Тили-тили тесто

— Пацаны. Честно, это всё — очень плохая идея. Рома ладонями проводит по щекам к подбородку, оттягивая их, потом отпускает; несколько раз хлопает себя по щекам. — Ладно, судиться — идея не плохая. Но от меня толку не будет. Я уже пять лет не работаю — считайте, я уже и не юрист. А когда был юристом, то составлял внутренние кодексы по этике. Инхауз юрист, понимаете? Я в суде бывал только чтоб документы занести. — Кос. Ты хотя бы слово «этика» знаешь. Это — уже победа, — Дима стоит у стены, руки скрестил на груди, и нет-нет, да и смотрит на наручные часы: их заседание должно было начаться еще час назад. — Здесь нет победы, здесь есть удовлетворение исковых требований… — бурчит Рома больше для виду. Арсений поворачивает голову к открывающейся двери — с лестницы на этаж входит девушка в узкой юбке-карандаш и рубашке, застегнутой под горло. Жарко становится только от одного её вида, потому что на ней ещё и колготки. Арсений ослабляет галстук на шее. В конце коридора открыто окно, но ветра не чувствуется совсем — или далеко, или просто совсем не дует. Перед ними ждут своего заседания еще несколько человек: они уже успели разругаться прямо в очереди, делая это настолько шумно, что в коридор выглянула секретарь судебного заседания — и очень угрожающе напомнила о правилах поведения в суде. Ругань руганью, но там хотя бы обе стороны явились. Ответчик по иску Арсения появляться не спешит. Уже второй раз. Принудительный привод ответчика по гражданскому делу законом не предусмотрен, и прийти посмотреть Арсению в глаза — это скорее про честь и мораль, но Арсений не питает надежд о том, что у Стаса они имеются. Зато, кажется, имеется неограниченный запас поддельных медицинских справок. Судья тараторит, и от этого голова начинает болеть ещё сильнее. Причина для неявки у ответчика, конечно, уважительная; заявляется и ходатайство об отложении ввиду болезни представителя. Назначают новую дату заседания — 10 июля, и судья объявляет сегодняшнее заседание оконченным. Арсений мотает головой Диме и Роме и идёт в сторону туалета, развязывает галстук и комкает его в руке, второй тянется к крану, чтобы его поднять. Струя воды должна была ударить в подставленные под кран руки, но начинает хлестать во все стороны: в стену, в зеркало, в потрепанного вида дозатор для мыла. Рубашка намокает от груди до живота, когда Арсений справляется с тем, чтобы кран закрыть. — Блядство! — Арс, ну… Бля, — Дима смотрит на Арсения, вздыхает, — я хотел сказать тебе остыть, но, думаю, теперь тебе и так не жарко. Арсений давится истеричным смешком и бросает Диме в руки галстук. — Надо было сначала умыться, а потом в зал заседаний идти. Может, она бы отвлеклась и не заметила, что ответчика нет, — Рома звучит так, словно реально рассматривает этот вариант; типа, все средства хороши. — Если ты надеешься, что я засомневаюсь и откажусь от твоих услуг представителя, то нет, не сработает, — Арсений окатывает водой лицо, влажными ладонями касается задней стороны шеи, и, наконец, мокрыми руками приглаживает назад волосы. — Я заебался — пиздец. — Мы тоже, мы тоже, — Дима хлопает его по плечу, — но он этого и добивается. Диме Арсений благодарен просто безумно — Позов не только договорился с Ромой, чтобы тот написал исковое для повторного рассмотрения дела, но еще и сам приходит в процессы; он, конечно, говорит, что дело в даче показаний по делу, но на самом деле он здесь больше для поддержки боевого духа Арсения. — Надо подавать ходатайство об ускорении рассмотрения. Если 10-го не придёт, суд тоже выбесится. В отпуск всем хочется, пора и честь знать, — Рома усмехается в бороду. — Я бля понять не могу, ну, месяцем больше, месяцем меньше — он ведь всё равно проиграет? — Арсений смотрит то на Диму, то на Косицына. — Может, понял, что второй раз не сможет увернуться от представления доказательств, есть же прямое указание кассации, а с деньгами совсем туго и нет свободных на выплаты тебе задолженности по зарплате, — Рома мрачнеет. — Я вообще понять не могу, как этот трюк при первом рассмотрении прокатил. Мутная тема. — О, это — очень точная формулировка, — Дима хмыкает. — Там не муть, там грязь. А он, — Арсений понижает голос, потому что из туалета они вышли и идут теперь мимо кабинетов секретарей, — жук-навозник. Только этим я скорее жуков-навозников оскорбляю. ** Раздражающее ребячество Шеминова возвращает в детство, потому что неспособность людей брать ответственность за свои поступки — это где-то вот там остаться должно было. Арсений не понимает и не хочет понимать, почему Стас ведёт себя вот так. Просто вся эта затянувшаяся ситуация выбешивает, мешает Арсению жить и работать. И это — злая ирония судьбы, потому что из них двоих всегда именно Арсений отличался и трудолюбием, и исполнительностью, и вниманием к обязательствам, которые на нем лежат. Он еще не опаздывает, но чувствует себя некомфортно — приходится бросить машину в двух кварталах, потому что парковки ближе может не оказаться, а кружить в поисках свободного места не хватит терпения. Сегодня они с Олесей ведут выпускной, который лишь немногим менее выматывающий, чем свадьба — потому что, ну, родительский комитет. В этом словосочетании всё: и вечная тревога, и беспокойство о мельчайших деталях, и желание вмешаться в процесс, и попытки переделать по-своему. Арсений в родительском комитете не состоит, но наблюдал группу ответственных родителей (преимущественно мам, которые мгновенно прониклись к нему симпатией) на майском турслёте, который проводился в Аниной школе. За двадцать с небольшим лет ничего не изменилось: полянка, теперь, правда, на берегу залива, а не на опушке леса, палатка, гитара, тяжелый термос, пенка, которую нужно обязательно прижать этим самым тяжелым термосом — иначе начнёт сворачиваться, стоит только привстать, чтобы дотянуться до открытого контейнера с бутербродами, на которых ломтиками сыр и колбаса кружочками. Реквизит для создания видимости пребывания на природе, а не в Парке 300-летия принесла мамская ОПГ, они же распределили между собой готовку блинов и бутербродов, нарезание гирлянд, которыми территорию «лагеря» оградили от участков соседних классов. Ну и испытания: никто, конечно, не тренировал детей бегать и передавать флажки красные, с деревянной ручкой, зато с ними разучили несколько лагерных песен и совместными с детьми усилиями сделали светящееся солнце на общешкольный конкурс символов весны. Самым сложным испытанием Арсения было убедить Аню никому не рассказывать, что её папа — актёр и ведущий, потому что это бы точно превратило его в раба на всех следующих школьных мероприятиях, а бесплатно играть деда мороза он больше не согласен, теперь только за деньги. Членов комитета Арсений не осуждает, наоборот — уважает, благодарен и немного боится, потому что эти мамы обладают удивительной инициативностью и страстью к собиранию денег, по поводам, о которых без них никто бы и не вспомнил — и дети оставались бы без подарков к Новому году, экскурсий на шоколадную фабрику, мастер-классов по рисованию и всяких других забавных мероприятий. Могли бы и без выпускного остаться, например. Хотя нет, тут Арсений подсуетился бы точно, и превратился бы в «я-могу-лучше» тип клиентов, тот самый тип, с которым работать сложнее всего. В классе Лизы родительского комитета нет — или есть, но Лиза превзошла их в инициативности и подвинула в сторону, а спорить с ней не стали. Арсению есть с чем сравнить (как минимум, он работал с Шеминовым), и спорить с Лизой действительно трудно. Она не просто упрямо повторяет одно и то же, пока все окружающие не махнут рукой на попытку переубедить её, нет, она хорошо аргументирует свою позицию и предлагает действительно классные идеи (в отличие от некоторых), но больше всего удивляет её рвение — не такое, конечно, как если бы от успеха выпускного вечера зависела её жизнь, но есть ощущение, что как минимум ей достанется какой-то приз за организацию самого запоминающегося праздника. Лиза сама выбрала ресторан: на берегу, чтобы красивый закат был (Арсений ещё пошутил про себя, что неплохо задуматься об облако-разгоняющей установке, на всякий случай); сама выбрала ведущих — отсмотрела для этого записи мероприятий и настояла на личной встрече; сама выбрала кейтеринг — сторонний, потому что в ресторане Иды ей не понравилась подача. При знакомстве Арсений не смог удержаться и спросил, не сложно ли ей заниматься всем самой — ещё ведь нужно сдавать ЕГЭ. — Я не понимаю, если честно, почему это вызывает вопросы. Я заканчиваю физико-математическую гимназию, входящую в топ-10 школ города, мои родители и родители одноклассников — влиятельные и занятые бизнесом люди, у них нет времени заниматься нашим праздником. Отдавать всё на аутсорс я не захотела. И вообще, в Америке организация танцев силами выпускников — стандартная практика, так что я просто хочу получить такой опыт, думаю, будет полезно для учебы в колледже. — Лиза выразительно приподняла брови, словно бы другие вопросы будут уже перебором. Арсению и без них стало понятно, что колледж, о котором говорила Лиза, находится не в этом полушарии. И тем удивительнее было застать Лизу на балконе в слезах, когда праздник проходит хорошо; а если учесть, что руководила всем семнадцатилетняя выпускница — лучше и быть не могло, наверное. Арсений вышел на балкон подышать перед заключительным конкурсом — официальная часть (и их с Олесей оплаченные часы) на нём закончится. У выбранной площадки минус всё-таки был: кондиционеры не были рассчитаны на девяносто прыгающих в танце подростков. — Лиза? Что-то случилось? — Арсений, уйдите пожалуйста, — Лиза лица не поворачивает, но и так всё понятно — говорит она в нос. Арс [22:40] SOS на балкон БЫСТРО Лосяш [22:40] ??????? Арсений печатает, не глядя толком в экран. Арс [22:40] СЮЖА ИДИ — Арсений, я же попросила! — Лиза отцепляется от поручня и резко разворачивается, взмахивая руками. — Это не моё дело, но… — Вы правы — не Ваше, — резко обрывает Лиза; она, конечно, всегда была с гонором — деньги и положение семьи в обществе явно дают свои плоды, но резкость и грубость так явно в обычных беседах не демонстрировала никогда. — Вас там наверняка ждут ребята… — Арс! Резко становится громче музыка и тут же затихает: Олеся влетает на балкон с огнетушителем в руках. Дверь за ней захлопывается с громким стуком. Лиза от неожиданности ойкает. Арсений вздыхает. Пожалуй, стоило конкретизировать, что ситуация деликатная. Возможно, деликатность — это вообще не к Олесе, но она всё-таки девушка… И может, например, обнять Лизу, тут же проводя по ее волосам рукой. — Маленькая моя, кто тебя обидел? Оторопевшая девушка обнимает Олесю в ответ, кладя руки ей на талию и громко всхлипывает. — Я сама себя обидела. — Ну-ну, будет тебе. У меня есть салфетки, пойдём, поправим тебе мэйк и вернемся в зал кайфовать, да? — Олеся говорит мягко-мягко; Арсений её такой никогда не видел. Сам он замер, как кролик при виде удава — за тем отличием, что на него сейчас никто не смотрит, но он боится выдать свое присутствие и разрушить момент, и стоит, чувствуя себя дискомфортно и неловко. Чёрт знает, что его вообще дёрнуло заговорить с Лизой — ну мало ли детей плачет на выпускном, он обычно уходил назад бочком-бочком, максимум — подходил к классному руководителю за помощью. — Нет, не хочу в зал, — Лиза размыкает руки и аккуратно отступает от Олеси на несколько шагов, — но мне уже лучше, спасибо. — Ты же не будешь делать глупостей? — Арсению не даёт покоя, что балкон здесь открытый; да, второй этаж, но сразу внизу — канал. Лиза закатывает глаза, а потом морщится: — Да даже если я прыгну — с моей удачей внизу именно в этот момент будет проплывать прогулочный катер с туристами, которые едут смотреть на развод мостов. — Так, нет, мне такие настроения не нравятся, — Олеся упирает руки в бока. — Давай выкладывай. Если это мальчик, Арсений разберётся. — Арсений разберётся? — Я разберусь? — Поговорит, по-мужски, — после каждого слова Олеся кивает. — Да не поможет, ну. Там глупость такая вышла — я думала, нравлюсь, радовалась так нашему общению, помогали друг другу, было хорошо… — Лиза вздыхает тяжело, — но нет. Я себе надумала лишнего. — Люди склонны видеть знаки там, где их нет — но иногда не замечают очевидного. Всё зависит от того, хотят ли видеть. — Олесин голос звучит немного глухо, смотрит она не на Лизу, а вниз, сквозь кованое ограждение балкона — вглядывается в тёмную воду. Лиза озадаченно смотрит на Арсения — Арсений пожимает плечами. — Э-э, спасибо? — неуверенно тянет Лиза. — М-м? — Олеся снова ярко улыбается, словно не вбросила только что что-то загадочное, — теперь можем идти? — Дело вообще не в мальчике, — Лиза делает пальцами кавычки, выделяя слово «мальчик» этим жестом. Арсений с ней согласен, в целом — там такие мальчики, что на часть из них ему снизу вверх смотреть приходится. — Я просто так им увлеклась, что оттолкнула от себя подруг. Олеся хмурится. — Ну, вообще ничего кроме него не замечала… — Лиза опускает голову, пальцами подцепляет тёмно-синий подол платья — оно у неё немного выше колена. — А до этого готовилась к экзаменам. Вроде все готовились, только сейчас они — там. А я тут. С вами. — Ну, а они что? — Они — что? — Поддерживали тебя? Звали, ну, тусить? — Олеся ищет поддержку в Арсении, а Арсений разводит руками, мол, девочки-подростки — это пока не мой уровень сложности. Хотя к чему Олеся клонит, он понимает конечно. Лиза закусывает губу, хмурит подкрашенные брови — видимо, понимает тоже. Олеся недовольно цыкает. — Понятно. — Я когда за выпускной взялась, думала, они тоже начнут. Предложила, но не поддержали, — Лиза обнимает себя руками, ежится немного, словно от холода, но ветер ощущается лишь приятной прохладой и дело не в нём совсем. — Потом думала — сделаю классно, будет такой подарок к окончанию школы. И никаких обид больше. Олеся к Лизе подходит ближе, голову склоняет немного и кладёт свои руки Лизе на плечи поверх ладоней Гончаровой. — Думаю, ты и без меня это слышала — но отношения работают в обе стороны. Всегда. Дружба, любовь, интеграция в языковую среду. — Лиза кивает, но не перебивает, — и ты классная, по серьёзке сейчас. Рядом с такими как ты чувствуешь, что молодёжь наступает на пятки, да, Арсений? Хотя Арсению уже поздно об этом переживать… Арсений давится смешком. — И бывает… Да разное бывает. Бывает, что время ушло — и извинений и подарков недостаточно, чтобы исправить косяк. Но бывает и так, что отношения нужны тебе больше, чем тому, с кем ты хочешь общаться. И если человек тебя не выбирает — это не значит, что ты какая-то не такая. Или что ты обязательно провинилась. Гораздо чаще это значит, что вы просто не друг для друга. — Не в том месте, не в то время, — поддакивает Арсений. И вот теперь Лиза закатывает глаза. — И ты молодец, что попыталась всё исправить, это очень здорово. Ты хороший друг, — Арсений пытается ещё раз. — Время, время… — Лиза выглядит так, словно хочет сказать что-то философское, а потом замирает, жмурится на несколько секунд и тапает по экрану эпл вотчей. — А что там происходит, пока вы тут? Арсений смотрит на Олесю — по ее губам он читает отчётливо «ой, мамочки», но вслух она говорит спокойное: — Должны вынести торт. — До торта по таймингу ещё час! — протестует Лиза, Олеся реагирует на это удовлетворенной улыбкой и легким кивком. Лизе действительно нужна помощь с потекшей подводкой — и Олеся остается её выручать, пока Арсений возвращается в зал. На очереди конкурс, который тоже подводка — только к благодарственной речи родителей в адрес педагогического коллектива. — Ну что, танцы, танцы, и сводит музыка с ума? — Арсений вкладывает в вопрос всю свою бодрость, двигает бедрами в бит играющей фоном минусовки и поднимает вверх свободную от микрофона руку. Среди запыхавшихся выпускников его энтузиазма не разделяют — но одинокому «У-о-а!» с дальнего столика он показывает сердечко из пальцев. — Не переживайте, с танцевальными конкурсами на сегодня всё! Да и вообще из конкурсов остался тот, с которым вы все наверняка справитесь — в конце концов, это лишь одно из жизненных испытаний, — раздаются стоны и вздохи, Арсению даже совестно немного, но Лиза очень просила добавить эту фразу, — кто-то справится лучше, кто-то хуже, но это не страшно — у меня есть шоколадные медальки для всех, кто поучаствует. — А призы? Раз уж конкурс последний! — возмущается кто-то из парней. Арсений улыбается шире. — Разумеется! Самые ценные, они заметно облегчат вашу взрослую жизнь, — Арсений подмигивает. — Вам нужно назвать предмет, фамилию, имя и отчество преподавателя, факультативно — рассказать историю об этом предмете или преподавателе. — А история обязательно хорошая должна быть? — Желательно, но не обязательно! — слегка манерно произносит Арсений, тормозит себя, прочищает горло. — Извините. Да, постарайтесь подобрать хорошие, добрые истории. В бухтеже с ближайшего стола Арсений отчётливо слышит «а говорили, будет не сложно». Арсений понимает, конечно — но сейчас плохие истории вспомнить не сможет, только, может, не самые приличные. Арсений поправляет очки, обводя взглядом осветившиеся голубоватым светом от экранов смартфонов лица выпускников: — Только чур не пользоваться сайтом школы! — несколько телефонов исчезает, только чтобы тут же появиться вновь. Ну, Арсению не жалко. — Можно ответить? — с поднятой рукой, ну какой молодец. — Да, конечно. — География, Ященко Надежда Николаевна. Надежда Николаевна у нас ещё и завуч, она нас часто одних оставляла… Что? Это хорошее! — одиннадцатиклассник покачал головой возражая, кажется, матери. — Мы сидели одни на уроках, рисовали треугольнички и квадратики на контурной карте и болтали, а потом можно было пораньше уйти в столовую за булочками… Ребята начинают наперебой радостно галдеть и хлопать. — Я считаю, что история славная — надеюсь, месторождения нефти вы запомнили также хорошо, как вкус булочек из школьной столовой! — Арсений сунул руку в коробку с призами, на ощупь вынимая пару носков с изображением пиццы, — в моё время самой вкусной выпечкой в столовке были пиццы, а не булочки, но, надеюсь, тоже подойдёт! Парень пожимает Арсению руку и с гордым видом забирает и медальку в золотистой фольге, и носки. — У меня тоже есть история! Кудрявцева Елена Евгеньевна, вела геометрию и алгебру. Историй несколько: во-первых, у меня в аттестате не тройка — Елена Евгеньевна, спасибо, от души! — раздается улюлюканье, — во-вторых — клеить объемные фигурки из бумаги было лучшим, что мы делали в девятом классе, из разрешенного на уроках, конечно, — он поднимает бокал, салютуя тем, с кем сидит за одним столом, — в-третьих — не переставайте показывать детям Смешариков, пожалуйста! Упомянутая Елена Евгеньевна была у одного из одиннадцатых классным руководителем — и сейчас она пытается не улыбаться, но не выдерживает и улыбается широко, и слезинку из глаза смахивает. Ей ребята отправляют отдельные аплодисменты. Не-троечник получает от Арсения пачку туалетной бумаги. — Раз уж вы любите поделки, можете пустить на папье-маше. Но я бы оставил про запас — студенчество, знаете ли, бывает бурным. Арсений не удивился бы, если бы дети начали воротить от призов нос — но это сейчас, а вот в студенческие годы! Чистые носки без дырки? Да хоть с пиццей, хоть с брокколи, хоть с говном — кто на них смотреть-то будет, лишь бы не воняло в комнате на четыре койки. Хотя для этих детей студенчество едва ли станет суровым или голодным, но всё может быть, хотя, конечно, хочется для всех них только света впереди. Лиза возвращается за свой стол и держится, в общем-то, молодцом – хлопает, улыбается, подливает себе сок в бокал. Арсений и Олеся посматривают на нее, пока не уходят со сцены, чтобы уступить место группе детей, которые вышли с теплыми словами от лица всех учеников. Они стоят в коридоре и наблюдают за официантами, которые ставят на тележку тёмно-синий торт в три яруса, каждый из которых утыкан красными парусами. Арс не считал, но уверен, что их наберется ровно восемьдесят девять — по числу выпускников. Задумка вроде ничего, но смотрится не очень аккуратно, хотя не ему критиковать. Олеся на торт не смотрит вообще, она спиной оперлась на стену, руки подложила под спину и приподняла голову — заинтересовалась красивыми светильниками. Арсений вспоминает ее странные слова про знаки, и думает, что девушки давно уже не морочат ему голову, а у Олеси вот получилось заставить его задуматься о том, что он хочет увидеть. Можно было бы, конечно, уточнить, что конкретно Иванченко имеет в виду — но смысла нет, Олеся забывает сказанное почти сразу, и получается разговор как с греческим оракулом — мудрый совет, а как понять и что из этого получится — загадка. Арсений вот хочет увидеть торт Антона, точнее даже — торт и Антона, который точно бы поправлял сейчас паруса, чтобы в одну сторону стояли, ведь иначе нелогично: у ветра-то есть направление! Антон не душнила, но идейный и на энтузиазме, это в глаза бросается, и Арсения к этому тянет сильно-сильно. — Лиза спросила, довольна ли я тем, как сложилась моя жизнь. — Она у тебя ещё не сложилась, — уверенно отвечает Арсений. — Да, но я не уверена, что мне нравится, как она складывается, — Олеся поджимает губы. — Мне говорили, на свадьбах буду загоняться, но выпускные — намного хуже. — Привыкнешь, просто не нужно эмоционально вовлекаться, — взгляд у Олеси выразительный, — да, да, сегодня я нас в это втянул. Пошли, подвезу до дома в качестве извинения. Телефон в машине лежит экраном вниз, и Арсений видит пришедшее сообщение только когда берет смартфон в руки у дома Олеси. Антон [01:10] привет! увидел и подумал о тебе [вложение] Вложением оказалась картинка волка — типичного серого волка из мемов, со сложной мордой. Поверх изображения наложен текст «тамада не волк, в цирке выступает, если заплатят». Для пущего юмористического эффекта размер шрифта с каждой строчкой увеличивается. Это смешно — особенно почти в два часа ночи; это очень, очень приятно — потому что мем очевидно самодельный. Арс [01:51] Угарно)) я, кстати, в цирке ещё ни разу не выступал, но за деньги да [вложение] Видел сегодня вот такой торт Жаль, что не твой Сообщения отмечаются двумя галочками сразу — словно Антон диалог не закрывал или без конца обновлял. Антон [01:53] не думаю, что у меня бы получилось лучше — хорошая работа или это к тому, что к моим тортам прилагаюсь я? Арсений перечитывает второе сообщение еще раз. И ещё. Аккуратно ударяется лбом об рулевое колесо. Всё в порядке — он просто давно ни с кем не флиртовал так, чтобы ему действительно хотелось продолжения. Смущает немного, но радует намного сильнее, потому что он себе ничего не придумал, не видит того, чего нет — Антон ведь флиртует в ответ. Арс [01:58] Думаю, у тебя получилось бы реалистичнее и да, я хочу увидеться, если у тебя есть время)) Антон [02:00] завтра вечером7 не слишком? если у тебя нет планов ** — Алён, привет, есть планы на вечер? — М-м. Если скажу, что есть, всё равно поймёшь, что вру. — Арсений уверенность бывшей жены не разделяет, но и спорить с ней не собирается. — Звучишь так, словно есть планы у тебя. Работа? Лет десять назад Алёна бы хихикнула, что у нее есть планы — полежать с вином в ванной, но он, Арсений, может к ней присоединиться или предложить вариант развлечений получше. Алёна была хорошей женой, но бывшая жена из неё — лучшая на свете, хотя едва ли это комплимент, который хочется услышать. Сейчас они не друзья, и Арсений не знает, как она обычно проводит пятничные вечера (кажется, с кем-то встречается), но Арсений знает наверняка — его дочери не ставят в упрёк, что она похожа на отца, а его самого Алёна никогда не оскорбляет. — Не совсем. Нет. — Удивляешь сегодня. Возьмёшь Аню завтра? — Да, буду к часу. — Договорились. Алёна новые отношения начала заводить спустя год или около того, и Арсений не был против, ему, в целом, это было неважно. Алёна никогда не была склонна к глупостям и опрометчивым решениям, предпочитая всё взвесить и проанализировать — и именно этим аргументировала, что Арсению не стоит брать на себя всю ответственность за чувства окружающих людей и ее чувства в частности, а также их несостоявшийся брак и её «загубленную молодость»: она ведь тоже сказала «да» в ЗАГСе. Свидания с новым партнёром она планировала на вечера, когда Аня оставалась у Арсения или же нанимала девочке няню. Арсений так не мог. Ему хотелось проводить время с дочкой как можно чаще — он скучал по возможности видеть её каждый день и не хотел обнаружить, что не может с уверенностью сказать в каком она классе или какая у неё сейчас любимая книга. Его приоритеты были однозначны: сначала время с Аней и деньги на частный детский сад, кружки, репетитора по французскому, хорошую одежду и лучшие подарки на день рождения, отпуск на Средиземном море и «Диснейленд», а потом — его личная жизнь. Алёна эту его позицию не одобряла совершенно, считая, и не безосновательно, что Арсений перегибает с заботой. Алёна была уверена, что Арсений начнёт винить Аню в том, что не жил для себя, когда она вырастет. Арсений был уверен, что ему просто не нужно другой жизни. Арсений думает: был уверен — до Антона. Глупо сводить всё к Антону, конечно, потому что свою роль играет и то, что у Ани появились друзья, и вообще, ей не три года, и гиперопека в перспективе ни к чему хорошему не ведёт, и Арсений не перестанет быть её отцом и уделять ей внимание, если немного подумает и о себе. Страх ошибиться, не справиться, подвести самого важного человека — Аню, одномоментно не исчезает, конечно; Арсений не уверен, исчезнет ли он когда-нибудь вообще или это часть того, что такое быть родителем. Но он вдруг отчётливо понимает, что ему хочется любить кого-то ещё, быть любимым кем-то ещё — и он понимает, что имела в виду Алёна. Планы на вечер перед выходными у Арсения последние шесть лет были одинаковые: уборка, готовка, забрать Аню и выбрать вместе, чем заняться. Сейчас же он думает, куда убрал осенью клетчатый плед — и собирается на свидание. И это ощущается хорошо.