Тихий огонек его души

Сяо Ян настолько увлекся тренировкой и попытками придать пламени другую форму, кроме лотоса, что вызов учителя застал его врасплох. Он недоумевал всю дорогу до его покоев, что же надо от него старику на этот раз, — и только под самой дверью наконец вспомнил, что вообще-то они с Хань Фэнем еще полдня назад разнесли часть Павильона. Которую сами же потом и восстанавливали. Уже занесенная рука дрогнула — и все же постучала. Дождавшись устало-ворчливого разрешения, парень проскользнул в комнату и тихо затворил двери за своей спиной, хмуро посмотрел на наставника, не ожидая от этого разговора ничего хорошего. — Звал? Яо Чэнь выгнул бровь на такое дружелюбное приветствие и насмешливо подтвердил: — Звал, — и, не дожидаясь реакции, ехидно продолжил, подавшись вбок и уперевшись локтем в бедро: — Подскажи-ка мне, малец, с каких это пор мои ученики заделались в ремонтники? Юноша закатил глаза. — Ой, да ладно тебе, — небрежно отмахнулся он, не замечая, как опасно сверкнули темные глаза напротив, — мы же все и починили. Ничего страшного же не случилось. Алхимик тяжело вздохнул и устало потер переносицу, пробурчал сердито себе под нос: — И за что мне такие идиоты… — и раздраженно всплеснул рукой, отчего широкий рукав взвился потревоженной птицей. — Еще б не починили! После того как я окатил вас ледяной водой и растащил за шкирку как зарвавшихся щенков — и то вы еще через меня лаяться пытались! Ты на кой его спровоцировал, бестолочь? Веселья в жизни мало? Так могу устроить! Сяо Ян неловко отвел взгляд в сторону и почесал висок. И правда, глупо получилось… — А чего он… — начал он как-то ворчливо и неуверенно, лишь бы последнее слово осталось за ним, — чего он такой самодовольный все ходит? Бесит! — и сам поморщился от того, как по-детски это прозвучало. Дожили… Яо Чэнь скептически выгнул бровь, с каким-то снисходительным интересом глядя на горе-ученика. — А тебе лет сколько, пацан? Ты даже когда вопил, что я тебе не учитель, и то меньше смахивал на пятилетку, — Сяо Ян поспешно отвернулся, пряча вспыхнувшее на щеках смущение, а алхимик меж тем продолжал, будто и не замечая его реакции: — К твоему сведению, Хань Фэнь ходит не самодовольный, а серьезный и уставший. В отличие от тебя, тратящего время на тренировки, обжимания со своей ненаглядной, — тут парень возмущенно вскинул голову, готовый отстоять честь своей дамы сердца, но учитель снова его успешно проигнорировал, — и попытки довести меня, на нем висят обязанности дашисюна и управление внутренними делами Павильона. Не по возрасту звонкий голос звучал как всегда насмешливо, но темные глаза смотрели пронзительно и строго — без угрозы, но с явным намеком, даже призывом напополам с просьбой. Неожиданно стало очень стыдно: и правда, от него ведь ничего почти не требуют — только тренируйся да не мешай — а он даже тут умудряется найти приключения на головы окружающих. — Кхм, я понял тебя, — нехотя выдавил юноша, старательно не глядя на наставника, — учитель, — и это был тот максимум признания своей неправоты, на который он был способен в данных обстоятельствах. Яо Чэнь как-то очень понимающе хмыкнул, из глаз сразу пропала строгость, возвращая им вечный лукавый блеск. — Вот и замечательно! — он хлопнул себя по коленям и сел ровнее, поманил ученика рукой. — А раз понял, то иди сюда. Сяо Ян опасливо покосился на подозрительно воодушевленного учителя, но все же приблизился, вопросительно склонил голову набок — на что алхимик закатил глаза. — И? Чего стоим, кого ждем? Сюда иди, говорю, — и призывно похлопал себя по бедру. Парень поперхнулся воздухом — звучно так поперхнулся. О, о знал этот жест, прекрасно знал: сколько раз ему, с его-то характером, в детстве прилетало от обоих родителей! Вот только последний раз он оказывался в таком положении лет, наверное, в десять — не может же наставник всерьез сейчас, в таком-то возрасте… — Ты… издеваешься? — это должно было прозвучать с праведным негодованием, а вышло как-то полупридушенно. Яо Чэнь снисходительно выгнул бровь — уже в который раз за их короткий разговор — и заинтересованно склонил голову набок. — А ты что думал, что я скажу: «Молодец! Или гуляй!» — так что ли? Нет, пацан, накосячил — отвечай, — и снова поманил его к себе. Сяо Ян инстинктивно отступил на шаг назад, еще один, темные глаза распахнулись в испуге. Ну уж нет, только не так и не сейчас — лучше бы за палку взялся, честное слово, — это было бы проще. А так… Слишком близко, слишком уязвимо, слишком смущающе и унизительно. Нет уж, нет! — он сам не заметил, как начал мотать головой в такт этим «Нет!» в своей голове. Он видел, как на обманчиво юном лице наставника промелькнула тень чего-то неясного и неправильного, но не стал заморачиваться и поспешно выскочил из комнаты, даже не затворив за собой двери. Сюда он в ближайшее время точно не вернется.

***

Ночь выдалась беспокойной. Ему опять снились родители, которые что-то втолковывали ему, глядя с укором и разочарованием, а он бежал за ними, но никак не мог догнать, ухватить хотя бы за край рукава — а на границе сознания упрямо свербело ощущение неправильности, какой-то ошибки, и он, как ни силился, не мог поймать его хотя бы за стремительно ускользающий хвост. Наутро Сяо Ян чувствовал себя разбитым и очень несчастным: слонялся по Павильону беспокойным гуем, не зная, чем себя занять: за что бы он ни брался, сосредоточиться не удавалось ни на чем. Учитель его не трогал и не насмешничал, припоминая его вчерашнее позорное бегство, чему парень втайне был рад: только этого ему не хватало. Иногда на пути попадался Хань Фэнь — и юноша, вспомнив вчерашний разговор, пригляделся к нему из интереса. Невовремя проснулось чувство вины: и правда, всего лишь маска. То, что он ошибочно принимал за так раздражающее его самодовольство, было только маской уверенности, скрывающей крайнюю степень усталости и напряжения. Теперь Сяо Ян отчетливо видел, как недовольно дергается жилка на шее, как сжимаются в кулаки руки за спиной, как он рвано выдыхает, когда думает, что никто не видит. А ближе к вечеру он заметил то, что заставило его оторопеть: как осторожно садился Хань Фэнь и как почти незаметно поморщился, когда тело соприкоснулось с жесткой поверхностью стула. Парня будто молнией прошибло: он покраснел и поспешно отвернулся, не зная, куда деть руки и взгляд. Значит, Хань Фэню все же прилетело, несмотря на то, что спровоцировал-то его он, Сяо Ян. И, судя по всему, прилетело именно так, как вчера предлагал ему учитель. Хотя шисюн сильно старше него. Его вдруг захлестнуло волной щемящей зависти, и ревности, и в то же время какой-то всепоглощающей ненависти к себе за эти безосновательные зависть и ревность, и он с силой саданул кулаком по ближайшему стволу, не зная, куда деть раздражение. Он сам не понимал, почему вчера так испугался: если так подумать, ничего страшного ему не предложили, да и заслужил он. Но в тот момент его вдруг почему-то охватила такая паника, что тело само бросилось назад, за спасительные двери, подальше от этого проницательного, по-доброму насмешливого взгляда. И тут вдруг с ошеломляющей ясностью пришло осознание той неправильности, что так настойчиво не давала ему покоя, этой неясной тени на лице и в глазах учителя за секунду до его бегства: это была досада и… разочарование? И что-то парню подсказывало, что разочарован алхимик был отнюдь не в нем. Не выдержав груза неопределенности, он уже тем же вечером снова стучался в дверь наставника — чтобы услышать в ответ устало-недовольное: — Ну кого там еще принесла нелегкая? Заходи уже. Яо Чэнь сидел на кровати, скрестив ноги под собой и обложившись со всех сторон свитками и отчетами, и выглядел откровенно неважно. Внутри кошкой заскреблось невовремя проснувшееся чувство вины: они тут все с делами зашиваются, а Сяо Ян только дурью мается и всех доводит, хотя его ведь воспитывали как наследника. Надо будет все же предложить свою помощь хоть с чем-нибудь: не с делами, так хоть с тренировками внешних учеников. Алхимик, видя, что ученик только смотрит на него странным взглядом и не спешит изложить цель своего ночного визита, намекающе выгнул бровь — и — о чудо! — юноша как-то сразу смутился и отвел глаза. — Извини, учитель, — пробурчал он совсем тихо себе под нос, но тот прекрасно его услышал. К первой брови присоединилась вторая. — Ну, допустим, извиняю, — привычно насмешливо протянул наставник, с явным любопытством глядя на парня. — Только не подскажешь, за что на этот раз? — Кхм, ну… — Сяо Ян неуверенно потер висок, все еще старательно не смотря на учителя, — мне вроде как не стоило вчера убегать посреди разговора… Да и шисюну, кажется, все же влетело… Брови взлетели еще выше, а рот удивленно округлился в букве «о». Интересно, пацан сам заметил, как только что назвал своего некогда злейшего врага, мимо которого еще вчера даже пройти не мог спокойно, не бросив вслед очередную колкость? Яо Чэнь заинтригованно склонил голову набок. — И? Тебе захотелось так же? — прозвучало подначивающе, но темные глаза смотрели непривычно серьезно — и парень снова поперхнулся воздухом в ответ на такое предположение. — Да нет же! — сдавленно воскликнул он, захлебнувшись возмущением. — Я… — и вдруг осекся на полуслове, словно вспомнив что-то. Руки сжались в кулаки, он опустил голову и исподлобья посмотрел на учителя. — А может, все же не надо? — спросил вдруг хмуро с какой-то почти детской надеждой в голосе. Яо Чэнь подозрительно прищурился: за этот короткий разговор у Сяо Яна уже столько раз скакало настроение, что создавалось впечатление, будто он сам не знает, зачем пришел и какой реакции ожидает от наставника. Алхимик выдохнул и очень устало и внимательно посмотрел на нахохлившегося юношу. — Малец, зачем ты здесь? — голос звучал проникновенно и как-то слишком уж понимающе, и парень снова отвел глаза, не в силах дольше выдержать этот проницательный взгляд. — Я… — не найдя подходящих слов, он раздраженно рыкнул и несколько раз сжал руку в кулак, будто собираясь с силами. — Я сам не знаю. Доволен? — он снова мрачно посмотрел на учителя из-под челки. В темных глазах недовольство мешалось с растерянностью и даже почти что робостью, и алхимик недоверчиво моргнул, удивленный такой искренностью и уязвимостью обычно строптивого ученика. Но что-то было еще в его глазах, что-то детское и отчаянное, какая-то просьба, почти мольба — и Яо Чэнь ее услышал: уголки губ дрогнули, он сдвинул все свитки подальше и опустил ноги на пол, позвал непривычно мягко: — Иди сюда, А-Ян, — протягивая раскрытую ладонь. Юноша вздрогнул от этого ласкового обращения, такого странного и такого своевременного, и испуганно вскинул голову: мудрые омуты смотрели тепло и уверенно, в них не было и тени приказа, а рука якорем держалась на уровне его глаз, не позволяя отвести взгляд. Медленно, будто во сне, Сяо Ян сделал маленький шажок навстречу, еще один, чувствуя себя не то змеей перед заклинателем, не то пугливым зверьком, которому точно так же протягивают руку и ждут, пока он, опасливо приблизившись, обнюхает чужие пальцы, прежде чем настороженно позволит им себя коснуться. Парень знал, что он в любой момент может уйти, сбежать, не боясь последствий, и наставник не будет его заставлять, удерживать, не станет даже припоминать ему потом эту трусость, — уж в этом он был уверен. Но еще он знал, что больше не хочет видеть на родном лице эту грусть и разочарование и именно поэтому в этот раз пришел сам, не столько напрашиваясь, сколько… чтобы его поняли? Услышали и увидели невысказанное? Наверное, именно за этим, потому что иначе никак не объяснить, почему гордость послушно помалкивает, а ноги медленно, но неуклонно будто сами несут его к протянутой руке. Он остановился, когда до алхимика оставался всего лишь шаг. Слегка подрагивающая рука неуверенно поднялась — и робко легла в широкую теплую ладонь. Темные глаза сверкнули одобрением — обманчиво слабые пальцы обхватили чужую кисть и мягко потянули на себя — и юноша, все так же не в силах оторвать взгляд от бездонных, спиралью закручивающихся омутов напротив, безвольно шагнул навстречу, еще, позволяя руке себя вести. Когда он оказался справа от наставника, между лопаток легла вторая ладонь и несильно надавила, не приказывая даже — просто направляя. Сяо Ян, помедлив, все же послушно наклонился, помогая уложить себя на колени учителя. Эта поза была такой привычной и такой чуждой одновременно, так неправильно ощущался его рост из такого положения, что он невольно напрягся и замер — точь-в-точь пугливый зверек. Но между лопаток по-прежнему успокаивающе лежала родная ладонь, даже не пытаясь сползти ниже, и он буквально затылком чувствовал, как тепло на него смотрит учитель и как мягко улыбается одними уголками губ, — так что тело все же расслабилось и обмякло, а голова опустилась ниже, скрывая смущение за густой завесой волос. Сверху раздался тихий ласковый смешок, а рука мимолетно потрепала по волосам в небрежной, но такой нужной сейчас ласке. Сяо Ян наконец выдохнул.