Рабочее

      Марина знала, что это будет глупо. Она хотела сходить на фильм, чтобы отвлечься — а для этого нужна была компания, кто-то, с кем можно было смеяться, обсуждать бессмысленную мелочёвку и не думать о Жене и о том, что в кино хотелось бы сходить с ней, только на что-то романтичное и с огромным ведром сладкого поп-корна на двоих.       Конечно, очень логично пригласить в кино девушку, о которой собираешься не думать, и сделать это будто бы случайно.       Марина могла бы уговорить Дашу или сходить с сестрой на другой фильм через неделю, могла бы не рассказывать Жене про кино, могла, в конце концов, не приглашать — Женя-то никаких намёков не делала, даже, кажется, наоборот. И в итоге ни поп-корна, ни многозначительных взглядов, только сердце всё равно билось оглушительно громко, и потели ладони. Марине казалось, что ей снова двадцать, и за плечами не было никаких неверных решений, не было груза ответственности и постоянных договоров с самой собой.       Ей казалось, что она знала Женю куда дольше, чем два месяца, так легко было с ней, так спокойно. Как будто они были на равных, две подруги в самом начале: Женя вела себя открыто, не стеснялась грубых шуток и бескорыстно делилась вкусняшками — но при этом на «вы». Марина приоткрывала рот, чтобы сказать: хватит уже, зачем?.. А потом смех стихал, и в густой тишине она вспоминала, что это лишнее, что это размоет границы, удерживающие от окончательного падения в безумство.       Это и так больше походило на маскарад, на игру, на сюрреализм, чем на реальную жизнь. Словно этот вечер закончится — и растает вообще всё, каждый предыдущий день, полный улыбок и мелочей. Таких крошечных, словно ничего и не было.       Марина никогда не ходила так медленно, растягивая секунды. Они могли бы дойти до чьего-нибудь дома, но до Жениного — слишком далеко, а её остановка была ближе, чем дом Марины.       — А я знала, что они сойдутся, — продолжала Женя разговор. — Если персонаж заходит в клетку наладить контакт с антагонистом — любовная линия обеспечена.       Марина хохотнула:       — Неужели только поэтому?       — Ещё потому, что они уважают друг друга, но что более важно — она уважает его авторитет. Мужиков мёдом не корми, дай почесать своё… эго, — буркнула, опустив голову, слишком серьёзно для шутки, пусть и правдивой. Наверное, её на работе уже замучили спрашивать, но Марина не удержалась:       — И как ты с таким настроем найдёшь себе мужа?       — Никак. Не будет у меня мужа, не хочу.       Женя сильнее закуталась в шарф, насупившись, и голос прозвучал так напряжённо, что Марина не решилась продолжать, хотя соблазн был силён. Шальная мысль подзуживала, но не могло же ей так повезти? Да и вообще…       Марина качнула головой, выдыхая облачко пара и сжимая пальцы в кармане.       — Как в песне? — и, прочистив горло, тихо пропела: — Я не хочу детей, ни мужа, я придумала имя коту…       «Я хочу, чтобы всем, кому холодно, на пять минут стало тепло» , — закончила про себя и поджала губы. Она не стала полярником, как мечтала в юности — света на весь Северный полюс не хватило, но врач — что-то очень близкое к этому…       Женя рассмеялась коротко, отгоняя тяжёлые размышления:       — Нет, не придумала. Нет смысла выбирать имя заранее, пока не посмотришь.       Хотелось сказать: «Тогда придумаю я», и слова застыли на губах, слишком личные, слишком неуместные. Они обсуждали кошек, детей, воспитание, старость — и получаса оказалось катастрофически мало.       Марина не хотела прощаться, но стоило им разойтись, как накатило желание сбежать подальше. От Жени, мягкой, невинной Жени, которая ни о чём не догадывалась, от неудовлетворения и безысходности, от собственных разрозненных чувств. Несмотря на минус десять, стало жарко, и Марина подхватила горсть снега с ближайшего сугроба. Пальцы обожгло, но в голове не прояснилось.       Это было глупо и нелепо. Марина всегда сначала делала, а потом думала — и повторяла про себя: нельзя ни о чём жалеть. И изо всех сил не жалела.