, ничего делать он не хочет. Он идет в клинику потерянный и сомневающийся. Ему рассказали о тех специалистах и экспертах, работающих там (которые, между прочим, один лучше другого и Ген думает, что его все таки где-то надуривают) и он серьезно не понимает, что он там забыл. Он знает, что некоторые люди так же как и он впадают в ярость, осознавая, что произошло с ними и их телом. Но эта ярость делает все, чтоб человек перепробовал каждый метод лечения, каждый способ, истратил всего себя на поиск решения проблем. И, честно признаться, Гену стыдно... Так стыдно, что он думал, что будет именно таким, перепробует все, сам найдет решение, сам все устроит и себя поднимет. Но в реальности он сам не может даже собрать себя по кусочкам, он чувствует, что сдался, даже не успев начать бороться. Он просто не хочет в этом участвовать, не видит смысла ни в этом, ни в жизни в целом. И эти мысли одновременно подгоняют и тормозят на пути к клинике. Ген всегда был противоречивым. И ему смешно признать, что это отражается теперь и на его внешности — часть его волос начинает покрываться сединой, словно инеем окно в холодную погоду. Он думает, что в его ванной ему это показалось, ведь теперь на себя он старался почти не смотреть, но сейчас, поймав свое отражение в стеклянных дверях клиники он убедился в этом окончательно. Занятый своими мыслями, он сталкивается с кем-то на входе. Это вырывает его из мыслительного процесса и он, оступившись, поднимает взгляд. Незнакомец выглядит настолько дружелюбно, что начинает тошнить. Он похож на щенка лабрадора, светленький и невысокий мужчина, который поддерживает Гена за плечо, чтоб он не упал. Быстро извинившись, Ген уже хочет уйти, но понимает, что не знает, куда. Озираясь по сторонам, он хочет быстрее избавиться от ненужной компании, ведь заинтересованный вид сочувствующих незнакомцев, которые будто обгладывают кости и мясо его проблемы, уже выжжен на обратной стороне век. — Первый раз здесь? — негромко спрашивает незнакомец. И Ген пытается уговорить себя, что он может помочь ему, но нервозность все равно оседает на плечах, взывая, чтоб этот мужчина наконец ушел. Гену остается в ответ лишь кивать. После аварии говорить не хотелось, почти не получалось, будто занимало это слишком много усилий. — Вы к Сенку? — незнакомец кажется не сильно эмоциональным, но его жизнерадостные глаза сбивают с толку. Говорит он не громко и это заставляет нервозность немного сбавить обороты. Он очень аккуратен и его изучающий взгляд не кажется таким же, как у большинства прохожих. Ген снова кивает в ответ, не решаясь заговорить. И думает о том, когда он в последний раз общался словами через рот. Наверное, неделю назад с Хромом был первый и последний раз. — Я могу провести Вас, — незнакомец и не требует от него разговора и это заставляет ещё немного расслабиться в этих незнакомых стенах. Ген следует за ним, спешно шагая по коридорам и поднимаясь по лестницам. — Он точно поможет, он гений, — незнакомец будто читает мысли, окончательно обосновавшиеся в его голове на протяжении этого долгого дня, очень понимающе склоняя голову, заметя болтающийся пустующий рукав. Такому любящему поболтать человеку, как Ген, после аварии все разговоры теперь были обузой, вызывая лишь грусть, раздражение и головную боль, он хорошо ударился головой о смятый корпус своей машины, поэтому мигрень стала его главным врагом, пока он лежал в больнице. И это абсолютно не сравниться с тем, что он ощущает вдали от больницы и обезболивающих препаратов. Ему остается только терпеливо слушать и молчать, следуя за этим человеком, который знает дорогу к его новой ужасной жизни. — Я гидроакустик, еще с детства знал, что моряком буду, вот и выучился, — незнакомец тихо смеется, даже не сбавляя шаг, лавируя по коридорам новомодной клиники. А Ген уже выдохся, ему хочется прилечь и не вставать ближайшую вечность. Он с притупленной злостью глядит на отважившегося помочь мужчину. Даже по его глазам видно, что незнакомец не очень любит болтать, рассказывает он так нескладно, что Ген совершенно не понимает, зачем говорят с ним. — Когда было 24 я только поднялся по карьерной лестнице, слух хороший, — говорит он, утягивая Гена в какой-то лабиринт коридоров, — и, так глупо все вышло, я вроде несильно головой ударился, когда с мотоцикла друга упал. Он резко остановился посреди коридора, снимая свою желтую кепку с головы, а Ген чуть не врезался в него, поднимая полный слепой ярости и непонимания взгляд, эта же эмоция сходила на нет от чужой полуулыбки, оставляя место лишь слабому раздражению. От мужчины так и веяло спокойствием. Он с какой-то слабо читаемой грустью дёргает уголком губ, глядя прямо ему в глаза. И этот взгляд заставляет Гена пустить слезу. Он смотрит открыто и без ужимок, но эта укоренившаяся печаль и боль в его глазах... Ген понимает, что их таких много и каждому нужно проходить через эти испытания и пытаться жить дальше, даже если ничего не получается. Даже если не хочется. Даже если не можешь. Но раньше он не понимал насколько это тяжело и как сложно справляться с подобным, особенно когда тебе кажется, что ты совсем один. Такой добродушный мужчина теперь кажется таким печальным, его светлые ресницы подрагивают, губы несильно растягивает в поддерживающей улыбке, он как бы говорит "посмотри, все бывает, боль притупляется, а жизнь идёт дальше". И глазами говорить у него получается лучше, чем словами. Слезы катятся по щекам Гена и он пытается это остановить, но взгляда отрывать от мужчины не хочется. Ген ненавидел жалость в любой ее проявлении, его не нужно жалеть, что в начале его карьеры, бедного мальчика без родителей, совмещающего работу в театре с учебой, что сейчас... Сейчас уж тем более. Жалостливые взгляды отвращения и снисхождение поднимали самые черные эмоции с самого дна его сознания, он ненавидит это больше всего. Такие вещи каждого заставят чувствовать себя неполноценным, неспособным, это бьёт по любой самооценке. И он понимал, что сейчас таких взглядов будет ещё больше, потому что потерял все, начиная от конечности, заканчивая своим эмоциональным состоянием, достоинством и смыслом жизни. Он боялся этого, потому что теперь у него не было того, ради чего стоит продолжать работать и учиться. Работа для него была пристанищем. Он может просто сломаться ещё сильнее и тогда точно не видать ему прежней жизни. Это замкнутый круг, который закручивается в самую тугую спираль, словно черная дыра затягивая на самое дно, из которого не выбраться. Он много раз в театре играл персонажей разных пьес, проживающих на самом низу социального дна, но он никогда бы не подумал, что сам когда-то сможет там оказаться. Сейчас может. Если ничего не изменится, то может. Это сбивало с толку. Но взгляд напротив как будто говорит, что Ген не окажется ни на каком дне. Что всё ещё может быть лучше. Это был сочувствующий взгляд, понимающий каждую его эмоцию от и до, потому что владелец взгляда проходил то же самое. — Это он сделал, — незнакомец зачесывает свои короткие светлые волосы дальше от ушей, указывая на свое ухо. Там что-то поблескивает и Ген из-за пелены слез не может понять, что именно. Нечто еле заметное... чип? Ген не понимает, что это и от этого его непонимание всей этой ситуации лишь растет, но теперь он не чувствовал злости и усталости, он хотел услышать, что случилось у этого человека. — Я был полностью глух, но благодаря этой штуке снова работаю и могу слышать в несколько десятков раз лучше, чем прежде. Ген хмурится и еще раз вглядывается в этот почти и незаметный чип. Гидроакустик? Он усмехается, понимая, что не один он чуть не потерял работу из-за своей травмы. Смысл жизни. — Я этим всем хотел сказать... — незнакомец немного смущённо надевает кепку обратно, — Все проходят через это. Ты сможешь вернуться туда, куда бы тебе ни нужно было, я тебе это гарантирую, — он это говорил таким нетерпящим возражений тоном, что Ген, являясь артистом и, вообще-то успешным выпускником лучшего медицинского вуза, слегка завидует чужим навыкам убеждения. Потому что да. Да. Он верит. Он хочет поверить в это. И это действительно дарит надежду и какое-никакое успокоение. На этом, видя, как изменился взгляд Гена, незнакомец смущённо топчется на месте пару мгновений, а потом стучит в дверь рядом с ним и громко сообщает кому-то внутри "Сенку, это к тебе". У Гена перехватывает дыхание. Он может лишь оторопело моргать. Вот и все. Назад уже дороги точно нет. И если ему не помогут здесь, то не помогут нигде. Дверь открывается быстро и почти рывком, никак не оттягивая участь Гена. Ген готов зажмурить глаза, чтоб отсрочить этот момент, но не успевает. В коридор выглядывает взъерошенный очень взбудораженный мужчина в белом, запачканном чем-то черным, халате. И это могло бы быть очень эффектным появлением злого гения, такого безумного и харизматичного. Сама атмосфера в этой клинике, выполненной в очень элегантном дизайне, серьезные бумаги типа благодарственных писем, уведомлений о получении грантов и фото сотрудников в халатах, с серьезными "научными" выражениями лиц дарит ощущение чуть ли ни департамента небесной канцелярии. Да и незнакомец, так восторженно и благодарно описывающий "гения" явно прибавляет плюс несколько очков к всеобщему виду клиники и ее сотрудников. Поэтому Ген ожидал чего-то сверхъестественного. Вербовки в люди икс, не иначе. Но вдруг... — Да отцепись ты! — восклицает выходящий мужчина встряхивая рукой, пытаясь отделаться от... синей изоленты. Второй же рукой он пытается пригладить свои торчащие светлые волосы. Его будто током ударило, а потом окунули в зелёнку. Ген явно немного, ну... — Я пытался починить проектор, потому что без него 3д модель анализировать неудобно, но... — в его, Сенку, кабинете тотчас что-то звучно грохнулось, а сам специалист разочарованно выдохнул и закрыл рукой лицо. Синяя изолента отклеиваются от его пальцев, приклеиваясь к волосам. ...Ген немного, самую малость разочарован. Совсем немного. Мужчина, который привел сюда Гена почти умиленно сводит брови и смеётся. Он снимает клейкую ленту с несчастных волос, комкая ее в своих руках, а потом поправляет ему халат, хмурясь, когда замечает какие-то пятна, приглаживает волосы, как младшему брату. — Юкио, хватит смеяться, без этого механический и структурный анализ не сделаешь, — тот незнакомец, Юкио, продолжает улыбаться, кивая в ответ, но даже по его глазам видно, что он ничего из сказанного не понимает, — А это, между прочим, может дать представление о возможностях и конструкции протеза, понять, как он движется, вращается и работает, на основе различих параметров, это важно для оценки характеристик, возможностей и конструкции протеза, — взъерошенный специалист, Сенку, обречённо вздыхает. — Позвони Тайджу, — мягко и негромко говорит ему Юкио, — раз у Сая сегодня выходной. Да, впечатление тайной научной организации тут же рассыпается. Но это приятное удивление, которое ощутил Ген было почти открытием для него. Он за это непродолжительное время уже и забыл как это — удивляться чему-то не нехорошему. Юкио деликатно кивает в сторону Гена, Сенку кажется приободряется, глаза вспыхивают любопытством, когда Сенку замечает его, а губы растягиваются в лёгкой ухмылке и он кивком прощается с хохочущим Юкио. — Привет, — он разглядывает Гена с ног до головы, — Я доктор Ишигами Сенку.***
Весьма нелепая картина будто бы и не сделала образу доктору Ишигами хуже. Ген даже думает, что это скорее его расположило к себе, а не оттолкнуло. Его психологическое состание такое шаткое, что он даже и забыл, что такое смеяться. Изучающий взгляд Сенку отличается от взгляду Юкио. Раньше Ген бы даже и не заметил такого взгляда, сейчас же становится неприятно и очень мерзко на душе именно из-за того, что этот взгляд не обременен никакими эмоциями, словно взгляд хирурга на аппендикс, который он будет вырезать. Становится некомфортно, ведь он знает, к чему и почему направлен этот взгляд и это заставляет вспомнить, зачем Ген пришел сюда. — Асагири Ген, — он порывается протянуть правую руку для рукопожатия (работа в Америке его слишком выдрессировала), рукав очень свободной фиолетовой рубашки шуршит, совершенно забывшись, что... правой руки-то и нет. Ген лишь раздраженно выдыхает и отводит взгляд. — Мне сказали, что Вы придете, — от изучающего взгляда доктора Сенку этот жест не укрылся, — мы сможем решить Вашу проблему. И понимающе усмехается, удаляясь обратно в кабинет и приглашая его одним кивком. Только сейчас Ген замечает какую-то пластину на шее доктора Сенку, которая будто сдерживает между собой ткани . Ген и не замечает как с облегчением выдыхает, теперь он хотя бы уверен, что доктор точно знает, что делать, раз решил поэкспериментировать и на себе самом. Так Асагири Ген и знакомится с доктором Ишигами Сенку.