The silver apples of the moon

      Август теперь приглашал Астариона выпить своей крови каждую ночь. Из стратегических соображений, разумеется — так он говорил Шэдоухарт, наутро уговаривая исцелить его от последствий кровопотери. Дроу привык, что по вечерам эльф сидел у костра рядом с ним. Обычно они молчали, если Астариону не хотелось посплетничать о ком-то из спутников. В этот вечер его неотразимый компаньон был суетливее, чем обычно: все заглядывал через плечо в книгу, которую Август держал в руках. Ничего особенного в ней не было — дешевый роман, единственное, что он нашел в выжженной деревне. Дроу был бы рад взять что-нибудь получше, но Гейл держал у себя только магические трактаты, а их ему хватило еще в юности.       Астарион, заскучав, принялся артистично зачитывать пассаж из книги, издевательски жестикулируя: «Милый Адриан, моя любовь к Вам разгорается каждое утро, как пламя рассвета, и каждую ночь Ваш лик всходит луной моего сердца. Я гибну в пучине Ваших бездонных лазурных глаз… О, будете ли Вы так любезны, избавите ли меня от сердечного томления! Осчастливьте взаимной страстью Вашего покорного слугу, и я приложу свои пылающие уста…»       Наконец он остановился:       — Дорогуша, что за скукотищу ты читаешь?       — Твой утонченный вкус, разумеется, глубоко оскорблен?       — Конечно, — эльф поморщился и брезгливо поднял бровь. — Эти слащавые обороты выжгут мне мозг быстрее, чем личинка.       — А ты что, можешь написать лучше?       — Ах, Август, ты меня обижаешь. Хочешь насладиться моими талантами? В обмен на небольшую услугу…       Август без лишних слов склонил голову, приглашая Астариона к своей шее. Он быстро научился понимать намеки вампира, хотя тот чаще обходился игривым «можно?»       Спустя несколько дней Август все-таки нашел приличную литературу: том классических сочинений по древней истории. Вечером он сел у своей палатки, с нетерпением желая погрузиться в чтение. Дроу сильно удивился, обнаружив в книге нераскрытое письмо, адресованное ему, и тогда вспомнил о недавнем разговоре. Любопытно, что Астариону хватило совести — или вкуса? — чтобы писать не на надушенной розовой бумаге, как положено героям романа.       Август с некоторой осторожностью повертел конверт в руках. Почерк, как и его владелец, непринужденно аккуратный и непреодолимо изящный. Дроу усмехнулся, вскрывая письмо, ожидая прочесть блистательную пародию на низкую любовную литературу в исполнении Астариона.        «Я давно заметил, дорогой Август, как дрожит твое тело каждый раз, когда я вонзаю свои клыки. Я слышал, как ты шепчешь по ночам мое имя, я видел, с какой тоской ты смотришь на мои шрамы. Но ты не одинок в своей страсти. Если бы я еще мог дышать, у меня бы перехватывало дыхание от блеска угрозы в твоих глазах. Ты мечтаешь о том, чтобы я познал тебя полностью, чтобы испил тебя до последней капли. Приходи ко мне, и я подарю тебе то, чего не бывает и в самых томительных снах»       Август отчетливо ощутил, как кровь прилила к кончикам острых ушей. Казалось, что он опустился глубоко под воду и вынырнул — голоса союзников медленно доходили издалека. Оторвавшись от письма, он — конечно же — встретился взглядом с Астарионом, который не упустил ни малейшей детали очаровательного шоу.       Август не отвел глаза: он не собирался отказываться.