***
Из школы его никто не забрал. Себастьян проводил глазами одноклассников, следующих к остановке общественного транспорта, развернулся и пошёл в другую сторону. Баст почти ничего не замечал, кроме тревожного желания рухнуть лицом вниз и никогда не возвращаться в серый и унылый мир. Мир, в котором окружающие были слишком близко к нему и в то же время оставались недосягаемы. События, пока не произошедшие, но уже тянущие к нему свои скользкие мерзкие руки, несомненно спровоцируют рост массы. Массы нестерпимого напряжения, от которого ему хотелось уползти подальше. Руфус держался в стороне. Баст понял это, когда у него за спиной кто-то испуганно вскрикнул, видимо, ощутив прикосновение чего-то паранормального. Себастьян скрипнул зубами. Чем дольше сущность пребывала в этом мире, тем проще окружающим было заметить его присутствие. Теперь его питомец не мог себе позволить незаметно пристроиться у кого-то на голове или лизнуть зазевавшегося прохожего. Его язык оставлял настоящие ожоги на человеческой коже. Проверил это Баст на самом себе, но догадывался, что и с другими будет точно так же. Вот только они Руфуса видеть не могут, а значит, испугаются. Впрочем, нет никакой гарантии, что если бы они его узрели, то понимающе бы кивнули и забыли о случившемся, как о досадном, но не слишком волнующем недоразумении. Себастьян оглянулся. Руфус виновато рыкнул и повыше поднялся в воздух. Баст свернул за угол, решив пойти по менее оживлённой улице. — Дальше я пойду один, — одними губами сообщил Себастьян, когда питомец оказался прямо над ним. — Увидимся вечером. Руфус обогнал его и засеменил чуть впереди, пытаясь заглянуть в глаза хозяина. Баст не без труда выдавил улыбку. — Всё хорошо. Не бойся, — он замолчал, заметив идущего на него человека в длинном плаще и шляпе. — Я не боюсь, — закончил Баст, когда шаги мужчины удалились на достаточное расстояние. Сущность отрастила с десяток конечностей и замахала сразу всеми. — Не балуйся, — Себастьян с опаской отследил фонтанчики поднявшейся в воздух грязи. — Мне предстоит кое-что неприятное, и я не хочу, чтобы ты смотрел на это. Руфус тут же вернул изначальную форму и жалобно заскулил. Баст остановился, ища взглядом жёлтые глаза сущности. Сейчас они были друг над другом и вращались в разные стороны. — Я же могу тебе доверять? — проникновенно проговорил Себастьян. — Давай немного поиграем. Ты будешь летать по городу, никого не трогая, и считать количество людей в шляпах. Потом расскажешь мне, сколько их было. Хорошо? И если их будет больше тысячи, то ночью опять посмотрим тот фильм про восковые фигуры. Уловка довольно жестокая. Руфус не умел считать больше трёх, несмотря на все старания Баста влить в голову своего питомца немного знаний. Сущность заметно приободрилась и, не став дожидаться команды «старт», взмыла в воздух. Баст проводил её взглядом, после чего огляделся, чтобы сориентироваться. Домой идти не хотелось, в результате чего он успел сделать несколько кругов по одной и той же улице. После переезда Себастьян практически не выходил из дома, и Хильдесхайм оставался для него чужим и незнакомым городом. Внезапно он вспомнил про новый айфон, который так и не успел распечатать. Каждый шаг давался труднее предыдущего. Баст наивно полагал, будто прогулка поможет ему собраться с мыслями и приготовиться, но, как оказалось, нет такого «достаточного» количества времени, чтобы подготовиться к тому, что его ожидало. Себастьян был уверен, что ему понадобятся все суперспособности в мире, чтобы пережить предстоящий вечер. Он нервничал и понимал, что делать этого категорически нельзя. Если хочет справиться — ему нужна стопроцентная концентрация. Потому что ему предстоит встретиться с тьмой. А во тьме обитают чудовища. Без огромных лап, когтей и клыков. У них самые обычные глаза и кожа покрыта тонкими волосинками, а не похожей на стальные иглы шерстью. Но это всё не делает их менее опасными. Завидев вдалеке очертания своего дома, Себастьян сбавил скорость. Потом ещё. И ещё, ровно до тех пор, пока не осознал, что уже какое-то время стоит на месте. Отвесив себе мысленную пощёчину, Баст продолжил движение. Машина матери осталась припаркованной возле обочины. Скорее всего, та планировала забросить покупки и сразу поехать забирать его из школы. Проходя мимо, Себастьян скользнул кончиками пальцев по боку автомобиля. Тропинка, ведущая к крыльцу, показалась длиннее обычного. В воздухе пахло смертью. Ни с чем не сравнимый тонкий аромат безысходности. Поправив сползшую лямку рюкзака, Себастьян заставил свои ноги шевелиться. Каких-то несколько метров, за которыми последуют шесть ступеней крыльца. Дверь будет не заперта. А уже за ней начнётся ад. Так сегодня надо. Потом будет легче. И вдруг он почувствовал поддержку того, кого никогда не знал. Натаниель. Почему-то захотелось плакать, но Баст мужественно сдержал этот порыв.***
Взломщиков было трое. Это Себастьян понял ещё в коридоре, расслышав гул голосов в гостиной. Почему-то он надеялся, что дал им достаточно времени, чтобы уйти. Видимо, нет. Они остались в доме и, ошалев от свободы и ожидания, устроили вечеринку. Баст бросил рюкзак в прихожей и кинул куртку на вешалку. Им овладело странное, совершенно не подходящее случаю спокойствие. Он чувствовал за собой преимущество, потому что знал, что они тут, а они не могли знать о том, что он целый день готовился к этой встрече. А ещё он знал, что не умрёт. Определённо расклад сил был в его пользу. Тело словно прибавило в весе, и вместе с тем в нём появилась лёгкость. Никогда прежде Себастьян не чувствовал в себе столько силы. Она билась прямо под кожей, требуя немедленного выхода. Его появление было эффектным. Баст встал в дверном проёме и замер, устремив взор на ковровое покрытие. — О! Какие люди! — радостно воскликнул один из трёх собравшихся мужчин, вальяжно развалившихся на диване. Обувь никто из них не снял. Себастьян заметил грязные следы на полу. Запахи давно немытых тел, пота и алкоголя забились в ноздри. — Так рада нас видеть, что поздороваться не можешь? — поставив на пол полупустую бутылку вина, снова сказал тот же человек, окинув Баста плотоядным взглядом. Глаза замылились и опасно блеснули. По всей видимости, увиденное пришлось ему по вкусу. — Иди сюда, — взломщик требовательно похлопал себя по коленям. — Не хочешь идти? Тогда я сам приду. И быстро выполнил обещание, подбежав к тому, кто не собирался шевелиться, придирчиво осматривая испачканный паркет. Страха не было. Это сбило с толку преступника. Жертва не пыталась бежать, кричать и плакать. И, что самое невероятное — не задавала вопросов: кто они такие, что тут делают, где её мама, и чего они от неё хотят. Впрочем, задумываться о состоянии Себастьяна никто не собирался. А зря. Сознание атаковали мысли, которых тот избегал со вчерашнего вечера. Баст с прискорбием осознал, что всё же пришёл домой не полностью подготовленным. Где-то внутри него оборвалась невидимая нить, сдерживающая нечто сокрушительное. Он сумел ухватиться за неё за секунду до того, как ярость прорвалась бы наружу, и сумел сдержаться, но корил за себя за то, что позволил этой нити порваться. Я не такой, как другие, — как мантру повторял он самому себе, — на мне слишком много ответственности. Я не могу терять концентрацию. Нельзя. Нельзя. Нельзя. Конечно, ты не такой, — отвечал другой, куда более рассерженный голос. — Ты сильнее. Ты знаешь, что тут произошло, и можешь поквитаться за это. Отвечать на откровенные провокации он не собирался. Баст медленно сосредотачивался на энергии, заполонившей каждую клеточку его тела. Он на самом деле сильнее. И только ему решать, как распорядиться этой силой. — Даже не взглянешь на меня? — мужчина смачно дыхнул на него перегаром и прижался к лицу небритой щекой. — Такая большая девочка и совершенно не умеет разговаривать со взрослыми. Себастьян молчал, бездумно разглядывая заляпанный кровью пол. Он знал, куда приведут его эти следы. Знал, потому что ещё прошлым вечером увидел будущее собственной матери. Точнее не так. Баст увидел её смерть. И среди всего разнообразия промелькнувших перед его глазами кадров, она не была самым кошмарным воспоминанием. В жизни Шейлы было куда больше боли. У Себастьяна до сих пор звенел в ушах её вопль в тот момент, когда ей сообщили о смерти дочери. Баст наблюдал, как мать разрывает в клочья купленные для новорождённой вещи, как швыряет в стену кроватку и с громким криком падает на пол, прикрыв лицо руками. Себастьян видел и себя тоже. На руках у отца, спокойно спящего и закутанного в белоснежное покрывало. Ни грохот, ни вопли его совершенно не беспокоили. Собственная безучастность показалась слегка жестокой. Как он мог не почувствовать ничего и остаться равнодушным? Оправдание — что ему тогда от силы было несколько недель — не работали. К себе Баст всегда был довольно требовательным. — Ты слышишь меня, крошка? — рука преступника схватила его за промежность. — Знаешь, что мы сейчас с тобой сделаем? Отымеем так, что сесть получится ой как не скоро. Мозг против воли принялся анализировать. И нет, угрозы были кристально ясными. На них он не стал обращать внимания. Больше беспокоило то, что мужчина ничему не удивился, когда схватил его. Значит, точно знал, в дом к кому пробирается. И что-то внутри подсказывало, что не Шейла была целью злоумышленников. Они пришли за ним. И из-за него погибла мама. — Долго ещё? — в нетерпении выкрикнул тот, что развалился на диване. — Решил излить душу перед этой мелкой щелкой? Завязывай давай. Или пожалел вот это? Слишком много травы скурил после того, как откинулся, и размяк, сам превратившись в девку? Ты только свистни — и я подменю тебя в роли первого. — Почему ты не смотришь на меня? — пропустив выпад мимо ушей, мужик нашарил мочку уха Себастьяна и с причмоком втянул её в рот. — Видишь, насколько нетерпеливы мои приятели. Ну же, девочка, подними глазки. Себастьян выдохнул. Зрение утратило чёткость. Словно кто-то засветил фотоплёнку — белоснежные всполохи затопили пространство. — Не вижу необходимости, — белые линии вокруг него заплясали. — На колени, — он мысленно натянул ту, что была ближе всего. Преступник дёрнулся, словно напоролся на невидимое препятствие. И без того красные глаза налились кровью. На лбу задёргался крошечный мускул. Всё его существо противилось приказу, но не исполнить его он не мог. Колени согнулись, и громила с грохотом рухнул на пол, как раз попав в поле зрения Баста. Как преступник того и хотел, их взгляды, наконец, встретились. Рот мужчины скривился от ужаса. Себастьян не поднял головы и только почувствовал, как два других рванули на помощь первому. — Что ты сделала, мелкая дрянь?! — рыкнул один из них. — Ты у меня кровь свою с ботинок слизывать будешь! — На колени, — звенящим шёпотом повторил Баст. Мальчик выглядел совершенно спокойным. Лицо — одна сплошная ровная линия. До взломщиков с большим запозданием дошло, что тот ни разу не моргнул с момента появления. Теперь никому из них не казалось лёгким поручение анонимного заказчика. Да и плата — сто пятьдесят тысяч евро — больше не виделась такой заманчивой. Вот уже два человека стояли перед ним и не могли пошевелиться. Третий выхватил пистолет. Пальцы тряслись. Он никак не мог навести его дуло на нужную цель и громко матерился. Себастьян его не слышал. Он разглядывал тех преступников, что оказались прямо перед ним, и пытался понять, что чувствует к ним прямо сейчас. Выстрел просвистел в сантиметре от его виска. Волосы взметнулись, подобно ангельским перьям. За спиной что-то хлопнуло. Наверное, любимая мамина ваза. — Брось оружие, — не глядя на совершившего выстрел человека, произнёс Баст. Пистолет упал на пол и отскочил в сторону. Выронивший его мужчина проводил падение оружия неверящим взглядом. — Убей, убей, убей, — шептал настойчивый голос внутри головы Себастьяна, — убей их всех. Баст ощущал окружающие его потоки жизни, точно зная, что прямо сейчас они в его полной власти. Оборвать их — дело одного мгновения. Одного желания. И ему ничего за это не будет. Ни одна экспертиза в мире не сможет доказать такое преступление. Он ребёнок. Маленький и беззащитный, а их трое — здоровых, злобных, сильных мужчин. У него не могло быть шанса. Никто их не отравит, не пристрелит, и ни одного ножевого ранения не появится на их телах. Гибель этих людей спишут на странное совпадение — массовый инсульт, если угодно, но никому не придёт в голову подозревать его. Абсолютная безнаказанность. — Вы убили её? — Себастьян с трудом признал собственный голос. Удивлённый, разочарованный, полный печали. — Почему убили? Все трое раскрыли рты, словно змеи, заслышавшие флейту заклинателя. — Даже Руфус никому не причинял вреда. Он и вас бы не тронул. Он бы вообще никого никогда не тронул. И не тронет. Потому что я ему запретил. А вы убили. Пришли и показали, что некоторые люди ведут себя хуже монстров. Баст медленно наклонился и невесомо поцеловал облапавшего его мужчину в лоб. — Я знаю. Вы убили, потому что должны были. Потому что вы сильнее. Руфус всё равно не смог бы вас остановить, потому что я запретил ему. И поэтому я распространяю этот запрет на самого себя. Я хочу быть если не лучше монстра, то хотя бы не хуже. Себастьян проделал со вторым то же, что и с первым. Затем он двинулся к третьему. — Я вас прощаю, — отрываясь от последнего лба, выговорил он. — Я вас прощаю, — повторил Баст, слушая, как мужчины падают ничком один за другим. Пульс остался ровным. Себастьян осмотрелся. Всё выглядело довольно правдоподобно. Преступники успели обчистить погреб и вытащить оттуда внушительную часть винных запасов Шейлы. Решив добавить сцене немного экспрессии, Баст прошёлся по комнате, раскидал ещё вещей и перевернул телевизор. Неизвестно, насколько естественной для следствия будет выглядеть версия, будто негодяи проникли в дом, напились, устроили погром и отрубились, но пока Себастьян пребывал в полной уверенности, что другого объяснения они не найдут. Поколебавшись с минуту, мальчик пошёл в пока ещё свою комнату. Телефон — последний подарок матери — всё ещё лежал в коробке в верхнем ящике стола. Ему потребовалось время, чтобы включить гаджет, поставить сим-карту и набрать экстренный номер полиции. — Меня зовут Себастьян Вебер, — проговорил он, дождавшись ответа. — Моя мама мертва, а преступники всё ещё здесь, но они без сознания. Баст вдруг понял, что ставшие свидетелями взлома и убийства люди ведут себя несколько иначе. Оператор, видимо, пришёл к такому же выводу, потому что начал отчитывать его за ложный вызов. Себастьян шумно выдохнул, сбросил со стола настольную лампу и всхлипнул. — Меня зовут Себастьян Вебер, — как заведённый повторил подросток. — Я живу в доме номер три на улице Синсхаймер. Этот разговор должен быть записан. Мне известно о законе про нецелевое использование полиции. Параграф сто сорок пять, абзац первый. Вы в праве выставить счёт моей матери, только оплачивать его больше некому. Готовы выслушать меня нормально? Что-то в его голосе заставило оператора подобраться всем телом, словно разговор состоялся не по телефону, а лично, и собеседник мог видеть его глаза. Последующие десять минут беседы проходили строго по инструкции. Баст ещё раз продиктовал своё полное имя, адрес и возраст, расписал всё, что произошло с момента, как он вернулся домой после школы, и напомнил сотруднику полиции о том, что преступники всё ещё здесь и могут в любой момент прийти в себя. Его тут же попросили не вешать трубку и по возможности выйти на улицу или найти укрытие. Это показалось вполне разумным. Себастьян пулей вылетел во двор и уселся на верхнюю ступеньку крыльца. Вскоре по улице пронеслись сирены. Картина, которую увидели прибывшие на место происшествия оперативники, была поистине жуткой. Сумерки уже опустились на город, и дом семьи Вебер смотрел на них зияющими тьмой глазами-окнами. Одетый в белое человек сидел возле двери, смиренно сложив руки на коленях, и, казалось, являлся источником призрачного света. Ребёнок (мальчик или девочка, так никто и не понял: по рации им говорили о мальчике, но встречала их совершенно точно девочка) при их появлении поднялся на ноги и наградил каждого из группы сдержанным серьёзным кивком, после чего тут же посторонился, пропуская полицейских в дом. Начавшаяся после этого суматоха вызвала у Баста желание сбежать. Его потащили к машине скорой помощи, где тут же окружили повышенным вниманием: меряли пульс, проверяли размер зрачков, задавали сотни вопросов. Кто-то накинул ему на плечи покрывало, хотя холода он не чувствовал и даже не дрожал. — У неё шок, — между собой переговаривались взрослые, — она видела тело? — Он сказал, что его зовут Себастьян, — заметил второй голос, — наверное, в школе был какой-то маскарад. — Даже не плачет, — беспокойно произнёс кто-то ещё. — Бедняжка. Ему надо в больницу. Баст мысленно отчитывался перед каждым из них. Нет, вживую тела он не видел. Знал, что первый удар ножом Шейла получила ещё в гостиной, где её и застали злоумышленники. Потом она бросилась на второй этаж, слушая отвратительный хохот в спину. Сумела добраться до своей спальни, после чего её грубо дёрнули за волосы и швырнули к шкафу. Она была ещё жива, когда троица осыпала её тело ударами руками и ногами. А потом его матери перерезали горло от уха до уха. На этом видение заканчивалось, а значит, именно в тот момент сердце Шейлы перестало биться. Дальше Себастьян только предполагал. Злоумышленники обыскали дом, нашли винный погреб и устроили себе вечеринку, пока ждали его возвращения. Дождались. А потом у него внутри открылся какой-то клапан. Баст не был уверен, что сможет сохранить хладнокровие даже в такой кошмарной ситуации, но вот смог. И в каких-то иных обстоятельствах он бы собой гордился. Пока получалось только сердиться и обзывать себя трусом. Он мог вмешаться раньше. Мог предотвратить преступление, потому что знал о нём ещё до того, как оно свершилось. Но какая-то часть внутри него вопила о том, что нельзя так делать. Смерть — неотъемлемая часть жизни. Себастьян не знал, что произойдёт, вмешайся он в естественный ход вещей, но это вмешательство его пугало. Конечно, прошлой ночью он пытался договориться с совестью и убедить себя в том, что спасение одной только Шейлы не вызовет резонанса. Но тогда Баст бы до конца своих дней считал себя эгоистом, решившим наплевать на всех остальных и помогать только тем, кто дорог лично ему. Где одна сохранённая жизнь — там вторая и третья, и так далее — прямиком к бесконечности. Кто знает? Быть может, энергии в его теле будет достаточно, чтобы смерть и вовсе исчезла. О последствиях настолько необдуманных действий Себастьян также мог только догадываться. Люди перестанут умирать. Перенаселение, голод, войны. И это никогда не закончится, потому что все будут жить вечно. Полная деградация человечества. Прогресс неотрывно связан с конечностью жизни, потому что люди зачастую боятся что-то не успеть. Если же они будут знать, что могут не делать чего-то сейчас, а сделать через пять/десять/сто лет — то перестанут развиваться. Такой сценарий пугал и совсем не нравился, поэтому Баст пообещал самому себе никогда не поддаваться соблазнам, какими бы манящими они ни были.***
Первый посетитель, который не являлся ни полицейским, ни медицинским сотрудником, пришёл к нему только спустя неделю после случившегося. Себастьян сидел в постели в больничной палате и поспешил убрать телефон сразу, как только увидел гостя. Руфус недовольно рыкнул. Всё же он заслужил марафон из ужастиков. — У вас тридцать минут, — предупредила медсестра, изучающе скользнув глазами по лицу пациента. — Я принесу вазу. Баст поблагодарил её взглядом, после чего предложил Конраду присесть. — Мои соболезнования, — пробормотал посетитель, пробираясь к стулу. Габариты плохо вписывались в тесное помещение, а огромный букет гортензий усиливал клаустрофобичность палаты. — Как ты? — Меня выпишут через два дня, — сообщил Себастьян, припоминая слова своего лечащего врача. — Не знаю, для чего всё это. — У них есть причины беспокоиться за тебя? — Герр Бауэр уверен, что у меня постравматический шок. Я пытался объяснить ему, что не выстраивал никакой блок у себя в голове, а на самом деле принял произошедшее, но он мне не верит. По ночам я слышу, как медсестры открывают дверь в палату, опасаясь, что я начну биться лбом о стену. Не уверен, но кажется, будто такое поведение персонала должно вызывать у пациентов только больше беспокойства, нежели внушать ощущение безопасности. Конрад неловко улыбнулся, положив цветы на стол. Вскоре вернулась медсестра, и он смог пристроить букет в вазу. — Хорошо выглядишь, — когда дверь закрылась во второй раз, сказал посетитель. Он не лгал. Баст словно попал в родную стихию. Окружённый белыми стенами, отдохнувший, он на самом деле выглядел отлично. Синяки под глазами исчезли, из взгляда пропала усталость, и теперь голубизна радужки казалась значительно ярче. Волосы свободно ниспадали на плечи и виделись нимбом вокруг головы. — И он тоже, — чуть менее доброжелательным тоном добавил Конрад, посмотрев на Руфуса. — Я тебя не отвлекаю? — он кивнул на телефон, убранный на прикроватную тумбочку. — Мы уже видели этот фильм, — улыбнулся Себастьян. — А Руфус только притворяется, будто любит ужастики. — Зачем? — Думает, что это поможет ему быстрее вырасти, — Баст вытянул руку и невесомо скользнул пальцами по конечности монстра. — На самом деле, его пугают звуки. Он не может понять сюжет или переживания героев, но вот музыка… — Такие как он не могут ничего бояться, — не слишком убеждённо возразил Конрад. — Ими руководят инстинкты. Даже смерть их не пугает. Себастьян меланхолично пожал плечами. — Меня тоже. — Я не то хотел сказать, — посетитель покраснел чистой стороной лица, опустив взгляд в пол. — Я не считаю тебя монстром. — Как в школе дела? — Баст живо пришёл к нему на помощь и переменил тему. — Все только и говорят о том, что случилось. О преступниках, сбежавших из тюрьмы, о твоей матери и… — И обо мне? Конрад как-то странно на него посмотрел и пожевал губу, тщательно взвешивая то, что хотел сказать. — О тебе никто не говорит, — наконец выдохнул он. — Все как будто… — Боятся? — догадался Себастьян. — Именно. У парней из моего класса раньше была традиция: в понедельник, стоило мне зайти в кабинку туалета, на меня что-то проливали из соседней. Воду, сок, один раз был кофе — спасибо, что не горячий. Они не делали исключений даже на мой день рождения. Каждый грёбаный понедельник. Но сегодня они словно забыли об этом. В коридорах по такой дуге обходят, будто я прокажённый какой-то. Нет, так бывало и прежде, и тогда люди смеялись и тыкали в меня пальцами, а тут Ян — один из главных у них — в шкафчик врезался, когда от меня отпрыгивал. Я ждал, что это очередной спектакль, но он разревелся. Взаправду. — Это из-за меня, — вопроса не было. Баст горько констатировал факт. — Они видели, как мы общались, и решили, что ты такой же. Прости. — Я не жалуюсь, что остался сухим сегодня, — улыбнулся Конрад. — Ты не можешь нести ответственность за поведение вообще всех людей. Достаточно того, что твой… питомец не пытается никого сожрать рядом с тобой. — Он и когда один не пытается, — обиженно надул губы Себастьян. — А много ты видел других таких? Посетитель кивнул. Благодушное выражение лица сменилось маской ужаса. Дыхание перехватило, сердце забилось в горле. Казалось, он последним усилием сдерживает слёзы. — Можешь ничего мне не рассказывать, — прошептал Баст. — Или сделать это, когда будешь готов. — Ты теперь уедешь? — выговорил Конрад, протирая глаза рукавом толстовки. — В приют или куда там забирают осиротевших детей? — Мне двенадцать, одного точно не оставят, — пожал плечами Себастьян. — Опеку, скорее всего, возьмёт на себя бабушка. Полицейские сказали, что пробовали связаться с отцом, но тот не берёт трубку. — А твоя бабушка?.. — Она живёт в Хоффенхайме. Это деревушка в пяти часах езды от нас. Я проводил там каждые выходные с тех пор как остался с мамой, а теперь, вероятно, перееду полностью. — Она уже приехала? — Да. Только ко мне ещё не заходила. Наверное, занимается организацией похорон Шейлы. — А когда похороны? — Не знаю, — снова пожал плечами Баст. — Мне обещали, что вызовут на опознание преступников. Странно как-то: их же задержали на месте преступления, и весь дом в их отпечатках. Но раз надо — я не против. — Ты так спокойно говоришь об этом, — не успев подумать, сказал Конрад и тут же виновато потупил взгляд. — Прости. — Всё нормально. Не ты один считаешь это противоестественным. Ко мне каждый день приходят люди и пристально смотрят в глаза в попытках рассмотреть там тоску, печаль и отчаянье. На худой конец — гнев. Это какое-то негласное правило этикета — демонстрировать всем свою боль, когда кто-то умирает. Я не бесчувственный. Я скорблю о матери, но не вижу смысла убеждать в этом остальных. — Я ни в чём тебя не обвиняю. И я бы точно не хотел застать тебя плачущим и убитым горем. — Я тебе нравлюсь? — прямо спросил Баст. Конрад покраснел, хотя был уверен, что сильнее уже не сможет. — Глупо, да? — беспомощно потеребил он край толстовки. — Я же знаю, как выгляжу со стороны. Я и сам вздрагиваю, когда смотрю в зеркало. Себастьян присмотрелся, искренне не понимая, что он имеет в виду. Когда смысл уложился у него в голове, пациент лучезарно улыбнулся. — А я ношу женские вещи и дружу с потусторонней сущностью. Ты уж прости, но если кто из нас двоих и пугающий — так только я. Но ты всё равно приходишь. Раз я тебя не пугаю, то, значит, нравлюсь? Если я поспешил с выводами, скажи прямо, я не обижусь. — Нравишься! — поспешно выпалил Конрад. — И я не хочу, чтобы ты уезжал. — Это я изменить не в силах, — печально проговорил Себастьян. — Но с другой стороны, я буду рад жить с Урсулой, а не с отцом. Это какой-никакой плюс. — Почему? — Они оба не готовы принимать меня любым. Папа не хочет видеть во мне девочку, а бабушка — мальчика. Но вторая всё же честнее. Она не притворялась и не пыталась скрывать отвращение, когда я не был таким, как ей угодно. — Это так ужасно, — понимающе кивнул Конрад. — Чтоб ты знал: мне не нравятся другие парни, — взгляд заметался по комнате, в попытке найти безопасное место и, как ни странно, нашёл его, уткнувшись в жёлтые глаза Руфуса, с интересом подслушивающего разговор. — И девочки тоже. И никогда не нравились. Мне нравишься только ты. — Дашь мне номер своего телефона? — всполошился Баст. — Теперь у меня снова появился мобильный. В ответ он получил отрицательное мотание головой. — Что такое? — не понял Себастьян. — У тебя нет? — Моя мать считает это излишеством, — по лицу Конрада побежала тень. — У нас… непростые отношения. — Хочешь рассказать? — Илма из тех людей, кто считает, будто в человеке важнее всего внешность. Она пристально следит за собой, занимается спортом и получит инсульт, если съест гамбургер. Ей тяжело жить под одной крышей с таким сыном, как я. Когда отец в командировках, она запирает меня в чулане и однажды, скорее всего, выбросит ключ от него в канализацию. — Возьми мой, — Баст с готовностью протянул новенький гаджет. — Это пока всё, что я могу, но скоро я обязательно найду другой выход. В дверь постучали, после чего она почти сразу распахнулась. Медсестра сообщила, что время приёма закончилось. Руфус проводил недовольным рычанием исчезновение айфона в кармане посетителя. Даже он догадался, что теперь просмотр фильмов откладывается на неопределённый срок. Оставшись наедине с питомцем, Себастьян откинулся на подушки и прикрыл веки. Он падал в бездонную дрёму. Во время всего посещения Баст пытался активировать свои проснувшиеся способности и заглянуть в будущее Конрада, но ничего не вышло. Это настораживало. А он думал, будто у него начало получаться контролировать свои видения. Всю неделю к нему не переставали приходить люди. Себастьян выстраивал в голове защитные барьеры, сосредотачиваясь на разговоре и не пуская в сознание непрошенные образы. Затем расслаблялся, и всё вокруг менялось и темнело. Глядя на одного полицейского, он слышал крики людей на улицах, вой сирен и какие-то взрывы. Чувствовал запах гари и смотрел, как небо затягивает дымом. После этого Себастьян усилием воли стряхивал наваждение и возвращался в реальность. Упражнения не давались ему просто, и зачастую вынырнуть получалось далеко не сразу, но он упорно повторял их, экспериментируя с разными людьми. А вот с Конрадом не вышло. Наверное, это к лучшему. Ещё слишком свежи были воспоминания о смерти Шейлы, и он не был уверен, что готов пройти через это снова. Однако мысленную галочку Себастьян всё же поставил. Возможно, его дар не распространяется на тех, кто способен видеть Руфуса и ему подобных или это исключительная особенность самого Конрада. Ни подтвердить, ни опровергнуть эту теорию Вебер пока не мог: он же второго Конрада ещё не встретил. А может, он слишком опрометчиво поверил в себя и его таланты продолжают давать сбой. — Не волнуйся, — рассматривая замершую под потолком сущность, выговорил Баст, — я со всем разберусь. Не обязательно прямо сейчас, но скоро. Я не могу никого спасти от смерти, но, наверное, могу попытаться помочь Конраду с жизнью? Как думаешь? Всё ещё обиженный за прерванный просмотр фильма Руфус ответил, что ничего он не думает, и вообще, ему давно пора поесть что-то помимо больничной еды. Он принюхался и сообщил, что где-то в подвале есть пища для него. Себастьян нахмурился и ответил, что такие трупы есть нельзя, потому что за ними ещё должны прийти родственники. Сущность начала спорить, так как принципиального отличия между телами, хранящимися в стальных ящиках, и теми, что лежат в деревянных, не видел. Баст пустился в объяснения и сам не заметил, как уснул.