Спор

— Ох, ох, папочка, папочка! — кривляется Иззи. Ты встаёшь, утирая губы: — Что, тоже хочешь? — играешь бровями. Пит подтягивает штаны и ретируется к стене, пряча смех. А кто не хочет посмеяться над стариной старпомом, особенно с безопасного расстояния? — Я?! С тобой?! — Иззи брызжет слюной. — А не отведать бы тебе плетей? Зло во плоти. Интересно, его когда-нибудь трахали? — Закатай губу, пока не увидишь во мне личность, а не объект для траха, — поворачиваешься, виляя задом, и берёшь Пита под руку. — Пошли, дорогой. — Маякни, когда эта личность появится, — доносится в спину презрительный голос. — Иззи, блять, где тебя носит, сукин ты сын? — Иду, капитан! Сталкиваетесь ночью на кухне. Пришёл вкусить что-то из капитанских запасов? Неужто джем? — Блять, что ты здесь забыл? — шипит. — Я думал, это ты за мной следишь. Упираешь руки в бока, смотришь оценивающим взглядом. А задница у него ничего. И руки накачанные. Зыркает слишком сурово, да с лица воду не пить. — Ладно, я не против с тобой. Но только один раз, — растягиваешь гласные. — Сприггс, — выплёвывает он, — мне нахуй это не сдалось. — Ты что, асексуал? — моргаешь. — Чего-о? — Ну, тебе не интересен секс? — Мне не интересен секс с такими, как ты. — Это какими же? Молодыми и красивыми? — Глупыми и пустыми, — он тычет пальцем в перчатке тебе в грудь. — А вот сейчас обидно было. — Это не по-настоящему. Просто бессмысленный перепих, удовлетворение животной похоти. — То есть, я тебе, всё же, нравлюсь? Ты так смотришь на мои губы… — Мои мозги не между ног, придурок. И я могу свои желания контролировать. — А спорим?.. — Что? — Что ты сам у меня попросишь. — Да ни в жизнь. Это что это такое с нами обоими должно произойти? — Если так уверен, то спорим? На желание, — протягиваешь руку. — Мыть тебе палубу до конца своих дней, — ухмыляется он. Рукопожатие короткое и жёсткое. — И руки прочь от джема. Пшёл отсюда, пока я тебя не высек. Уходишь, расправляя плечи и насвистывая. Как-то слишком часто он говорит о плетях. Интересно, это его возбуждает? Ты был бы не против видеть Иззи у себя на коленях задом кверху. Это бы точно пошло ему на пользу. Ты предпочёл бы забыть навсегда эти четыре месяца. Даже пять, если считать время, когда Иззи пытался строить из себя капитана, а потом ему отрезали палец. Потом было мокро, холодно и страшно, потом ты был примерным корабельным котом и ловил зубами крыс. Не помнишь. Лучше не помнить. Руки трясутся, не можешь поджечь сигарету от масляной лампы. Куришь одну за другой, и даже парни просят тебя не делать этого в общей каюте. На корабле снова всё… нормально. Снова всё как было, капитаны радостны, команда ведёт себя, как будто ничего не случалось. Это похоже на театр абсурда, ты не понимаешь уже, куда приткнуться, ведь даже Чёрный Пит просит тебя быть повеселее и «вернуть ему уже прежнего Люциуса». Ты почему-то злишься, ломаешь сигарету, обжигаешь пальцы. Как прежде уже не будет. Никогда. На этом сраном корабле все сошли с ума. Так вот что ощущал Иззи, когда смотрел на вас всех? На кучку ничего не понимающих придурков… У Иззи нет ноги ниже колена, вы с командой сделали ему новую из ноги единорога. Ты даже записку написал, но не уверен, что Иззи умеет читать. Он пьёт постоянно, а ты куришь. Представить себе не можешь, каково это — лишиться ноги. Как если бы тебе вместо пальца отрезали всю руку. Ты находишь его в тренировочном зале, он голый по пояс. Любуешься крепко сложенным телом, у тебя такого никогда не будет, хоть ты и похудел порядком. Достаёшь альбом и карандаш. Иззи видит тебя, но ничего не говорит. Ты хочешь передать движение. Мышцы рук, груди, живота. Лицо с упавшими на него влажными прядями. Взгляд. Он устраивает представление: делает развороты и выпады, протыкает невидимого противника. Взмах, поворот на копыте — и все свечи гаснут. Ты рад, что успел сделать набросок. — Ты красивый, — нарушаешь тишину. — У тебя тренированное тело. — Запустил немного, надо бросать пить. Уходит, оставляя после себя запах пота и дыма. Не можешь спать, ворочаешься, стонешь. Даже вскрикиваешь. Пит просит тебя подышать воздухом, но с тобой не идёт. Ты им всем как кость в горле. Не смешишь и не трахаешься. Люци-больше-не-игручий. Может, он был прав? Это всё пустое? Ты — пустой, и в тебе нечего любить? Куришь, всматриваясь в океан. Тебе даже всё равно, куда вы плывёте. — Сприггс. Ты вздрагиваешь, но быстро узнаёшь голос. — Поделись сигаретой. Отбирает твою и затягивается. Непрямой поцелуй. Интересно, он флиртует? Нет, конечно, нет. Кому ты теперь нужен. — Лучше не пытайся улыбаться. Жутко получается, чтоб ты знал. — Поэтому они?.. — дрожишь. — Им страшно и непонятно. А так как интеллекта у них — чайка насрала, то и выход нашли самый простой. — Ты чувствовал то же самое? — придвигаешься ближе и забираешь сигарету обратно. — Всегда. — Почему не спишь? Бессонница? — Чтобы хотеть спать, нужно знать, зачем просыпаться. — Тоже верно. Меланхолично смотрите на тёмную воду. От Иззи сквозит такой безнадёгой, что впору в петлю. Неужели от тебя тоже? Вот почему парни стараются держаться подальше. Боятся заразиться? Надо что-нибудь придумать. Придумать. Чтобы он видел смысл жить. Думай, Люциус, думай, ты же умный мальчик. — Мне нужна твоя помощь, — выпаливаешь, наблюдая, как огонёк гаснет в воде. Он смеривает тебя нечитаемым взглядом. — Я совсем не умею сражаться, — смотришь, как тебе кажется, жалобно. — Если бы я мог себя защитить, всё бы было не так. — Я не уверен, что ты обучаем. — Ты же хотел вернуться к тренировкам? — Хотел. Ладно. Не трепись об этом, зрителей не люблю. Завтра утром там же. Выспись только. — И ты. Он делает попытку улыбнуться. Выглядит жутко. Засыпаешь сразу же, как ложишься. Если бы ты знал, как это будет сложно, то придумал бы способ попроще. — А это обязательно? — Конечно, блять, обязательно. Это разминка. — Разминка??? Это уже третий раз, как ты стоишь в планке. До этого были наклоны и приседания. — Не дам же я тебе меч в первый день. Ты его тут же и уронишь. — Не уроню, я видел, как вы сражаетесь, что, я поднять не смогу? — Ну, попробуй. — Уай-ай-ай, блять! — А я что говорил? — хрипло смеётся. От его смеха становится так тепло внутри, что ты готов стерпеть любую боль. Ты весь в синяках, ссадинах и кровоподтёках. Он как будто тебя не жалеет. Несмотря на копыто, ты его ещё ни разу не задел. — Иззи, ты слишком крутой, — дышишь, как загнанная лошадь. — Блять, Сприггс, дыши носом, не ртом, я кому сказал! А ну-ка упражнение 8-8-8-8. Дышишь по схеме и замечаешь, что за вами следят через дырку в двери. Шушукаются. Иззи делает вид, что не видит, только покрикивает на тебя, чтобы ты стоял ровнее. — Спасибо, Люциус, — говорит тебе Стид как-то утром. — Не знаю, что бы мы без тебя делали. Киваешь, делая вид, что понимаешь. Ты слишком заебался, чтобы понимать, и у тебя болит рука. Меч всё реже падает из рук, они почти не дрожат, а синяков всё меньше — ты научился уворачиваться. Делаешь отвлекающий манёвр и чиркаешь Иззи по бедру. — Блять! Не сразу понимаешь, что это не он кричит, а ты. Падаешь возле него на колени и зажимаешь рану ладонью. — Это царапина. Всего лишь царапина, успокойся, — смеётся. Морщинки вокруг глаз. Рука без перчатки, треплющая тебя по волосам. Ты чувствуешь что-то внутри и не можешь сдержать слёз. Курите, вглядываясь во тьму. Ты чувствуешь каждую мышцу, но это честная боль. Теперь есть ради чего просыпаться. Может (ты надеешься, что так и будет) вы причалите на берег и начнёте новую жизнь. Не на этом корабле, полном абсурда и безумия. Захочет ли он с тобой?.. Молчишь. Раньше бы не затыкался. Но теперь ты научился молчать. — Наверное, это правильно. Знаешь, сначала мне было стыдно, что я не могу быть с тобой, но Иззи… он хороший, хоть и мудак полный. Он тебя может многому научить. Прости, что я такое ссыкло и не сказал тебе раньше. — Да ладно, Пит, — хлопаешь его по спине, и он прогибается и кряхтит от твоего мощного удара, — я не в обиде. — Беру свои слова назад. — М? Отрываешься от тарелки. Голодный, как акула. — Я вижу в тебе внутренний стержень. Личность. Называй, как знаешь. — Что было в твоём супе?! — Я с самого начала догадался, для чего ты это придумал. Нахуй тебе не сдались тренировки, хоть ты и… неплох. Чтобы я не повесился на мачте, да? — В твоих глазах я увидел смерть. — А я в твоих — её отражение. Ты не заслуживаешь, ты ещё толком не пожил. И… ты не глупый, Сприггс, и, тем более, не пустой. Он теребит между пальцев пуговицу жилета. — Иззи Хэндс, ты пытаешься флиртовать?! — Есть немного, — он улыбается, и улыбка совсем не похожа на оскал. — Попроси, — берёшь его за руку. — И ты пожелаешь что-то ужасное? — Доверься мне. — Прошу. Я прошу тебя. Жжёт в груди. — И для тебя это будет по-настоящему? — Да, чёрт возьми. Сприггс. Люциус. Сделай что-нибудь уже. — Пойдём. Тянешь его подальше от посторонних глаз, в свою тайную комнату, в которую не заходил уже полгода. Запираешь дверь и усаживаешь на покрытые пылью подушки. — Мы можем просто пообниматься, если хочешь, — замечаешь, что он нервничает. — Я никуда не спешу. — У меня всё горит внутри. — Это Роуч с перцем переборщил. — Хочу лежать тут с тобой без одежды. — Давай я помогу? Снять?.. — Тут я сам. Пуговицы. Нетерпеливо стаскиваешь его рубашку через голову. Стягиваешь свои штаны и тельняшку, ложишься на спину. — Ты красивый, — он жадно рассматривает твоё тело. — Весь в синяках. Твоими стараниями. Разглядываешь его в ответ. — Я хочу облизать каждый шрам. — Тогда мы до утра отсюда не выйдем. Возитесь, гладя и тиская всё, до чего можете дотянуться. Лижешь его шею, покусывая ласточку, и спрашиваешь капризно: — А мне можно татуировку? — Татуировки только для плохих мальчиков. — Ах, вот как. Значит, ты плохой мальчик? А что, если я тебя сейчас отшлёпаю? Он прячет пылающее лицо в одеяле. — Что? Я угадал? Тебе это нравится? Бурчит что-то непонятное. Укладываешь его себе на колени, приспускаешь штаны, гладишь, подготавливаешь кожу, разминаешь мышцы. — Останови меня, если будет слишком. Кивает, расслабляясь. Слабый удар, скорее, на пробу. Иззи хрипит: — Пожалуйста, сильнее. Не жалей. — Хочу немного тебя помучить. За все те разы. — Изверг. Шлёпаешь попеременно по обеим ягодицам, выбивая приятные уху звуки. Он хнычет и бессвязно что-то бормочет, выгибаясь и стараясь потереться. — У тебя стоит, ты в курсе? — посмеиваешься, оглаживая покрасневшую кожу. — Как будто у одного меня. Признай, тебя это заводит. — Мечтал это сделать с тех пор, как ты назвал своё имя. — Щ-щенок. — Подыши, малыш, я ещё не закончил. Замахиваешься и бьёшь открытой ладонью. Ещё раз и ещё по одному и тому же месту. Иззи стонет, будто, кроме вас, на корабле никого нет. — Блять, ты знаешь, насколько это горячо? Это слишком. — Пожалуйста. Прошу. Ещё. Он как будто вошёл в транс. Ты не слушаешься, гладишь, дуешь на разгорячённые места, наклоняешься и целуешь следы. Дёргается в твоих руках. — Пожалуйста. — Тебе нужно отдохнуть, а то завтра сидеть не сможешь. Побудь хорошим мальчиком, помоги мне немного. Он покорно встаёт на колени и смотрит чуть мутными глазами. Дышит ртом, и ты хочешь заставить его делать упражнение 8-8-8-8. — Отдышись. Встаёшь вплотную и гладишь по голове. Ты хорош в этой роли, очень хорош, но сейчас… сейчас он сказал, что всё по-настоящему. Никто так не говорил. К тебе приходили за утешением, чтобы хорошо провести время или получить своё. Он сказал, что видит в тебе личность. Мотаешь головой. Такие мысли не способствуют возбуждению. — Руки назад. Только ротиком. Если хорошо справишься, награжу тебя. Послушно кивает и высовывает язык. Гладишь его, суёшь пальцы внутрь, трогаешь острые зубы. Эта акула совсем ручная. Поднимаешь голову за подбородок, заставляя посмотреть на себя. Улыбаешься: — Если захочешь остановиться, скажи. — Остановишься — я тебе что-нибудь откушу. — Вот как мы заговорили? Язык высуни и хватит болтать. Добавляешь в голос немного строгости, но не можешь всерьёз. Слишком плавится сердце. Проводишь членом по тонким губам, дразнишься. Кладёшь головку на язык и без предупреждения входишь на полную длину. Не давая ему закашляться, начинаешь трахать сильнее и сильнее, пока не видишь выступившие слёзы. Отпускаешь и гладишь по голове. — Умница. А теперь ложись. Шлёпаешь, не жалея, он кричит, как птица, вцепляясь в твои бёдра, трётся, ёрзает, весь дрожит и, наконец, обмякает. Ложишься рядом и прижимаешься. Его лицо оказывается рядом с твоим. — Кончил, как подросток, — ворчит. — С профессионалом дело имеешь, — фыркаешь и сгребаешь его в объятия. — А ты? — Что я? — Не хочешь тоже? — Только потому, что привык отдавать «долги»? — Беру свои слова назад насчёт того, что ты не глупый, — больно кусает тебя за палец. — Ауч. — У меня все штаны теперь в этом самом. — Лучше чайка в руке, чем рука в чайке, — философски замечаешь ты. — Чего-о? Целуешь его в лоб. Он как-то яростно хватает тебя за шею и впивается в губы. Не целует — кусает, неловко толкается носом, задыхается, потому что забывает, что надо дышать. — Ты что, никогда не целовался? — Ты, маленький наглый придурок, заткнись и… Показываешь, нежно приминая его нижнюю губу, обводишь по контуру. Проникаешь в рот, находишь язык, вступая с ним в схватку. Посасываешь солёные губы, ещё и ещё, проводишь носом по щеке. — Видишь, это несложно. — Что, совсем необучаем? — хмыкает Иззи, переплетая ваши пальцы. — Ну, я ведь более-менее могу держать меч. Надо просто больше тренироваться. Он закидывает на тебя правую ногу и натягивает на вас одеяло. Его голова покоится на твоём плече. — Хм. Сприггс. Люциус. Я ведь тебе желание должен. — Уверен? — Я проиграл — я исполню. — Даже если оно будет ужасным? — Я тебе доверяю. Насколько могу. — Тогда… если ты, конечно, всё ещё будешь за… Попроси меня ещё раз.