Рабочее

      Когда будильник прозвенел, Женя перевернулась на спину машинально, но вместо телефона нащупала лишь пустоту. Пришлось открыть глаза и найти его на тумбочке. Марина, жалобно простонав, обняла еë крепче.       — Уже пора вставать?..       — Мне да, у тебя ещё есть час.       Женя чмокнула еë в щëку, выпутываясь из рук, но Марина не отпускала.       — Если мы поедем вместе, то у нас у обеих есть ещё полчаса-а… — пробормотала она и зевнула. Голос еë стихал. — Надо было обсудить это вчера…       Женя вздохнула. Рядом с Мариной было так тепло — никогда ещё ей так сильно не хотелось остаться в кровати на весь день. Но если раньше она могла плюнуть на учëбу, придумать отмазки для чего угодно, то работу за неë никто не сделает. Марина прижалась теснее, посапывая. Казалось, она снова провалилась в глубокий сон, и еë лëгкие руки были тяжелее любого одеяла.       — Ладно, беру свои слова назад, мне нравится, — прошептала Женя, переставляя будильник и натягивая одеяло до подбородка. Она расслабилась, вдохнула глубоко и выдохнула, и тепло и облегчение осело между ней и Мариной. Веки слиплись мгновенно, напуская тьму.       Полчаса блаженного покоя…       Женя любила поспать с утра подольше, и от опозданий еë спасало только то, что от еë дома до больницы ходил не один автобус. И хотя она могла встать за полчаса до будильника, чувствуя себя абсолютно готовой к новому дню, она откладывала подъëм до последнего, нежась в полусне и наслаждаясь непотревоженным движениямт теплом, оставшимся с ночи.       На вторую попытку встать она чувствовала себя куда бодрее ещё и от предвкушения, что они с Мариной соберутся вместе. Вместе будут толпиться на кухне, пытаясь сделать всё быстрее, топтаться перед ванной в ожидании своей очереди и судорожно искать вещи на видных местах. Но Марина выглядела измученной, под глазами залегли серые тени, и, казалось, она беззвучно шептала проклятия в перерывах между затяжной зевотой или сдерживала колкости, поджав губы.       Женя приглядывалась, боясь зацепить еë, следила за автоматическими движениями, запоминая, вливаясь в еë распорядок и привычки.       — А я думала, что это я ужасная сова, — протянула она, пытаясь затолкнуть в себя хотя бы печеньку. С голодным желудком она не дожила бы до завтрака, но и съесть что-то существенное не могла без угрозы вернуть это обратно в том же виде.       Марина посмотрела на неë исподлобья почти обиженно.       — Ты ложишься в десять и по утрам не мечтаешь никого убить, — буркнула и отпила кофе долгим глотком, словно затягиваясь. Она двигалась ещё медленнее обычного, подолгу всматриваясь в пустоту перед собой и моргая в попытке сосредоточиться и вспомнить, что ей нужно было сделать.       — Я слишком люблю эту жизнь, — робко улыбнулась Женя, щурясь, и получила ещё один тяжëлый взгляд. — Особенно сегодня.       Она поймала Марину в объятия, когда осталось только обуться и накинуть куртки, но та упëрлась руками, пытаясь отстраниться:       — Же-ень, мы так опоздаем! — выпалила резко, выпутывась из Жениных рук и словно стряхивая с себя еë заботу. — На нежности совсем нет времени!..       Женя осталась стоять поодаль, с трудом вникая в режущие слух строгие нотки.       — Это не поднимет тебе настроение?       Марина вздохнула, обуваясь, и прикусила губу. Складка на переносице пролегла глубже; она словно боролась с чем-то внутри себя.       — Ладно, извини, — выдохнула, но лицо еë не смягчилось. Женя потянулась за курткой. — Но времени правда нет.       Женя хотела сказать, что осталось потерпеть совсем немного до выходных, а там они смогут хоть весь день не вылезать из постели, хотела поцеловать мягко в лоб и провести пальцами по щеке — но молча последовала за Мариной из квартиры, смотря ей в спину.       На улице было особенно промозгло. Мокрый снег хлюпал под сапогами, рассвет лишь мутнел за плотным слоем серых облаков, и пригревшись в машине, Женя постаралась не заснуть. Она наблюдала за сосредоточенным выражением лица Марины, и еë напряжение волновало излишне сильно. Хотелось извиниться и отодвинуться подальше, но Женя осознавала: не за что и незачем. Всего лишь утро…       Но другой вопрос мучил еë и теперь колол особенно остро. Вряд ли это было подходящее время для обсуждения, а может и обсуждать было нечего, но Женя спросила почти шёпотом, оборвав тон на последнем слове:       — Должны ли мы зайти порознь?.. — и голос прозвучал слишком громко, неуместно. Она замерла, словно пытаясь обмануть реальность и сделать вид, что ничего не говорила.       Марина нахмурилась, крепче сжав руль, а потом повела рукой, будто бы отмахиваясь:       — Это глупо, мы же приехали вместе. Кому какая разница?..       — Никакой, наверное… — Женя пожала плечами и посмотрела в окно. Там никто и ни о чём не подозревал, люди медленно стягивались на работы, в школы и сады… — Если бы ты приехала в своë обычное время.       Марина тяжело вздохнула.       Женя поёжилась. Она звучала так, словно хотела спрятать их отношения как что-то постыдное — будто бы не она была уверена, что любовь между двумя женщинами — самое прекрасное и естественное, что может произойти. Но возможность огласки тревожила куда сильнее, грозя обрушить с таким старанием выстроенный хрупкий мир. Она сама была готова броситься в этот омут с головой, отстаивая счастье — и почему-то до сих пор представала в этой битве одинокой.       — Может, если бы кто-то из нас был мужчиной, это бы вызвало вопросы…       Женя качнула головой. Обычно она прикрывалась очень крепкой дружбой ото всех, кого это не касалось, но с разницей в десять лет? Пятнадцать? Глядя на них нельзя было подумать, что их могло связывать что-то большее, чем работа, и это в очередной раз кольнуло под рëбрами. Хотелось спросить прямо сейчас: пойдёт ли Марина с ней? За ней?       Она бы пошла — но не была уверена в том, что в конечном итоге это будет хорошим решением. Только загадывать так далеко наперёд Женя не умела да и не желала — не подпитывать и без того тревожное воображение.       Они уже подъезжали к повороту на стоянку, и оставалось только вздохнуть. Ведь даже обычного «я люблю тебя» ещё не прозвучало между ними, хотя рвалось у Жени из горла в каждую минуту тишины, читалось в глазах — и так и висело безмолвным, туманным, словно слова были слишком тяжелы.       «Я люблю тебя» — то, что нужно говорить, когда пьёшь самый вкусный чай на свете, глядя на любимого человека. «Я люблю тебя» — то, что нужно говорить, когда сердце щемит от нежности. «Я люблю тебя» — то, что нужно говорить вместо «всё будет хорошо».       Марина бросила короткое «пойдём» и вылезла из машины; Женя проглотила все мысли и представила, что же всё-такие скажут медсёстры за завтраком.       «И какие черти её принесли так рано?», «Не спиться ей что ли?», «Надеюсь, это «раньше пришла» значит и «раньше ушла». Без врачей им работалось спокойнее, но Женя оценить ещё не успела, слишком погружённая в собственную суету, если и задерживалась до такого времени.       Ася, завидев их вдвоём, оторопело глянула на часы и присвистнула, пробормотав приветствие. Марина хохотнула и развела руками, здороваясь тоже, и, как и говорила вчера, пообещала не мешать пересменке, как часто делала Дарья Ивановна. Женя покачала головой, проходя в служебную и готовясь к бурному обсуждению.       Она любила Марину.