По ту сторону света

Жертва Богу – дух сокрушенный. Сердца сокрушенного и смиренного Ты не презришь, Боже.

      Моцион третьего дня видоизменился: приветливость сменилась настороженностью, увлеченность – враждебностью. А как иначе? Беженка-калека украла их продвижение по карьерной лестнице. Да еще и заносчиво провела между ними разграничительную черту. Люди, не видевшие ужасов бойни: мясных штурмов, изрешеченных штабелей скрюченных тел, вдавленных гусеницами черепов, море крови, душераздирающих криков бойцов в лазарете, замученных пленных из собственного взвода – для нее не существовали. Мужчины, не надевавшие мундиров, представляли собой убранство комнаты наподобие канделябра или украшенного плафона. Не более. Просто им разрешили носить форму с медалями, которые они заработали за поимку заскучавшей мрази из социального дна. Рискнувшей пойти на убийство или ограбление согражданина в мирное время. Праздная публика раздражалась от ее нескрываемого чванства. Не распространявшегося на неприкаянного отшельника, погрязшего в канцелярском макрокосмосе и отмежевавшегося от команды в угоду идеальным отступам в Word при оформлении документации. Видимо, свой иммунитет он заработал наличием мерзкого увечья. Опираясь всей массой на трость и подтягивая травмированную конечность, Дэйн прошла на кухню. Обезвоженный утренними переживаниями организм требовал воды, но ее отвлек затушеванный стеклянной конструкцией рев. Исходивший от блуждающего по ограниченному пространству Мельхиора, явно отчитывающего кого-то по телефону. Обезображенное злобой лицо с плотно сжатыми челюстями не красила острый профиль детектива, принявшегося стучать отключенным девайсом по пластиковой столешнице.       – Все в порядке? – толкнув дверь плечом, Солес обошел напарницу и двинулся к столу в молчании. – Поганый сноб. – протерев лицо рукавом, она вошла внутрь и, подтянув набалдашником стул, села с телефоном.       – О, кто-то не в духе, – буквально вторгшись в предательски тесную просматривающуюся клетушку, Гомерик продефилировал с присущей ему развязностью, напрочь нивелирующей недавний конфликт на парковке. – Диалог топора и шпаги, да? Не бойтесь его. – натыкав какие-то кнопки на аппарате, он поставил перед ней кофе и салютовал пластиковым стаканчиком. – Неизменно говорят о кусающихся собаках. Но эта тварь и подавно пасти на раскроет. А если попытается, то у Вас имеется трость в качестве палки. Можно ее бросить и попросить принести, как послушного мальчика-следопыта. Либо просунуть между клыками и напомнить, кто здесь хозяин. Подарить Вам поводок?       – Вы перед всеми новоприбывшими коллегами унижаете собратьев по ремеслу?       – Доблестная военная неподкупность. Похвально, – подперев ладонью подбородок, Романо изучал ее с непристойно-интенсивным любопытством. Наполовину мужским, наполовину компетентным. – На каком этапе Ваше трехдневное расследование?       – А дальше что? Спросите меня о количестве танков на наших складах, их точном местоположении? Я не знаю. А знала бы, то Вы были бы последним человеком, с которым я поделюсь информацией.       – Не навреди. Золотое правило, – Гомерик одобрительно закивал, потирая дужку очков. – Я почитал Вашу биографию на досуге. Захватывающее чтиво.       – Регина! – их потревожил вернувшийся Солес, предварительно постучав кулаком по стеклу. – У нас вызов. Подозревают нашу сферу. – вздрогнув, Дэйн обвела взглядом собравшихся и постаралась не выдать забурливший в голове беспорядок. В Управлении завелся информатор Перевертыш? Или он сам скрывается под личиной благожелательного сослуживца, угощающего бесплатными напитками из дешевой машины?       Верить никому нельзя. Особенно псевдо-пассивному Мельхиору. Играющему роль непричастного к мирским преобразованиям зрителя, разглаживающего исписанные листки. От него исходила какая-то затаенная хищная угроза. На инстинктивных подуровнях чувствовалась опасность. Он без лишних колебаний спустит крючок. Как поступил с Потрошителем, впритык приставив ствол и вынеся мозги. А способен ли он расчетливо вырезать сердце из груди? Обдумывая сложившуюся проблематику и анализируя поведение спутника, вплоть до мельчайших спонтанных жестов, Дэйн делала выводы. Держа себя на особом контроле, Волк не подпускал посторонних к душевным замковым ограждениям. И дожил до проседи в запоздало побритых волосках на впавших щеках. Резко затормозивший фольксваген вышиб темы для философствования и поставил перед фактом прибытия к конечной точке. Двухярусное строение по форме напоминало треугольную призму с идеально подогнанными мраморными плитами. Где-то виднелись резные орнаменты, искусно высеченные барельефы с изображенными страдальцами за веру, и украшенный распятым Сыном Божьим тимпан на треугольном фронтоне. Все сооружение располагалось на фундаментном возвышении, обложенном широкими лестницами, и выглядело не монументально, а скорее торжественно-приглашающе. Изящно оформленные кружевами портал с главным ходом зазывали распахнутыми створками.       Знали бы прихожане и гости Столицы, что ждет их в недрах христова пристанища.       Воистину, автор непревзойденной инсталляции запутавшегося в проводах электропередач дьявола восхитился бы истинно сатанинской концепции с живым материалом. За покоившимся на помосте престолом, под полусферическим сводом-апсидой с центральной композицией явления апостолам Христа, мерно покачивалось изломанное, скрюченное человеческое тело. Воссоздающее букву “D”: верхние растянутые конечности обвязали вокруг раздробленных нижних медицинскими жгутами. Дугообразное туловище опутали веревками и прикрепили к венчающим карнизы колонн крылатым фигурам, следящими за сочащимися грехами праведниками. Из вспоротого расписанного знаками живота натекла лужа крови, струившаяся по свисающей голове со всклоченными ошметками волос, и растеклась по ступенькам амвона. Синее ковровое покрытие утопало в красных текстурах. Ротовая полость, ставшая дополнительным источником расползающегося багрянца, лишилась важнейшего элемента – вырезанного у основания языка, ныне прибитого кинжалом к дароносице. В перебитых пальцах поблескивал другой кинжал с инкрустированной ручкой, а выколотые глаза удостоверяли в их прямом использовании. Инфернально-нуминозная картина обогащалась вырезанным сердцем – вопреки устоявшемуся обычаю, не обмытому, а прибитому таким же лезвием к алтарю. *****       – Боже мой, – остолбенев перед спроектированный экспозицией, Дэйн услышала характерный звук судорожного рвотного кашля. Кого-то из криминалистов стошнило. Мельхиор отошел в сторону для созерцания живописного этюда из непроявленного целостного, и защитился скрещенными руками. – Это шагнуло за пределы постижимого зла. – судебные фотографы обступили подвешенного, начав настраивать оборудование. Щелчки сыпались вперемешку со вспышками. – Личность установлена?       – Наш архипресвитер, – выйдя из огороженной ризницы, просветил полноватый приветливый мужчина в сутане шерстяного покрова с накидкой на плечах, расшитой малиновой окантовкой. Мясистый нос держал дужку крупных комичных очков, подчеркивающих глубину сияющих карих глаз. – Помогал мне. Был одним из преданных сынов Церкви, да хранит Господь душу его. – перекрестив труп с агентами на переднем плане, священнослужитель казался до странности одухотворенным. Словно гнусность смерти не осквернила чистоту освещенной обители. – Логан Найлс. Епископ и настоятель прихода. К сожалению, церковь Святого Иеронима подверглась нападению нечистого. Мне позвонили пару часов назад и сообщили о произошедшем.       – Регина! – подозвав коллегу, Солес, осмотрительно надевший перчатки и подцепивший пальцами кусок вырванной страницы из Библии, исписанной кровавыми полосами, приподнял ее на уровень пробивающегося из окна света. – Вкушение плоти Христа не изменило натуры Иуды. Писано кровью жертвы, судя по всему. – осторожно коснувшись рукояти кинжала, пригвоздившего послание, Волк вдумчиво вникал в прочитанное. – Откуда здесь столько холодного оружия?       – Коллекционное, – вмешался Найлс, неотрывно наблюдавший за действиями правоохранительных органов. Посмевших вторгнуться в храмовый комплекс без должного почитания. – Валдис собирал их и, в перерывах между обязанностями, показывал всем желающим.       – Значит, они были знакомы с убийцей, – без энтузиазма заключил Мельхиор, прикусив часть щеки и втянув пропитанный ладаном воздух. Приготовления к утренней мессе должны были начаться до рассвета, но обнаружение свисающего покойника внесло коррективы. – Поздравляю. Мы выходим на следующий этап. И в нем хотя бы появились улики.       – Будто их наличие в прошлом чем-то помогло, – фыркнув, Дэйн подступила к алтарю-престолу, где покоилось пронзенное сердце. Грязное, искромсанное, испещренное линиями четко проявленных вен. Орган жизни. Извлеченный для торжества гибели. – Знаешь, что меня смущает? Он пренебрег им.       – Кем? О чем ты?       – Другие сердца он омывал. Проявлял заботу. А это демонстративно испортил, – ее не приводили в трепет разбросанные по мраморному полу внутренности, перемешанные с церковной атрибутикой – подобные компиляции несовместимого перестали будоражить на второй боевой выход. Никто из очевидцев не лгал, когда в красках расписывал намотанные на пушку танка кишки. – Отсюда можно делать выводы о характере убийства. И о самом Перевертыше.       – Почему жертва так вывернута? – размышляя вслух, Мельхиор практически припал к земле, чтобы рассмотреть картину с другого ракурса. Зародившийся день посылал несокрушимое воинство лучей света, просочившихся в помещение сквозь невидимые щели. Так неумолимая природа напоминала о несущественности людской мерзости, являя разительный контраст рукотворного недоношенного уродства и божественного присутствия. Когда свет скользнул по бугристой пожелтевшей коже трупа, расстелился по залитым кровью ступеням и дотянулся до высившегося на престоле креста, зараза и гниль, олицетворяющие варварскую бойню, отступили с пенившимся шипением. – Что обозначает эта поза? Греческую букву омегу?       Оставив детектива прозябать на задворках древнегреческих лингвистических нагромождений, она прошлась по притвору, исследуя вделанные в порталы двукрылые статуи. Среди них высился святой Иероним, положивший одну высеченную руку на книгу, а другую – на рычащего гривастого льва, из чьей пасти извлекали кровавые ошметки архипресвитера. Прикрытые веки благочестиво заснувших ангелов со спрятанными за спинами клинками декорировали алыми слезами, заменив мертвенные безучастные зрачки глубинной адовой прорвой. Так красные смерчи лихорадили пустыню, снимая верхние слои растянувшихся барханов. Непогрешимое запятнано. Белизна попрана, отвергнута как идолопоклонническая. Заменена примитивный культивированной животной жестокостью. Дрогнув от прикосновения, Регина машинально потянулась к кобуре и нащупала лишь пустоту – оружие под запретом для инвалидов – поэтому заранее наметила пути отступления и заслонилась тростью.       – Простите, я не хотел Вас напугать, – епископ миролюбиво осклабился и предложил присесть. – Вы не устали? Ваша работа требует полной отдачи, как и моя. – уместившись на скамеечки, они вдвоем оказались запертыми в громадах суженного Богом пространства. – Я заметил крест у Вас на шее. И то, с каким интересом Вы тут осматривались.       – На месте преступления? Так положено, – ей некомфортно. Прижатой упитанным телом к колонне, страдающей от усиливающейся боли в согнутой ноге, под чужим оценивающим взглядом. – А крест не мой.       – Но Бог Ваш. Он един в своей неисповедимости и милости. Он любит всех своих созданий, какими бы грешными ни были их проявления, – не восприняв храмовое словоблудие, женщина вздернула брови и привалилась грудной клеткой на набалдашник. – Ваша вера ослабла. Почему? Поделитесь со мной. – наклонившись и обдав женское ухо горячим свежим дыханием, Логан провел мясистой, не привыкшей к труду ладонью по затрясшемуся колену. – Не бойтесь. Тайна исповеди нерушима. Я слышал множество признаний. Я помог стольким людям.       – Регина! – в третий раз за сегодня спасительный голос огласил галерею неритмичным хрипением. Бесшумно подкравшийся Мельхиор, натасканный на подстерегание подгнившей поживы, обхватил шерстяную накидку и вынудил замешкавшегося духовника подняться на ноги и заметаться в легкой панике. – Вас искали, святой отец. Поедете в Управление для дачи показаний. – спровадив лишнего участника разыгравшегося маскарада, в которой жертва и палач обменялись масками, агент лично убедился в том, что их не подслушивают. – Все нормально? – напарница вцепилась в выделявшийся на побелевшей коже шнурок от креста и застучала зубами. Не прикасаясь к ней, он все же опустился на сидение и откинулся на спинку, закинув ногу на ногу. – Я пробил храм по единой базе. Проходит по подозрению в симонии, нетерпимости, неподобающем поведении, иначе говоря – в растлении. И в принуждении. – пересчитав пороки по пальцам, скривившийся Солес сверился с часами. Звонки разрывали рабочий телефон. – Комитет общественно-конфессиональной безопасности внес приход в закрытый реестр на проверку духовной нравственности. Но трудность, а вернее – проблема в том, что они много помогали беженцами в период гражданского конфликта и Объединения. Занося при этом часть пожертвований в Администрацию. – он мог вещать о чем угодно: онтологии бытия, геополитической раскладки сил на международной арене, сущности троицы, преимуществе боевого применения авиации при тотальном господстве противника в воздухе – не имеет значения. Убаюкивающий тембр смягчил падение в омут накатывающих панических атак. Учащенно задышав и выпустив церковный атрибут, некогда принадлежавший погибшему жениху, Дэйн расслабилась. – Добро пожаловать в Республику. Трехдневная экскурсия набирает немыслимые обороты.       – Ты верующий? – отогнав довлеющую скорбь, она возвратилась к обычному состоянию увлечения окружающим криминальным миром. Озадаченный внезапным переходом Мельхиор нахмурился, мотнул головой и огляделся, в поисках отвлеченной темы.       – Меня рано вывезли из оккупированных территорий. Отца убили в мясных штурмах, а мать сумела вырваться из секты Предвестников Апокалипсиса, возглавивших восстание на Востоке. Мы бежали за границу и попали в программу для беженцев в маленьком европейском городке на отшибе мира. Меня отдали в церковную школу. – повертев разноцветные браслеты-обереги на запястьях, ищейка отрешенно следил за секундной стрелкой на старых отцовских часах с потрепанным ремешком. – Я не проявлял особого рвения к учебе. Мама огорчалась, но затем переключилась на нового супруга. Заурядного фермера. Набожного, малообразованного. Больше полагающегося на грубую силу, чем на демагогию.       – Он избивал тебя? – это бы многое объяснило. Откровенность по части душевных травм вряд ли их сблизит, но выстелет плиточный пол на пути к полному безоговорочному доверию. Это важно в том случае, если он чист помыслами, а не числится притаившимся шпионом серийного ублюдка.       – За ошибки. Эффективная методика. После третьего раза стараешься их не совершать, – задумчиво выстукивая носком ботинка неизвестный мотив, Солес изредка бросал взгляд на собеседницу. Явно не удовлетворенную минимальными объяснениями. – Быстро учишься читать. Писать без ошибок. И переписывать по десятому разу тоже. Наверное, отсюда у меня пробудилась любовь к написанию отчетов. И колокольному звону. – спонтанное признание удивило его самого. – Купил себе квартиру недалеко от храма. Не могу засыпать или просыпаться без перезвона.       – Без так называемых Божьих посредников было бы проще, разве нет? Как и без значительной части людей в принципе.       – Ты не встречала хороших.       – Себя имеешь в виду? – поинтересовалась Дэйн, чем вызвала искренний смешок компаньона. – Я бы внесла твою фамилию последней в список великих благодетелей человечества. – А кого первым? Барса? Или Камаила, тенью нависающего над ее покалеченной и наспех собранной жизнью. ******       – Нет. Я не подхожу под эти критерии. Но священник из того городка ведь оплатил мое обучение в португальском институте полицейских наук. А отчима я научился игнорировать. Как и боль. – пальцы не дотронулись до замаскированной раны, а застыли в миллиметре от плотного черного платка. Не надо бередить их. Регина подмечала малейшие колебания стойкого ратника невидимого публикой фронта, обеспечивающего их унылую повседневность. Абсолютно контрастируя на бежево-голубом потолочном фоне с прорисованным ангельским сонмом, облюбовавшим новорожденного Иисуса, соименник первого поклонившегося царя все равно пребывал в ореоле очерненной светозарности. Падший архангел с переломанными осыпающимися крыльями, сокрушенно взирающий на кучу растоптанных перьев. – Я опросил работников низшего звена. Многие отметили, что Валдис Квиесис отличался приветливостью и дружелюбием. Часто приглашал туристов и прихожан зайти в ризницу и оценить коллекцию собранных кинжалов. На нем висят пару жалоб за неподобающее поведение, но в основном словесное. До физического контакта не доходило. Непонятный выбор жертвы.       – Дело не в персоналиях, а в послании. Ты еще не понял? Он бросил нам вызов этим убийством.       – С чего ты взяла, что мы имеем дело с Перевертышем, а не подражателем?       – Да брось, – отмахнувшись от абсурдной догадки, Дэйн отыскала внутренние силы для подъема со скамьи. – Сразу после пресс-конференции образовался клуб поклонников нашего преступника?       – Меня смущает памятная надпись. Он не разбрасывался примерами почерка. Мы же отправим его на графологический анализ и получим уникальную характеристику. Она неидеальна, но уже что-то дает. И это расценивается как оплошность, которых он до сих пор не допускал.       – Или вы просто были невнимательны, – возмутившись, Мельхиор насупил брови и весь съежился. Не хватало живописного оскала, довершающего портрет оскорбленной добродетели охотника.       – Решать не нам, – проскрежетал агент, заламывая края настрадавшейся шляпы. – Сегодня Причер выслушает наш доклад. Все предложения и предположения можно высказать там. Какова стратегия на сей раз?       – Отлично. Выиграем время! Скажем, что концентрируем усилия на деле убитого церковника, пока будем прорабатывать портовый след. Он продолжает действовать в том периметре. Я уверена.       – Почему ты так уцепилась за морскую тематику? Нам буквально к порогу подбросили улики. Здесь, – четко проговаривая букву “р”, Солес обвел руками насыщенную религиозный символикой залу. – Не упоминай карты.       – Это военная хитрость. Рассеивание внимание. И не за морскую, а водную. Ты плохо читаешь свои же отчеты. Когда он вытаскивал сердца, то обязательно омывал в морской соленой воде. Хоть и не все убийства совершались в порту.       – Мы пробыли тут больше трех часов. Возвращаемся в Управление.       Ни слова о высказанных умозаключениях. Равнодушное пожатие плеч, крутой разворот на носках и исчезновение за изваяниями. Перед выходом на парковку Регина переложила трость в другую руку, а освободившейся вынула телефон из кармана и проверила новостную ленту. Их имена мелькнули в прессе в связи с чудовищной трагедии в церкви святого Иеронима. Кто-то слил детали убийства. Оперативно. Оказавшись на пассажирском сиденье, она достала блокнот с цветастым гербом своей Родины на обложке и, открыв на пустующей странице, накидала ряд допущений. Изобразив весьма своеобразную позу жертвы по памяти. Повертев карандашный рисунок, Дэйн пригляделась, зажав в зубах искусанный ластик.       – Больше похоже на английскую “D”, не находишь? Как я и думала – часть головоломки.       – Если бы мне платили по доллару каждый раз, когда очередной садист заигрывается в Зодиака, то мы бы не познакомились. Я бы обошелся особняком в Португалии, – грозно засопев, он протянул к ней раскрытую ладонь с просьбой передать набросок. – И что означает? Демон? Дьявол? Старший Аркан?       – Неуместный юмор, – вырвав блокнот и углубившись в анализ разрозненных надписей, она засела в архивах за исследованием схожих случаев с изъятием и омовением сердца по всему миру. Данных до обидного мало. Классикой жанра считался Эд Гин, обезображивающий трупы до груды кровавых ошметков и изготавливающий маски со стульями из людской кожи. Мотивом послужило банальное сходство жертв с матерью подозреваемого. Менее известный Андре Томас, перебивший своих же детей и впоследствии извлекший из их груди сердца под предлогом божественной воли, диктуемой Писанием и голосами в шизофреническом сознании. Эдмунд Кемпер, совокуплявшийся с трупами и вырезавший язык с голосовыми связками у матери, остро среагировав на ее упреки. Бесцельная трата времени. Зверское отношение к убитым классифицировалось как отклонение, а не норма. По этой причине задокументированных происшествий хватило бы на два буклета.       Пришлось рыскать на заброшенных форумах участников боевых действий на Востоке, делившихся с анонимными побратимами впечатлениями от артиллерийских дуэлей и штурмов посадок вчетвером против пятнадцати. Резня окончилась десять лет назад, но ее отголоски раздавались в уязвленных умах поныне. Волны возмездия и ярости захлестнули улицы Града после Объединения. Среди руин неиссякаемого человеческого страха и родился Перевертыш. Выкристаллизовался на почве дрожи, трепета, безжалостности, варварства, лютости. Или же его пропустили через жернова беспощадной мясорубки, вдохновив на ее экспрессивное продолжение. Просмотрев десятки страниц тоскующих по беззаконию выжженной земли ветеранов, Регина натолкнулась на отдельную ветку обсуждений обменянных пленных, принудительно прошедших через обряд погружательного крещения. Секта с изощренной ретивостью отлавливала соотечественников и топила в воде под проповеди духовного вождя в сутане. Связано ли это с одержимостью Перевертыша обмыванием органов? Как аллегория перерождения?       Зацепившись взглядом за знакомое имя, затерявшееся в потоках бессознательного, она проверила ряд ссылок и вышла на статью локальной газетенки с фотографией на всю страницу. Некоего Игната Причера. Под заголовком “Зверства фанатиков на Востоке: теперь они среди нас”. Захватывающий послужной список. Родом с Той Стороны, неподконтрольной правительству и отделенной огромной баснословно дорогой стеной. Добровольно (по неподтвержденной информации) присоединился к Предвестникам и стал одним из приближенных заместителя Отца Джо, лидера фанатиков. Позднее был внедрен в Управление вместе с одиннадцатью полицейскими, сформировав подразделение и назвавшись Двенадцать Апостолов. Среди своих именовался Матфеем. Настоящее имя в докладе не фигурировало и было засекречено соответствующими органами. Способствовал Объединению с дальнейшим установлением порядка в регионах при дележке сфер влияния. Комитет Бдительности по курированию потенциальных военных преступников, Министерство реинтеграции захваченных территорий, деоккупированных и демилитаризированных, а также Ассамблея Веротерпимости, все общественные организации и уполномоченные по правам человека удостоверились в безвинности Причера и рекомендовали официально принять на работу в полицию. Прецедент вызвал дискуссии в среде ветеранов и протесты других общественных движений. Поэтому начальник группы агентов, получивший звание лейтенанта за заслуги перед отечеством, не шел на повышение уже пятый год.       Главным аргументом противников второго шанса для богоборцев являлись прегрешения Причера: участие в пытках и принудительном крещении. Он не усердствовал, но и не выказывал сочувствия. Как удобно, что большинство комитетов гражданского восстановления возглавлялись апологетами Джо, в свою очередь создавшего правозащитные центры для своих пособников и переустроившего Ассамблею под личные нужды. Дэйн не заботили драматические внутриполитические перипетии в чужом государстве. Означившаяся зацепка крылась в церемонии очищения сердца, чем-то схожей с проводимой Предвестниками в обмен на привилегированное положение в общине или лекарства с предметами первой необходимости. Непосредственный участник ее просветит. Беззвучные шаги на лестнице и скользнувшая по потолку тень всколыхнули закаленные ночными боями индикаторы чувств постороннего присутствия, заставив вывернуться и осмотреться.       – Нас вызывают, – облокотившись плечом на стену, Мельхиор скептически обозрел погруженную в дела труженицу. – Я проведу в зал совещаний. – протянув руку, он помог ей выбраться из глубокого потертого кресла. – побродив по узким петляющим коридорам, они очутились за закрытой дверью, в миниатюрном помещении с доской по центру и расставленных по кругу от стола стульев. Финансы ушли на многочисленные следственные подкомитеты и подкомиссии. – Надеюсь, ты репетировала.       – Браво. А убеждал, что не бросаешь девиц в беде, – спорящие агенты стали центром внимания. По меньшей мере шесть пар глаз впились в них, выражая эмоциональное многообразие. Шептавшиеся Игнат с Аделаидой разом притихли и заговорщицки обменялись кивками. – Сэр. Мэм.       – Присаживайтесь, – указав на свободное место в первом ряду, Тихий Страж поскреб подбородок, усеянный черными волосками с примесью серебра, и сжал светящийся экран телефона. – Мэрия не оставляет меня в покое. Как и Министерство. На меня давят. Требуют сведений. Версий. Имен. Хоть что-то. – почему-то говоривший не отрывался от молчавшего Мельхиора, полулежавшего на стуле. – Три дня – ничто в сравнении с пятью годами сплошных провалов. Результатов я просить право не имею. Сейчас. Но очертания плана у вас есть?       – От меня требуют пресс-конференции по храму, – нервно накручивая завитки блеклых волос, Галло растеряла былой лоск авторитетности. Кто назначил ее руководительницей целого департамента в обход талантливого профессионала? – Я откладываю, но гражданские в панике. СМИ нагнетают. Им хочется сенсации. Приставление вас к делу не урезонило репортеров и активистов. Они настаивают на интервью. Как нам отбиться? – разгладив помявшийся сарафан, она принялась суетливо терзать висящие на шее бусы. И снова ищущие спасения взгляды устремились на Солеса. Не из неуважения к иностранке, а скорее из инстинктивной потребности держаться поближе к своим.       Регина забеспокоилась: напарнику ничего не стоило разрушить весь аккуратно сконструированный каркас будущего расследования с перспективой понимания мотивации опаснейшего преступника в истории Республики. Однако ищейка не верил в квалификацию и сноровку инвалида с признаками ПТСР. Потратившую полдня на посещение тарологов и сводников.       – Мы существенно не продвинулись за такой короткий срок, – взял слово детектив, не меняя позы уставшей от популярности рок-звезды семидесятых. Джимми Моррисон бы позавидовал. – Но наша поездка к святому Иерониму кое-что прояснила. Во-первых, мы заполучили пример его почерка. – раскрыв хранившуюся под боком папку, он швырнул свежие снимки на стол. Когда ему вручили все запечатленные улики? И на основании чего не поделился?       – Его? Значит, помимо Перевертыша кандидатов нет? – встрепенувшись, Аделаида забросила край подранной обшивки шкафа и переключилась на докладчика. – Не подражатель?       – Девяносто девять и девять процентов. Мизер прибережем для креативного пародиста. Во-вторых, modus operandi незначительно изменился. Картина представляется цельной. Поначалу. – развесив на доске высококачественные детализированные фотографии, он лениво постучал по одной из них. – Вырезан язык, отделен от тела и прибит кинжалом к золотой дароносице вместе со страницей из Библии. Сердце извлечено, но не промыто. Мы до сих пор не пришли к единому мнению по поводу первопричин, побуждающих его так поступать, но моя гипотеза основывается на том, что убитый не подходил по параметрам сгенерированного Перевертышем обряда очищения. – Игнат взвелся как пружина, распрямив широкие плечи и наклонившись в попытке прислушаться. – В-третьих, он еще ни разу не был замечен в собирании трофеев. Мы не досчитались трех коллекционных кинжалов и вырванного книжного блока Нового Завета. Впрочем, вышеперечисленные штрихи не приблизили нас к созданию устойчивого психологического портрета. – помолчав, Солес вытер рукавом капельки пота, проступившие на бровях и фыркнул. Тяжело ему давались публичные выступления. Исчерпал квоты на содержательные реплики. – В-четвертых, нынешнее убийство продиктовано страстностью на грани агрессивной заинтересованности. Надписи, вонзенные клинки, скрюченное тело в форме буквы.       – Вы разобрались с фразой на листке? “Вкушение плоти Христа не изменило натуры Иуды”.       – Я послал запрос в наш Теологический Институт, но мои скудные знания предмета могут помочь с соображениями. А именно – убийца подразумевал присутствие апостола Иуды Искариота на том печально известном Последнем Ужине Христа, хотя он покинул учителя до зарождения ритуала. Я, честно, не понимаю, к чему эта фраза, но попытаемся выяснить у наши просвещенных.       – Труп зафиксирован в необычной позе, – разглядывая коллажи непостижимых зверств с абсолютно ровным выражением лица, Причер отложил их подальше и наклоном головы призвал развить идею.       – У нас возник спор на этот счет. Конфигурацией напоминает английскую “D”, как сказала Регина, – оторвавшись от сканирования любых физиогномических метаморфоз бывшего нечестивца, Дэйн не без удивления подметила наличие ссылок на ее скромную персону в блистательном спиче коллеги. – У меня не настолько развито абстрактное мышление. Я соглашусь. Но что это – часть послания или шифр – неизвестно.       – В заключении, вы утверждаете, что из состояния безличности он перешел в энтузиастическое?       – Не совсем так, – опровергла Дэйн, проигнорировав устремившиеся на нее взгляды. Недоверчивые и ободряющие. – Он и до этого устраивал скотобойню на месте преступления. Одну жертву подвесили прямо на кишках. – слонявшегося по пирсу бродягу, вероятно, привлек неестественный звук, раздавшийся с заброшенного яхтного клуба. Перевертыш расправлялся с выловленным банкиром и вызверился на случайном свидетеле, помешавшем священнодействиям. – Все они были ему отвратительны до некоторой степени. Но духовное лицо попало в перечень впервые и вызвало холодную ярость. Мне кажется, на данный шаг его сподвигло мое заявление по телевизору. Он воспринял это как вызов и пошел на показательную эскалацию. С убитым был знаком.       – О, так ты его и вдохновила, – поддразнил Гомерик, вольготно развалившийся на стульчике, веселя сгруппировавшихся холуев с кривоватыми усмешками. – Кто бы знал! Пригласили бы раньше!       – Помолчи! – не повышая голоса, Игнат покосился на парочку вкалывающих агентов и пробурчал: – Охрана не заметила проникновения?       – Под нее выделена пристройка у центрального входа, – растолковал Солес, не теряющий основной нити беседы и наградивший зарвавшегося итальянца фырканьем. – Обходов не предпринимает из-за живущего внутри архипресвитера. Фактически, в храм мог зайти кто угодно. Но в подтверждение теории Регины, наш клиент знал жертву лично и вошел к нему по приглашению. Следов взлома не обнаружено. А камеры в той части здания не установлены, что неудивительно. Все здесь понимают, в какой реестр входит храм Иеронима. Публичность им не нужна. И вот, чем это закончилось.       – А знал ли он про реестр? – вслух раздумывал Причер, интенсивно потирая раскрасневшуюся щеку. Неужели он задался тем же вопросом? Коллаборант в Управлении. Работает не на захватчиков, что сулят денежные и статусные преференции, а на одичавшего выродка-манкурта с манией вырезать внутренности. – Файлы не общедоступны. Пока кто-то не заплатит. Ваша стратегия? – он посмотрел на иностранку в упор, испытующе. Без затаенной надежды на инновационный концепт.       – Отталкиваться от новых реалий, – выстояв в зрительной битве, Дэйн огладила трость и начертила невидимый круг наконечником. – Узнать все о связях убитого. Отследить переписки, интересующие сайты, форумы, порталы. Выявить и соотнести цифровую личность с реальной. Вплоть до получения имен пожаловавшихся на него прихожан.       – Платформа анонимна, но отдел кибербезопасности справится. Подайте запрос. Если понадобится дополнительная помощь – обратитесь ко мне. Старайтесь привлекать поменьше внимания прессы. На звонки не отвечать, с незнакомцами в барах не откровенничать. Интервью не давать, мисс Дэйн. – задетая за живое женщина закусила в который раз разодранную губу и отвернулась. – Аделаида, ограничься общими фразами. Про Перевертыша ни слова. Их единственная зацепка – сердце. Ведь его пытались вырезать, но тому, кто это сделал, недостает опыта. Формально, ты не соврешь. Из-за неаккуратности надрезов. Делай упор на них. На этом все. – опустив голову, лейтенант намекнул на потребность побыть наедине с незримым и недосягаемым соперником, царствовавшего в сгнивших припортовых районах и затрапезных распивочных с бордельными кварталами. Король социального дна, запугивающий прокаженное отребье и заплутавших псевдо-эстетов.       Разбившиеся на группы детективы обменивались впечатлениями от собрания. Расстановка сил уже произошла. Вопрос лишь в том, хватит ли их для уничтожения взбесившегося пса. Дожидаясь ухода сослуживцев, Регина краем глаза уловила движения со стороны одной из девушек в бурых широких штанах. Та хотела подойти, даже подняла руку в подобии примирительного жеста, но передумала и среагировала на окликнувшего ее Романо с компанией шумливых единомышленников. Странный маневр. Сделав пометку в мысленном рабочем журнале относительно восстановления отношений с коллегами, Дэйн прервала нестройную цепочку рассуждений начальника просьбой:       – Уделите мне пару минут, сэр? – очнувшись от подавляющего ступора, Игнат смерил ее пытливым взглядом и, изогнув бровь от недоверчивости, с вызовом кивнул. – Я изучала старые материалы по вырезанным сердцам и наткнулась на любопытную статью. О Вас. – поняв, к чему все идет, мужчина уставился в расползающуюся трещину на сероватом неприветливом кафеле. – Вы состояли в секте, насильно крестившей гражданских и военнопленных на реке Благодатная. Я Вас не осуждаю. Меня, по правде сказать, вообще не волнует моральный аспект, а сугубо практический. Я полагаю, что этот человек может быть связан с проводимыми вами ритуалами. Либо он ими вдохновлялся, либо был свидетелем. Либо участником. Вопреки желанию. – ничем не выдав гложущих эмоций, Страж весь обратился в неподвижную статую с подрагивающей жилкой на шее и скрежещущими зубами. – Он мог содействовать массовым секретным казням в подвалах и перенести полученный опыт сюда? С целю поностальгировать? Или навести политического шороху? Дестабилизировать ситуацию?       – Я не участвовал в пытках, – по крайней мере, не отрицал сам факт их наличия. Обе стороны тогда зачищали отбитые территории своеобразными методами. – Не входило в мои обязанности. – если бы ее недавнее прошлое не искрилось яркими картинками выпотрошенных вражеских трупов, она бы ужаснулась беззвучно-леденящему тону с отрепетированной на судах невозмутимостью в позе. – Ваши расспросы о моей бурной деятельности в качестве Предвестника помогут отыскать убийцу?       – Кастрация, обезглавливание по живому, избиения, пытки электричеством и голодом – малая доля вычитанного мной материала. Я не берусь обсуждать мотивацию и идеологические подоплеки. Для меня война в вашей стране так же малоинтересна, как для вас – в моей, – прямолинейность спасала ее от постоянного выбора сторон в подразделении, обеспечивая равновесность друзей и недругов. От ранений не предохраняло, но гарантировало стабильный рабочий процесс. – Просто ответьте на вопрос: среди перечисленного фигурировало вырезание сердец? Эмблемы с мечами? Связывания и нанесения хаотичных ударов?       – Мисс Дэйн, пресса и одиозное дело до такой степени вскружили Вам голову, что, безосновательно уверовав в собственные незаменимость, непогрешимость и справедливость по праву педантичного высококвалифицированного профессионала, Вы позабыли снять повязку Фемиды с глаз и опознать человека, пять лет занимавшегося Перевертышем. Те пресловутые пять лет, которые вы потратили впустую в Академии ради низкой заработной платы и конфликтов с нетрезвыми детьми министров и чиновников среднего пошиба. Если бы не разрушительная война, пришедшая в ваш дом, вы бы с причитаниями выписывали штрафы за неправильную парковку и годами мечтали о повышении до патрульного, с которым здоровается все отребье улиц. – не удостоив ее ни взглядом, ни движением лицевых мышц, выдававшим излучающуюся агрессию, Игнат облизал пересохшие губы и произнес: – Заверяю, появление Ангела Смерти в наших рядах я бы не пропустил. – и он вышел из комнатушки с застоялым воздухом, столкнувшись на пороге с возвращавшимся Мельхиором, что вынудило того отскочить в сторону и прижаться спиной к стене.       – Что с ним такое? – проводив неестественно выпрямившегося начальника, агент уже с сомнением поглядывал на раскрасневшуюся напарницу, до побелевших костяшек сжимавшую набалдашник. – Что ты ему сказала?       – Почему именно я? – не имея возможности вызвериться на непосредственное руководство, Регина вскинулась и стукнула мягким наконечником трости по плитке. – Твои поспешные выводы помогли раскрыть много дел? – она хотела больно уколоть его темой повышения, но вовремя одумалась. Ей нужны союзники, а не количественно увеличивающиеся враги. Командир часто обрубал: умерь пыл и не скалься на протянутые руки. Иной раз в них кроется спасение, а не начищенная сталь. Глубоко вздохнув, она стряхнула упавшие на лоб завитки. – Я высказала предположение о принадлежности Перевертыша к фанатично-террористической группировки…       – Ты упомянула Предвестников? – искривленное лицо с закушенной губой говорили красноречивее любых осуждений. Прикрыв половину лица, он запрокинул голову в преувеличенно драматическом жесте. – Это неприемлемо! Ты не можешь тормошить прошлое людей без их согласия ради мнимых догадок и абсурдных теорий. Особенно, если речь идет о реабилитированных нечестивцах.       – Так что теперь? Тема под запретом из-за ваших непроработанных психологических травм?       – Регина, никто не лезет к тебе с расспросами о пережитом по личной просьбе Причера. Так сложно отплатить взаимностью?       – Да не вопрос, – прислонившись копчиком к краю стола, Дэйн вызывающе фыркнула. – Что хочешь узнать? Мешает ли костыль реализовать позу шестьдесят девять? Или на сколько частей разорвало моего жениха? – что-то треснуло и посыпалось на периферии затуманенного сознания. С подобным звуком иногда опускается занавес между героями и зрителями. Между посторонними, забывшими увиденное через секунду, и актерами, еще не расставшимися с присвоенной случаем ролью.       Солес, моментально вернувшийся к образу бесстрастного созерцателя чужих пороков и страстей, с показной медлительностью склонил голову набок. В ожидании финальной реплики. Разрубающей сплетенные узлы взаимопонимания. Ее не последовало. За взрывом обычно идет волна, но ракету проще сбить в воздухе до разрушительных последствий. От обломков спастись легче. Наслышанный о перипетиях посттравматического синдрома и способах борьбы с ним, он поступил мудрее: вышел прочь. Чудесно. За час утратить доверие коллеги и руководителя. Барс бы гордился. Неуживчивость и неуемность наряду с поразительной прилежностью единственной женщины в подразделении не единожды становились притчей во языцех. Стерев рукавом проступившие капельки пота на висках, компенсирующие истощившиеся за полгода слезы, Регина бесшумно выругалась. Отнюдь не из-за неудачного исхода обоих бесед – она не чувствовала ответственность за побочные обиды – а из-за сорванного плана по обследованию прибрежных районов на предмет выявления поворотной точки в биографии Перевертыша, побудившей выйти из тени шестимесячного перерыва.       Какое зловещее совпадение.       Доковыляв до рабочего стола, она безотчетно разворошила кипу документов и проверила телефон. Пару сообщений от беспокоящихся родственников, просьбы адвоката расписаться ради получения очередного благотворительного транша от неравнодушных сограждан, результаты анализов, тьма сообщений от журналистов с обещаниями анонимности источника. Номер садиста не фигурировал. Очевидно, ждет ее хода. Затаившийся хищник. Подлая мразь. Сфокусировав взгляд на коллеге, что проявила к ней интерес на летучке, Дэйн резко приблизилась к ее опрятному, вылизанному столу с рассортированными по цветам папкам и рядком книг по криминологии, и приветливо улыбнулась. Заставив девушку вздрогнуть и оторваться от экрана, изображавшего таблицу с пронумерованными делами.       – Витэлия, да? – та испуганно вытаращила темные скошенные глаза под тонкими подкрашенными ресницами, как-то инстинктивно отодвинулась с креслом и кивнула. Принявшись накручивать и без того кудрявые прядки каштановых волос на палец. – Я разминулась с напарником. Стыдно признать, мы не обменялись номерами. – эта правда звучала бы абсурдно, если бы не подкреплялась фактом четырехдневной рабочей чехарды. И когда им успеть? – Но у меня нет времени ждать. Ты не могла бы передать ему сообщение от меня? – все еще шокированная, Хольцер пробормотала невнятные оправдания и потянулась к стикерам сбоку. – Мне понадобятся карта Города и служба такси.       Получив запрашиваемое, Регина черканула пламенную реляцию на листке, обвела на карте место прошлого преступления и положила поверх клавиатуры рабочего устройства Мельхиора. Эскалация удалась. Пусть шакалы насладятся их грызней и не мешают вести параллельное расследование. Она громко попрощалась с маскирующимися наблюдателями и двинулась к лифту с вещами. На выходе пришлось расписаться на посту. Методы предосторожности впечатляют. Если Перевертыш внедрил лазутчика, то их подписи наверняка пестрят замысловатыми комбинациями закорючек, раскрывая нутро закоренелого преступника. Благо, таксист оказался большим любезником и, разбавив серые безысходно-безликие тенденции отборными шутками, провел ее к огороженной зоне по путаному маршруту из нагромоздившихся у бухточек яхт и лодчонок. Дэйн щедро отплатили за содействие и, осмотревшись кругом, не побрезговала залезть в неприметную будку сбоку, откуда долетал смрад покинутого жилья, застоявшейся тины и людских испражнений. Маловероятно, что клиент обитал здесь в промежутках между расчленением недобропорядочных граждан и заигрываниями со всем Столичным полицейским департаментом путем шифрования через символические мизансцены.       Мельхиор точно подметил: творческий путь Зодика мотивирует вдохновленных на извращения, на омерзительные способы убийства, на запутывание следов до такой степени, что вычисление порой доводило до нервного перенапряжения и реабилитации тяжелыми сигаретами и заучивание имен завсегдатаев кабачка на углу. Не говоря о распутывании до дурноты вязкого, липкого, облепленного кровавыми ошметками клубка, повисающего на опасной ниточке классификации cold case. К слову, о знатоке зазеркалья Республики: знакомый фольксваген, высветивший целый квадрат недалекого пространства, припарковался за мачтовыми оградами. Через пару минут медленно задвигавшаяся фигура, перескочившая с пирса на рассыпанную по берегу гальку, взобралась на заостренные камни и, скользнув по влажным перекладинам, очутился позади женщины. От ночных дежурства посреди изрезанных в мясорубке боя трупов имелся толк: Регина научилась прислушиваться и реагировать на малейшие проявления необычного. Поэтому она сразу осветила фонарем расплывающийся под влиянием лунного света контур людского тела и отметила разительное наружное сходство с волком из сказок: вытянувшееся от злобы лицо с приподнятой щекой, оголяющей ряд зубов, напряжение в блуждающих мышцах и расширенный чернеющий зрачок с прорисованной окантовкой. Неопрятно-синеватая щетина разрослась по щекам и шее, образовав видимую полоску над сжатой линией губ, а растрепанные темные волосы ниспадали на изъеденный морщинами лоб. Не мыслитель, но и не деятель.       Кто же ты?       – В следующий раз придумаю загадку посложнее, – улыбка не нашла отклика в закостенелой душе апатичного ищейки. – Надо прочесать периметр, как вы говорите.       – Почему не храм? – манера мужчины говорить внутрь себя навязывала общий тон беседы, побудив терпеливо наклониться с призывом повторить вопрос. – Храм. Недавнее преступление. Оно тебя не так взбудоражило.       – А ты не понял? Мы сюда не случайно упавшие ниточки с одежды пришли разыскивать и не следы ботинок, не замеченные лучшими сыщиками Городских задворок. Я хочу познать его философию и узнать, что же сподвигло нарушить полугодичное затишье. Церковь стала импровизацией. Наитием в честь моего появления не сцене.       – Будь здесь Романо, он бы назвал тебя излишне самоуверенной. Воруешь его лавры блюстителя с первой полосы.       – Догадываешься, почему не он мой напарник? – играть на самолюбии непритязательного агента с внушительным послужным списком – мертвый номер. Закатив глаза, тот посторонился и запрятался в пропитавшееся смертью чрево плавучего судилища. – Если у тебя на примете кружки анонимных канцеляристов, свидания с ассистентками из других департаментов или чтения книг по психологии в компании бокала виски, задерживать не стану.       – Я не пью. И не бросаю сослуживцев в незнакомом Городе, посреди ночи, на месте убийства.       – Похвально, – большего от него не добиться. – Одолжишь фонарик? Экипировку мне не выдали. – молча протянув необходимое, Солес принялся исподлобья мониторить каждый ее шаг. Конвойный. Или стражник. При соприкосновении их пальцев в момент передачи источника света он вздрогнул, заметно сглотнул и, спохватившись, спрятался за родной тьмой. Шутка о воздержании вертелась на языке, но благоразумие одержало верх. – У вас такое красивое море. – высвечивая разгулявшиеся вспененные волны, накатывающие на догнивающие дощечки, она вдыхала любимый затхлый запах с примесью чего-то давно забытого. – Он черпает от него силы. Возбуждается? Вдохновляется? Все сразу? – запустив ладонь в непроницаемую водную гладь, Дэйн поморщилась от пробежавшего по коже холода. – Зачем он омывает сердца? И создает уродливые сценки со скрытым смыслом? Разве не проще изловить, покромсать и выбросить в сточную канаву? Извращения не красят убийцу. Если я правильно помню часовые вычитки общего дела, почти все убийства совершались в припортовом районе?       – Верно, – свет неполноценной луны прорывался через дырявую протекшую крышу, по касательной выхватывал из мрака отдельные мимические метаморфозы. Когда Волк задумывался, то прикусывал кончик языка и обнажал зубы, а при недовольстве поигрывал челюстями как истый зверь. – А дело ты изучила.       – Рабочая виза сама себя не простимулирует, – беззвучно усмехнувшись, Мельхиор, опомнившись, перешел на сердитое фырчанье. Чем навлек на себя неизбежное разглядывание. Нет, он абсолютно не похож на Камаила: тот источал необъятный свет, безграничную душевность и кротость чуткого и отзывчивого сердца. Всегда первый в битве, наряду с боевыми товарищами, ободряющий улыбкой, верящий в победу, подхватывающий раненных под непрерывными обстрелами. И поплатившийся за мужество в бою. От него остались статус героя Страны, окровавленная нашивка, воспоминания о совместных торопливо-суматошных ночах в палатке, украденные секундные поцелуи и мечтания о послевоенной счастливой жизни. Он был телесным воплощением ангела. Отсюда и прозвище. Увы, Солес контрастировал с ним во всем. Прошедший через личностный полураспад, опустившийся на самое дно, к социально-деструктивной гнили ради слияния с безначальным пороком. – Разрешишь задать вопрос? Конечно, если ты еще не разучился разговаривать? – послышался звучный вздох, не то согласный, не то обреченный. В тусклой глубине мужских глаз читалось нечто тревожащее. – Ты…       Ее бесцеремонно перебил характерный треск неустойчивого настила, не рассчитанного на двойной утяжелитель. Трещина образовалась прямо под ее искалеченной ногой, угрожая разрезать помост напополам. Солес среагировал незамедлительно: метнувшись вперед, схватил напарницу за локоть и потянул к островку безопасности, подальше от края. Классика жанра. Куда же без драматического напряжения? Без сентиментальных предпосылок к сближению двоих заблудившихся анахоретов? В конце концов, а почему нет? Карты не лгут, да?       – Черт! – инстинктивно сжав трость, Регина почувствовала железную хватку на собственной коже и невольно пошатнулась. Благодарение агенту, отличавшемуся волчьим проворством, ее вывели из-под удара. В критические минуты на ум приходила только военная терминология. Схватившись за чужую спину и чудом не выпустив опоры, она с облегчением перевела дыхание. Не спеша выпускать напрягшегося детектива из объятий. Впрочем, как и он сам. – решительно подняв голову и осознав, насколько сильно сократилось расстояние между их лицами. Жалкие миллиметры отделяли его от увольнения, а ее – от депортации. Если узнают. – Значит, вот откуда пошла кличка. El Lobo.       – Не понимаю, о чем ты, – несмотря на внешнюю непреклонность, он не спешил отстраняться. Этой близостью, вполне предсказуемой, пропитался застоялый воздух. – Естественная реакция, не более того.       – И как часто она срабатывает? – прищурившись в полутьме, она всматривалась в удлиненные при лунном свете черты. Немного изнеможенные, но притягательные. – Питаешь слабость к сломанным вещам, Мельхиор? – мельком взглянув на трость, он наконец разорвал телесный контакт и покинул зону ее личного комфорта. – Расслабься. Я пошутила.       – Само собой, – буркнул следопыт, отворачиваясь и глядя на носки ботинок. Поля шляпы защищали глаза от посторонних изучений в научно-физиогномических целях.       – Все забываю, какой ты обаяшка, – не удержавшись, Дэйн отзеркалила кривоватую усмешку Солеса с той лишь разницей, что прикусила часть нижней губы. В легком сомнении. – Ладно. Не до споров об отвлеченном. – повернувшись спиной, она всем естеством ощутила на себе пронзительный обжигающий взгляд запавших в душу карих глаз. Насыщенная древесина, пострадавшая от пожарища. – Прежний вопрос касался иного. – подсветив центральную забетонированную часть пристани, где совершили одиозное преступление, она хмыкнула. – Как считаешь, был ли он в состоянии нанести с полсотни ран, при этом не… – что-то металлическое стукнулось о перекрытие, издав соответствующий звенящий звук. Оба полицейских настороженно вслушивались и вглядывались в расползающуюся воображением тьму. Тонкий фонарный луч выхватывал отдельные прообразы ящиков и сгнивших рыболовных снастей.       – Полиция! Кто здесь? – выудив из поясной кобуры Беретту и направив дуло в пустоту, Волк сделал смелый шаг в направлении сорванных ограждающих ленточек. Ни шороха. Кроме завывания ветра, волновавшего море. – Стой там. – последние слова адресовались оцепеневшей коллеге, по старой привычке нащупывающей отсутствующее оружие. Ей запретили прикасаться к холодеющей стали и носить с собой до особого распоряжения лечащего врача и командира. Не то чтобы она добивалась равенства, но средств самозащиты не хватало. – Я проверю. – на этот раз ему повезло меньше. Тень, промелькнувшая сбоку, налетела на попятившегося детектива с такой скоростью, что он свалился в беспроглядное водное жерло.       – Твою мать! – своевременно отскочив, Регина упала на подкосившуюся ногу и выронила пляшущий фонарь, рвано рассеивающий наступающие границы мрака. Скудные лунные отблески серебрили затвор пистолета, притягивая к себе. Табу не распространялось на чужое оружие. Обхватив рукоять и зачем-то направив дуло вверх, она выстрелила. В качестве предупреждения. К удивлению, старый прием сработал: стремительно уносящаяся человеческая фигура внезапно подкосилась и рухнула с заслоном из рук над головой, словно раненная в поясницу. – Лежи и не дергайся. Или стол хирурга тебе обеспечен! – так она обращалась к пленным, захваченных с внушительным арсеналом в одной из отбитых посадок. Вернулось ощущение контроля над происходящим. Над жизнью. И своей в том числе. – Волки все-таки умеют плавать, Мельхиор? – перед выстрелом Дэйн убедилась, что ищейка способен позаботиться о себе, а теперь не смогла упустить шанса поиздеваться над псевдо-знатоком местности. Протянув ему изогнутый набалдашник трости, тем самым помогая взобраться на настил, Дэйн не выпускала валявшегося подозреваемого из поля зрения. – Ты обронил. – не без насмешки протянула женщина, любуясь насквозь вымокшим товарищем, прерывисто дышавшего. – За такое тебя бы в армии по голове не погладили. – ощупав подушечками серийный номер и огладив пальцем сталь, она заметно колебалась относительно возврата предмета законному владельцу.       Волнующая дух ретроспектива напоминала о вырванном годе войны. Когда приходилось отстреливаться на бегу и прыгать в наспех выкопанные траншеи. Подкрепление из ближайшего населенного пункта сильно запаздывало. Над головой проносились бомбардировщики, скидывающие пятисоткилограммовые бомбы. Все гудело, разрывалось, сотрясалось. Ты забиваешься в дальний угол блиндажа, отсчитываешь до десяти, покачиваешься от барабанящей по каждому отдельному позвонку дрожи и подскакиваешь от криков побратимов, предупреждающих об очередном вражеском штурме. Мясо шло на убой, не считаясь с потерями. Пулеметчики сходили с ума от нескончаемой беспрерывной ритмичности. Вся вибрация сосредотачивалась в мерно подрагивающих прикладах при отдаче. Дикий хохот Лестата, ступающий по кромке надрывного безумия, пульсациями расходился по израненному впадинами и выемками земли. Камаил, безмятежный архистратиг воинства, связывался по рации с разметанным подразделением, готовившимся отражать нападение превосходящих сил. И они выдерживали. Раз за разом посылаемые на самоубийственный убой командованием, возобновляли баталию со злом. Пусть и неполным составом.       Количественно уменьшающимся с последующими выходами на линию фронта.       – Все хорошо? – опомнившись, Регина увидела поверх собственных ладоней, сжимающих пистолет, мужскую влажную руку. Мягко и вместе с тем требовательно надавливающую на дуло. – Можно? – не чиня препятствий, она выпустила единственное связующее звено с удерживающим прошлым. – Отлично сработано. Молодец. – неожиданная похвала вывела из транса. Как и невесомое касание к щеке. Или ей показалось? Удостовериться не удалось – Мельхиор рванул к задержанному, наставив оружие. – Лежать!       Дальнейшее опутали неразличимые сумеречные сети. Не помня, как забралась в машину, откинула голову на подголовник, схватилась за коченеющие от холода колени и затряслась, Дэйн рассеянно следила за манипуляциями коллеги с перехваченным нарушителем. Тот избавился от промокшего плаща, гневно швырнул осевшую шляпу на водительское сидение, приковал юнца наручниками к специализированным механизмам и выдохнул. Упавший на женщину взгляд показался смятенным и встревоженным. После чего он скрылся у багажника и, хлопнув крышкой, вернулся уже с пледом и накинул на ноги пассажирки. Без излишней затянутой бравады. В Управление они доехали быстро из-за включенного проблескового маячка, повеселив ночную смену своим потрепанным видом. Их дважды сравнили с мокрыми псинами, нуждающимися в просушке феном. Тем не менее, арестант произвел впечатление на притихших шутников: двухметровый широкоплечий девятнадцатилетний парень, одаривающий присутствующих натянутой равнодушной улыбкой с высоты полета. Челюсти блуждали, уродуя массивный выдвинутый подбородок с бороздой посередине. Изогнутые темные брови двигались вне зависимости от воли хозяина, выражая крайнее пренебрежение окружением. Он привык получать желаемое, будь то деньги, спортивные биодобавки, секс, восхищение, снимки в сверхмодных журналах. Его провели по коридору и заперли в допросной на первом этаже, усадив на стул напротив одностороннего зеркала.       В традициях самобытной полицейской вульгарности.       – Езжай домой, – вытерев слипшиеся перепутавшиеся пряди кухонным полотенцем, Солес, видимо, искренне беспокоился о ее подавленном состоянии и абсолютной безучастности. – Я разберусь. Не люблю дознания. Никогда не преуспевал в них, но справлюсь. – прямолинейность не сработала.       – Я останусь, – твердо заявила Регина, выдыхая накопившуюся усталость авантюрной ночи. Кто мог представить, что нелепая несанкционированная вылазка увенчается колоссальным успехом уже на четвертый день. – И поучаствую. У меня есть опыт допроса пленных. – в мужских глазах замаячили недоумение с опасливостью, вмиг сменившимся сдержанным согласием. Не ему осуждать. Сколько законно загнанной добычи, обратившейся в пепел и кости, переварилось в колонны для удержания пьедестала его личной славы? На кладбище расстрелянных иллюзий скоро придется наведываться с дополнительными материалами для расширения участка и сносить ветхие обелиски концепций и принципов экскаватором. – Можно послать кого-нибудь за свежей одеждой?       – Я держу в шкафчике запасной комплект. Издержки работы под прикрытием, – пока он занимался переодеванием и высушиванием наиболее пострадавших вещей, Дэйн приготовила им чай, а затем углубилась в наблюдение за мальчишкой. Наружно хладнокровным. Выдержка поражала. Такой не каждый солдат похвастается. Но осмелился бы этот рисующийся плейбой вырезать затупленным ножом клеймо на еще живых корчащихся жертвах? – Я пробил отпечатки по базе. – уже не цепенея от резко оказывающегося за спиной напарника, Регина с плохо скрываемым изумлением отметила преображение мужчины при смене мешковатых тряпок на облегающую серую форму. – Родился на неподконтрольной. Ему промывали мозги по насаждённым программам Предвестников, готовили на убой как родителей. Мать была ликвидирована после совершения террористического акта, отец убит в какой-то стычке на границе. Объединение спасло сироту и передало церковным инстанциям. Для системы этот возраст самый проблемный из-за количества потребленной пропаганды. Он пару раз сбегал из лагерей, общин и интернатов. Сорвал процедуру опеки – приемные родители в итоге выбрали другого ребенка. До восемнадцати успел пройти по статьям за кражу с проникновением и детской проституции. Украл аппаратуру для фото- и видеосъемок, чтобы снимать своих клиентов и шантажировать. За предоставление ценных материалов следствие пошло ему навстречу и поручило более лояльному приходу, где он сейчас работает помощником настоятеля.       – Потрясающая биография, – пролепетала женщина, на протяжении всего спича не отрывавшая глаз от соскальзывающего черного платка, едва закрывающего изуродованную шею. Хотелось подойти ближе и, дотронувшись пальцами, надежнее закрепить материю.       – Я бы сказал, будничная в нашем государстве. Ты еще не видела приговоренных к пожизненному за организацию терактов и пыточных на неподконтрольных. Вернувшись в Совет Европы, мы пошли навстречу и отозвали смертные приговоры, однако подонки не выйдут оттуда до восхода солнца на западе. И… тебе холодно? – увлекшись ораторством, Мельхиор поймал на себе пристальный взгляд и запнулся. – Принести второй плед? – тогда до нее дошло, что она вошла в участок в своеобразном пончо на плечах, вызвав бурную реакцию сослуживцев. И до сих пор не сняла.       – Нет, – поспешно оборвав предстоящую тираду об ответственном подходе к расследованию, Дэйн поплотнее закуталась в потрепанную накидку с прорехами. – Стоит спрашивать, откуда он взялся?       – Как предлагаешь согреваться при двенадцатичасовой слежке за перекупщиками? Или обряжаться бездомным?       – Очаровательно. Как зовут мальчишку?       – Авель Эдмонтон, – подглядев в дело, Солес задумчиво хмыкнул и принял согревающий напиток. – Фамилия дана в честь городка, откуда его вывезли десятилетним задуренным ребенком. Никакая структура не выбила из его головы внедренные догмы и доктрины, извращенные тварью с Библией и автоматом у виска. А потом эти поганые реабилитированные благодетели насоздавали стипендии и пенсии жертвам развязанной ими же войны. Но своим клиентам он представлялся как Элорди.       – Так ты и потерял отца, – констатировала Регина, прислонившись щекой к прохладному зеркалу. – А имя тебе дали фанатики на Востоке. Ты не сменил его, как Авель. Поэтому ненавидишь их. И себя. – обязательные сессии с психологом и чтение скучных популярных книг пригодились. Но она ждала взрыва. Не слезно-страдальческого, а воинственно-праведного. Вопрошающего и проклинающего. В духе серой морали, присущей этому неоднозначному персонажу.       – Мы не зря съездили на пристань. Впредь я буду доверять твоему чутью, – отпив последний глоток, Волк коснулся увечной шеи через шелк и, откашлявшись, зашел в комнату. – Авель. На твоем счету уголовные преступления, сведенные к обязательной терапии и общественным работам. Тебе много чего сходило с рук. – устроившись на стуле перед подозреваемым, Мельхиор не поддавался вперед и не проявлял мнимого сочувствия с целью втереться в доверие и выбить показания. Испытующего взгляда достаточно. – Но с наступлением совершеннолетия пришли обязательства гражданина. И ты решил отметить их с приходом на место преступления? – в ответ – многозначительное молчание. – Авель?       – Вы в курсе, меня не так зовут, – наконец заговорил допрашиваемый, водя ногтем по рытвинам на гладко выбритом лице и скалясь в абрисе усмешки. Когда дверь распахнулась повторно и впустила женщину с тростью, он вмиг посуровел и нахмурился. – Мисс Дэйн.       – Откуда ты ее знаешь? – распрямившись, агент принял угрожающий вид и сжал кулаки. Выдержка ни к черту. Либо она пошатнула его нравственные устои своими умозрительными размышлениями, либо все про себя знал и сыпался на банальном прессинге беспризорника-хулигана. – Преследовал ее в доках?       – У нас телевизор есть, гений, – огрызнулся Эдмонтон, передернув плечом и забарабанив пальцами по металлическому столу. Подбитые овчиной рукава дубленки оголили обезображенные розовыми шрамами запястья. – Она долбанная легенда. Побывала на войне. Получила ранение. И вырвалась из одной скотобойни в другую. Ради группки невежественных, безмозглых простаков-дегенератов. Со значками вместо достоинства. – отметив правильное произношение и разбавленную эпитетами речь, Регина сподобилась на смешок. Чем возбудила интерес развернувшихся сидящих.       – Тебе импонирует милитаристская тема, Элорди?       – Не представлял Вас в роли хорошего полицейского, мисс. Вам не идет.       – В перерывах между забиванием пленных прикладами и развешиванием отрезанных голов где-то на заборах оккупированных территорий для устрашения захватнической мрази я веду себя вполне образцово. – нащупала больное место сразу у обоих слушателей – их разом передернуло. Старшего – от брезгливости. Младшего – от помеси озадаченности и благоволения. На убийцу-расчленителя не тянет, но поснимать остросюжетный снафф не откажется. – Вернемся к насущному. Ты проявил почтение к моей профессии. Из-за отца? Он ведь тоже был военным. – уголки губ юноши поползли вниз, заостряя въевшиеся желтоватым налетом пороки.       – Относительно недолго, – на секунду спавший покров уверенности снова обволок ввалившийся от горестного осознания профиль. – Мясные войска. Их называли страстотерпцами или как-то так. Вы же пошли добровольцем. И стали героиней.       – Не преувеличивай, – ее обескураживало неподдельное восхваление. – Они начали окружать мой родной город и требовать сдачи в плен. Так или иначе, звание сержанта и инвалидное пособие того стоило. – как и потеря возлюбленного, но кому какое дело? Авель взглянул на нее с ненавязчивым сочувствием. Как на родственную душу. – Почему ты так отреагировал на выстрел? Упал на колени, зажал уши ладонями? – проведя языком по внутренней части щек, отчего те слегка раздулись, он с напускным самообладанием покачнулся на стуле.       – Про ПТСР слышали? – сглотнув, она медленно кивнула, но без снисхождения. Их судьбы никак не связаны. – Доводилось читать в новостях, как Предвестники разминировали минные заграждения? И как они поступали с теми, кто ослушивался? – опустив голову, Дэйн улавливала каждую перемену в интонациях подозреваемого, каждый неконтролируемый жест. – Мне вернут камеру и телефон? Я же не арестован.       – За незаконное проникновение на место преступление? – подал голос Мельхиор, не впечатленный трогательными историями участников двух разных войн. Он сам представлял третью сторону в виде беженцев и не желал отходить от сути. – Уголовное. От полугода до двух. Куратор не обрадуется.       – Так дай ему позвонить, – наклонившись, Элорди попытался разыграть карту неустрашимого бойца и смутить конвойного, но тому за пятнадцать лет карьеры попадались более эффектные угрозы. Из них можно составить трехтомник для студентов первых курсов с призывами на последней странице не превращать контакты с откровенными ублюдками в обыденщину. – К тому же, мне не зачитали права. Ничего не скажешь, адекватная система правосудия.       – А мы пока не предъявили обвинения, – напомнил Солес, складывая руки на груди и оттопыривая нижнюю губу от накопившегося раздражения. – Все еще впереди. Итак, чем ты занимался в доках?       – Искал материал для съемки, очевидно же. Любая редакция хорошо заплатит за снимки кровавых стен и незамеченных останков в углах. Если повезет, можно наткнуться на оброненные напильник, нож или перстень, принадлежавшие Перевертышу. Да возрадуется черный рынок.       – Как ты относишься к Перевертышу? – ее невинный вопрос выбил Эдмонтона из колеи, вынуждая на ходу менять стратегию защиты. С завзятого циника посыпалась уродливая шелуха, обнажая уже догнивающие воспаленные нервы с развороченными каналами боли. – Ты же выбрал ту локацию с какой-то целью? Помимо актуальности темы. – ответа на последовало. Исстрадавшаяся облицовка стола пестрела отметинами от ногтей. – Разрешишь ответить за тебя? Наши оперативники прислали твою страницу в соцсетях. – не отрываясь от яркого телефонного экрана, Дэйн методично обшарила доступный материал. – Ты подписан на группу “Свидетели Перевёртыша”, “Духовные братья меча” с символикой убийцы в качестве заставки, “Последователи очищения” с фотографиями вырезанных сердец. Почему эти каналы не заблокированы?       – Демократия. Свобода мнений, – съехидничал детектив, рьяно отсалютовав. – У вас не так? Дикари.       – А вы наводили справки о местонахождении лидера фанатиков? Раз так любите рыться в отбросах, – Авель повысил тон. Впервые за долгую беседу. – Далеко ходить не нужно. Президентский дворец. Счастливо женат на ней самой, возглавляет комитеты реабилитации и веротерпимости. А выродки-подпевалы из СМИ недавно разместили их семейный потрет в окружении четверых здоровых деток со светлыми улыбочками. Конечно, они же не подрывались на снарядах. Разберитесь с этой тьмой. И не лезьте в другую. – перед отъездом в Республику она ознакомилась с причудливо-трагической историей любви признанного террориста и руководительницы антиправительственной подрывной организации, разделивших неограниченную власть после легитимных выборов.       – Какое отношение к этому имеет Перевертыш? Он не декларировал крестовый поход против секты. Он вообще далек от единого философского нарратива.       – Да, но он убил троих предвестников, – переглянувшись, агенты впились в сотрясаемого от хохота мальчишку, заполучившего рычаги воздействия на оппонентов. – А вы не знали? Хреново работает ваш заграничный супер-сыщик.       Регина успела накрыть ладонью дернувшееся плечо коллеги, не допустив применения физического насилия, и отпарировала: – А если он был одним из них? – повисло давящее молчание, сжимавшее узколобые закоснелые мировосприятия до уровня выгорающего черно-белого вакуума. Так просто любить своих и ненавидеть чужих. Причинно-следственные не нарушаются, инстинкты стандартны, доведенные до автоматизации. А потом все тщательно выстраиваемые баррикады рушатся одним прицельным выстрелом или фразой. – Что такое? Хреново с воображением? – их прервал громкий стук по стеклу, вынудивший Мельхиора недовольно зарычать и подлететь к двери. Предоставив ей распоряжаться задержанным. – Живи с мыслью, что ты героизируешь своего палача. – побелевший Элорди оторвался от созерцания ободранных ногтей и, подняв глаза, встретился с пронизывающим тусклым взглядом.       – Твое такси до церковного прихода, – кивком указав на вошедшего незнакомца, Солес враждебно запыхтел и злостно оттолкнул стул носком ботинка. – Доктор Киаран Вэйпер. Познакомьтесь. Светоч нашего подлунного четвертого царства под названием отдел по делам несовершеннолетних. Мы с ним вместе ходили на дополнительные курсы по криминологии. Пока он не переметнулся.       – Не скромничай. Ты выдающийся детектив. И я не метался, а всего лишь шел к своему призванию, – опрятная светло-коричневая рубашка с узорами, распахнутая у горла, открывала вид на цепочку с серебряным кулоном в форме закованного в кандалы скелета, а темная кожаная куртка повисла на сгибе локтя любезного гостя. Он передвигался неспешно, по-кошачьи пружинясь на длинных ногах с начищенными до блеска ботинками. Атлетическое телосложение с обозначившейся мускулатурой подчеркивалось облегающими вещами и различной атрибутикой, несоответствующей стереотипам о безличном скучающем прагматике с тремя медицинскими образованиями. – Ты ранен? – вопрос относился к видневшимся ссадинам на костяшках юношеских пальцев и был произнесен отечески-строгим тоном.       – Споткнулся, – спрятав обе ладони на коленях, Эдмонтон нервно провел языком по сухим губам. – На пирсе.       – Я догадался по количеству не отвеченных звонков, – наклонив голову, Киаран вглядывался в черты сироты, пока не переключился на застывшую в углу женщину. Подробно исследовав не утонченное, но располагающее лицо с упрямым подбородком и сжатой линией рта, будто срисовывая облик на внутренний накопитель памяти, он допустил ласковую улыбку одними уголками на восковой маске без яркой эмоциональной палитры. – Мисс Регина Дэйн. – крепкое пожатие с заметной поблажкой для нее подкупало, но и настораживало. – Вы знаменитость. Подозреваю, как Вас утомили льстивые заметки на передовицах, но мое восхищение искреннее. Вы прошли через многое. Как и все мы. – непонимающее выражение собеседницы побудило уточнить: – Мои подопечные из приюта много раз слышали эту историю. Если коротко, то Предвестники держали меня в плену больше трех лет и освободили при очередном обмене. Деликатностью они не отличались. – внезапно Дэйн осознала, что так смущало ее в благовоспитанном опекуне проблемных детей с великосветскими манерами: безжизненная серость глубоко посаженных глаз, вобравших болезненные переживания, ощущения постоянной напряженности; опустошенные, они таили подавляемое буйство. Как и все в проклятом Городе. – Я не обесцениваю Ваши страдания и не сравниваю со своими. А предлагаю исцеление. – потеряв нить разговора, какого-то атмосферно-сюрреалистического, сержант встряхнулась. – Я Вас приглашаю в храм Архангела Михаила. К нам часто заходят ветераны, волонтеры, диссиденты. Они делятся своим прошлым на собраниях. Просвещают наших воспитанников. Приходите. У нас никого не притесняют.       – Я подумаю, – Вэйпер не скривился, но составил неутешительное для нее мнение. – Вы забираете Элорди? – умышленно использовав имя, отличное от данного при рождении, Дэйн перепроверяла реакцию. Той не последовало. Только прорезавшие кожу борозды морщин освежили слепок лица.       – Я бы хотел вас выручить, но Элорди в ночь убийства помогал нашему епископу разгружать коробки с продуктами и, соответственно, не подходит на роль подозреваемого, – повернувшись, он знаком поманил юнца за собой к выходу. – Что касательно возможных обвинений в проникновении, то мы можем списать этот проступок на нездоровое любопытство травмированного сироты. Что скажешь, Мельхиор? – воздержавшись от комментариев, Солес пробурчал нечто невнятное и отмахнулся от обязательств. – Я проведу профилактическую беседу.       – Камеру вернете? – поплотнее закутавшись в дубленку, Эдмонтон развязной походкой подошел к впаянному в стену агенту, скрежещущему сжатыми зубами. – Чужая собственность.       – Нет, – по буквам отчеканил Киаран, резко обернувшись и заставив воспитанника отпрянуть назад из страха налететь на мужчину. – Ты ослушался меня, хотя понимал, как опасны твои хобби. Честно, мне надоел твой паноптикум с жутковатыми фотографиями и скульптурами. Пусть криминалисты с этим разбираются и восторгаются твоими коллекциями. А ты передохнешь.       – Как же благотворительная выставка в храме? – возразил Авель притихшим голосом, совершенно не вязавшимся с образом неуступчивого бунтаря. – Вы обещали.       – Видимо, примитивная жестокость психопата тебе дороже истинной красоты. Вини себя, – Вэйпер сделал приглашающее движение в сторону выхода и, терпеливо дождавшись спутника, откланялся. Предварительно торжественно вручив женщине визитку с вбитым адресом. – Мисс Дэйн, я не имею права настаивать, но убедительно прошу навестить нас. Вы не пожалеете. – выдавив улыбку, Регина проводила загадочный дуэт озадаченным взглядом.       – У вас тут все такие колоритные? Или поток на курсе отличился? – поинтересовалась она, глядя на рассеянного перебирающего бумажки напарника. – Я сама напишу отчёт. Мы в тупике. Но церковь фигурирует во второй раз. Надо бы проверить их по реестру.       – Займусь завтра, – устало протерев покрасневшие веки, следопыт вздохнул и постучал пальцем по наручным часа с безнадежностью. Зажмурившись и помассировав виски, он громко чертыхнулся. – Отцовские.       – Извини за упорство. И за психологические эксперименты, – обезоруживающая прямота отыграла роль громоотвода. Разумеется, это не последнее извинение за длинный язык. – Я не должна была выводить тебя из равновесия перед допросом. И тащить в бесперспективную неизвестность во имя первой пришедшей на ум теории.       – Ты подготовила речь, – покачав головой, удрученный Солес нащупал в кармане ключи от машины. – Подвезти? – отказываться смысла не имело – спускаться в холодное безлюдное метро с пледом и дурным настроением в придачу не хотелось. Они доехали в привычной панихидной тишине, после чего расстались у крыльца. – Постой! – перескочив пару ступенек, детектив поравнялся с ней, тут же протянув истрепанный блокнот. – Нашли при мальчишке. Исписанный им вдоль и поперек. Можешь изучить или воспользоваться в качестве предлога к посещению храма.       – Инвалидность избавляет меня от надобности искать предлоги. Очень удобно, – удивительно. Она не испытывала неловкости при обсуждении собственной недееспособности с посторонним. Четыре дня знакомства, одно расследование и двое ссыльных беглецов от страшной яви. – Войдешь внутрь или постоим снаружи? Поднимается ветер. – дальнейшее зависело от выбора Мельхиора. Но разве можно требовать чего-то определенного от трезвомыслящего специалиста, давно заточенного под парадигму вечного пребывания под прицелом бдительных врагов? Дозволить секундную слабость? Поддаться порыву неудержимого зова? Зачем?       – Доброй ночи, Регина.       Усмехнувшись, она мысленно прокляла предвещания таролога и, наклонившись, запечатлела едва ощутимый поцелуй на колючей обледеневшей щеке. Отстранившись, Дэйн не стала усложнять весь драматизм ситуации безвкусными избитыми ремарками, а просто развернулась и пошла к дверям парадной. Втайне надеясь услышать спасительные шаги за спиной. Но заведенный мотор и взвизг шин не оставили пространства для маневра. Как и завибрировавший телефон, дрожью отдавшийся в каждом вставшем дыбом волоске. Опрометью кинувшись в квартиру и запершись на два поворота ключа, она включила слабый желтоватый свет торшера и задернула шторы.       – Я раздосадован, мисс Дэйн. От недостатка улик Вы переключились на детей? – все тот же грудной искаженный устройством голос, нагоняющий безотчетную тревогу. – Стоит развесить колокольчики по местам предполагаемого нахождения Перевертыша? С чего начнете в следующий раз? Заправки на околицах? Памятник самоотверженным пособникам Объединения на центральной площади?       – Вы настолько скептичны в отношении мирного процесса, способствовавшего прекращению войны и объединению с серыми зонами? Нестандартный подход для военного.       – Подловили. Значит, не все так печально, – отдав должное смекалистости собеседницы, он впустил искусственные помехи на линию и отдалился, словно растворяясь в тоннели. – Вам понравилось? Я про главный погребальный сюжет. Не слишком ли перенасыщено интерпретациями?       – Ждете похвалы? Вашими детскими рисунками на восторгались родители и вы перешли на другой уровень художественного воспроизведения?       – А на Вас так подействовал заурядный телефонный розыгрыш, что Вы почти забаррикадировались в гостиной? – оцепенев на предательски долгое мгновение, Регина прикусила губу и осмотрелась. Пустая квадратичная комната вторила ей тиканьем настенных часов и позвякиванием посудомойки из смежной кухни. – Я Вас напугал?       – Не буду врать. Отчасти, – пожалев об отсутствии оружия, Дэйн силилась не паниковать, игнорируя легкое покалывание в изувеченной конечности. – Следует ли мне начать готовить остатки попкорна на ужин, чтобы достоверно воспроизвести сцену из Крика? – послышался придушенный смех. Такая истерически-несуразная шутка рассмешила виртуозного психопата? – Кого зарежете перед окном? Партнером я не обзавелась за полнедели. А жениха разорвало снарядом. *******       – Ждете соболезнований? – короткая пауза свидетельствовала о замешательстве на том конце.       – Неужели солдатская солидарность для Вас пустой звук? Или Вы такой же военнослужащий, как те, кто одновременно лоббировал перемирие и пытал людей в подвалах?       – Быть воином – жить вечно, мисс Дэйн. Моя симпатия к героям безгранична хоть сам героизм – не что иное, как признание провала государственной машины. Сколько самоотверженных немощных носителей формы множилось на нашей земле с обеих сторон? Дешевые мемуары продавались на книжных сайтах со скидками по праздникам. А стихийные мемориалы множились поражающими темпами.       – Многих друзей Вы похоронили? – выискивать слабые места, караулить расслабившуюся жертву и наносить точечный удар под дых. Жаль, что не видно глаз оппонента. Как корежит лицевые мышцы в попытке обуздать эмоции. Где же ты?       – Гибель противников компенсировала утраты. Но мы же обеспечиваем гражданским мирное небо, а не тяготим воспоминаниями о тяжелых военных буднях? Впрочем, вам несказанно повезло. Скоро торжество по случаю Объединения. Улицу заполнит ряженый сброд. Посмотрите, как чествуют всех любителей геройствовать, распятых на Голгофе.       – Вкушение плоти Христа не изменило натуры Иуды, – пришедшая на ум фраза всплыла как нельзя кстати.       – Вы излечиваетесь от шаблонного солдафонского мышления. У вас осталось три попытки. Помните об этом.       – С таким успехом меня выгонят раньше Вашего закономерного финала, – заглянув в спальню, агент не обнаружила ничего травмирующего, кроме неприбранной постели с раскиданными по простыни документами. – Не застану поворотного момента истории.       – О нет, мисс. Вы в это сами не верите, – казалось, в деформированную интонацию вторглись нотки смиренности перед неизбежным. Игра переутомленного воображения? – Я сделаю все возможное, чтобы Вы гарантированно дошли до конца. Это Ваше испытание. Ваша миссия. Ваше бремя. Так что до встречи на дне рождения Иуды. И не забудьте позвонить Вашему побратиму.       Короткая серия гудков возвели между ними видимые барьеры. Регина приставила телефон ко лбу, протяжно застонала и, подхватив с кровати наработки следствия, опустилась в кресло под широким окном. Первый этаж обязывал держаться настороже, но сегодня все инстинкты притупились. Ибо в набрякший мозг въелось навязчивое понимание того факта, что реальной угрозы не существует. На данный момент. Ее подготавливают к чему-то подлинно грандиозному. Ведут по коридору за руку, помогая обходить препятствия. А конечная цель – заклание.       – Алло, Лестат. Расскажи мне, как мы побеждаем. Даже если это неправда.