Антон уже отбоялся. Когда ещё только учился всему, когда его приняли в команду Саши Ваша, когда тот спустя полгода начал сотрудничать с Химиком, а потом и Антоху за собой подтянул. Казалось бы, каждый раз уже не первый, но опять и опять Антон мандражировал, словно это заложено в его природе изначально. Как будто невозможно не переживать на новом месте.
Вот и на корабле точно так же получилось. И как долго Антон мечтал о такой работе, так сильно он отдался переживаниям и тремору. Но под боком был Позов, который всё понимал, всегда поддерживал, помогал. За которого Антон теперь готов что угодно сделать. Странно всё это. Ещё год назад он бы так не сказал, а до начала рейса он думал, Дима для него добрый друг, давняя и забытая влюблённость. Несбывшаяся мечта, которая переросла в настоящие тёплые отношения. Старший брат.
Заигрался – понимает Шаст, когда не может подумать о Диме без тяжести на сердце.
Антон научился многому, пока работал, пока строил отношения. Он сейчас и он несколько лет назад – совершенно разные люди, по крайней мере, так ему кажется. Тогда он ходил вечно со своими наушниками на шее, любил подолгу слушать музыку, чтобы отвлечься и не особо распространялся о своих слабостях. Но
он его научил.
Научил говорить, научил доверять. Показал, что с правильным человеком – это безопасно. И Антон сам с радостью и воодушевлением учился. Его бывший молодой человек создал безопасную атмосферу, без этого ничего не получилось бы. Это то, почему Антон теперь сам не шутит о бывших и над подобным не смеётся: он благодарен за такой опыт. Он научился подчиняться без ухода в себя и внутренних зажимов, потому что сам хочет, потому что с правильным человеком можно не стесняться своих желаний, можно погружаться в себя ещё глубже, наслаждаться можно.
– Не думай, что отпущу тебя пораньше, раз сегодня у тебя тяжёлый день, – улыбался
он, поглаживая обнажённое тело, смешивая их выдохи, слегка сминая губы собственными, – на колени. Ты мой.
И младший даже мысль не допускал о том, чтобы перечить. Опускался на пол, познавал новые грани, податливо позволял делать с собой новые вещи, открывал неизведанное.
Отзывался на каждое касание, каждый удар принимал с интересом и не чувствовал, что над ним издеваются. Только щемящая нежность и никакого надменного подчинения против воли. Антон всё больше и больше обожал этого человека. Целовал руки, смотрел снизу вверх, исполнял любой приказ.
– Позвольте угодить Вам, мой господин, – глаза в глаза, парень просяще тянулся вверх, пока его накрепко перевязывали. Мужские руки гладили его скулы, немного массировали виски, подносили к лицу ремень.
– Сегодня выпорю тебя им.
Антон оставлял поцелуи на ремне, руках, тыкался лбом в бедро и тихо шептал:
– Спасибо... большое спасибо Вам.
Отпускал себя.
С
ним можно было не переживать о том, что творится за пределами комнаты, что будет после секса, как вести себя, если реальность не совпадает с желаниями. С
ним можно было отдаться моменту. Разрешалось использовать стоп-слово, приостановить действие и сказать, если некомфортно. Или не говорить ничего, если не хотелось. Антону позволяли почти всё, редко наказывали и никогда-никогда не игнорировали.
– Спасибо, Паш. Сегодня было хорошо, – после очередной сессии звучало в их комнате и старший искренне наслаждался этими словами.
– Это потому что ты такой чудесный, – слышал в ответ Шастун. Слова, которые заставляли зажмуриться от наслаждения. И объятия, забота и поцелуи в плечо, и чтобы засыпать вместе.
Теперь Антон, умеющий подчиняться качественно, сам получающий от этого кайф, совсем запутался. Задница болит адски. Потолок кажется непривычно пустым и в голове перекати-поле. Никто не целует в плечо и не укрывает тёплым одеялом. Спина ноет.
– Сходи в душ, – бросают ему с другого конца комнаты. Парень поднимает голову на звук, но Арсений уже ушёл на кухню.
Шастун прикрывает глаза. Да, запутался. Всё ещё переживает по поводу Димы, хоть очевидно, Попов спрятал его в безопасное место. В душе собраться с мыслями не удаётся. Только ощутить полноценно запах этого шампуня, которым пользуется хозяин дома. Запах, что так отчётливо запомнился ещё на борту.
Почти родной.
Когда Антон заходит на кухню, на столе уже горячий чай разлит по кружкам. Механик что-то разглядывает в окне. Сердится, понимает Антон, точно сердится. Мужчина поворачивается, оглядывает зашедшего и недовольно фыркает:
– Зачем надел футболку? – и берёт с подоконника заживляющую мазь. – Сними и спиной повернись.
– Арс, давай поговорим, – сдавленно шипит младший, но натыкается на темнеющие глаза.
– Ты сначала покажи, что умеешь слушать, – мужчина открывает тюбик, наблюдает за застывшим на пару секунд парнем, глаза которого прилипли к рукам стармеха. Шаст кивает. Разворачивается спиной, тянет одежду с себя и замирает в ожидании.
– Умею, – совсем тихо произносит, комкая в руках вещь. Непроизвольно дёргается, но быстро расслабляется под касаниями.
– У вас же было много партнёров... ну, у Химика, – как будто между прочим заявляет голос за спиной, – они вряд ли Белого просто так отпустят. И нас всех, кто руку приложил сегодня, – касания проходят теперь по плечам к шее, размазывая, массируя, и от этого веки сами собой прикрываются.
– М-м... – случайно вырывается, когда Арс начинает бережно втирать мазь в шею, доставляя удовольствие, и тут же в затылок прилетает смешок. Антону вдруг неловко, стыдно, почему-то мурашки начинают собираться по всему телу, а руки, что так приятно растирали, исчезают. Парень нерешительно поворачивается, но старший уже идёт к раковине.
Никаких нежных поцелуев, никаких «ты молодец», как бывало обычно. Никакой похвалы, которую от Арсения так приятно получать. И просто
игнор. Неприятно.
– Позов в безопасности, сам его оттуда тащил, – звучит под шум воды, пока Антон присаживается на один из стульев и отхлёбывает горячий напиток, – и не вздумай его искать.
Арс красиво вытирает руки, а Шастун так и замирает с чашкой в руках. Мужчина грациозно садится напротив, скользит взглядом, словно не предавая особого значения гостю, руки на груди складывает. Красивый.
У Антона уже даже нет сил ощущать стыд. Он просто любуется.
Запутался, блять.
Почему-то даже сейчас возбуждающий, Арс просто сидит и пьёт чай, не выясняет отношения с громкими криками, но и не поощряет присутствие коллеги. Ебучий нейтралитет. Антон сам не знает, на что сейчас злится. Но челюсти сами собой плотно сжимаются и выдох получается резче, чем нужно.
Этот невероятный человек вытащил Поза из такой жопы, что слов не находится. И какого-то хера не убил Антона на месте. Мысли обрываются, казалось бы, на самом важном. И дальше не идут.
Вряд ли здесь ему разрешат курить, так что он допивает чай только наполовину и собирается уходить. Сообщает, что домой идёт. Ответа нет. Под внимательным взглядом обувается и не знает, что сказать. Неловко, но сейчас голова взорвётся, если не выйти срочно на воздух.
А по дороге, пока скуривается уже вторая по счёту, начинает ныть что-то внутри. Очень резко ноет, невозможно не ощутить. Сигарета замирает между пальцами.
Пиздос.
Нельзя было. Всё это время в рейсе, весь взаимный интерес, и зачем-то нежные отношения даже во время отдыха. Нельзя было провожать взглядом каждый раз, привязываться всё крепче. Утопать в нём. Тянуться ближе было нельзя, желать, касаться и фантазировать об этом человеке перед сном в своей комнате.
Даже смотреть на него не стоило лишний раз.
А Антон любовался каждым действием, каждым жестом Арса, любовался и втягивался, как дурак. Ну нет же.
Сейчас нужно найти Диму, подождать, пока всё устаканится, Эда проверить, чтобы с ним всё хорошо было. На дно залечь, в конце концов.
Сейчас абсолютно точно не нужно творить хуйню.
Сигарета тушится о край мусорки, что на остановке, летит к остальному мусору, внутрь урны. Антону кажется, что он сейчас точно так же летит, чтоб прямо головой о землю. Третья закуривается тут же, а автобус идёт в пизду. Надо пройтись – и тогда все дебильные идеи выветрятся из головы.
***
Серёжа думает, Позов, всё-таки, был прав. В конце концов, спустя некоторое время в КПЗ, когда была возможность подумать, в голову приходят мысли только о том, что они всей командой облажались. Что новенький только пришёл, и как маленький невдуплёныш, ничего не понимал, а они набросились, как стая собак. Что Дима достойно держался весь рейс. И ведь почти поймал предателя, сообразил, как на эмоции вывести. Дима и спас его.
Серёжа смотрит ровно перед собой и слышит только обрывки фраз: что-то про рейс, что-то о дежурстве и про какие-то химические вещества. Спать уже не хочется, но домой тянет. Спустя время следователь, тот, что тёзка Димы, заходит прямо к нему и что-то торопливо начинает рассказывать про доказательства. Про Позова ни слова не говорит, но Матвиенко это и не нужно – он вскакивает с места и перебивает мужчину.
– Где Дима?
– Ты подожди, я тебе про отпечатки, а ты мне... короче, так. Я бы тебя отпустил, но сейчас это опасно, – Серёжа вдруг брови сводит и ошарашенно глядит на Журавлёва. – Ну что?!
– Отпустил?..
На секунду они оба замолкают, но следователь закатывает глаза и шумно выдыхает.
– Ты... чем слушаешь? Я говорю, мы другие пальчики там нашли, – и у Серёжи перехватывает дыхание. – Но сейчас тебе домой нельзя. Слышишь меня?
Матвиенко только что-то нечленораздельно мычит, садится обратно на своё место и глаза трёт. Нет, не слышит. Не может понять.
– Где... где Дима?
– В безопасности твой Дима, – смешок, – слушай... есть, наверное, варик, куда тебе можно, если не домой.
– Куда угодно, задолбался тут сидеть, начальник, – убито шепчет старпом.
Собеседник же телефон достаёт, звонит кому-то и Серёжа опять слышит только лишь обрывки фраз, когда Журавль выходит из комнаты с кем-то поговорить. Не бывает, конечно, всё так просто. Голова уже не то, что кипит: отказывается работать. Слишком много думал за последнее время и так ни к чему не пришёл. Не проходит двух минут, как мужчина возвращается, снимает наручники с рук подозреваемого и по плечу хлопает.
– Ща, человек один за тобой приедет.
Серёжа как в тумане следует за следователем и его помощником, что выводят его на крыльцо, рядом с которым уже стоит чья-то хонда. Когда его усаживают на заднее, Матвиенко кидает взгляд на вход в отделение. Как же ему нехорошо. На водительском мужик, пожимает руку, шутит о чём-то, а помощник капитана, если честно, не слушает.
Дверь захлопывает, последний раз оглядывает здание, из которого его вывели и резко отворачивается в другую сторону.
Шевеление.
Казалось бы, улица, люди живут свою жизнь, ходят по тротуару, но подозрительное шевеление на другой стороне дороги не может не привлечь внимание. Что-то, что заставляет уставиться в ту самую точку. Как будто между деревьями заметил чей-то силуэт...
Показалось.
Показалось же? Машина срывается с места, а Сергей не может отвести взгляд от того самого участка улицы, всматривается, поворачивается назад, чтобы неотрывно продолжать сверлить взглядом через заднее стекло. Показалось или нет?..
***
Арс ещё с корабля это в нём заметил. Всё-таки, это как ничто другое завораживает. То, как он изображал покладистость... до невозможного гипнотизировало. «Прошу меня простить» в самую первую встречу, что засело где-то в подсознании очень глубоко. Было ли это просто спектаклем, играл ли мальчишка свою роль: всё равно это заворожило. Он заворожил. И не хотел отпускать даже по ночам.
То, как он словно мысли читал, как извиняться умел, как заботу принял от старшего, когда совсем плохо было. Попов догадывался с самого начала, что новенький темнит. Даже сейчас не может не вспоминать об этом, но так уверенно игнорировал, убеждая себя, что просто наблюдает.
Будь Арсений дураком, тоже бы повёлся на эти глаза, как Макаров. Прыгнул бы с разбегу, чтобы полностью разбиться в нём. И стало бы неважным всё, что происходит вокруг, что сейчас имеет значение – перестало бы волновать. Остался бы только он и Арсений рядом с ним. Мужчина мотает головой, закрыв глаза. Нужно выкинуть из головы эти мысли. Уже который раз за эти несколько месяцев. Он не повёлся тогда, а сейчас уже поздно. Сейчас он убедился в своей правоте, сейчас он должен хорошенько разозлиться на предательство и позвонить тому самому следователю.
Он тяжело вздыхает и смотрит в коридор. Белый сейчас в тяжелом состоянии, группа на месте работает. Воля уже спрятал Позова у себя и теперь можно даже не волноваться за Диму. А Антон ушёл.
Имя словно делает пустую квартиру ещё более пустой. Он ведь боится, по-настоящему боится за врача. Пришёл сюда, умолял сказать ему, где того спрятали. Глаза на мокром месте и выглядит, как самый несчастный котёнок на свете.
И снова беспрекословное подчинение, как будто так и надо. На протяжении всего этого времени, будь оно неладно. Этот неотрывный, такой внимательный взгляд, когда парень думает, что Арс не видит. И то, как он ловит каждое слово механика, обращается ли он к самому Антону, или говорит о работе с Егором.
И как на колени опускался, будто самое очевидное решение. И из-за такого покорного Антона каждый раз привстаёт. И не хочется никуда отпускать, потому что понравилось.
И даже сейчас губы зачем-то целовали в ответ. Потому что такой нежный парень в его в квартире ластится к нему, глазами своими упрашивает, на всё согласный.
Арс снова мотает головой.
Антону стоило убить его сегодня.
***
Антон не умеет без хуйни.
Теперь, когда призрачный выбор вдруг появился, не может просто так делать вид, что ничего не происходит. И пусть это снова нельзя назвать честным выбором. Его вообще честным человеком теперь назвать нельзя было.
Год назад он мог прикрываться взрослыми дяденьками, которые заставили. Месяц назад он прикрывался работой мечты, важной миссией и тем, что он очень хороший сотрудник. Он всегда исполняет то, что ему говорят, он умеет слушать старших. Год назад он из штанов выпрыгивал от радости, что Слава это понял и дал ему место в своей команде.
Сейчас прикрываться нечем.
Не сделать хуйни Антон не может, как и продолжить держаться за безумные принципы, оставаясь на тонущем корабле. Глупо было с самого начала это начинать, но теперь, возвращая себе свою ответственность, Антон осознаёт: это был его выбор.
пидор двухметровый 06:48
иди в наше укрытие и будь там, они ищут тебя
Написать Эду именно сейчас кажется самым правильным. Пальцы держат уже которую сигарету за это утро. Только теперь Шастун замечает, как саднит горло. Спина всё ещё ноет, но больше на неё внимания не обращают.
дурилка картонная 06:49
Когда придёшь?
Тупо оставлять сообщения без ответа. Заставлять Эда переживать тоже тупо. Но Антон не придёт. У него здесь незаконченное дело.
Через каких-то полчаса очень знакомая хонда срывается с места, а Шаст смотрит ей вслед. Ждёт пару секунд и садится на мотоцикл, чтоб рвануть следом. Кто бы знал, что мир настолько тесный.
Ехать недалеко и знакомый дом вот уже виднеется. Хонды рядом нет, но Антон в курсе, почему – подземная парковка. И там же убежище. У Паши всегда всё схвачено, всегда под контролем. Это приятно. Шастун уверен, камеры наблюдают за округой. Глушит мотор, не доезжая до ворот, рядом с одним из соседних домов.
Проверяет телефон: там куча сообщений от конкретного человека.
дурилка картонная 06:55
я жду
дурилка картонная 07:09
ты же помнишь наш условный сигнал?
дурилка картонная 07:11
Или ты к вечеру подкатишь?
дурилка картонная 07:11
антон
дурилка картонная 07:38
Не объебись только. Прошу.
О, это Антон постарается. Он ещё раз пробегает глазами по входящим сообщениям и решается отправить короткое «жди».
