Песнь влюблённого черномага

      Человек, которому Эва расписывала на рынке домашние горшки, привел ее в храм Тота и сказал, что теперь будет ее наставником. Сказал, что у Эвы — дар к черномагии, и теперь она может стать шезму. Человек, который представился Реммао, подкупил девочку тем, что она сможет заработать много денег и горя не знать. Эвтида хотела бы не знать горя, и чтобы семья Исмана тоже жила безбедно. Она станет шезму и вернет им сполна за их доброту. Так она решила, пообещав Реммао, что будет хорошо учиться и не отлынивать.       — Вот и славно, — на лице Реммао появилось что-то вроде улыбки. — Завтра утром — первое занятие. Кто-нибудь зайдет за тобой.       С этими словами мужчина вышел из ее новой комнаты, и Эва позволила себе упасть на кровать и протяжно вздохнуть, прикрыв глаза. Правду говорят, что в шезму от хорошей жизни не идут. Видимо, у Эвтиды и правда дар, если за несколько встреч Рем сумел его разглядеть. Наверное, на завтрашнем занятии и станет понятно, к чему она тяготеет сильнее — к снам или… к общению с мертвыми. От подобных мыслей даже мурашки по ее телу побежали. Но Эва смелая, она не отступиться, чтобы ни случилось. Надоело смотреть на всех этих богачей и сгорать от злобы. Она озолотится и семью Исмана с собой заберет. Больше никакой работы от рассвета до заката и сбитых в кровь ног. Маме Исмана купит хорошие наряды, а отцу — красивый охотничий нож, который она видела на рынке.       Эва так замечталась, что не услышала шагов, которые раздавались совсем близко с ее комнатой. Некто осторожно постучал пару раз, и только тогда Эвтида вздрогнула, обращая внимание на дверной проем.       — Кто здесь? — хмуро спросила она, мигом напрягшись.       — Брат сказал, будешь теперь учиться с нами. Познакомиться хотел, — раздался заговорщицкий юношеский голос, и Эвтида выдохнула.       — Ну заходи, раз пришел.       На пороге возник еще совсем молодой парень с цепкими темными глазами, его смоляные волосы были собраны в небольшой пучок на затылке. Эвтида скрестила на груди руки, с вызовом посмотрев на него. Брат Рема, напротив, смотрел заинтересованно и нисколько не враждебно. Но Эва-то слышала от сплетниц-торговок, что шезму очень жестоки даже к своими и не терпят соперничества. Поэтому она обгонит этого парня, чего бы ей это ни стоило.       — Меня зовут Рэймсс, — сказал он, так и стоя на пороге. Войти не решался. Эва выгнула бровь и поднялась на ноги, подойдя к нему.       — Эвтида, — она пожала вытянутую для приветствия руку. Кожа у него была прохладная, но мягкая, не огрубевшая от работ на плантациях, как у Исмана.       — Красивое имя, — хмыкнул парень, а Эва насупилась.       — Мне все говорят, что оно странное.       — Я сказал красивое, а не странное.       — Значит, ты чудак.       — А ты грубиянка, — Рэймсс закатил глаза, но уходить не спешил — заинтересовала его новая ученица, что и говорить.       — Пф, — Эва фыркнула, словно недовольный вол, но выяснить, как тут все устроено все же хотелось. — Реммао сказал, что завтра меня кто-то отведет на занятия. Это будешь ты?       — Или Дия, — он пожал плечами, прищурившись. — Брат строгий наставник, а тебе придется многое наверстать.       — Хочешь помощником заделаться? — Эвтида насторожилась.       — Смотря какую направленность ты захочешь изучать, — Рэймсс внимательно на нее посмотрел. — Если некромантию, то помогу. С онейромантией — это тебе к Дие.       — Странный ты шезму. Я думала, вы не дружите, — Эва нахмурилась, отступив на шаг. Заморочить ей голову хочет, не иначе.       — Я не верю, что между шезму не может быть ни любви, ни дружбы, — голос, каким Рэймсс это сказал, был твердым и убежденным, и Эва невольно задумалась, снова оглядев его с головы до ног.       Ошиблась — не парень, уже молодой мужчина, со своими убеждениями и принципами. Она ничего не ответила, молча покачала головой, заявив, что устала. Рэймсс послушно ушел, пообещав, что отвоюет у Дии право ее проводить завтра утром. Смешной.       Уже засыпая, Эва подумала, что они еще смогут подружиться. Однажды.

***

      Охотники стреляли в нее глазами, но Эвтида смотрела только на следы побоев на любимом лице. Сердце ее сжималось, и она не могла даже слова сказать, как ей было больно. Рэймсс понял ее взгляд, поэтому закрыл дверь прямо перед носом раздосадованных охотников и повел ее в надежную тень. Единственную спутницу в их пути, который они оба избрали.       — Кто это сделал? — хриплым от волнения голосом спросила Эва. Рэйм нахмурился. Он собирался говорить о судьбе Дии, а не о своих пустяковых синяках.       — Брат показал, что скрывать от него что-то — плохая идея. Прознал, что я Амену сознался. Больше не доверяет, — быстро сообщил Рэймсс, оглядываясь по сторонам. Времени до казни оставалось совсем мало, а ему так многое нужно сказать.       — Это он — Дию? — прошептала Эвтида, торопливо скользя взглядом по разбитой скуле и засохшей крови на губе.       — Да, я хотел об этом поговорить, — Рэйм нахмурился, быстро выложив все свои опасения. Волновался, дрожа от беспокойства. Если что-то случится — она будет следующей.       Между черномагами ведь не может быть ни любви, ни дружбы, но Рэйм почему-то еще тогда, когда увидел девчонку с яркими янтарными глазами решил, что ненавидеть ее не сможет. Не сможет предасть или подставить, чтобы спасти свою шкуру. Он не был похож на брата, был слишком… мягкосердечным? Наверное, только вот теперь какой из него шезму, если он готов сделать все, чтобы защитить свою девочку с красивым именем. Черномаги так не поступают. А Рэймсс только что пообещал бежать вместе с ней, если Реммао вздумает избавиться и от нее. Рэймсс не позволит. Грудью встанет.       Эвтида долго молчала, переваривая его слова. Стояла, прижавшись к нему и выводя какие-то узоры пальцами на его спине. Рэйм шумно дышал ей в волосы и все никак не мог надышаться их ароматом. Нежный персик с привкусом каких-то сладких цветов. Рэймсс запомнит этот запах на всю жизнь.       — Больно? — Эва неожиданно оживилась, потянувшись пальцами к его лицу. Рэйм прикрыл глаза. Больно было от того, что эти увечья преподнес ему брат, родной человек… Крови и синяков Рэймсс не боялся — в детстве за воровство и не так колотили — еле ноги уносил и даже не плакал над кровоточащими ссадинами. Не до того было, как и сейчас. А Эвтида смотрела со смесью гнева и какого-то отчаянного сожаления.       Прикоснулась к скуле нежно, почти невесомо, но Рэймсс все равно вздрогнул от неожиданной ласки. Нагнулся к ней, ластясь к ее руке. Дарующая жизнь словно исцелить его своими прикосновениями вздумала. Впрочем, у нее неплохо получалось.       Стоят в тени, безмолвные, напуганные, греясь в объятиях друг друга. Эвтида принялась целовать синяк, едва касаясь губами поврежденной кожи, а Рэйм держал ее в своих объятиях. И упади она прямо здесь, удержал бы или рухнул бы вместе с нею. Голову потерял, никак иначе. Не должен же был, а все равно — очаровался грубоватой девчонкой еще тогда, решив сначала дружбу взрастить, а сейчас до конца с ней по жизни идти. Сбегут. Сбегут вместе.       Эва опустилась к его губам и поцеловала, не дав возможности осознать случившееся. Осторожно, чтобы не потревожить маленькую ранку, но все равно страстно, как умела только она. Его торопливая, отчаянная Неферут. С такой только бежать от охотников и не оглядываться, не сожалеть. Рэймсс осторожно подтянул ее к себе, уверенный, что такими темпами просто лишится рассудка от невозможности коснуться ее так, как ему хочется.       — Люблю тебя, — сбивчиво прошептал он, отстранившись. Идти надо, больше оттягивать некуда. Эва подняла на него широко раскрытые глаза. Кажется, из его губы пошла кровь, потому что сейчас на ее губах был маленький красный отпечаток. Рэйм потянулся, чтобы стереть его, но Эвтида перехватила его ладонь, заглядывая в лицо.       — Я тоже, — сказала она осторожно, словно дикий зверь. — Люблю.       Рэймсс не ждал ответного признания, поэтому просто молчал. То, бывшее, когда Эва крепко напилась, — не считается.       Сейчас все по-настоящему. Теперь правда — только вместе.