1956
Жозефина открывает передо мной шкаф во всю стену: — Выбирай. Я встаю с кресла в брюках, в ботинках, с голым торсом. Потираю ладони и принимаюсь выбирать наряд моей белой королеве. Платья, блузки, костюмы, шёлковые и кружевные ночнушки. Хочу видеть всё на Жозефине. Брючный костюм — цвет «океанская синь» — и белая блузка со стоячим воротничком. Укладку делаю сам — запускаю пальцы в короткие волосы, они становятся волнистыми. Жозефина застёгивает на мне рубашку и завязывает галстук. На кухне Фату, Клотильд, Анн Ле и Жозефина пьют чай с круассанами. Я курю в окно, Бенуа курит на крыльце. — У меня за стенкой ночью что-то сильно трахает, — Фату запивает чаем круассан. Анн Ле замирает с ободком кружки на губах: — Я ничего не слышу, — делает громкий глоток. — Я танцую! — хрустяшки от круассана сыплются изо рта Клотильд. — И потанцевать в комнате не разрешают! Через неделю у Анн Ле наступает положенный отпуск. Она оставляет Бенуа в пансионе и фотографирует глазами кухню: «Приеду, проверю. И чтобы ничего не трогали на моей кухне!». На улице дождь. Я курю у гаража. Анн Ле выбегает с маленьким чемоданом над головой. И куда она бежит? На автобус? В такую-то погоду. Мимо пансиона проезжает одноместный мотоцикл с двумя людьми. По чемодану узнаю Анн Ле — лиц не вижу из-за шлемов. Мотоцикл — Велочетте 32-о года. Хороший агрегат.1958
Ем бриошь с маслом и джемом. Никого не трогаю. Пиджак висит на спинке стула. Поднялся рано — Жозефина разбудила. Отнёс кофе, вот теперь и сам завтракаю. Встаю рано — мне нравится. Дворецкий директора пансиона — особый эталон. В саду ковыряется Бенуа. До подъёма час. Гляжу в окно: Бенуа уже нет. Бенуа с грязными от земли руками на кухне. — Доброе, — здороваюсь, попивая чай. Растерянный, взглядом со мной не встречается. Рубашка выбилась из брюк — такого с Бенуа не случается. Лёгкая щетина на лице — тоже на него не похоже. — Мне надо с тобой посоветоваться, Сильвен, — Бенуа присаживается за стол. — Несколько дней меня преследуют сомнения и мысли, — трёт лоб грязными пальцами, теперь и лоб в земле. Давай ещё меня потри! — Я не самый лучший советчик, дружище, — крошки от бриошь падают изо рта в тарелку. — Мне кажется… — скрещивает кисти на ляжках. — Мне кажется, Анн Ле беременна. Я чувствую… чувствую второе сердце в ней. — Кгхе-е-е-е! — сгусток теста с джемом выпрыгивает на тарелку. — Когда успели?! Когда вы с Анн Ле успели?! — Дурак, что ли? — Бенуа выпучивает глаза. — Я с Анн Ле ни-ни. Максимум — в щёчку поцеловать. Я того… ну этот… — Понятно, — запиваю сухость во рту чаем. Я тоже того-этот. — А кто тогда отец? — Фаворит, кх. Кто ж ещё? Она только с фаворитом встречается. — А ты видел её фаворита? Кто её фаворит? — сажусь вполоборота к Бенуа. — Не-е-т, — подаётся вперёд шёпотом. — Ни разу не видел. Она не говорит, а я и не интересуюсь. Говорит, она с фаворитом, любит его, видится с ним за пределами пансиона. — Вот и довидились! Ну что, — взбадриваю Бенуа за плечо, — поздравляю. В вашей семье пополнение. Если фаворит — человек, родится ведьмочка или колдун, а если колдун… те же претенденты родятся. У ведьм и фаворитов в любом случае рождаются особенные дети — колдовство матери передаётся через пуповину. Отличие отцов играет степень силы способностей. Если родители ребёнка ведьма и колдун, то младенец получится с сильными способностями. — Анн Ле не знает, а я знаю. Сказать? Не будет ли это выглядеть странно, что какой-то дворецкий знает о мадам гораздо больше, чем она сама о себе? — А что в этом такого? — кладу локоть на стол. — У вас связь, у Анн Ле связь с кулинарией. Вот за своей кулинарией она и проморгала беременность! Сообщи, поддержи. Думаю, она обрадуется. Только веди себя нормально, не паникуй раньше времени, она ещё не родила. Анн Ле действительно оказалась беременна. Об интересном положении она сообщила Жозефине. Та дала ей год — на беременность, на роды, на первое время. Неизвестно, в следующем году в пансион вернутся трое или ни одного. В детстве Анн Ле мечтала жить с Бенуа в пригороде Дижона. — И кто её фаворит? — бреюсь. Хожу из ванной к Жозефине на кровати. — Какой-то мужчина, — она листает ведьминский журнал, последние новости. А про фаворита Анн Ле там не пишут? — Как это какой-то? — замираю с бритвой на шее. Выхожу в комнату. — Ты не знаешь, с кем встречается подруга? — лежит в прозрачной ночнушке на шести подушках. — Нет, у нас не принято обсуждать мужчин. Мы с ведьмами давно не обсуждаем тебя. — Обсуждайте других мужчин, а не меня! Зефирка, у тебя подруга беременна, а ты не знаешь от кого! — Сильвен, мне это не интересно. Неудобно напрямую спрашивать: «А кто тебе ребёночка заделал?» — А чего неудобно? Между ведьмами вообще секретов не должно быть, — ухожу добривать щёки. — Секс всегда обсуждается. Про секс всегда интересно слушать. — Мне не интересно, — шелест страниц. Выхожу из ванной с пеной на левой щеке и в трусах: — А мы когда? — Что когда? — Жозефина отрывается от журнала. — Девки трахаются направо и налево, а моя лежит, блин, на шести подушках белая королева! Зефирка, когда мы с тобой?.. — двигаю пахом взад-вперёд и согнутыми в локтях руками. Пена с бритвы падает на шерстяной коврик. Сейчас мне влетит. — У тебя что-то белое капает, — Жозефина крутит пальцами. — У меня сейчас из другого места белое покапает! Так, раздевайся, — тычу в неё бритвой. — После бритья займёмся страстной любовью! — ухожу в ванную. Мои трусы мотаются туда-сюда. — Никакой страстной любовью я не буду с тобой заниматься, Сильвен! Чего удумал! — Вот неужели тебе не хочется? — выглядываю из ванной. — Нет, — Жозефина хмурит брови. — А мне хочется! И давно хочется! А когда ты ручками своими трогаешь меня в трусах — очень-очень хочется! Чего лежишь? — тоже хмурю брови. — Быстренько раздеваемся и встречаем меня раздвинутыми руками и ногами, — прячусь в ванной. Я вообще добреюсь когда-нибудь? — Звёзды обещают ночь любви-и-и-и, — напеваю. — Никакой ночи страстной любви! — журнал летит на коврик. Ты хотела кинуть журнал с кровати в меня в ванной? — Страстная любовь не подразумевает страстный секс, — подставляю гладкую щёку. — Нормально побрил? Потрогай. Кусочка не пропустил? Жозефина, потрогай щёку, а не член! — она проводит пальцами, удостоверяется в гладкости. Правая щека проблемная из-за подкожной родинки — приходится аккуратно брить. — И сколько в тебе страсти? — Жозефина прячет трусики ночнушкой. — На пятнадцать минут хватит. А потом и остальной любовью займёмся. — Пятнадцать минут?! — она берёт подушку. — Сильвен, а какое самомнение! — Пятнадцать минут для страстного секса — это очень много! Готовимся-готовимся, — показываю, чтобы она убрала подушку и раздвинула ноги. — Приду через пять минут. Побритый, умытый, я ещё какими-то духами и маслами с полки подушился, залезаю под одеяло к Жозефине. Горит прикроватная лампа, пенка с коврика стёрта. Снимаю с Жозефины трусики под одеялом. — Сильвен, отодвинься! — двигает меня попой. — Да блин! — встаю с кровати. — Недотрога! — обхожу кровать. — Ты посмотри, какая недотрога! — Ты куда? — она отрывает голову от подушки. — В ванную! — встаю к ней лицом. — Разве не видишь? — показываю на трусы. — У меня два варианта: либо ты, либо ванная! Первый отпадает! — Я тебя настолько возбуждаю? — смотрит на трусы. — Ты меня настолько раздражаешь, Жо! Зе! Фи! На! Чтобы, когда я вышел из ванной, ты уже спала! — включаю свет, закрываю за собой дверь. — Аккуратней там, Сильвен, с боеголовочкой! — кричит с кровати. Приоткрываю дверь, просовываю нос и губы: — Могла бы и помочь, составить компанию.╭─━━━━━━━━━━━━─╮
— Так и не присоединилась ко мне.
— Боеголовка не взорвалась?
— Я стёр все следы преступления.
╰─━━━━━━━━━━━━─╯
1960
В начале года в пансион возвращаются Бенуа и Анн Ле. Вдвоём, без ребёнка. Анн Ле очень похудела, хотя мне казалось, что женщины после родов полнеют. Мы с Бенуа обмениваемся скромным «Привет» и объятиями. Анн Ле готовит обед на любимой кухне, с ней и Бенуа я стараюсь не пересекаться. За обедом тема Анн Ле не поднимается. После обеда ведьма поднимается к Жозефине в спальню. После обеда Бенуа в одиночестве ест картофельный суп-пюре с шампиньонами и с багетом, начинённым моцареллой и песто. — Приятного аппетита, — желаю ему, наливая себе тарелку супа. — Спасибо, тебе тоже. Присаживаюсь к другу, присваиваю пару кусочков багета. Тихо опускаю ложку в суп и не знаю, с чего начать разговор. — Мальчик? Девочка? — пробую жидкое картофельно-грибное пюре. — Ведьмочка, — Бенуа ковыряет песто в багете. — Мёртвенькая родилась. Прижимаю подбородок к груди, облизываю зубы от пюре: — Хмм-м… — глажу Бенуа по спине. — Соболезную. — Спасибо, — слеза катится по скуле. — Анн Ле нехорошо себя чувствует после случившегося. — Не буду трогать её, — возвращаюсь к супу. — Как тебе жизнь за пределами пансиона? Чем занимались? — Жили втроём в небольшом домике. Анн Ле продавала выпечку, я помогал соседям с садами — стриг траву и кусты, фаворит чинил транспорт в ближайшей мастерской. В целом, хорошо жили. Я не жаловался, на меня не жаловались, — Бенуа вспоминает о супе. Хлебает. — Анн Ле не колдовала, фа… — смолкает. — А? — я не услышал, потому что хрустел багетом. — Фаворит? Так что у неё за фаворит? — Мужчина, — Бенуа переводит взгляд с еды на меня — растерянный, — как мужчина. Работящий такой, рукастый. Не боится пачкаться и пахнуть машинным маслом. Любит Анн Ле, она его любит. Любит выпить, много курит. Супчики всякие варил Анн Ле, пока я был занят. Хороший такой… мужчина. — А выглядит как? — отвлекаюсь на плавающий шампиньон в тарелке. — Ну такой… обычный, наверное. Брюнет… высокий. Такой вот. Извини, Сильвен, мне тяжело смотреть на неизвестных мужчин, а потом описывать их тебе. Бенуа голоден, поэтому окунается с головой в тарелку. Бенуа не готов продолжать разговор, поэтому затыкает рот супом и багетом. Что за секретики ты хранишь? Что за игра в молчанку? Мы мастурбировали наперегонки в соседних кабинках, когда нам было по 15. — Говори, как есть. Что ты юлишь? Анн Ле попросила? Ты хранишь секрет Анн Ле? — Не только, — Бенуа ставит локти на стол и поддерживает лоб пальцами. Тарелка отодвинута. Бенуа переплетает пальцы под носом, смотрит сквозь меня. — Тебе это не понравится, Сильвен. Не хочу тебя огорчать. Я отодвигаю стул к стене, бью по обоям деревянной спинкой: — Говори, — вытаскиваю из дальнего зуба багетный мякиш. Бенуа опускает кисти на стол: — Это господин Габин.╭─━━━━━━━━━━━━─╮
— Что ты почувствовал в тот момент?
— Обиду. Двухсекундную обиду на Анн Ле. А потом вспомнил, как тебе было неприятно осознавать, что я — твой фаворит. Чем я отличаюсь от Габина, Зефирка?
— Ты — человек, он — колдун.
— И только-то. Оба очень далеки от идеала.
╰─━━━━━━━━━━━━─╯
Перед глазами не плывут воспоминания о том, как он бил меня кнутом. Я вспоминаю, как она бежала под дождём на встречу с ним. Как прогоняла из комнаты, чтобы переодеться — шизофрения. «Ночью сильно трахает за стенкой» — вы делали это в пансионе. Я вспоминаю, какая счастливая была Анн Ле, объявляя о беременности. Она хотела ребёнка. Они потеряли ребёнка. Пожелаешь такое врагу? Я остался дураком в 31 год, но о смерти перестал задумываться. — Говоришь, — щиплю нижнюю губу, — Габин супчики варил Анн Ле? Как ты… — хмурю лоб. — Как ты вообще отреагировал на него? Вы ж с Анн Ле поехали на автобусе. — Да, — Бенуа кивает. — Габин ждал нас дома с Бланкет де во и Тарт татеном. Представляешь? Сам готовил! Клянусь, — прикладывает ладонь к синему галстуку, — я чуть в обморок не упал, когда увидел его дома! Целый день просидел в саду, чтобы с ним не пересекаться. — Вы подружились? — тянусь за багетом. — Нет, — пожимает плечами. — У Габина тяжёлый характер, не думаю, что у него есть друзья. В принципе, общались мы нормально. Он холил и лелеял Анн Ле, не разрешал мне для неё готовить, сам всё делал: и ужин приготовит, и вещи постирает, и под капотом испачкается, и ноги распухшие разотрёт, и на шарманке колыбельную сыграет. — На шарманке? — вскидываю бровь. — Ты знал, что он — циркач? — Нет, — сую в рот ложку остывшего супа. — Вот теперь знай. Габин в цирке работает сорок лет. О, как! А в Совете он так… так получилось. А ещё они с Анн Ле женаты уже как три года. — Отлично получилось! — вспыхивают пятнадцать глубоких шрамов на спине. Я стараюсь не засматриваться на них, вертясь перед зеркалом. Жозефину они не напрягают. — Пока он не сжигает ведьм и дворецких, готовит похлёбки и сладкие пироги! — злость резко затухает. Хмурю хмурые-не хмурые брови: — Когда они успели пожениться? — Тихо, — Бенуа тянет к моему рту руки. — Не кричи так. Анн Ле не хочет, чтобы кто-то разузнал о её фаворите. — А чего вы сюда-то вернулись вдвоём? Где Габин? Почему не с Анн Ле? — Он… — Бенуа тупит взгляд в холодный суп. — Он уехал на поиски цирка. — Денежек подзаработать? — саркастичная интонация. Внутри зарождается злость на Габина. Мне уже его не жаль. — Он везёт туда девочку… — Бенуа двигает ложкой в тарелке. — Не знаю, что он задумал. Я не слышал его разговор с Анн Ле. — Мёртвую девочку? — двигаю стул ближе. — Она же мёртвая?.. — Я… — Бенуа запрокидывает голову, отворачивает лицо на окно. Внезапные слёзы. — Мы с Габином как-то поздно вечером закусывали брускеттами Бурбон, — отличное времяпровождение. — Анн Ле уже спала. Габин многое знает, многое видит. Анн Ле — моя сестра, Сильвен, — светло-карие глаза мокрые. — Поэтому я испытываю к ней какую-то братскую любовь, а она ко мне — сестринскую. У нас одна мать — человек, но разные отцы. Наша мать встречалась с моим отцом-человеком, забеременела, он её бросил. Она встретила колдуна, он её полюбил и женился, после родилась Анн Ле. Мадам Мона и Максимилиан убили нашу общую мать и отца-колдуна Анн Ле. Поэтому у неё способности, а я — обычный человек. — Это тебе Габин сказал за Бурбоном? — Да, — Бенуа моргает, слёзы падают на щёки. А это значит… — Девочка… мёртвая девочка… — Дени́з, — Бенуа подставляет к губам ладонь, давится всхлипом. — Дениз — моя племянница. После команды «Отбой!» от Фату Жозефина делает мне массаж в спальне. Я распластован на большой кровати, белая королева сидит на моей заднице. — На боку такой грубый шрам, — жирные ладони соскальзывают со спины на правый бок. — Он у тебя не болит? — Нет, — щека на подушке. — А почему только он должен болеть? — Расположен плохо. Постоянно в движении вместе с тобой. Жозефина слезает с меня, вытирая друг о друга кисти. Я переворачиваюсь с живота на спину и закидываю за голову руку. Не прошу, не намекаю, но Жозефина гладит по груди и прессу.╭─━━━━━━━━━━━━─╮
— Что тебе говорила Анн Ле в спальне?
— Она не жалеет о жизни с Габином. Если бы не он, не было Дениз. Она его очень любит.
╰─━━━━━━━━━━━━─╯
Я притягиваю на себя Жозефину, укладываю на грудь и мечтаю лежать так столетия, обнимая и сгорая от тепла её тела.1963
Я моюсь. Стою в полный рост в ванне. Жозефина журчит на унитазе, стучит стопами по коврику. Сделала свои дела, нажимает на слив — готова убежать. — Сосочки не потрёшь? — поворачиваюсь к ней лицом. Мокрый, сексуальный рельеф. С сексуальными мокрыми волосами на голове в разные стороны. Сексуально. Я сексуальный. — Хе-хе, — у Жозефины кожа собирается во второй подбородок. — Хе-хе, нет. — А я бы тебе потёр. Я целую её грудь — и что? И что вы мне за это сделаете? Сожмёте горло, как я сжимаю грудь Жозефины? — Не сегодня, Сильвен. Ночью она дарит мне ласку, любовь, но не секс. Рассказать про наш первый раз? Ух, это было волнительно и неожиданно. Да-да, я постоянно кричал, что сексуальный мужчина, что Жозефина всегда меня возбуждает — умеет возбуждать, что страсть окутывает моё сердце. Я готов к сексу давно, желаю секса с Жозефиной долгие ну не двадцать, а пятнадцать лет точно, не боюсь секса, уверен в себе во время секса. Что на деле? Жозефина подходила к сексу серьёзно. Я отшучивался, сводил всё к шуточкам, дабы успокоить мою недотрогу. В ласках и нежности Жозефина не недотрога. Стоит её обнять и поцеловать — всё! руки так и тянутся полапать меня за разные места и органы. Она нежная — я знаю это — когда подставляет губы под мои поцелуи, когда размазывает ладонями шрамы на спине. Она нежная снизу, сбоку, сверху. Я предлагаю ей страсть, но вмиг тлею от её любви. Мажордома в пансионе нет, детей много. В четыре руки с Фату мы справляемся с малышнёй. Бенуа выгоняет маленьких дворецких в костюмах из сада. «Хватит топотать мои нарциссы!» Пансион разрастается, Жозефина прекрасно справляется с обязанностями директора, мы… продолжаем отыскивать дворецких для ведьм. «Тук-тук», — замираю перед закрытой дверью. Хоть четвёртый этаж и принадлежит мадам директору, на этом этаже больше никто не живёт, без приглашения я не вхожу в спальню. Жозефина молчит. Занята? В ванной что ли. «Зефирка? — царапаю короткими ногтями дверь. — Ты не хочешь меня видеть? Ты какаешь?»╭─━━━━━━━━━━━━─╮
— Как обычно! Сильвен, как обычно! Другими делами я не могу быть занята!
— А что? Тебе можно залезать в мою голову, когда я в туалете, а мне нельзя? Я волновался!
╰─━━━━━━━━━━━━─╯
«Я захожу, даже если ты какаешь». На ней нижнее бельё — белое, раздельное. Кровать разобрана, Жозефина сидит на краю. Глаза в пол, нежно-розовая помада на губах. Фисташковый оливан блестит на браслете. Жозефина носит на запястьях браслеты из камней. Салемская ведьма. Не может она жить без камешков.ᴛʜᴇʀᴇ's ᴛʜɪɴɢs ɪ ᴡᴀɴɴᴀ sᴀʏ ᴛᴏ ʏᴏᴜ, ʙᴜᴛ ɪ'ʟʟ ᴊᴜsᴛ ʟᴇᴛ ʏᴏᴜ ʟᴇᴀᴠᴇ.
ʟɪᴋᴇ ɪꜰ ʏᴏᴜ ʜᴏʟᴅ ᴍᴇ ᴡɪᴛʜᴏᴜᴛ ʜᴜʀᴛɪɴɢ ᴍᴇ.
ʏᴏᴜ'ʟʟ ʙᴇ ᴛʜᴇ ꜰɪʀsᴛ ᴡʜᴏ ᴇᴠᴇʀ ᴅɪᴅ.
Я медленно подхожу к ней и останавливаюсь на расстоянии вытянутой руки. Жозефина поднимает взгляд. Цвет — бастард — напоминает засахаренный мёд. Галстук на моей шее развязывается и падает на пол, жилетка расстёгивается. Жозефина глазами освобождает пуговички на рубашке. Протягивает руку. Чтобы рука не висела в воздухе, я делаю два шага вперёд. Холодная ладонь упирается в горячий живот. Поднимается на грудь. Там, внутри, бьётся сердце Жозефины. — Я… я переживаю, — признаюсь. Обосрался! Простите, обосрался! В такой-то момент! Сильвен, ты больной? — Всё в порядке, — Жозефина водит улыбку по груди. — Жозефина, я… вообще… — зарываюсь пальцами в волосы — укладка в никуда! — Пф! Я вообще не готов! Ты такая, — я поражён откровенным бельём, — готовая, а я даже не помылся, весь день где-то с Бенуа лазал, детей из сада вытаскивал. Она притягивает меня за стрелку на брючине, поднимается ладонями по бёдрам. Встаёт? Нет! Почему не встаёт, когда надо вставать? Мы — бунтари! Нам не страшна команда «Отбой!». Она целует внизу живота над ремнём. Меня ноги не держат, сейчас упаду, как белый галстук. Мы встречаемся взглядами. Я запускаю пальцы в короткие светлые волосы — укладываю назад — опускаюсь на колени перед Жозефиной. Я между раздвинутыми ногами Жозефины, чёрт побери. Сильвен, ты так этого хотел, и что в итоге? — Ты знаешь, что делать? — Жозефина водит лицом, не целует. Дышит. Носиком решила подышать мне в лицо. Заигрывает, игрунья. — В теории, — у меня изо рта так сигаретами воняет, мне аж самому неприятно. Мужчина. Я не успею, да, сбегать почистить зубы? — Настало время практиковаться. Жозефина тянет на себя за расстёгнутые стороны пиджака. Пятку в живот, и перекидывает меня через голову на кровать. Ты — ведьма или борец? Что за неожиданности за десятилетие совместной жизни? Раньше не могла предупредить? Она будет сверху. Или сбоку. Сидит на коленях сбоку. Накрывает поцелуем губы и подлезает рукой в застёгнутые брюки. — Пятнадцать минут? — отпускает мои губы из засоса. — А если я тебе не понравлюсь, ты не закинешь меня обратно на звёзды? — Если мне понравится, — Жозефина пересаживается на ноги, принимается за ремень, — мы будем делать это на звёздах. У меня «отлично» по Левитации. — Связался же на свою голову с отличницей. Рассказать, как это было? Не буду. Мой секрет. Возможно, Жозефина поведает кому-нибудь, каким я оказался настоящим, что скрывают шрамы на спине. Это длилось не пятнадцать минут. И нет, не меньше! От себя скажу: удивительно, на что способна влюблённая женщина.1967
Мы любим друг друга на расстоянии, вблизи, в кровати, в ванной и не на земле. И всё бы было ничего, если бы не разговор с мадам Хорхолле. — Я знаю о вас, — заявляет глава Совета в кабинете Жозефины. Она одна, без сопровождающих в лице мадам Дармон и господина Габина. — Не лезу в вашу жизнь, в вашу любовь. Однако ситуация крайне неприятная. Подобное случалось ни раз, но не с салемской ведьмой и дворецким. Итог сей связи один — сожжение. Однако терять тебя, Жозефина, великая потеря. Я предлагаю следующие варианты: либо вы немедленно прекращаете отношения, либо, — она перекладывает ногу на ногу, — даёте жизнь вашей любви. — Не понимаю, мадам Хорхолле, — Жозефина качает головой в разные стороны. — Ведьм Салема очень мало. Во Франции их всего лишь три, включая меня. Со многими происходят несчастья, как например с Валравенс. Однажды салемских ведьм не станет. Твой ребёнок, Жозефина, продолжит род Бутов, одного из самых сильных салемских родов, и даже семя Сильвена не помешает ребёнку впитать все твои ведьминские способности. Фавориты — наше главное правило, наш путь, по которому мы следуем. Я ценю ведьм, связавших жизни с фаворитами. Другой вопрос: захочет ли твой ребёнок знать, что его отец — обыкновенный человек? — Мой отец — обычный человек, мадам Хорхолле. Не вижу в этом ничего плохого, — Жозефина невозмутима. — Так ли это, Жозефина? — глава Совета загадочна. — Что ж, не моё дело. Примите правильное решение, — она поднимается со стула. — И когда я увижу тебя беременной, обещаю, от сожжения не останется и следа. Салемские ведьмы, Жозефина. Помни это. Твой ребёнок будет уникальным. Неделю Жозефина плачет. Мои слова, моя любовь не вытирают слёзы. Бестолку. Она редко разговаривает с Фату, с Анн Ле, с Клотильд. Подруги не стоят с ней на распутье. Сегодня пятница, впереди выходные. — Что ты делаешь? Рыскаю по шкафу, кладу на кровать белый костюм: — Мы уезжаем. Одевайся. «Акула» плывёт на другой конец Дижона. Ливень. Крупные капли бьют по крыше. Я выбираю мотель с погнутой вывеской «Pioche». Романтик из тебя никудышный, Сильвен. Мог бы хотя бы цветы купить по дороге.ᴛʜᴇʀᴇ's ᴛʜɪɴɢs ɪ ᴡᴀɴɴᴀ ᴛᴀʟᴋ ᴀʙᴏᴜᴛ, ʙᴜᴛ ʙᴇᴛᴛᴇʀ ɴᴏᴛ ᴛᴏ ᴋᴇᴇᴘ.
ʙᴜᴛ ɪꜰ ʏᴏᴜ ʜᴏʟᴅ ᴍᴇ ᴡɪᴛʜᴏᴜᴛ ʜᴜʀᴛɪɴɢ ᴍᴇ,
ʏᴏᴜ'ʟʟ ʙᴇ ᴛʜᴇ ꜰɪʀsᴛ ᴡʜᴏ ᴇᴠᴇʀ ᴅɪᴅ.
— Послушай меня, — Жозефина сидит на кровати поникшая. Одна моя нога согнута, приютилась рядом с ней, вторая на полу. Держу Жозефину под затылок. — Я люблю тебя не потому, что так велят звёзды, не потому, что ты заставляешь меня любить тебя. Я люблю тебя, потому что хочу, потому что никого не хочу любить, кроме тебя. Я люблю тебя давно, я люблю тебя долго и сильно. Я не хочу стать причиной твоих бед. Я — дурак, я — придурок, я — идиот, но я верю, что вот такого меня ты полюбила, — срываюсь, не могу сохранять спокойствие в голосе. Не ощущаю, что плачу, мокрыми глазами жух-жух-жух, ресницами сбиваю капли. — И если нам суждено сгореть на костре, я сгорю с тобой. Мне не страшно. Теперь мне не страшно, потому что ты со мной. Зефирка, — беру её за лицо, — мы не можем быть вместе, но я подарю тебе мою любовь. Не ради Совета, не ради Салема. Зефирка, кто у нас будет? Звёзды показали тебе. Ты знаешь будущее. Ведьмам нескучно жить, зная своё будущее. Кто между нами? Кто будет великой ведьмой? Ещё в юности ты видела меня и ту, кто у нас родится. Ты уже выбрала имя. — Девочка, — Жозефина смешно плачет и накрывает мои ладони на щеках. Моська. Милая моська. — Девочка с бунтарским характером. Она перевернёт к чертям собачьим ведьминские законы и тупые правила. Она ходит на каблуках и кидает камешки. Обещаю, я найду для неё идеального дворецкого. Никаких дней рождения в один день, только общее сердце, — кладу ладонь на грудь Жозефины. Дебильные слёзы капают с верхней губы на нижнюю, сопли вытекают из ноздрей. — Она яркая, громкая и неугомонная. Она неуправляемая. Она красивая, как мама, и опаздывает на занятия, как папа. Она — маленькая Бут и никогда не узнает, что её отец — никудышный дворецкий, не умеющий носить тарелки на прямых пальцах, зато хорошо мажущий начинки на крепы, — Жозефина смеётся. — Она острая, как я, и сладкая, как ты. — Сильвен… Я опускаюсь на пол перед Жозефиной и подставляю ладони: — Хочу шоколадку, — прошу с закрытыми глазами. Колдую. Не умею. Жух-жух-жух. Моя магия. — Хочу, чтобы появилась шоколадка. Шоколадка. Плитка шоколадки. Плитка шоколадки. Появись-появись. Пор фавор, появись. Ладони нагреваются. Я открываю глаза — плитка шоколада с острым перцем. — Зефирка… — раскрываю упаковку, протягиваю. Жозефина кладёт пальцы на мои губы, не даёт договорить: — Западный ветер — тёплый, но приносит дожди и бури. Посланник весны, самый мягкий из ветров, — перемещает ладонь на щеку. — Ты не зеленоглазый юноша с зелёными крыльями, но я попала в твою ловушку.╭─━━━━━━━━━━━━─╮
— Когда звёзды показали тебе Гайю?
— Не звёзды. Я увидела её в твоих глазах, когда мы ели киш лорен на кухне. Я никогда не стыдилась, что отец Гайи — дворецкий. И она тебя никогда не стыдилась.
╰─━━━━━━━━━━━━─╯