Рабочее

      Марина чувствовала: вот оно, странное. Ещё не могла сказать, что именно, но знала — это во взглядя, в фигуре, в манере держать себя. Женя разительно отличалась от них всех, и Марина не была уверена, что дело лишь в возрасте: Ася, вон, тоже ещё молодëжью считалась, но у неë разговоры о ресницах, дочке и миллионерах, хотя она замужем. А у остальных дачи, школы, внуки, подорожавшие яйца и то, о чëм не говорят. У Марины тоже дача, правда, мамина, и племяшки, и яйца, и желание хоть что-то изменить в своей размеренной жизни. Ей с другими легко — если не думать о том, как сложно.       Женя другая. Раз Марина застала еë в служебной с Надей и Шурочкой за разговором о Боге, в другой раз слышала, как та со всей серьëзностью объясняла, почему не ладят кошки с собаками — жаль не было времени послушать. Женя напевала себе под нос на итальянском и скандинавском в восемь утра, когда Марина хотела вылечить всех к чëртовой бабушке и вернуться в кровать. Смотря на неë, невозможно было оставаться унылой, угрюмой, и Марина расправляла плечи, приветливо кивая.       А во взгляде было больше всего: и какая-то детская простота, и серьëзность, и смешинки, и мудрость трëхсотлетней души. У Жени были зелëные глаза, в которые было неудобно заглядывать, — а она, как назло, смотрела, изучала. Ненавязчиво, но Марина чувствовала это кожей — до щекотки под рëбрами и перманентного тепла на щеках. Что будет, если посмотреть в ответ?..       Что Марина найдëт в еë глазах сейчас?       Женя вздрогнула и залилась краской, как будто совершила что-то нечаянно преступное, неприличное. Вздрогнула, как подстреленная, с головой выдавая все свои эмоции — если бы ещё Марина могла их понять. Женя отвела взгляд, всë ещё очаровательно краснея и поджав от стеснения губы. Марина улыбнулась безотчëтно, чувствуя внутри себя огромную нежность, и покачала головой. Женя-Женя… Она не выглядела как женщина, в которой должна быть загадка, и — Марина была уверена — не пыталась быть особенной, это получалось само собой. Может, и в еë глазах Марина увидела лишь отражения своих собственных демонов, выдумала и эту странность, и неловкость… Стало неудобно.       Она вернулась к истории болезни, впрочем, не имея сил сосредоточиться ни на ней, ни на том, что говорила заведующая. Щëки ещё покалывало.