Рабочее

      Проводив Марину, Женя хотела прибраться — по-нормальному, а не распихать всë по углам, как пришлось сделать вчера. Но взгляд зацепился за разворошëнную кровать, пустые чашки и ноутбук с открытой вкладкой с испанским альбомом «Roxettе»… Женя рухнула в одеяло, уткнулась в него лицом, глубоко вдыхая: оно уже не пахло ни порошком, ни собственным теплом — пропахло насквозь Мариной, еë сладко-терпкими духами, которые не смылись под дважды принятым душем. В уголках глаз слëзы скопились сами собой.       Ну неужели? Неужели?..       Она сжалась, обнимая одеяло, вздрогнула и расплакалась окончательно, выпуская тихую радость. Эмоции сковывали-стягивали мышцы, проходились импульсами по нервам, пульсацией по артериям, вырывались из горла хриплыми всхлипами. Хотелось смеяться: она плакала, но тоска не разъедала внутренности, не била в грудь кулаками, прерывая дыхание.       До чего она была счастливой…

***

      Обычные дела теперь ощущались чертовски странными. Вот Марина общалась с автослесарем, ставя печать в техпаспорте, вот зашла в магазин у дома, где знала всех кассирш и любезно спрашивала, как у них дела… Люди шли рядом, суетились или прогуливались, занимались своими делами, все вещи лежали на своих привычных местах — мир продолжал существовать, а у Марины всё встало с ног на голову и… она не могла об этом рассказать, не могла поделиться охватившим еë восторгом. Она разбирала продукты, прикидывая в голове, что приготовит завтра, мыла посуду, вытирала пыль, нарошно стараясь ни о чём не думать, но чувствуя себя полной энергии, которую было необходимо выплеснуть, иначе разорвëт на много маленьких, пищащих Марин.       Хотелось позвонить Жене. Разве могло всë это быть правдой? Могла она вот так просто наводить в своëм старом доме порядок — доме, который пережил столько всего! — и встречаться с Женей. С девушкой. Быть влюблëнной в неë до дрожи в пальцах и слабеющих ног.       Марина не знала, что ей скажет, но всё равно набрала номер, гадая, будет ли еë голос удивлëнным, обеспокоенным или радостным, или всё сразу...       — Да?       Еë голос дрожал, сорвавшись на односложном слове, и всë внутри Марины похолодело.       — Ты плачешь что ли?       — Нет, да… — Женя всхлипнула надрывно и горько рассмеялась, окончательно погружая в отчаяние. — Это… от счастья. Прости…       — Боже, за что ты извиняешься, коть?       Женя не ответила; наверное, пожала плечами, а потом, осознав, что Марина еë не видела, всё же выдавила:       — Не знаю. А ты… — она прерывисто вздохнула, успокаиваясь. — Чего звонишь? Что-то случилось?       — Нет, я просто…       Воодушевление испарилось, пустив внутрь колючки и нервный тик. Женя говорила: «Так бывает», но… верилось с трудом. Ей сейчас вообще во много чего с трудом верилось.       — Точно всё нормально?       — Да, да. Ты не представляешь, насколько всё прекрасно, - Марина почувствовала её расслабленную улыбку, обескураживающую. - Моë одеяло пахнет тобой…       На самой Марине не осталось запахов, гель для душа и кондей для белья от пижамы стëрлись за духами, въевшимися в кофту. А жаль…       Они говорили без умолку обо всëм на свете, словно все эти месяцы между ними не стояла невидимая стена — которую обе, как оказалось, так сильно хотели сломать. Обсуждали музыку и фильмы, что-то с работы и обрывки из прошлого, пока Маринин телефон не вырубился — она не заряжала его с пятницы, напрочь забыв, что такая вещь вообще существует — обо всëм позабыв…       «Куда ты делась?» — мигало сообщение от Жени, когда Марина вернула телефон к жизни. Набрала ответ. Женя что-то печатла, печатала, как будто собираясь продолжить их дискуссию так, но в итоге пришло только: «Не против, если я не буду перезванивать? Я уже засыпаю».       Марина запрокинула голову и долго моргнула, пытаясь осмыслить, что заставило Женю сформулировать предложение именно таким образом. Раньше она бы не задумывалась, но с Женей, придающей значение всему, иначе было просто невозможно.       «Конечно нет. Спокойной ночи»       Подумав, Марина добавила в конце поцелуйчики. Женя ответила тем же — но вместо смайликов прислала стикер, где розовая коала с усами целовала синюю. Наверное, это были персонажи какого-то мультика…       Продолжать уборку без Жени было тоскливо. Марине ещё казалось, что она где-то рядом, в голове звучал еë смех… А на часах было уже одиннадцать. Марина вымыла тряпки и оглядела квартиру: ни пылинки, ни соринки и ещё дышашее свежестью бельë на сушке — мама могла бы гордиться ею, Марина - забыть обо всей этой суете ещё недели на две-три…       Стоя под горячим душем — второй раз за день — Марина думала, что всë нормально. Всë шло своим чередом. Люди влюбляются, ярко и сильно, остро, крепко — по-разному, строят отношения, ходят друг в другу гости и виснут на телефонах. Ничего, что раньше Марина ничего подобного не испытывала, что теперь чувства накрывали еë с головой и оставляли в растерянности. Ничего, что им придëтся разыгрывать всего лишь знакомых, чтобы не навлечь на себя подозрений… Всë это пустое. Главное, что сердце трепетало и в конце-концов настигало умиротворение.       Обыденные действия вдруг в красках заставили вспомнить, как с утра тех же самых мест касалась Женя, обнимая со спины, как невесомо оглаживала груди, как прижималась губами к плечам и скользила ладонями по бëдрам, будто бы дразня — но в еë движениях не было и толики игривости, только всепоглощающая нежность. А Марина не слышала ни шума воды, ни стука собственного сердца.       Интересно, Женя ласкала себя так же?..       До этого момента Марина старательно удерживала свои фантазии — но не руки, а теперь все порывы были свободны, и тело вело. Марина уткнулась лбом в ещё слегка прохладный кафель, опустила руку меж ног, не растягивая. Наедине с самой собой это всё было не нужно — никогда не было нужно. Время, когда Марина щупала себя везде, измеряя степень чувствительности и приятственности, узнавала, какие могла издавать звуки, и разглядывала в зеркало, сравнивая с картинками в атласе, давно прошло. Распаляло что-то другое, и потом она просто мерно доводила себя до разрядки, не стесняйтесь лезть сразу в самые чувствительные места.       Пальцы Жени были ощутимы; свои же, как продолжение самой себя, будто бы терялись, спутывали нервные окончания. Женя делала всё нежнее, словно не знала, что хотела получить в итоге, словно главной целью было совсем не это, не оргазм, на короткие мгновения отключающий мозг, - но проникала глубже, доставала до самого естества.       Не то чтобы Марина пыталась использовать мастурбацию вместо пьянства, но сил на пробежку и кардио не осталось, а под кожей зудели эмоции и желания.       Марина представила, что Женя обнимала еë, поддерживая, и дыхание сбилось, оборвался стон. Боже… Марина выдохнула еë имя вслух, зачастила, пытаясь нащупать комфортный ритм.       — Женя-Женя-Женя-Женя…       Фонетически очень близко к «Боже».       Внутренности стягивало всё сильнее, накатывало блаженное ощущение небытия, когда всё внешнее оставалось за гранью, и сознание сосредотачивалось на горячей пульсации, волнами отдающей наслаждение. Марина, не пытаясь медлить, поймала это чувство, простонав в стену. Ноги ослабли и дрожали, и она села в ванную, выдыхая. С Женей это хотелось растянуть, вчувствоваться в каждое прикосновение и реакцию тела на него, не отпускать… От того ли, что это был их первый — и второй — раз, или в целом, но хотелось быть здесь и сейчас, не пускаться по буреломам страсти, не гнаться за выбросом гормонов, которых и без того было слишком много.       Засыпая, Марина улыбалась. Ей почудилось, что Женя лежала рядом, сопела, представилось, что это не закончится никогда. Она снова не запомнила свой сон, но снилось ей что-то тёплое и родное.