Любит — не любит

Если зайти в любую библиотеку или книжный магазин в Тейвате, да и просто изучить полки в домах людей, то можно найти десятки детских сказок с одним и тем же сюжетом: последствия заклятия, чудовищного проклятия или опасного зелья могут быть сняты поцелуем истинной любви. В более редких случаях он еще и может снять чары, превратившие человека в животное, вернуть воспоминания, а еще одним ярким примером может быть проклятие вечного сна. И вот, оно в один миг может быть снято поцелуем возлюбленного. Какой жизненный урок это должно преподносить детям? Во-первых, тот, кто проклят, выглядит пассивной марионеткой с минимальным участием в собственной судьбе. Во-вторых, человеческие эмоции, как выяснил Чжун Ли в последнее время, гораздо сложнее, чем простое "любит меня — не любит". Было бы наивно упрощать эту концепцию даже для самых маленьких читателей. Любовь бывает разной и не всегда приводит к счастливому финалу. Так уж оно устроено. Но даже если его проклятие не снимет уже ничего, есть все же то, что он может сделать: хотя бы немного ослабить влияние тех злых чар, из-за которых Чайльд так себя часто принижает. Словно представляет из себя только лишь оружие Ее Величества. — А вообще, признаю, я солгал, — Чжун Ли поворачивается и встречается взглядом с его глазами как раз вовремя, а то он вот-вот окончательно просверлит этим взглядом дыру в его спине. — Не думаю, что это связано с адреналином. Я не часто целую людей посреди поля боя, нет, я вообще не часто целую людей. Почему-то это не так уж и сложно. Это точно, что представлял себе эту сцену намного страшнее. Он усмехается и качает головой. Еще один сюрприз жизни: произносить слова становится легче с каждым новым, а не труднее. Словно с каждым выдохом правда выходит изнутри, освобождая место для спасительного кислорода. Он знает, что его пульс начинает учащаться, поэтому просто старается изо всех сил не торопиться и говорить в своей обычной манере, спокойно, размеренно. Вдох, выдох. Сколько пустых слов можно произнести перед самыми важными? — Я не знаю, как правильно это сказать, но вот что я хотел сказать тогда, хочу и сейчас. Ты... Я прошу прощения, если вмешиваюсь, правда, прошу, но я часто слышу, как ты говоришь, что все тебя бросают, и иногда мне кажется, — Чжун Ли делает шаг, — что тебе очень одиноко. Поверь мне, это не связано с тем, что с тобой что-то не так. Ты заслуживаешь хороших людей, которые тебя окружают, и среди них обязательно есть те, кто тебя любит. Он вздыхает полной грудью, понимая, что его речь, вероятно, только начинается, слова так и выходят наружу, осыпаются лепестками: конечно, они наполняли его легкие день за днем. А Чайльд только хмурится. — Похоже, тебе пришлось многое пережить, раз ты так думаешь, но я, например, продолжаю влюбляться в тебя каждый день, Чайльд, — Чжун Ли улыбается, внезапно и для себя. Это так легко. — Я люблю тебя. Это то, что я хотел сказать сегодня. Я люблю в тебе все. Я не прошу ничего взамен, лишь хочу, чтобы ты знал. Я бы многое отдал, чтобы сделать тебя счастливым. Знаю, это может показаться вульгарным, банальным, но я люблю тебя, надо полагать, безумно. Неловкие паузы уже давно стали нормой. Но эта, когда Чжун Ли стоит с нежной улыбкой до ушей, — какая-то особенная. — И зачем ты все это говоришь? — Чайльд вдруг огрызается, глядя на него так, словно перед ним призрак. Он выпучивает глаза и стоит неподвижно, как статуя, засунувшая руки в карманы брюк. Чжун Ли усмехается с легкостью совершенно неожиданной для него: — Я просто думаю, что нам следует чаще говорить вслух то, что обычно просто гниет внутри нас. А еще потому, что это правда, и, Аякс, — Чжун Ли шепчет имя, — твой поцелуй очень много для меня значит. Вероятно, в в ближайшее время мне будет нелегко вести себя странно рядом с тобой. Но я постараюсь, чтобы это не доставляло тебе дискомфорта. Пойму, если предпочитаешь сократить наши контакты вновь. Чайльд стоит на месте, излучая шок и замешательство: именно такую реакцию Чжун Ли ожидал и предсказывал. — Не пойму, ты что, серьезно? Я чувствую это с каждым вздохом, думает он и ухмыляется про себя: это даже не метафора. Вместо этого он произносит вслух другую правду: — Я никогда не был с тобой так серьезен. Нахмурившись, Чайльд открывает рот, чтобы что-то сказать, но Чжун Ли жестом руки просит его остановиться, дать ему закончить. Как всегда, он — человек, чьи речи могут длиться часами. Особенно о том, что ему нравится. — И снова повторю, что ни о чем тебя не прошу. Я просто хочу, чтобы ты знал: я никогда не знал, что могу испытывать такие чувства к кому-то, но дело не во мне. Мне потребовалось много времени, чтобы понять, но... Был ли я когда-то твоим лучшим другом или нет, ты сумел стать для меня особенным и уникальным, ближе всего к самой любви во плоти. — Я… — Я люблю тебя. Если честно, Аякс, сказать это оказалось облегчением. Вот только лишь для него. Чайльд, наоборот, получил новый груз на свои хоть и сильные, но заслуживающие отдыха плечи. За это Чжун Ли чувствует внезапный укол стыда. — Я без понятия, что сказать, — говорит Чайльд и вынимает руки из карманов, отходя на несколько шагов назад, и прислоняется к стене хижины. Он прикладывает руку ко лбу, хлопая глазами, и Чжун Ли только больше хочется ругать себя за то, что так смутил его. Хотел лучшего, но явно не справился. — Не нужно. Я не хотел причинить тебе неудобства. Ты не обязан ничего говорить. Прости, если это слишком, — он говорит, шумно сглатывая. — Пиздец, Чжун Ли, — Чайльд хмурится, как будто его главная и ведущая эмоция — раздражение, которое вот-вот достигнет предела. — О чем ты вообще говоришь? Это что, какая-то тупая шутка? Ты сам только что, несколько минут назад, сказал, что это была слабость. Поцелуй этот. Что, я настолько жалок, правда? Вау, просто вау. Странно, что он так это воспринимает, думает Чжун Ли. Пожалуй, последним, чего он ожидал, было произвести впечатление шутника. Он складывает руки на груди. — Аякс. Я абсолютно не шучу, и ты абсолютно не жалок. Отвечая на твой предыдущий вопрос, скажу, что именно поэтому я и решил все это сказать. Вполне вероятно, это я жалок, и поэтому не хотел тебе говорить, отговаривался первым, что пришло мне в голову. Теперь ты знаешь правду. Чжун Ли даже на секунду ему кажется, что по щеке Чайлда скатилась слеза, но ни одна его мышца лица не дрогнула. Выдержка. — Поклянись мне, что ты не шутишь. Чжун Ли поднимает брови и делает то, о чем его просят. Говорит, что не шутит. Что никогда не был так серьезен. Что, может быть, единственный случай в истории Тейвата, когда он готов поклясться всем своим регионом. Его тело и разум знают, насколько он серьезен. — Я, ну, не... Ну и ну, — Чайльд выдыхает, будто он еще далек от того, чтобы поверить, но не видит смысла упрямиться. — Ты ведь знаешь, что я... тоже, да? — Что? — Это не очевидно? — Прости, я… — Бля, да хватит! — Чайльд вскрикивает. — Прости, что ору. Чжун Ли смотрит на него, показывая, что не понимает. Ему кажется, что они говорят на разных языках. Он отводит взгляд, сканирует комнату, и цепляется взглядом за блеск чего-то зеленого, мелькнувший в боковом зрении: через окно или дыру в крыше в хижину закрались несколько бабочек Дендро. — Я не эксперт по этому всему, просто, — Чайльд бормочет, — я подумал, что стоит поговорить обо всем, особенно о том, что произошло сегодня, когда мы вернемся в Ли Юэ, когда, по крайней мере, не будем так близко, не говоря уже о том, что, по сути, будем спать в одном месте, что это не будет так неловко... Да. Но в конце концов я не смог ждать и заговорил об этом, кстати, именно так я и думал, пока меня пытались здесь подлатать, что, может быть, есть шанс, что я тебе все-таки хоть немного нравлюсь. Но ты только что сказал, что это был момент слабости и какого-то адреналина ебучего... — Что ты хочешь этим сказать? — Что небо, блядь, голубое? — Чайльд шипит с сарказмом. — Сказать, что я тоже испытываю к тебе какие-то чувства, что еще это может быть? Чжун Ли едва дышит. Во рту сухо, глаза почти расфокусировались — — Прошу прощения, какие-то? Например, ненависть, злость, осуждение, безразличие, раздражение, желание отомстить, отвращение, обида? Обратный отсчет идет где-то в глубине сознания, там же, где живет надежда, что эти предположения не имеют ничего общего с тем, что будет сказано — — Да, и правда, полное преуменьшение. Я люблю тебя. Я любил тебя все это время, а теперь счастлив, доволен? Я схожу с ума. Чжун Ли моргает. Быстро. Кто-то сказал ему. Венти, должно быть, это был Венти. А может, сам Чайльд видел, как он сегодня кашлял, и каким-то образом понял. Узнал про болезнь. Испугался. Решил спасти его. Эта нежная преданность, что он видит в его глазах, — для этого он должен быть очень хорошим актером. — Аякс, я сказал тебе правду, я не жду от тебя ничего взамен. Ты не должен этого говорить. — Почему? Это правда, я тоже сказал тебе правду. Дрожит. Перед глазами туман, он едва различает рыжие волосы и ярко-голубые глаза, давно любимые цвета, и время от времени мелькающую зелень. — Нет. На этот раз Чайльд почти кричит: — Да! Некоторое время они молчат, Чайльд по-прежнему смотрит на него, а потом вдруг уголки его губ приподнимаются в жеманной улыбке. Он с усмешкой, почти истеричной, качает головой, видимо, распознав недоверие в выражении лица Чжун Ли, очень напоминающем его собственное пару минут назад. Было ли когда-нибудь время, когда в голове Чжун Ли было так мало мыслей? Нет, пожалуй, нет. Словно их, наоборот, так много, что даже мозг божества не способен их обработать, и он молчит. В конце концов, его болезнь, похоже, имеет много общего с проклятиями из детских сказок о поцелуях настоящей любви и их безграничной силе. Если то, что он только что услышал, действительно правда, то сегодня он уже получил свой собственный поцелуй любви. Но это не помешало очередному приступу пронзить его и сделать его некогда уникальный голос еще более хриплым, потому что все не так просто, ему еще предстоит в это по-настоящему поверить. И не поцелуй открывает ему путь к этой возможности, а слова Чайльда. Не поцелуй, а признание, взаимность — — Черт, я… — он трет лоб рукой и протирает глаза. Он не выглядит испуганным, скорее его щеки горят от смущения. — Пиздец. Это тоже неловко. Все неловко. Чжун Ли только кивает и хмыкает в знак согласия. И правда. — Мда, — Чайльд говорит, начиная смеяться. — Ну что ж. А что будет дальше? Что, мы можем теперь нормально целоваться или что? И тогда, только тогда, Чжун Ли наконец-то позволяет себе тоже улыбнуться: — Ты хочешь? Чайльд качает головой, но не потому, что не хочет, конечно. Недоверие, похоже, не так легко зашить, как другие его раны: — Пожалуйста, просто скажи мне, что ты не шутишь, потому что… Он не дает ему закончить. Прижимает его к стене, берет лицо в свои ладони, проводит пальцами по его щекам, подстраивается: этот поцелуй совсем другой. И хотя на этот раз он сам инициировал его, вскоре он сам замедляется, как будто какая-то ненужная мысль пришла ему в голову и отвлекла его от настоящего момента: — Аякс, ты уверен? Но Чайльд на секунду приоткрывает глаза, только чтобы закатить их, громко цокнув языком, а затем притягивает его назад за галстук. Целует крепко, тянет на себя сильнее, рука опускается ниже и находит руку Чжун Ли, их пальцы переплетаются: от прикосновения тело пронзает электрический разряд, и он инстинктивно сжимает его ладонь. Он знает, что должен искренне верить, каждой маленькой и большой клеточкой своего тела, кожи, разума. Сжимается ли его грудь и легкие? Рвется ли горло? Напрягаются ли плечи и шея? Жжет ли его желудок? Бледнеют ли его глаза? Он в порядке. И Чайльд сжимает его руку в ответ. На нем нет перчаток, и Чжун Ли хочется, чтобы его собственные испарились любым способом, лишь бы прижаться ближе, коснуться каждого оголенного нерва, каждой частички его тела. Он заправляет прядь волос Чайлд за ухо, поглаживая его большим пальцем свободной руки. — Черт, как же я тебя люблю, — обхватив его руками, Чайльд шепчет с легким вздохом в голосе, его дыхание тяжелое, а ноздри слегка раздуваются от попыток сдержать слезы. Чжун Ли лишь крепче целует его, притягивая к себе, и в какой-то момент другая рука, проведенная по его талии, задевая свежую рану. Чайлд слегка дергается и шипит, изгибается, отстраняясь этой частью тела. — Можно? — Чжун Ли спрашивает шепотом. — А? — Я могу попытаться исцелить тебя, — он предлагает. Чайльд пожимает плечами, соглашаясь. Появляется свечение, похожее на то, что напоминает его нефритовый щит, — маленькая версия, чистая сила Гео. Оно распространяется на небольшое расстояние между ними, и Чжун Ли просовывает руку под рубашку, проводит по повязке, едва касаясь кожи. Он давно этого не мог. Эта сила ушла первой. — Вау, — Чайльд улыбается, смотря прямо в глаза. — Лучше, правда. И тогда в ответ он тоже улыбается. За все это время боли и угасания света жизни он начал забывать, кем был раньше. Ханахаки всегда напоминала о себе, забирала одну часть его за другой. Счастье мое. Чжун Ли оставляет дорожку из поцелуев на его щеках, носу и ушах. Чайльду нечего возразить, и он сжимает его в ответ, слегка покачиваясь из стороны в сторону, и Чжун Ли испытывает желание оторвать его от земли, поднять в воздух, унести — Все моменты, когда они могли сделать это, мелькают перед его глазами. Каждый вечер, когда он мог целовать его на прощание, все стены в Ли Юэ, к которым он мог бы его прижать. — Пожалуйста, только не уходи больше. Пожалуйста, Чжун Ли, — шепчет Чайльд. — Не давай мне ложной надежды. На этот раз слова звучат по-другому. Он произносит их как бы по привычке, словно какая-то его часть все еще не верит в это, но другие позволили себе немного расслабиться в этих теплых объятиях. — О, Аякс. Никогда. — Тогда можешь повторить все сначала? Все. Я был в шоке так, что ни черта не помню, — он говорит, тыкаясь носом в его шею, и Чжун Ли ухмыляется в подтверждение этого контракта. — Можешь записать для меня эту речь, а? Чжун Ли гладит его по волосам, хотя и не уверен, что эту речь можно воспроизвести. Но попробовать всегда можно. — Прости, — Чайльд зачем-то извиняется за слезы, которые пытаются вырваться наружу, и вытирает глаза пальцами одной из рук. Чжун Ли не видит его лица, когда он обнимает его, но по легкой дрожи это нетрудно определить. Не стоит извиняться, он собирается сказать, но они вовремя прерывают поцелуй: их уединение нарушает чей-то высокий голос. — Эхе! Эхе… Оба резко поворачиваются и отпускают друг друга. Венти. Он стоит у двери, уперев руки в бока. — Серьезно? Я примчался, как только узнал, что что-то случилось. У меня есть специальный канал связи с Люмин, и Паймон сказала, что я могу найти тебя здесь. Я думал, это Вы тут ранены, господин Чжун Ли, я бы не удивился, если бы Вы вообще были мертвы! Придурок. — Да, не совсем. Чайльд слегка подается вперед и поднимает руку в неловком приветствии незнакомого парня в зеленом: — Привет! — Эм, Венти, это… Это Чайльд. Венти прищуривается. Это театральное, демонстративное выражение лица, потому что Чжун Ли знает, что Архонты не жалуются на близорукость. Наконец он выносит свой вердикт: — Конечно, ты! — Венти складывает руки на груди и морщит нос. — Минуточку. Мне все равно, будет ли это приличным или уместным вопросом, но вы двое это просто целуетесь по дружбе или уже все обсудили? — Мы обсудили некоторую часть, — говорит Чжун Ли, пытаясь дать понять Чайлду, что он извиняется перед ним за излишнюю откровенность и за то, что высказал то, что, возможно, хотел бы пока держать в секрете. — Тогда ты давай это, веди себя подобающе, — Венти выставляет указательный и средний пальцы и направляет их сначала на свои глаза, а затем на Чайльда. — Серьезно, вы тут поцеловались и помирились? Ты чуть не убил его. Дважды! — Ха! Да, я знаю, но... — бормочет Чайльд, — Подожди, что? Дважды? — Позже, Чайльд, — говорит Чжун Ли и посылает Венти недовольную гримасу, мимолетно проводит рукой по пояснице Чайльда, чуть прижимая ближе. Бард машет рукой перед своим надутым лицом, чтобы отогнать зеленью бабочку, внезапно севшую ему на нос. — Это вишенка на вершине всей твоей тупости. Вот это поворот сюжета, да, — Венти качает головой. — Достойно целого романа. Чайльд поднимает руку, будто боясь помешать: — Простите, что прерываю вас, но я понятия не имею, о чем вы тут говорите, хотя звучит довольно странно. Видимо, в планы Венти не входит его просвещать, и это хорошо. Игнорируя вопрос, он обращается к Чжун Ли вновь, никак не успокаиваясь: — И ты отказывался от моих советов по флирту? Думаешь, ты здесь самый умный? Как всегда, впрочем. Все это время, пока они разговаривают в новой компании, Чжун Ли старается прислушиваться к своему телу. Ни грудь, ни горло не болят, и он напряженно прислушивается, пытаясь убедиться в этом. Но, похоже, даже при всем его внимании к ощущениям, на самом деле ничего нет. — Я не уверен, что сейчас подходящее время и место для обсуждения уроков флирта, Венти. — Ты тупица. Я же, блять, говорил тебе, что ты зря помираешь, — Венти игнорирует, словно разговаривает сам с собой. — Зря! — Нет, серьезно, о чем ты, блять, говоришь? Ты умираешь? — Чайльд обеспокоенно смотрит на Чжун Ли, его рука впивается в его плечо. — Что-то не так? Он должен сказать ему. Когда-нибудь. Позже. — Я не умираю, — Чжун Ли шепчет успокаивающе. Ему приходится прикусить язык, чтобы не назвать его ласково, моя любовь, мое сокровище, солнышко, баобей, Аякс. — Я не умираю, Чайльд. Он его обязательно назовет так. И все остальное можно обсудить позже. Он знает, что есть одна маленькая деталь, которая висит в воздухе, но даже Венти не озвучивает ее. — Неважно. Я рад за тебя, болван, — бурчит Венти, в очередной раз закатывая глаза.