Себастьян

      — …Все изменения природы, которые происходят в окружающем нас мире, называются природными явлениями, — закончила говорить высокая худая девочка с аккуратными косичками.       — Молодец, Габи, — сухо похвалил учитель в строгом коричневом костюме, пристально рассматривая лучшую ученицу в классе. — Расскажешь, что именно относится к этим явлениям?       Девочка скосила глаза в сторону передней парты и едва заметно улыбнулась.       — Я бы с удовольствием, но, быть может, стоит дать высказаться другим? Например, тем, кто ни разу не отвечал на уроке? — она кивнула на светлую макушку одноклассницы. — Иначе кое-кто просто уснёт, если уже не спит.       — Да, ты права. Садись. Один балл, — преподаватель перевёл взгляд на одетую во всё белое девочку, глаза которой на самом деле были закрыты. — Селина, встаньте.       Себастьян краем сознания расслышал своё имя и не без труда приподнял веки, соображая, где находится. По кабинету побежали сдержанные смешки. Учащиеся шептались, обсуждая, что кто-то сейчас получит шесть баллов. Вебер бросил быстрый взгляд на доску, чтобы получить хоть какую-то информацию о теме занятия, но она, к его глубочайшему сожалению, оказалась совершенно пуста.       — Природные явления, — дождавшись, когда ученица поднимется, сдержанно повторил преподаватель. — Если вам настолько не интересно, можете прямо сейчас покинуть класс.       Баст выдохнул, возвращаясь в реальность. Он честно пытался держаться и не засыпать на занятиях, но несколько бессонных ночей подряд сделали своё дело. Руфус всё чаще беспокоился, и его волнения передавались хозяину, отчего они оба бодрствовали ночами, но если сущность могла нормально функционировать в таких условиях, то человеку это давалось с огромным трудом. Впрочем, Вебер не стал бы заявлять, будто это является основной сложностью в его жизни, а значит, он сумеет с этим справиться.       — Порой нас окружают явления грандиозных масштабов, — расправив плечи, проговорил Себастьян, вцепившись взглядом в узкое лицо учителя. Голос довольно быстро растерял остатки сонливости и окреп. — Извержения вулканов, морские бури, рождения комет в Солнечной системе. Однако не меньше секретов таят в себе обычные полевые ромашки, капли росы и танцующие на ветру снежинки. В мире всё взаимосвязано. Даже самый крошечный элемент переплетается с чем-то иным и является частью чего-то большего.       Шепот тут же прекратился. Все без исключения учащиеся замерли, приоткрыв рты от удивления. Особенно шокированной выглядела Габи, до которой постепенно доходило, что попытка поставить одноклассницу в неловкое положение закончилась сокрушительным провалом.       — Физика как наука, — не закончил расспросы учитель, взгляд которого заметно смягчился.       Баст подобрался всем телом, ощутив прилив сил.       — Физика изучает свойства разных объектов и физические явления природы: механические — связанные с движением, — тепловые, звуковые, электрические и магнитные. Главная цель любой науки — познать законы природы и научиться применять полученные знания в практической деятельности, а законы природы, открытые физикой, используются во многих других дисциплинах.       — Что ты скажешь о времени?       — Все явления, окружающие нас, имеют одно общее свойство: у них есть начало, продолжение и конец. То есть они обладают длительностью. Для правильной оценки событий нашей жизни необходимо научиться измерять интервалы времени… — Себастьян помолчал, поводив челюстью. Где-то в подкорке щёлкнул переключатель. — В философии же, время исследуется как абстрактное понятие, которое может быть связано с восприятием, сознанием и существованием. Во многих восточных традициях, например, в индуизме и буддизме, время видится как циклическое, а не линейное, как на Западе. Это означает, что они видят мир, как проходящий через повторяющийся цикл создания, существования и разрушения.       — Остановись, — попросил преподаватель. — Этого нет в учебнике.       Баст согласно кивнул, виновато посмотрев в глаза учителя. Он немного увлёкся, чего делать не должен был. Возможно, усталость как-то сказалась на способности вовремя останавливать самого себя. Прежде у него не было проблем с тем, чтобы держать язык за зубами и выдавать только ту информацию, о которой его непосредственно и спрашивали. Себастьян покосился на одноклассников и тайком закусил щеку. Вот зачем он сам даёт им новые поводы себя ненавидеть? Теперь его не только чудиком в женском платье будут считать, а ещё прозовут зубрилой и ботаником. Похоже, новость о собственном бессмертии лишила его инстинкта самосохранения. Что, в общем-то, довольно безрассудно с его стороны: боль-то никуда не делась, да и регулярная порча имущества — совершенно не то, что может его осчастливить.       Команды садиться не было, и Баст покорно продолжал стоять. Руфус фыркнул и вылетел через окно, видимо, устав слушать про природные явления.       Преподаватель, словно опомнившись, предложил ученице выйти к доске и нарисовать схему вращения Земли вокруг Солнца, чтобы показать остальным, что такое год. Себастьян отбросил в сторону тоскливые мысли о том, что вечером снова придётся отстирывать и зашивать платье, и двинулся выполнять поручение.       — …Я дам тебе три секунды, — проникновенно сообщил высокий одноклассник, задержавший его на выходе из кабинета. — Беги, девочка, — последнее слово он практически выплюнул в лицо Баста. — Раз…       Себастьян не пошевелился. Мозг мгновенно оценил ситуацию. Отпущенного времени не хватило бы даже добраться до лестницы, да и выход перекрыли другие ученики, решившие остаться и насладиться представлением. С губ сорвался нервный смешок, но не из-за страха: жертва школьного буллинга внезапно представил, как его начинают пинать ногами, а он засыпает, не посчитав происходящее чем-то заслуживающим много внимания.       — Два…       Кто-то подошёл со спины и сдёрнул с него рюкзак. Баст с тоской подумал про учителя, в спешке покинувшего кабинет самым первым. Впрочем, вряд ли это смогло бы ему помочь. Не получит сейчас — окажется запертым в туалете или его изобьют во дворе. Сбежать всё равно не выйдет. Этим утром он был так слаб, что с трудом доносил до рта ложку с жидкой кашей, приготовленной матерью, и сейчас едва стоит на ногах.       — Три! — человек хищно оскалился, приблизившись почти вплотную. Остальные замкнули кольцо. — Не будешь бежать? Тебе же хуже.       — Да у тебя рак… — язык сработал быстрее мозга. Себастьян даже не понял, почему это сказал, да ещё так убеждённо, словно лично ставил диагноз. — Мне жаль.       Агрессор отпрыгнул так резко, что его приятели испуганно вздрогнули. Баст ощутил поток странной энергии, пульсирующей в чужих венах. Тонкие белые линии образовывали источники жизни, один из которых слабел прямо у него на глазах. Теперь он внимательнее посмотрел на самого злобного одноклассника. Имя припомнить так и не получилось, однако Себастьян отметил, что видит его насквозь, словно они знакомы не одну сотню лет. Точно случайный прохожий, неспешно прогуливающийся по ночному городу и заглядывающий в чужие окна, который уже успел выучить кружевные занавески, засохшую гортензию на подоконнике и рыжего кота с ужасной координацией.       Сначала появился звук. Первый крик младенца, знаменующий его появление на свет. Потом пришли образы. Осторожные попытки сделать шаг при помощи тёплых рук матери. И её слезы в кабинете врача, вынесшего приговор. А затем будет череда анализов и ожесточённая гонка со смертью, которая закончится писком приборов, отмеряющих последние удары сердца. Себастьян услышал хриплый вдох умирающего, после чего грудная клетка больше не сделает выдоха, и по его щекам покатились крупные слёзы.       — Откуда ты знаешь?.. — ошарашенно прохрипел одноклассник. — Кто тебе рассказал?       — Вальтер, что такое несёт этот фрик? — забеспокоилась стоявшая в стороне девочка. — Он же шутит?       — Вальтер, — эхом проговорил Себастьян. — Какое красивое имя.       — Кто тебе сказал?! — повторил вопрос человек, чью жизнь и смерть он только что просмотрел.       — Никто, — несмотря на слёзы, голос Баста оставался ровным. — Мне жаль, — снова сказал он. — Мне очень, очень жаль.       — Да зачем вы её слушаете?! — возмутился низкий темноволосый мальчик. — И так же ясно: она сумасшедшая.       Себастьян медленно повернул голову к вступившему в разговор человеку. Тот как-то сразу поник и потупил взор. Баст несколько раз моргнул, шмыгнул носом и устало улыбнулся. Поток жизни этого человека был в полном порядке. Сейчас. Но перед внутренним взором тут же появились кадры страшной аварии. Скрип шин, звон разбитого стекла, полный ядовитого дыма салон. Последние секунды жизни этого мальчика будут наполнены страданиями и страхом.       Ему стало жутко. Желудок скрутило немотивированной болью. Себастьян не хотел видеть чужие судьбы, и не мог понять, откуда это появилось. Всё происходило так внезапно, что контролировать это не представлялось возможным. Баст попятился обратно к партам. Никто не стал его удерживать, позволив опуститься на ближайший стул.       — Надо позвать врача, — чей-то голос показался действительно напуганным. — На ней лица нет. Селина? — человек приблизился и потряс его за плечо. — Ты меня слышишь?       Баст покачал головой, пытаясь прогнать череду непрошенных видений. С каждой секундой белых линий становилось только больше. Он ощущал жизнь в каждом из собравшихся, но теперь ему приходилось признать: за жизнью неизбежно следует смерть. Пока одни руки вяжут узор из крошечных взаимосвязанных эпизодов, другие — расплетают полотно с обратной стороны и сматывают клубок. Цикличность существования от рождения к разрушению предстала перед ним во всём своём мрачном великолепии. Голова гудела от бесконечного количества голосов.       Себастьян стиснул зубы. Встречи с врачами ему совершенно точно не хотелось. У него даже получилось натянуть улыбку, но, кажется, это заставило толпу только сильнее беспокоиться. Тогда ему ничего не оставалось, кроме как сорваться с места и броситься в коридор.       На улицу Баст вылетел, стараясь не смотреть ни на кого вокруг. Кто-то недовольно кричал ему в спину. Наверное, ему советовали смотреть по сторонам, а не носиться сломя голову по школьным коридорам, но сквозь стук крови в висках слова долетали довольно сильно искаженными.       Дрожащий, чувствующий себя неуютно в собственной коже, Себастьян думал, что теперь его страдания вышли на новый уровень. Нервные окончания гудели от дискомфорта. Пульсирующая боль разливалась за глазом и лобной костью.       Ты сломан.       От этих слов его затошнило. Мешанина из образов ассоциировалась с холодом. На улице Баста атаковал озноб, но он не был уверен в том, что это связано с погодой.       Ему всё померещилось. Никто в мире не способен видеть обстоятельства чужих смертей. Это просто усталость и разыгравшееся воображение.       Вот и всё, вот и всё, вот и всё, вот и всё.       Мальчик по имени Вальтер не умрёт от рака. И тот, второй, так же не станет жертвой трагической случайности. Разумеется, рано или поздно им придётся покинуть этот мир, но всё произойдёт совершенно иначе. Они будут дома, очень старенькими и в окружении толпы родственников, а на их лицах останутся сиять счастливые улыбки — осознание того, что они прожили хорошие долгие жизни.       Баст почти интуитивно обогнул стайку учащихся, мерно разгуливающих по двору, и рухнул на первую попавшуюся скамью, упёршись руками в колени.       Собрав ошмётки концентрации, Себастьян часто заморгал, вслушиваясь в звуки окружающего мира. Хотелось скулить. Лёгкие горели огнём. Ужас грозил перерасти в судороги и намертво приковать его к сиденью. Перед глазами поплыли красные пятна, и это, как ни странно, немного успокоило. Всё же лучше так, чем видеть то, что он видел до этого.       Над головой раздался вопросительный рык. Баст хотел было взглянуть на Руфуса, но быстро понял, что и так привлёк слишком много внимания. Он выбегал из школы так стремительно, что даже не подумал о том, что стоило накинуть на себя куртку.       — Ты в порядке? — а вот этот голос совершенно точно принадлежал человеку.       На плечи Себастьяна обрушилось что-то мягкое и очень тёплое, но он был не в силах даже взглянуть на пришедшего на помощь человека.       — Мои одноклассники тоже придурки, — по-своему расценил причины его подавленного состояния Конрад, осторожно усаживаясь рядом. — Но это ничего — когда-нибудь им надоест и они отстанут.       Баст зажмурился, хотя думал, что сильнее уже не может. Ему хотелось попросить собеседника уйти и оставить его в одиночестве, но язык отказывался слушаться. А ещё в голову полезли совершенно безумные мысли — выколоть себе глаза, чтобы они больше не передавали в мозг разного вида ужасы. Возможно, если бы кто-то заверил его в том, что это точно сработает, Себастьян так бы и поступил, но такого человека рядом не было, а сам он не сильно в это верил. Стало гораздо тоскливее: он вдруг чётко и ясно осознал — никто не придёт и не скажет ему, как правильно, и что делать с проявлением странных способностей. Ему придётся самостоятельно со всем разбираться.       — Перерыв скоро закончится, — заметил ведущий монолог подросток.       Себастьян шумно выдохнул. То ли он почувствовал себя немного в безопасности, то ли действительно забеспокоился из-за того, что скоро его могут отправить обратно в класс, но сердце медленно возвращалось к нормальному ритму. Баст снова слышал его стук: не в такт окружающему миру. Он словно сплёл себе тёплый кокон. Хотелось забыть обо всём и, кажется, стало получаться.       Набравшись смелости, Себастьян резко распахнул глаза и повернулся к собеседнику корпусом.       Конрад смотрел на него с сочувствием и понимающе похлопывал по плечу. Оказывается, Баст довольно долго не замечал несмелых поглаживаний, настолько невесомыми они были.       Ни одного образа не появилось в тот момент, когда их взгляды встретились. Себастьян видел лишь широкое лицо с большим родимым пятном, пухлыми губами и маленькими глазами, похожими на блестящие чёрные бусины. Наваждение пропало так же внезапно, как и началось. Смерти Конрада он так и не увидел, что отозвалось в груди таким всепоглощающим чувством облегчения и восторга, что Баст не сдержался и бросился обнимать человека, которого едва знал, но который вот уже второй раз пришёл к нему на помощь.       — Эй, пятнистый! — сзади послышался издевательский свист. — Нашёл себе подружку?!       Пухлые плечи под его ладонями дрогнули. Себастьян отстранился и с опаской посмотрел на того, кто это выкрикнул. К счастью, этот человек тоже не вызвал никаких видений, а наткнувшись на его осторожный взгляд, резко замолчал, развернулся и отправился к школьному крыльцу. Басту захотелось срочно посмотреть в зеркало и понять, почему люди так его пугаются.       — Со мной что-то не так? — плотнее кутаясь в чужую куртку, поинтересовался он.       — Ты весь красный, — пробормотал Конрад.       Себастьян обхватил ладонями его лицо и заставил посмотреть себе прямо в глаза.       — Я тебя пугаю?       — Нет… — он помолчал, стыдливо опустив взгляд. — А вот твой друг — да.       Баст даже сначала не понял, о чём шла речь, а когда понял, его затрясло сильнее прежнего. А ведь он успел поверить, что потрясений на сегодня уже достаточно, но, видимо, вселенная решила обрушить на него все неприятности разом. Руфус спикировал на скамью и уселся у него за спиной, словно понял, что речь зашла о нём.       — Ты его видишь? — на всякий случай уточнил Себастьян, широко распахнув глаза и пытаясь рассмотреть ответ в глазах напротив. — И в тот раз… тоже видел?       — Не только его, — едва удержавшись от того, чтобы не отодвинуться подальше от сущности, признался Конрад. — Я вижу… всякое.       — Он такой не один?       Бессознательно Себастьян всё это время отказывался от данного предположения, хотя и понимал его наивность. Руфус точно не мог быть единственным представителем своего вида, но мысль о том, что существ несколько, и не все они доброжелательны, приводила его в ужас.       Конрад ничего не ответил, но по выражению лица Баст и так всё прекрасно понял. Его новый друг сталкивался с потусторонними созданиями, но не сумел найти с ними общий язык.       — Они опасны? — свистящим шёпотом спросил Себастьян. — Они…       — Нам пора возвращаться на уроки, — приняв какое-то решение, проговорил Конрад, встретившись с озабоченным взглядом собеседника. — Я расскажу тебе всё, но не сейчас. Не здесь.       Себастьян прислушался к внутренним ощущениям, соображая, не хотят ли в его голову снова ворваться видения. Тошнота отступила. Мир снова обрёл чёткость, и никаких посторонних звуков не слышалось. Тем не менее Баст содрогнулся от отвращения, вспомнив всё, что с ним только что случилось.       Позже. Я подумаю над этим позже, — пообещал он самому себе, поднимаясь с места.       Руфус подозрительно фыркнул, заставив Конрада испуганно ойкнуть.       — Не волнуйся, он не кусается, — промямлил Себастьян, с трудом представляя, как успокаивать человека, способного видеть его питомца.       — Он проглатывает целиком? — невесело предположил Конрад.       Баст против воли рассмеялся. Внезапно он понял, что новый приятель с самого начала видел рядом с ним нечто, что приводило его в ужас, но всё равно приходил на помощь. А ещё никому ничего не рассказывал. Это показалось довольно трогательным, но вместе с тем вызвало чувство тревоги. Если Конрад может видеть Руфуса, значит, есть и другие? Те, кто может не захотеть молча наблюдать со стороны. Себастьян слишком хорошо понял, насколько жестоки могут быть люди к тем, кто не похож на них, и как в геометрической прогрессии ненависть растёт вместе со страхом. Вопросы множились с невероятной скоростью, а склад проблем требовал увеличения пространства, чтобы вместить в себя всё. А он стоит возле двери и упорно не понимает, за что нужно ухватиться в первую очередь.       Это только начало, — пообещал ядовитый голос. Его собственный голос.       Остаток дня Баст провёл в состоянии глубокой задумчивости и даже не заметил, что до конца занятий никто больше не пытался его задирать.

***

      Водитель приоткрыл окно и закурил.       — Согласно полученным от третьего отряда данным, в этих лесах чувствуется отчётливый след даркнесса, но его источник определить так и не удалось. Есть предположения, с чем мы имеем дело?       Сколь бы невероятными эти слова не казались пассажирам, Валентин задал его, потому что не удостоился прочесть документы. Капитан шестого отряда не отличался любовью к бумагам и предпочитал слушать других, нежели смотреть на бездушные буквы.       — Существо довольно слабое, — без интонаций ответил человек, сидевший на переднем сиденье. — Информации о жертвах не поступало.       Водитель затянулся, не поворачивая головы. Он не любил смотреть на Камиллу, но тот заявлял, что «сзади его укачивает». Насколько правдивы были эти заверения, выяснить так и не получилось: никому ни разу не удалось согнать его с излюбленного места.       Капитану не нравилось то, как он выглядел.       Неизменная замшевая куртка, потёртые джинсы, ботинки с поцарапанными носками, короткие синие волосы. Во всём его облике виделась какая-то непоследовательность и рассредоточенность. Не хватало только наушников и пирсинга в носу. Высокий и худощавый, Камилла напоминал ему драную кошку, выжившую после встречи с волком. Однако, Валентин никогда не забывал о том, что то, что осталось от потрёпанного жизнью животного, обрело редкостную прочность. Кости, мускулы, ярость. В бою капитан не раз замечал за своим подчинённым стопроцентную отдачу и ловил себя на мысли, что не хотел бы оказаться с ним по разные стороны сражения.       — Вы слышали о том, что случилось с Клеопасом? — равнодушно поинтересовались с заднего сиденья. — Духовник спятил и нёс какой-то бред. Его отчёты даже читать стыдно: вместо того, чтобы искать монстра, тот блуждал в галлюциногенном сне, чуть не прикончив весь свой отряд по дороге.       Это сказал Квинт. Обладатель густой шевелюры, мощного лба, милой мордашки и самого длинного языка не только в шестом отряде, но и во всём Арденграусе. Валентин честно не понимал, зачем тот рассуждает на темы, которые его не касаются, и как до сих пор не лишился своего самого развитого органа за любовь собирать и распространять слухи.       — Я думаю, — продолжил мысль Камилла, — что это ангиак. Сейчас он мелкий и копит энергию, поэтому его не обнаружили.       Валентин согласно кивнул, не отрываясь от дороги. Пассажир упёрся ногами в приборную панель, и капитан с трудом удержался от того, чтобы резко не затормозить.       В других отрядах всё наверняка не так печально. Вэриус бы точно не позволил никому из своих подчинённых такого поведения. Но… где они и где первый отряд? Они едут выполнять поручение, а первый отряд почти весь погиб. Стоит поставить мысленную галочку о том, что идеальная дисциплина не всегда является залогом долгой жизни.       — Ну так что там случилось? — спросил водитель.       — В общем-то ничего, — ответил Квинт, уже начавший перебирать сумки в поисках пищи. — Деревенские подняли шум из-за странного предчувствия. Они даже толком объяснить это не смогли: «мне было как-то не по себе в лесу» — не считается за нормальные показания. Власти среагировали, Арденграус отправил третий отряд. Те приехали, погуляли по здешним лесам, а потом у их сновидца протекла крыша, и им пришлось в спешке вернуться на остров. Клеопас оказался в Лонгасте, а нас послали расследовать дальше.       — А теперь давайте разберём, что в этой истории кажется наиболее странным, — хмыкнул Камилла, после чего шумно выдохнул и добавил: — Если, конечно, вы потом не настучите на меня, заставив повторить судьбу Клеопаса. В противном случае, я готов заткнуться и молча выполнять приказ.       Валентин уже открыл было рот, чтобы посоветовать ему именно так и поступить, как голос снова подал человек с заднего сиденья, уже пережёвывающий салат с киноа:       — У меня миллион вопросов. Почему на это задание отправили третий отряд? В Мексике настоящая бойня буквально месяц назад случилась, а разгребал всё девятый. Я видел фотографии. Головы валялись отдельно от тел, а внутренностей ни в одной из жертв не осталось — малоаппетитное, скажу я вам, зрелище. В Америке целую деревню снесло неизвестным видом даркнесса, и это, кажется, вообще никто не расследует. Вэриус вот-вот похоронит своего последнего подчинённого, но первый отряд так и не получил новобранцев. И что мы видим? На разборки с массовой истерией отправляют сильнейших охотников. Умно, слов нет. Дальше. Клеопас твердил про голос, приказывающий ему убираться. Чей это был голос? Не существо же с ним говорило — насколько хорошо я успел выучить этих тварей — речь им пока недоступна. И вишенка на торте: наши предшественники вернулись ни с чем, но вместо того, чтобы проводить своего духовника на минус четвёртый этаж подземной тюрьмы и вернуться доделывать начатое, они отправляются на новое задание, а подчищать хвосты едем мы. Нет, я вовсе не против отпуска в Германии, но, согласитесь, это полнейшее безумие.       Камилла присвистнул и даже сел прямо, уважительно хмыкнув тонкими, как лезвие бритвы, губами.       Валентин устало покачал головой. Только за один этот пассаж Квинт мог лишиться не только отпуска, но и головы. Шестой отряд и так давно под прицелом властей. Они не самые сильные, не самые продуктивные и не самые дисциплинированные, и до сих пор в первой десятке только благодаря Кэйрусу, который на каждом собрании заступался за их непутёвые головы. Кэйрусу недолго осталось, а значит, совсем скоро их либо разжалуют, либо раскидают по другим отрядам, где каждому придётся научиться субординации и удерживанию языков за зубами.       Впрочем, нельзя сказать, что последние слова Квинта его не взволновали, но Валентин обошёлся без комментариев.       — Приказ найти и уничтожить, — небрежно-шутливым тоном сообщил Камилла. — А если тут, на самом деле, ничего нет, то что тогда? Нам прямым текстом велели не возвращаться с пустыми руками.       — Я не против остаться тут до старости, — рассматривая пейзаж за окном, сказал Квинт. — Это будет самая долгая охота в истории.       Капитан ненадолго отвлёкся от дороги. Вокруг них простирался ослепительно-прекрасный лес, пышный и роскошный. Могучее жёлто-красное пламя под ясным небом. Было бы действительно славно задержаться тут подольше. Ощущение, словно они оказались вне времени, во власти дикой природы, но уже без гнёта долга на плечах. Валентину это и грело душу, и рвало её на части. Находиться так близко к нормальному человеческому миру и не иметь возможности окунуться в него с головой.       Это именно то, о чём его предупреждала Като.       А ведь тогда он только посмеялся и заявил, что останется предан Арденграсу до последнего вздоха.       При мысли о погибшей подруге настроение мгновенно опустилось ниже нуля. Капитан почувствовал раздражение, напоминающее извращенный интерес к тому, о чём ему не следовало знать. И нет, о смерти Като он знал в мельчайших подробностях. Загадка крылась в одной услуге, которую та оказала в самом начале своего пути охотницы. Он знал, что это была за услуга, кому она была оказана, но понятия не имел, почему ответы потянули за собой только больше вопросов.       Валентин, краем уха слушая продолжающих обсуждать задание подчинённых, погрузился в тяжёлые размышления. Его никак не покидала мысль, что сильнейшая сновидица в истории около двадцати лет назад запустила цепочку событий, из-за которой сейчас в мире и происходят все эти странности.       Той ночью он нашёл её за чертой города, недалеко от храма Обаасов. Почти полностью обессилевшей, словно Като сражалась с целой армией монстров. Она лежала под огромной сосной и захлёбывалась слезами. Валентин тогда даже школу не успел закончить, и, в общем-то, не должен был быть на улице, поэтому первой мыслью было сбежать и притвориться, будто ничего не видел, однако совесть одержала верх, и он бросился на помощь. Сновидица бормотала что-то о слишком большом количестве воспоминаний и умоляла его никому ничего не рассказывать. Сбитый с толку, напуганный Валентин не придумал ничего лучше, кроме как скормить ей свою вечернюю порцию гревирекса в надежде, что это восполнит её силы. Это помогло. Като пришла в себя и даже сумела сесть ровно и придирчиво осмотреть своего спасителя.       Он сам попросил меня это сделать, — лепетала она, вцепившись одеревеневшими пальцами в его куртку. — Я не виновата. Я не хотела. Но он так просил…       О ком шла речь, Валентин узнал намного позже. Тогда он просто дослушал неразборчивый шёпот, помог девушке добраться незамеченной до дома и решил забыть ту историю, потому что а) сам нарушил правила и б) пришёл к выводу, что это его не касается. Однако вскоре Като сама пришла к нему в общежитие и вызвала на разговор. Почему-то капитан сразу понял, что она с самого начала знала, что не сгинет под той сосной, и предвидела встречу с ним. Потупив взор, сновидица призналась, что той ночью выполняла неофициальное поручение. И что тот, кому она помогала, однажды обратится и к нему тоже.       И вот этот день настал. Валентин успел забыть о том разговоре, потому что после него были другие и довольно много. Довольно много для Като. Насколько капитан успел узнать её, даже три-четыре сказанные подряд непринуждённые фразы давались ей с большим трудом. Наверное, это общая черта всех сновидцев: те безумно много болтают о своих видениях, но нормальная человеческая речь для них будто платная.       Капитан украдкой покосился в зеркало заднего вида. Квинт закончил трапезу и уже клевал носом, уронив голову на грудь.       Чем занимался Камилла, Валентин знать не хотел.       Аид — один из Обаасов — был тем, чьи воспоминания вернула Като.       Об этом Валентин узнал совсем недавно. Потому что бог сам вышел на связь. И попросил об одолжении. Если честно, капитан думал, что Обаасы — это миф, созданный с целью устрашения и написанный только ради того, чтобы поддерживать порядок в городе. Но, как оказалось, некоторые легенды всё же не были вымыслом.       — Тут налево, — тихо сказал Камилла.       Валентин вздрогнул.       …Такая любовь калечит и выворачивает тебя наизнанку. Как много ты знаешь о ней, капитан шестого отряда? Людей она превращает в монстров, а что в таком случае происходит с богами?..       Водитель зажмурился в попытке прогнать непрошеные воспоминания. Разговор с Аидом оказался куда более сильным потрясением, чем он думал. Тот человек — если он вообще человек — будто видел его насквозь. Смотрел не в глаза, а прямиком в душу. И своими тонкими длинными пальцами словно переворачивал там всё с ног на голову. История, частью которой Валентин не желал становиться, засосала его и вот-вот готовилась потопить.       …Ты напуган. Я понимаю. Арденграус — не то место, где можно открыто говорить о своих чувствах. Долго и счастливо — не про таких, как мы…       — Ты в порядке, кэп? — голос пассажира стал не на шутку взволнованным.       Валентин несколько раз моргнул, чтобы лицо не выглядело таким застывшим, после чего всё же повернул голову к подчинённому.       Ему всё ещё не нравилось, как тот выглядел.       Внезапно салон сотрясло от хохота капитана. Квинт разлепил веки и удивлённо уставился на макушку водителя. Камилла нервно сглотнул. Валентин продолжал смеяться.       

***

      Посейдон сначала почувствовал чужое присутствие и только потом заметил движение возле окна. На полу всё ещё был расстелен полиэтилен, оставшийся после ремонта. Следов на нём не было, и хозяин дома не без труда проглотил замечание, что брату не стоит так опрометчиво использовать силу. Предел есть у всех, кто черпает энергию из высших измерений, а они сделали всё возможное, чтобы достигать его приходилось другим.       — Уютное местечко, — пробормотал Аид, ребром ладони отодвигая штору.       — Почему в моём доме воняет скунсом? — недовольно буркнул Посейдон.       — Это косяк. Выкурил, пока ждал тебя.       Старший из двух братьев нахмурился и придирчиво осмотрел помещение. Мебель стояла на своих местах, и никаких признаков обыска не было, но всё же он не собирался тешить себя иллюзиями, будто гость пришёл просто поздравить его с новосельем.       — Зачем ты тут? — выговорил хозяин кабинета.       Аид развернулся и окинул его долгим взглядом. Ментальное сражение длилось едва ли больше минуты, но Посейдону показалось, будто за это время с него успели содрать кожу и перебрать внутренности.       — Если устал присматривать за Голодом, то мог попросить тебя заменить. Здесь тебе делать нечего, — сквозь зубы процедил Посейдон. — Пошёл вон.       — Его зовут Модестус. Никогда не понимал сложности называть их по именам. Тот, за кем ты приехал, Себастьян. Мальчишка на острове — Натаниель. А пропавший во время бури пацан — Чойси. Видишь, это совсем не больно. Или ты на самом деле боишься, что имя станет точкой невозврата, после которой ты привяжешься к ним и тогда не сможешь убить?       Посетитель медленно скинул куртку и, небрежно бросив её прямо на пол, принялся расстёгивать пуговицы на рубашке.       — Что ты делаешь? — внезапно зрителю стало жутко.       Аид расстегнул ремень и ядовито усмехнулся. Объяснять элементарные вещи тот не собирался, поэтому молча продолжил начатое.       Посейдон вдруг впервые захотел попросить его остановиться. Он даже не понял, как машинально сделал несколько шагов назад, не отрывая взгляда от груды чужой одежды, которая становилась всё больше. Хозяин кабинета стоял и прислушивался к дыханию посетителя — сбилось ли оно с ритма. Ни разу.       — Я не хочу, — сквозь появившийся в горле ком, проговорил старший из братьев. — Прекрати.       Круг замкнулся. Они поменялись местами. Посейдон пока не осознавал, что именно изменилось, но чётко чувствовал, что теперь всё иначе. Какая-то черта была пройдена, а за ней простиралась бездна. Аид перешагнул через свои вещи и совершенно спокойно двинулся к нему, но парадокс заключался в том, что именно сейчас Посейдон понял: этот человек больше ему не принадлежит. И никогда не будет принадлежать.       Аид приблизился, обхватил руками его шею и, явно наслаждаясь чужим ступором, накрыл его губы своими.       — Мне тут недавно сон приснился, — отстранившись, брат принялся раздевать и его тоже. — Про Лонгаст.       У Посейдона замерло сердце. Лонгаст — его обещанное вознаграждение за помощь Зевсу. Почему-то создалось ощущение, словно Аид присутствовал при том разговоре. Этого не могло быть.       — Что там с этой тюрьмой? — пробормотал он, позволяя холодным рукам поглаживать свою спину.       — Нас бросили там умирать, — Аид прижал собеседника к стене и просунул колено между чужих ног. — Всё закончилось хорошо — мы, наконец, сдохли.       Не мог он ничего знать. Слова брата — блеф чистой воды. Посейдон понимал это разумом, но предательские эмоции промелькнули на лице. В голове роем гудели мысли о том, что не просто так речь зашла про Лонгаст, но он старался прогнать их, списав на случайное совпадение.       — И за что же нас посадили? — Посейдон запрокинул голову, чувствуя скольжение горячего языка по шее.       — За убийство, — Аид снова поцеловал его. На этот раз поцелуй длился дольше и принёс с собой больше горечи. И дело было явно не в выкуренной им травке.       — И кого же мы убили?       — Как ты можешь этого не знать? — оскалился гость, делая шаг назад и опускаясь на колени. — Друг друга, конечно.       Посейдон застонал, зарываясь пальцами в жёсткие волосы брата. Приоткрытые губы были слишком мягкими, тело — слишком горячим. Действия Аида были привычными, но вместе с тем ощущались так, словно прямо перед ним незнакомец без души. Пустая оболочка, точно знающая путь, который доведёт его до оргазма.       Из горла вырвался даже не стон. Рык. Посейдон чувствовал себя одиноким, лишённым почвы под ногами. Он позволял делать с собой всё, что вздумается брату. Он стоял, опьянённый им, как очень крепким алкоголем, принимая ласки с жадностью человека, который долгие годы испытывал голод.       Опустив глаза, Посейдон столкнулся взглядом с Аидом.       И от этого зрелища сердце похолодело.       Губы плотнее сомкнулись вокруг его члена. Костлявая рука скользнула по бедру. Посейдон дёрнулся, словно собираясь сбежать, но быстро осознал, что бежать ему некуда.       — Чего ты добиваешься? — окончательно обессилев, прохрипел он.       Вместо ответа Аид ускорился. Его лицо покраснело, но сердце стучало совершенно ровно. Чуда не произошло — Посейдон не мог видеть член партнёра, но понимал, что тот не испытывает ни малейшего возбуждения. Он пришёл к нему не с целью получить удовольствие и точно не ради того, чтобы доставить удовольствие ему. И не стал выключать свет, хотя прежде постоянно настаивал на полной темноте. Аиду не нужно было полностью оголяться, но тот хотел, чтобы брат видел, что совершенно его не заводит. Вся суть перфоманса — показать, насколько ничтожен он в его глазах. Унизительное чувство стыда накрыло его вместе с судорогами оргазма. Чем больше возлюблённый отрицал его, как явление, тем сильнее он к нему привязывался. Наверное, эту часть своей человеческой натуры Посейдон никогда не сможет объяснить.       Аид не стал отстраняться. Его кадык дёрнулся, а взгляд остался прикован к лицу брата.       — Что ты творишь? — скатываясь по стене, выговорил Посейдон.       — Хотел кое-что уточнить, — усмехнулся его брат, плотоядно облизнув губы. — Спасибо, что был честен со мной.       — Тебе не победить. Что бы ты ни задумал, знай — всё будет так, как хочет Зевс.       — Как трогательно, — скривился Аид, поднимаясь на ноги. — Пока мои шансы, действительно, не слишком высоки, но это не значит, что вам не стоит меня опасаться. Души мёртвых взывают к отмщению, а они — как гласят легенды — жители моего царства.       — О чём ты говоришь?       — Мы слишком далеко зашли. Слишком многим пришлось отдать свои жизни ради нашего благополучия. И не все из них готовы смириться с этим.       Аид вернулся к окну и начал одеваться, не глядя на брата.       — Думаешь, ты особенный? — приглушённый голос Посейдона напоминал раскаты грома. — Мне не составит труда…       — Что? Снова побежишь к Зевсу и объявишь меня предателем? Где-то я это уже видел. Когда-нибудь поделюсь с тобой впечатлениями.       — Я всё ещё люблю тебя.       — Я знаю. Потому что иначе тебе нечем будет оправдывать всё, что ты творишь. Ужасы во имя любви — звучит гораздо привлекательнее, нежели ужасы ради ужасов.       — Я защищал этот мир, — многократно усилившийся голос эхом отбился от стен. — Невозможно противостоять такому количеству тьмы и не испачкать руки в крови.       — Чьей крови? — язвительно выгнул брови Аид. — Не своей же. Признай: мы — монстры ещё хуже тех, что приходят из высших измерений. Не Ноксилиата начала эту войну.       — Но она пыталась уничтожить всё живое на планете. Кто-то должен был её остановить.       — Иногда я забываю, как тщательно промыты твои мозги, — незваный посетитель уже накинул куртку и похлопывал себя по карманам, проверяя, ничего ли не забыл: оставлять сувениры ему не хотелось. — Делай то, что считаешь правильным. В конце концов, мальчишка Вебер меня совершенно не заботит.       — А Голод, значит, заботит?       — Его зовут Модестус, — снова повторил Аид, не скрывая раздражения. — И он всё ещё моя зона ответственности. Как член круга, я продолжаю работать на благо семьи.       — Это прозвучало бы более убедительно, если бы ты хотя бы попытался скрыть сарказм в голосе.       — Мне всё равно никто не верит, — беззаботно отмахнулся Аид, вокруг ног которого уже появился круг фиолетового пламени. — Не стану лгать, что был рад тебя видеть, — он отсалютовал ему двумя пальцами, прежде чем его тело целиком захватил даркнесс.       Яркая вспышка пролетела по комнате, после чего Посейдон остался совсем один.       Во рту появился привкус металла, и он только сейчас понял, что во время всего разговора не переставал кусать щёки изнутри.       Впрочем, разговором это можно назвать с большой натяжкой. Брат провёл самый настоящий допрос.       И к собственному разочарованию, Посейдон понял, что тот выяснил всё, что хотел.       Лонгаст — призрачный оазис их общего счастливого будущего — теперь плавно пикировал в область несбыточных надежд.