The silver apples of the moon

      Август не пожалел о своем выборе. Астарион оказался невероятно умелым и чутким любовником. Дроу и предположить не мог, почему эльф так искусен в любви. В тот вечер Август заметил, что шрамы на спине Астариона складывались в стихотворение на дьявольском языке, но не смог их расшифровать. Тогда Астарион рассказал, как Касадор, его бывший хозяин, всю ночь вырезал знаки на спине эльфа, и чем сильнее тот кричал, тем больше приходилось вносить правок. Касадор утверждал, что крики Астариона — самые сладкие...       Астарион и раньше делился осколками прошлого: двести лет в рабстве у высшего вампира, невозможность ослушаться, сбежать или обрести свободу в смерти. Астарион уже привык, что ни тело, ни душа не принадлежат ему: каждую ночь он отдавался незнакомцам, заманивая их в логово Касадора. Он должен был соблазнять и охотиться, а за малейшей провинностью следовало свирепое наказание. Иллитидская личинка — единственное, что смогло разрушить чудовищную власть хозяина.       С каждой новой подробностью кровь Августа вскипала от ярости. Он думал, что жестокость мира давно стала для него привычной — он ошибался. Ненависть и страх, искажающие любимое лицо, ночные кошмары и мучительные навязчивые воспоминания — Астарион постепенно открывал глубину своих ран. В такие моменты дроу ложился к нему, успокаивая, гладя эльфа по волосам, напоминая, что он в безопасности. Август проклинал Касадора снова и снова. Он поклялся уничтожить эту тварь — помочь Астариону стать по-настоящему свободным.       Путь привел их домой — во Врата Балдура. Астарион оживился: в каменных стенах этого города была высечена его жизнь до того, как она обратилась ужасом.       — Остановимся здесь, если есть места, — сказал Август перед вывеской с названием «Эльфийская песнь».       — Ах, я помню эту таверну! Двести лет назад здесь подавали очень вкусных кальмаров, — промурчал Астарион.       Август и его спутники сняли второй этаж заведения. К концу дня, когда все разбрелись по своим углам, эльф и дроу остались наедине. Август полушутливо протянул Астариону руку, словно приглашая на танец, и предложил спуститься отужинать с ним. Эльф пробормотал что-то в духе «я уверен, что здесь вместо вина подают уксус», но согласился.       Они сели за уединенный столик в углу. Астарион задумчиво разглядывал публику: место действительно навевало воспоминания. Допивая вино, Август вдруг услышал, что эльф заговорил — медленно и тихо:       — Именно здесь когда-то я высматривал своих жертв. Улыбался, шутил, предлагал бокал за бокалом… Восхвалял их красоту, заставляя потерять осторожность. Я помню одного юношу — его звали Себастиан. Он был таким обаятельным, наивным и скромным… Я был его первым любовником. И последним, — к концу фразы голос Астариона стал почти неслышимым.       — У тебя не было выбора. Ты не мог не подчиниться приказам… — Август не находил нужных слов: разве ими можно унять такую боль? Дроу медленно накрыл ладонь Астариона своей, силясь показать, что он готов разделить его ношу. Принять все, что было и будет.       Когда-нибудь он расскажет Астариону о своей молодости, потраченной на головокружительную резню в попытке услужить мрачной богине… С тех пор он изменился — но ничто не могло быть оправданием. Он понимал, каково жить, исковеркав свою душу.       Астарион молча поднес запястье Августа к губам. Ему не нужно было спрашивать: Август расслабил руку и легко кивнул. Астарион искал утешение в теплой крови и нежном взгляде. Да, он не вернется домой: дома, каким он его знал, больше нет. Годы рабства выжгли на душе жестокую печать. Но впервые Астарион подумал, что его сердце вновь может забиться, что лиловые глаза напротив могут стать новым домом.