Тили-тили тесто

Если в гости приглашает Дима, то отказаться, сославшись на усталость — нормально, Дима самый понимающий среди всех его знакомых. Дима, услышав от него «Поз, прости, с ног валюсь» может по голосу определить, взял ли Шастун опять срочный большой заказ, из-за которого сливается с заранее назначенной встречи. Дима никогда не осуждает за желание отдохнуть, а вот к переработкам относится с крайним неодобрением. Но в гости приглашает Савина: она стащила у Кати телефон, предварительно подглядев код-пароль. Целая секретная операция специально для того, чтобы позвать дядю Антона в гости. Он бы пришел и без приглашения, потому что забыть про Савинин день рождения — это как забыть про день рождения мамы. Про подарок для дочки Позовых Антон начал думать еще два месяца назад, потому что для самой невероятной девочки и подарок должен быть соответствующий. И торт. Савина, сочетающая в себе бесноватость и рассудительность, деловито уточняет: — А торта всем хватит? Мы позвали в гости восемь девочек, они будут с мамами, получается шестнадцать человек, и мы впятером! Внутри теплеет от того, что «мы» — это с Антоном. Антон думает, что они действительно семья: могли бы шерить подписку на Нетфликс, потому что минимум раз в месяц он у Позовых бывает. Декор торта Савина выбирает сама, а Антон старается сделать всё именно так, как ей хочется, даже если нужно впихнуть в оформление торта и Эльзу, и прозрачные снежинки на шпажках, и блестящие шоколадные шарики, и посыпки (минимум баночку! и баночку — лично в руки имениннице; Антон думает, что Савине можно делать не торт, а просто выдавать контейнер розовых сахарных сердечек, всё равно у родителей связи с зубной мафией), и нарисовать любимые коньки. По меркам взрослого человека Антон переборщил, но он умеет понимать детей в том, что иногда выбрать невозможно, и хочется всего и сразу. Он приходит чуть раньше остальных гостей, и чувствует себя неловко почти с самого начала, потому что неожиданно понимает: это первый день рождения Савины, на который приглашены её подруги, такие же маленькие, как она сама: её одноклассницы и девочки из секции фигурного катания. И он, здоровенный тридцатилетний мужчина без детей. Дверь открывается нараспашку, чуть не ударив по контейнеру с тортом. Антон не видит, но чувствует, как Савина врезается в него сбоку и пытается то ли обнять, то ли вскарабкаться на него, крича, что соскучилась. Так они и проходят в квартиру: Антон придерживает одной рукой торт, второй — Савину, прилепившуюся к ноге. Из дальней комнаты его приветствует Катя, в прихожую выходит Дима и забирает контейнер и свёрток с подарком. Антон жмёт ему руку, а потом треплет по волосам Савину: — Ну что, именинница, за уши дергать будем? Савина отпрыгивает, но остается близко-близко, ждёт, пока Антон присядет, чтобы обнять его ещё раз, уже за шею. Раньше Антон часто ее катал на плечах, но сейчас нагрузки на спину ему противопоказаны (для Савины он это объяснил «проклятьем от колдуна», на что она сказала, что взрослая, всё понимает, и больше проситься на руки не будет). До начала праздника Савина торчит рядом с Антоном и расспрашивает его о подарке. Антон сидит на стуле, а Савина вышагивает из стороны в сторону по кухне, сложив руки за спиной. — Это съедобное? — она смотрит с подозрением. — Нет, съедобный только торт. — Это мягкая игрушка? — приложив указательный палец к щеке. — Ты же жаловалась, что у тебя не хватает места на кровати, — Антон поднимает брови. — Попрошу у родителей большую кровать… Это платье? — резко оборачивается, поражённая догадкой. — Почти, но нет, — Антон улыбается легко, кивает подбадривающе. — Красивая кофта? — Савина опирается руками ему на колени и подрыгивает, пытаясь заглянуть прямо в глаза. — Холоднее. — Это для выступлений? — голос полон восторга, как и всегда, когда речь заходит о любимой секции. — Может быть. Савина подпрыгивает на месте и начинает пританцовывать, а потом тянет к Антону руки, чтобы его обнять, и шепчет: — Спасибо, Антоша. Катя смотрит на Диму и качает головой, одними губами произнося «у нас проблемы». — Ты же его еще не видела, — Антон щурится, — может, не понравится. — Понравится! Твои подарки самые лучшие! Катя на фоне забавно пыхтит от возмущения, а Дима только посмеивается; пару часов назад Савина уже получила подарок от родителей — новые профессиональные коньки, на размер больше, и поцеловала маму в щеку, щебеча, что она лучшая в мире. Антон, впрочем, не претендует, но быть лучшим в мире дядей приятно. Савина осторожно вскрывает крафтовый пакет, а потом достает новое платье. Антон старался не переборщить: Катя против того, чтобы ее дочку баловали (делать это можно только ей), поэтому на платье почти нет камней — но консультант в магазине сказала, что их можно будет добавить в ателье, если возникнет желание. Платье черное, с красивым градиентом в синий на рукавах и подоле. Девочка раскладывает платье на диване, перебирает струящуюся ткань пальчиками и молчит. — Похоже на море. — Или на космос, — кивает Антон. Дима, угадывая, куда Шаст клонит, подходит ближе, и обнимает одной рукой его, а второй — свою любимую дочку. — Потому что ты наша звёздочка! Катя делает несколько фотографий, а потом уводит Савину причесываться (и пытается уговорить её не надевать новое платье прямо сейчас). — Ещё немного, и мы начнем всерьёз ревновать, — Дима изображает суровость: хмурит брови и журит указательным пальцем, но от улыбки удержаться не может. Для него Шаст почти брат — пятнадцать лет дружбы всё-таки, и нежную дружбу Антона с Савиной они с Катей только поощряют. — Да какой там, сейчас подружки придут, она и не вспомнит про меня до конца вечера, — Антон кладет ладонь на шею, взъерошивает кудри на затылке, — может я это, пойду? Дима выглядит так, словно хочет что-то сказать, но передумывает; а потом всё же говорит: — Шаст, она поставила тебе тарелку рядом с собой. И посадила туда медведя, чтобы место точно никто не занял. Антон убирает медведя на диван, чтобы сесть рядом со стулом Савины, когда слышит знакомый голос. — Я подержу, снимай босоножки. Наверное, ему кажется. Резко становится шумно: в прихожей образуется небольшая очередь, девочки поправляют платья и юбки, крутятся у зеркала и осторожно проходят внутрь, переговариваясь между собой звонкими голосами. Громадный Антон, замерший около детского стола их явно настораживает, но Антон улыбается и старается выглядеть дружелюбно, надеясь, что медвежонок на розовой футболке и ободок на волосах делают его достаточно добрым на вид. Ободок, конечно, с оленьими рожками. Потому что вечеринка в тематике Холодного сердца. Свэн из Холодного сердца может и не олень, а лось, Антон не помнит точно, но себя сейчас начинает чувствовать именно оленем. В зал заходит девочка в ярко-желтой футболке и джинсовом сарафане, а прямо за ней идет Арсений, разговаривающий с Димой. Это, конечно, ничего не значило бы: может, он дядя, крестный, старший сводный брат или гувернер, но девочка оборачивается к нему и произносит громким детским шепотом: — Пап, пап, подарок, — пауза, — пожалуйста. Арсений молча передает ей коробку, и девочка мчится к барной стойке, чтобы, поставить свой подарок рядом с остальными. Ей не нужно забираться на стул и вставать на носочки — она высокая, как и отец. Арсений смотрит прямо на Шаста, и Антону мерещится страх в глазах напротив, но это бред, потому что между ними почти три метра и два сервированных стола. Становится понятна причина печали, с которой Арсений говорил о кастингах и о том, что он уже не в том возрасте, чтобы вместо работы стоять в очередях на прослушивания. Образ Арсения — яркого, открытого в эмоциях, готового на смелые образы, шутки и флирт, дополняется тем, что он, кажется, ответственный взрослый. Отец. Арсений поправляет своей дочке аккуратную серебристую тиару и улыбается. Антон удивляется слишком сильно, хотя, пожалуй, нечему. Они познакомились и поужинали, да и не все родители любят говорить о своих детях так, как Ида, которая не может не упомянуть, какой ее сын молодец и как она его любит (и Антон не уверен, кому она на самом деле об этом напоминает). Устраивать сцены не в привычках Антона вообще, да и в целом он понимает, что реагировать так на новость о том, что у его друга есть ребёнок не очень нормально. Он не дает себе зациклиться на том, что мама у девочки тоже должна быть — Свэн так-то веселый олень. Или лось. Он садится прямо на ковёр, потому что на детский стул ему не уместиться. На соседний стул садится дочка Арсения, сразу протягивает ладонь: — Привет, я — Аня. А ты? — Антон. Будем дружить? — он улыбается тому, как крепко Аня жмёт руку. — Я подумаю, — она щурится и забавно морщит нос, а потом отворачивается к девочке, севшей по другую руку от неё. Антон чувствует позади себя шаги и поднимает голову — Арсений смотрит на него сверху вниз. — Привет. У тебя есть ещё рога? — Антон морщится; очень хочется брякнуть что-нибудь необдуманное про то, что у Арсения, похоже, есть свои — те, что он жене наставляет. Или не наставляет. Это не Антона дело вообще. Антон всё-таки думает чуть дольше, и выдает вполне миролюбивое: — В «Холодном сердце» только один олень. — нет, ни разу, всё равно слышно, что его задевает происходящее. — А вот и нет, во второй части целое стадо! — громко заявляет Савина, которая переоделась к празднику в костюм Эльзы. — Здравствуйте, Арсений. — Эй, ты на моей стороне должна быть, — Антон легонько тыкает девочку в бок. — Королева на стороне справедливости и правды, — Савина серьёзна. У Димы с Катей явно есть свои педагогические трюки. Антон смотрит на Арсения, который улыбается, но взгляд отводит, словно чувствует себя неуверенно или виновато. — Всё правильно, умница моя, — к ним подходит довольный словами дочки Дима. — Можем начинать празднество? Савина поднимает подбородок вверх, и медленно, с истинно королевским достоинством, кивает. ** После визита аниматора (из Олеси получилась чудесная принцесса Анна из Эренделла — нос кнопочка один в один, ещё и веснушки на щеках нарисовала) и пиццы с тортом, маленькие гостьи Савины начинают расходиться. Савина, как и её мультяшный прототип, сбрасывает маску холодности и радостно обнимает каждую девочку на прощание — многих она увидит только через два месяца, когда начнется следующий учебный год. Аня в коридор не выходит, сидит, подперев голову маленьким кулачком, и продолжает соскребать с тарелки голубой крем, которым был покрыт торт. Перед Арсением тоже стоит пустая тарелка. Арсений съел свою порцию торта и даже аккуратно отрезал себе ещё. Антон рад, что про Арсения заранее не знал — иначе скорее всего от волнения накосячил бы с тортом. Савина попросила клубничный пломбир — торт, в котором сразу и бисквит, и чизкейк с ванилью, и крем, и клубничная начинка. Когда Антон делал его в первый раз, то сильно ошибся: клубника получилась слишком жидкой и вытекала из торта, его пришлось переложить в большую круглую чашку и смириться с тем, что он будет напоминать кашу-малашу. Антон расстроился, а Савина вооружилась столовой ложкой и ела, пока не кончились силы жевать. Савине нравилось, кажется, всё сладкое, что делал для неё Антон — просто иногда это было просто вкусно, а про клубничный пломбир Савина сказала, что получилось «очень-очень вкусно, ложку сейчас съем, можно ещё?» и продолжала просить сделать торт снова, пока Антон не сдался. Антон рецепт отработал давно, увеличил количество крахмала в клубнике, скорректировал соотношение сахара к сливкам в креме, и теперь не волновался за то, что торт выдержит перевозку, и за вкус не переживал тоже — у многих заказчиков клубничный пломбир стал любимой начинкой. Но наблюдать за реакцией Арсения было нервно. Наверное, это было заметно — но Антон честно старался смотреть только украдкой, как Арсений отламывает кусочек десертной вилкой, как прикрывает глаза, как сглатывает, и начинает есть быстрее примерно до середины куска — а потом замедляется, потому что вкус чувствовать хочется дольше. Когда Арсений аккуратно поинтересовался, хочет ли кто-то добавки, Антон почувствовал непередаваемое удовлетворение — если свой кусок Арсений мог съесть из вежливости, то добавка… Видеть второй исчезающий с тарелки кусок торта и довольного Арсения, который облизывал с губ голубой крем, было очень приятно. Драматично вздыхая, Аня пытается привлечь внимание отца. Арсений не реагирует, потому что прямо сейчас что-то очень быстро печатает: кажется, что что-то случилось. — Пап. — Да? — Мы ведь ещё остаёмся? — Мг-м, я почти… — Спасибо! — подскакивая на ноги, Аня сшибает со стола большой пластиковый стакан с нарисованными на нём снежинками и уносится в коридор. Стакан падает громко, подпрыгивает, ударяясь о ламинат. — Аня! — Арс дочку окликает, но та не отзывается. Он качает головой и встает тоже, начинает причитать — и чувствует внимательный взгляд Антона, который собирает со стола тарелки. — Она жуткая непоседа, а быть с ней строгим у меня не получается. — Если ты думаешь, что я тебя осуждаю, то нет. Не осуждаю. Арсений смотрит Антону в глаза, поджимает губы — кажется, хочет что-то сказать, но в комнату вновь заглядывают девочки. — Мы идем открывать подарки! — объявляет Аня. — Антон, ты с нами? — уточняет Савина. — Я обещал помочь с посудой, хочешь мне помочь? Я приду быстрее. — Лучше я начну распаковывать — а ты закончишь и приходи! Антон улыбается и не спорит. Всё-таки, сегодня Савина именинница. — Она тебя перехитрила. — Ага. И уничтожила, — Антон хмыкает. Арсений убирает телефон в карман и начинает составлять в стопку тарелки: — Просто помогаю убраться. Антон вновь позволяет себя обхитрить, ну просто заговор какой-то, чтобы его смутить и выбить из колеи нахождением с Арсением в полутемной комнате. Можно зажечь свет, до выключателя всего два шага — но за окном белая почти-ночь, и менять светло-голубой свет от окон на желтоватый искусственный не хочется совсем. — Антон? — дождавшись, пока Антон повернёт голову, Арсений спрашивает. — Всё в порядке? — А? Да, нормуль. Устал конечно, я к шуму не очень, — Антон пытается изобразить, что ничего удивительного не происходит. — Я имею в виду Аню. — Она милая, у меня племянницу тоже так зовут, кстати. Арсений смотрит долгим, тяжелым взглядом. — Арсений, моей дружбе с Димой жена и ребенок не мешают. Никаких проблем... И у Иды сын — мы даже гуляем втроем иногда. Я не начну считать, что ты слишком старый или мудрый, чтобы общаться, — Антон тянет руку к плечу Арсения, кладёт сверху, сжимает и чуть трясёт, вкладывая в это всю возможную приятельскую привязанность. — Я в разводе. — О. Ну. Мне жаль? — у Антона голос резко подскакивает на пару тонов, он сглатывает, — Или тебе не жаль и нужно сказать что-то другое? Бля, прозвучало не очень, да? Арсений скрещивает руки на груди — Антон думает, что это плохой знак и опускает голову вниз; носком он поддевает ворс бежевого ковра, выпрямляя ворсинки. Тут же приминает их обратно. — Антон! Там набор с пекарней! — Савина влетает, не уделяя должного внимания тому, что взрослые разговаривали — и Антон сейчас ей очень благодарен. Между пальцев она сжимает миниатюрный пончик, который меньше, чем фаланга указательного пальца Антона, но украшен нарисованной глазурью, на которой есть даже черточки разноцветной кондитерской посыпки. Савина кладёт бублик Антону на ладонь, и он проводит по нему пальцем, замечая удивительное. — Потрогай! — Антон тянет руку ближе к Арсению, который вместо того, чтобы просто взять пончик пальцами, своей ладонью поддерживает руку Антона и проводит пальцем по донату, слегка надавливая на него. — Ого, он шершавый, — Арсений чуть наклоняет голову, обращаясь к Савине, — замечательный подарок. — Это на нём посыпка сверху! И да, Ане тоже теперь такой набор хочется, — Савина улыбается с явным намёком. Арсений улыбается, и начинает оглядываться: — Так, с чем ещё нужно помочь, что убрать? — Арсе-е-ений! — Савина скрещивает руки на груди, топает ножкой — и Антон понимает, что она Арсения знает очень хорошо, раз позволяет себе такое поведение. Младшая Позова тем временем вспоминает об Антоне — и берёт его за руку: — Пошли-пошли, лучше тебя никто с едой играть не умеет! По пончику Антон понимает, что Савине подарили новую звериную семью. Первый такой набор Теодор вскрыл во время семейного шоппинга в Испании — пришлось оплатить двух взрослых белок и бельчонка. Диму утешило то, что Тео выбрал один из самых маленьких наборов в магазине, хотя рядом была большая картонная коробка с домиком за девяносто евро. Тео с белками играть запретили: даже в одежде у фигурок были носки, которые удачно помещались мальчику в ноздрю, а ещё в комплекте было много пластиковой мелочи: ведерко с совочком, погремушка, кружечки, книги… Зато беличье семейство прижилось на полке в шкафу Савины. Антон смотрит в сторону стола, на котором почти не осталось грязной посуды: вдвоем с Арсением они быстро унесли всё к раковине. Можно больше не ломаться — Антон к Савине привык относиться на равных, и не хочет быть из тех взрослых, кто вечно говорит «потом», «попозже», «не сегодня» и у которых то самое «сегодня» так и не наступает. Кажется, что он и так упустил момент, когда у его любимой почти-племянницы появились друзья. ** Арсений накрывает экран телефона ладонью, а потом быстро выходит из комнаты, не закрыв дверь — его слова остаются отлично различимы. — Да-да, конечно, уже собираемся… — Прости, но она меня так просила… — Режим. Точно. Конечно. Да, уже собираемся. Арсений возвращается с виноватой улыбкой, и Антона пронзает осознанием произошедшего. Он улыбается уголком губ, но пытается не выдать себя. Аня вздыхает очень-очень сильно, тут же встаёт на ноги и крепко сжимает в руках Савину, которая пищит, но не протестует. — Ну-ну, не поднимай, надорвёшься. В дверях встаёт Катя. — У нас тоже режим, да ведь? Потому что нужно вставать на тренировки в шесть утра. — Да, — Савина зевает, а за ней, по цепочке, зевают все — собравшая волосы в домашний хвостик Катя, Арсений, который нервно притопывает ногой, только-только шмыгавшая носом Аня, и Антон, которому даже вставать с мягкого ковра с пушистым ворсом становится очень лень. Пока Аня с Савиной договариваются о том, какого из зверьков (ежика, белку или котика) возьмёт к себе до следующей тренировки Аня, Антон поднимается на ноги, подходит к Арсу и аккуратно дотрагивается до его локтя, а потом выводит Арсения в коридор. — Ты притворился, что тебе позвонила жена, чтобы не оставаться дольше? — Ане и правда пора спать, нам ещё ехать минут тридцать, — румянец красными пятнами поднимается по шее к скулам Арсения, который пытается казаться невозмутимым. — И мне завтра ещё вести свадьбу, текст нужно повторить… — Текст? Имена жениха и невесты? — Ну, не только, — Арсений выдает себя окончательно, вздыхает. — Ты слишком хорошо в этом разбираешься. — Олеся типо моей лучшей подруги. Арсений едва слышно матерится. — Арс, всё нормально. Реально, ну никаких проблем. — Да я просто… Олеся постоянно ведь про тебя говорит — а я, прикинь, забыл. Что вы с ней, ну, общаетесь, — взгляд у Арсения полон не просто вины, а раскаяния, смешанного с отчаяньем. Антону слышать это обидно и тупо немного — потому что он уже успел себе придумать всякого, а Арсений, кажется, совсем в прострации витает. Антон кладёт руку ему на плечо и улыбается мягко. — Тебе просто стоит отдохнуть. Но, Арс, честно, всё нормально. У тебя и своих забот хватает. «Забота» выходит в коридор, прижимая к себе контейнер для бутербродов, который, очевидно, был выбран домиком для зверят. — Пап, я собралась. Едем? Арсений смотрит Антону в глаза — Антону кажется, что слишком долго, слишком пристально; Антон взгляд отводит сам, чтобы почувствовать короткое, но мягкое поглаживание по плечу перед тем, как чужая ладонь перестанет его касаться. — Да, едем. ** — Савина рассказала, что отец ее новой подруги ведущий. Я, конечно, заинтересовался. Звучит Дима сейчас как авторитетный решала, но выглядит абсолютно по-домашнему: на шортах и футболке, которые стали ему великоваты за последние полгода, когда спорта стало больше, а стресса — меньше, есть дырки, заметна характерная застиранность. Позов вынимает из холодильника две стеклянных бутылки, с хлопком открывает обе и одну протягивает Антону. — Чё, ходил и подглядывал на чужие свадьбы, записывая за ним конкурсы? — Антон поднимает брови, а потом отпивает горчащее пиво. Дима хмыкает. — Олеся уже рассказала? — Ага. Олеся удивилась только, что Антон сам сразу не вспомнил. Шеминов был директором «Вечности» — агентства с неудачным названием, отвратительным отношением к сотрудникам, и ужасным — к клиентам. Среди Шеминовских приколов было заимствовать конкурсы у конкурентов — переименованные и чуть измененные форматы он называл «уникальной свадебной программой под ключ». После переезда Дима работал у него, но долго не выдержал — и ушёл к Олегу, с которым они сейчас партнёры по бизнесу, а не просто начальник и подчиненный. — Мы разговорились во время льда у девчонок. Он мне понравился, умеет расположить, артистичный такой, заметный… Но решился не сразу. Но, согласись, стоило его поуговаривать? Дима кажется подозрительным, и Антон выдает то, что сказал бы о ком угодно: о Диме, о Макаре, о Горохе, но никогда — об Арсении: — Ну, вроде норм чел. А что? Дима улыбается уголком губ, пока Антон становится воплощением собаки-подозреваки. — Да не, ничего. И «норм» — это последнее, что я бы об Арсении сказал... — А еще говорят, что девушки сплетницы, — Катя входит в кухню — видимо, Савина уже заснула. — Ну, самая известная сплетница оказалась молодым парнем, одержимым главной красоткой школы, — жмёт плечами Антон. — Антон, ну спойлер! — Катя вскликивает, и кидает в Антона тряпку, которой собиралась протереть столешницу. Антон тряпку ловит и показывает подруге язык: — Сериалу пятнадцать лет. — А финалу только десять! И все эти десять лет я замужем за Димой, который не хочет его со мной смотреть, — Катя забирает тряпку обратно. Дима указывает на себя ладонью: — То есть, я виноват? — Катя улыбается ему мягко, потому что, ну, не ругаться же из-за такой фигни на самом деле. — Можем посмотреть сериал с тобой, или в следующий раз мы с Димой спорим на обещание посмотреть с тобой Сплетницу? — Шаст, ты там домой собирался… — с явным намёком говорит Дима, который, вообще-то, и уговорил его остаться выпить. — Ты же что-то важное хотел обсудить? — Антон даже не думает двигаться с места. Катя с Димой переглядываются, и у него появляется жесткое ощущение, что друзья его дурят. — Знаешь, забыл. — Чего блин? Дима пожимает плечами. — Возраст, сам понимаешь, не молодею. До дверей Антона провожает Катя. Он ждет, что она тоже что-нибудь спросит, но Катя молчит и улыбается, так, словно всё поняла — Антону кажется, что ничего не понимает тут только он сам.