***
После пятничного полуночного заплыва в глубины данных собственной компании подходить к рабочему столу было, по ощущениям, преступлением. Юджи вздыхает. Еще один день, который не превратится (безрассудно смело с его стороны было надеяться) в очередные «принеси-подай» от Махито, должен был пройти спокойно и плавно. Возможно, ему даже посчастливится снова пересечься с Годжо и Гето — кто знает? От пары приободряющих слов прямо сейчас он бы не отказался; может, они помогли бы ему, как-то направили на единственный и верный путь в этом тумане. Нет-нет, никаких Годжо и Гето — сам, Юджи, сам. Надо же просто работать. От тебя не требуют ничего сверх твоих сил и возможностей — отвечай на почту, разбирай ошибки в заявках, и будет тебе счастье. Как там Чосо говорил? Делай то, что тебе говорят, не выёбывайся. Может, говорил он чуть-чуть другое, но смысл-то тот же. Кое-какое присутствие духа длится ровно до того момента, пока он не открывает верхний ящик своего рабочего стола, где хранит папку с документами и стикеры. На большом листе, лежащем поверх всех бумажек, чёрным жирным маркером написано «УХОДИ», и Юджи хмурится. Испугать чем-то подобным сложно, но приятного в таком послании не найдёшь при всём желании. Он вертит бумажку в руках так и эдак, может, на обратной стороне будет продолжение в духе «…в отпуск, отличная работа, Итадори-кун». Но анонимный «обожатель» был удивительно лаконичен. «Уходи» напоминало чёрного, раздавленного на бумаге, жука. Это что, очень завуалированная и весьма запоздавшая валентинка? В таком случае, где его шоколад? Но главный вопрос, конечно, заключен в одно простое слово: кто? Йорозу-сан? Точно нет. Ураумэ-сан? Может, это на случай, если он снова задержится допоздна? Да нет, точно нет. Тогда надёжнее было бы проходить мимо его отдела с транспарантом ровно в шесть вечера, неотрывно глядя на Итадори. Но вообще-то Ураумэ-сан достаточно пугающая (при всём уважении) и без всяких записочек. Махито? Итадори думает, что пользы от него начальнику больше, чем минусов, ведь именно он делает для него всю «грязную» работу, от которой многие стараются избавиться. Юджи думает о кандидатуре злопыхателя до самого обеда, не может сосредоточиться, пока на внутреннюю почту ему не приходит письмо от, как бы не ошибиться с расшифровкой, Ураумэ-сан. Ой-ёй. «Подойди в мой кабинет. 24 этаж, из лифта направо и до конца. Белая дверь». День сегодня явно не задался с самого начала. Почему-то цвету двери Юджи не удивляется совсем — если бы в мире существовал амбассадор белого, то Ураумэ-сан бы гордо заняла это почетное место. Он оглядывается: Йорозу-сан в очередном отъезде, все вокруг заняты привычной работой. Никто и не заметит, как он пулей смотается на этаж к руководству и вернется обратно, никто же не надумает ерунды о его связи с гендиром… Нет, Юджи не переставал переживать из-за цвета волос. И, кстати, возможно дело было отчасти в нём: мало ли, кто мог бы раскрутить у себя в голове до абсурда мысль о том, что Итадори занимает своё место исключительно на правах брата или племянника. Но — вряд ли. От этих мыслей он безуспешно пытается отделаться по дороге. Лифт едет мучительно долго, и это ощущается капельку неправильно. Разве, когда едешь куда-то к верхушке, скорость не должна переключаться на первую космическую, или типа того? Сколько времени — очень важного, для начальства-то — можно потерять стоя здесь. Наверное, поэтому многие продолжают переговариваться даже в лифтах. Юджи как-то заметил, идя по коридору, как Йорозу-сан одновременно и расписывалась в бумажках, и говорила по телефону, и тыкала на кнопку «закрыть двери». Но вот двери разъезжаются, пуская Итадори в огромный пустой коридор. Ну, нет, конечно, не совсем пустой. На деревянном полу лежат длинные ковры, стоят цветы, лампы горят каким-то желтым, приглушенным и тёплым цветом (на контрастах с ярко-белым, холодным и электрическим освещением всего офиса), будто здесь специально лет двадцать не делали ремонт… Что это за офис такой? Все этажи в модерне, черно-белых оттенках, а здесь — ковры, мать его, и светильники мерцают. Юджи с лёгким неверием косится на лифт: куда он его привёз? Назад в прошлое? Ладно, видимо, тайн и внутренних маленьких секретиков здесь больше, чем можно себе представить, и у Итадори не было ни малейшего желания разгадывать вообще всё. Окажется ещё, что всё это время в бетоне позади его рабочего места был замурован человек. Живой. Ждущий помощи. Жуть какая — Юджи поёжился. Направо и до конца… Белая дверь, среди рядов бежевых, обнаруживается — в самом деле — в штучном экземпляре, видимо, на весь этаж. Он жмет на ручку двери, тянет её на себя, и замирает на добрые секунд десять. Это был не кабинет. Точнее, нет, конечно — кабинет, и Ураумэ-сан сидела за столом с компьютером, обложенная факсом, принтером и прочим офисным добром. Только вот в этом кабинете была ещё одна дверь. И, судя по тому, что Ураумэ-сан сейчас говорила с Сукуной, что стоял возле её стола, нетрудно было предположить, в чей кабинет вела эта дверь. Она же постоянно ходит за ним хвостиком… — Сукуна-сан, Ураумэ-сан, я… — О, Юджи-кун, проходи, — женщина клонит голову в сторону даже дружелюбно (насколько позволяла её привычная бесстрастная мимика), кивает, будто зовет ребенка подойти ближе, чтобы погладить тигра с широко открытой пастью. Давай, мальчик, засунь свою руку прямо ему в рот. Его же позвали. Надо подойти. Всё хорошо, Юджи, почему ты так волнуешься? Чёрт, даже руки ходуном ходят и вроде как не спрячешь — невежливо. Наверное, потому что все эти пять секунд, что он преодолевал катастрофическое расстояние от двери до стола, с него не сводили взгляда. Пристального и испытующего. — Ах, это ты, кофейный гейзер. Итадори краснеет, как… Нет, он даже сравнение не может придумать! Жарко становится настолько, что он пару секунд не может сопоставить тот факт, как Сукуна его запомнил. По тому тупому инциденту в буфете! И ведь он же сам! Сам этот дурацкий кофе!.. — Я… Итадори Юджи, да, — он мямлит отвратительно тихо, и слышит тихое хмыканье со стороны Рёмена. — Обычно я не обливаю никого кофе. Правда. — Помню. Так, значит, это тебе я обязан. У Юджи хватает смелости на то, чтобы поднять голову и уставиться своими огромными глазами в лицо гендиру. — А? — это звучит, должно быть, настолько жалко, что ужас. Но у Сукуны лицо не меняется, точно камень. — Сукуна-сама хочет сказать, что он признателен тебе за работу, которую ты выполнил, — Ураумэ вмешивается с снисходительной улыбкой. Почему она говорит за Сукуну? Такая важная шишка, что слова у него тоже платные? — Многие отказывались от обработки базы. Так ты ещё и вытащил один важный нюанс оттуда. Юджи смотрит то на Сукуну, то на неё. — Вы это про ту запись, которая… — Которая намекает на то, что в нашей «дружной команде» появился маленький червяк, выносящий наш товар мимо кассы себе в карман. Ах, так вот, что это было. Теперь Итадори запутался окончательно. Они что, думают, что это он?! Его позвали сюда, чтобы судить или уволить или типа того? А зачем тогда его благодарить-то? Нет. Стоп. Стоп-стоп, запись слишком старая: Юджи в компании даже не пахло, чтобы беспокоиться о том, что он может войти в круг подозреваемых. Какое облегчение, боже. — Ага, — парень кивает, делает вид, что понял. На самом деле — нихрена он не понял, — Я могу быть вам полезен? То есть, сейчас. — Конечно, — Ураумэ переводит холодный взгляд в монитор, и от этого почему-то становится спокойнее. Вот если бы она открыла верхний ящик и достала оттуда ствол, Юджи бы занервничал в разы больше, — мы хотим, чтобы ты потратил еще примерно неделю на обработку других баз. Тебе не нужно их сортировать, как до этого. Просто найди выпадающие из реестра записи, как нашёл ту, и отправь их мне. — Записи не возникают просто так, — Рёмен обходит стол, и Итадори рад тому, что он перестал красть воздух — дышать было тяжеловато — и тычет пальцем в экран, показывая Ураумэ, куда вести курсор, — их кто-то заносит, потому что иначе товар не получить. Без росписей и прочего бюрократического дерьма. Скорее всего, это какая-то парочка крыс, которая работает в разных отделах. В одном записи делают, в другом — делают по ним выписки так, чтобы они прошли мимо всех проверок. Юджи смотрит на них через стол и моргает. Понял, принял, вручную перебрать записи в БД снова. Не так уж и сложно, тем более — дают целую неделю и… — Сюда подойди, — Сукуна вздыхает, упирает руку в собственный бок, — я кому показываю? А что, можно смотреть в монитор начальства? Не прямого, конечно, но Ураумэ-сан выглядела так, как будто её признавали начальником в любом отделе, куда бы она не зашла. Возможно, в этой иерархии и она — начальница над начальницей, и, в любом случае… Юджи не мешкает: кажется, за эти пять минут его подгоняли уже достаточное число раз, чтобы прекратить тупить и делать то, о чем его просят. Он неловко замирает у чужого стола на мгновение, чтобы встать по правое плечо от Ураумэ-сан. Присутствие господина Сукуны совсем рядом — неловко до чёртиков, тем более, что Юджи совершенно никак не ожидал того, что он подойдёт ближе, встанет за самой спиной, не соприкасаясь с ним, чтобы разглядеть движения курсора. Итадори следил, по крайней мере, только за ним и старался сильно громко не дышать — сейчас он казался самому себе чрезмерно шумным, несуразным: во рту от волнения скапливалось слишком много слюны и сглатывать её каждые пару секунд — стремно, дышит он шумно и часто, слишком, надо быть тише, но как, если громкость совершенно базовых вещей не менялась с того мгновения, как перед ним распахнулись двери лифта? Так. Ладно. Хорошо. — Уяснил? — Сукуна наклоняется как-то то ли специально близко — к уху, то ли так вышло случайно — что еще хуже. Да, оказывается, он что-то всё это время рассказывал. Наверное, что-то безумно важное. Чудится, будто бы на зубах хрустит. Может, Юджи слишком сильно сжал челюсти в тот момент, когда дыхание опалило горящее ухо, и теперь он пережевывает собственные зубы. Он уже ощущает привкус чужого разочарования, отдающий медью, когда он скажет… — Честно сказать, не совсем. Вы не могли бы, пожалуйста, объяснить ещё раз? Спасибо, — мямлит Юджи, во рту от волнения вязнет слюна. Ощущение Сукуны позади замирает — будто бы он на пару секунд напрягся (возможно, удерживаясь от желания ударить Юджи по какому-нибудь месту, которое не жалко). — Да, конечно. Ураумэ, — он вздыхает, отходит от стола, видимо, не желая больше тратить своё время на подобные разговоры — важные для него и компании, но абсолютно неважные для Итадори, который весь его спич пропустил мимо горящих ушей. Ураумэ-сан кивает и встает, чтобы поклониться вслед уходящему в свой (ага, не ошибся) кабинет Сукуне, и смотрит на Юджи каплю разочарованно. Ладно, честно говоря, весь её взгляд твердил: «вот дебил». И она принимается объяснять ему всё заново.***
Ощущение родной и мягкой кровати снимает всё напряжение за несколько секунд. Юджи стонет — довольно, устало, начиная процесс подзарядки от матраца, даже не снимая уличных штанов. Всё его внимание привлекает телефон, его главный пособник в том, чтобы отвлечься от всего, что навалилось на него за этот день. Во-первых, он получил не очень крутую записку на работе, во-вторых, он пересекся с Сукуной лично и, как бы убого это не звучало, тесно, в третьих — он всё еще чего-то не знал о родном брате и это что-то было связано с работой Юджи. И, в четвертых, как вишенка на торте, всю неделю он будет заниматься тем, что его чуть ли не убило вчера. Но — из хорошего — теперь-то его точно заметят и запомнят. Может, лет через десять ему за это премию дадут. Было бы славно. Юджи ворочается с бока на бок, листая ленту в телефоне и совершенно не цепляясь ни за что взглядом. Ни реклама пиццы, ни новый сериал, ни игры — ничего не привлекало его так, как знание того, что Чосо знает больше, чем хочет (или может) рассказать. Это подспудное чувство, будто все вообще вокруг знали всё в кратно больших размерах, чем Итадори, задевало. Брат знает и о компании, и о том, чем они занимаются, и, возможно, он знает что-то о Сукуне. И нет, дело тут вовсе не в нём. Объяснять самому себе свою реакцию на произошедшее Юджи абсолютно не хотел. Может, Мегуми что-то знает об этом?.. Может, его воспоминания из жизни в семье Зенин не стерлись полностью? ilovelonglegs: спишь? fushidog66: Если бы я мог уснуть, то с радостью сделал бы это. ilovelonglegs: я могу тебе позвонить? Ожидаемая пауза после прочтения — они ведь не девчонки-подружайки, чтобы созваниваться после работы или учебы для обсуждения парней. ilovelonglegs: Конечно. Лёгкое волнение скручивает внутренности. Странное ощущение: будто он готов узнать какую-то смертельную тайну, которая перевернет его жизнь вверх дном, заглянуть за занавес чьих-то общих тайн. Он даже выглядывает в коридор — нет ли за его дверью Чосо (вдруг будет подслушивать! (мысль абсурдная, но — вдруг!)) и закрывает дверь, прежде чем ныряет под одеяло с телефоном. — Слышишь? — шепчет Итадори в микрофон, на что со стороны Мегуми слышится характерное молчание. — Ты нахрена шепчешь, дебил? — Я… Ну просто! Вдруг ты спишь, а я тебя разбужу, спросонья громкий голоса ужасно даёт по мозгам вообще-то, — пытается оправдаться. Выходит до смешного нелепо. Итадори не умел импровизировать в вранье. — Ты не умеешь врать, — Фушигуро зевает, и Юджи слышит шорох ткани — видимо, Мегуми тоже валялся, ожидая прихода сна в свою голову, и в своей привычной манере зажимал телефон между подушкой и ухом. — как отработал? За что Мегуми был особо любим — за свою интуицию и прямолинейность! Вот так вот сразу и самостоятельно вывел разговор на тему работы! — Если б ты знал… — на секунду выглянув из-под одеяла, чтобы убедиться в безопасности собственного окружения, Итадори успокаивается и возвращается обратно, — что сегодня произошло, то охренел бы. — Ну. — Ну…вообще-то, я тебе хотел позвонить по другому поводу! И молчит. Нервы Мегуми — накаленные до предела после рабочего дня — можно почувствовать прям так. В конце концов, на психику человека монотонный и однотипный труд никогда не оказывал никакого благостного влияния, это Итадори знал по себе. — Говори уже, Юджи… — Яяяяя вчера кое-что узнал, — начинает, конечно, издалека, — хотел выяснить, знал ли ты это до того, как мы устроились на работу. — Ну. Голос у Фушигуро настолько уставший, что его даже жаль. — По долгу работы я проверял кое-какие документы, неважно, и выяснил то, что мы с тобой не только оборонкой занимаемся… Если ты понимаешь, о чем я. Фушигуро молчит. Юджи открывает рот, чтобы продолжить — раз, видимо, Мегуми не понимает, но его предположения разбиваются о чужое простое: — Понимаю. Ага. Ага. Чувство, что Итадори один такой дебил, который ничего не знает, было не напрасным. Утренняя обида подняла свою уродливую голову и нацелилась прямиком на Мегуми. –… то есть, ты знал? — Если я правильно понимаю воспаленным мозгом ход твоих не совсем логичных, а порой и невозможных мыслей, то — да. Юджи открыл рот в возмущении — но ничего не сказал. Не время отношения выяснять! — Тогда у меня вопрос, на кого мы вообще, мать его, работаем? Я думал, это госконтора, а ты меня, получается, обманул! — Не обманул. Мы работаем на государство… — …но? — …но есть еще кое-что. — Блядь, Фушигуро! — Юджи кричит так громко, что тут же затыкает рот ладонью и переходит на агрессивный шепот, — че сразу-то не сказал?! Что за приколы-то такие? — Это не телефонный разговор, Юджи, — Мегуми и правда устал — по голосу слышно, но также можно понять его напряжение, будто бы он знал что-то не только о компании, сколько о всяких подноготных историях, о которых в приличном обществе не говорят. — Я не могу сорваться к тебе прямо сейчас, мне ехать час, а идти от метро еще минут двадцать, — не унимается Итадори, фыркая, — ну или напиши мне! — Долго писать… — Фушигуро по ту сторону трубки, после короткой паузы, нервно вздыхает, — Я расскажу, но только то, что знаю. И на этом твои вопросы ко мне будут закончены, окей? Если захочешь узнать больше — будешь копать сам. — Понял-понял! — улыбка слышится сквозь голос, пока Юджи удобно устраивался на своей доброй сотне (на самом деле, их всего четыре) подушек, сгребая половину под себя, — внимательно слушаю, Фушигуро-сан! — В общем… Секунду, — голос в трубке на короткое время пропадает, и становится немного неспокойно, пока через несколько секунд Мегуми не возвращается, — я здесь. В общем, это связано с Зенинами и всей этой историей. То место, где мы работаем, раньше принадлежало им. Но тогда это была совсем другая компания с совершенно иными нормами и принципами. Было…гораздо хуже. Если ты переживаешь об оружии, то забудь. Лет двадцать назад там крутились вещи страшнее: наркотики, незаконные мигранты, торговля людьми, наёмные убийцы. Вся та грязь, о которой обычно в фильмах про мафию показывают. Улыбка с лица Юджи сходит постепенно — от общего настроя ситуации было ни капельки не весело. Весело перестало быть, если честно, ещё в понедельник, который ощущался рубиконом между жизнью привычной и понятной, лишёной и толики связи с криминалом, и днём сегодняшним. В котором он даже не был уверен до конца, насколько хорошо он знаком с прошлым своих самых близких людей. Ведь, если так подумать, Фушигуро никогда особенно не распространялся о семье со стороны отца, о специфике их бизнеса. А Итадори хватало такта не расспрашивать, в конце концов, он был готов слушать и слышать то, что люди сами готовы были ему рассказать. За небольшим исключением — как сегодня. — Зенин многие пытались прижучить, пытались закрыть, переубивать половину, но безуспешно. Я не знаю, сколько лет назад, но точно больше пятидесяти, Зенины сотрудничали с синдикатом Рёмен. Это было ещё до Сукуны, конечно. А потом, когда появился он, то… — Мегуми вздыхает, прерывается на секунду, будто ищет зажигалку, чтобы подкурить, — разорвал с ними все отношения. Итадори моргает. Он даже не догадывался, что Сукуна имеет настолько близкое отношение к семье Мегуми. И зачем тогда он принял в компанию и Маки, и Мегуми, которые имели с ними самое настоящее кровное родство? Обычно, разумеется, в больших фирмах не принято обращать внимания на дрязги семейного толка, особенно — такие старые и пыльные, но всё же… — Мегуми… — Юджи начинает осторожно, ждет, пока друг подаст какой-нибудь звук или типо того, — а ты-то откуда это всё знаешь? — Когда ты в семье, нет никаких тайн. Даже если ты ребенок. — слышно, как Фушигуро выдыхает дым и пытается открыть окно шире, тихо ругается под нос, борясь с оконной рамой, судя по звукам. — И, когда путем всяких финансовых и бюрократических махинаций, Сукуна присвоил компанию себе, то он преобразил её, если так можно сказать. Упрочил всё это работой на государство, никакого черного рынка, всего такого — можно сказать, вынес мусор. Так что, если ты беспокоился о нелегальщине, то прекращай, Юджи. Сейчас здесь всё спокойно. Ну, насколько это возможно… — Ты всё еще не ответил на вопрос, откуда ты это знаешь! — Я сказал, что расскажу, но не буду отвечать на вопросы! — Мегуми фыркает, — этого тебе пока достаточно. — Погоди-погоди, — не унимается Юджи, прижимая телефон к уху сильнее, будто это физически удержит Фушигуро ближе, — А что стало с синдикатом? Они что, все вместе управляются? Сукуна не самый гендирный гендир? Итадори капельку легче — возможно, он пролил кофе не на главную шишку, а на какую-нибудь, ну, не сильно важную. Сукуна, конечно, производит впечатление, но если ж там семейный бизнес, то… — Они все мертвы. — А?.. — Юджи почти выдает смешок. В смысле — мертвы? Целая семья, что ли? — Б. Мертвы, Юджи. — Это типа… Несчастный случай, все утонули на круизе, или сгорели в огромном жилом особняке? — Фушигуро хочет своего друга треснуть за любопытство и дотошность. — Нет, — и молчит, молчит, зараза, интригует, хотя Юджи чувствует всем нутром, что его друг знает ответ! — Их убили. По спине побежали мурашки. Никогда до этого Итадори не ощущал себя так, словно оказался в криминальной драме. Пусть даже он стал лишь косвенным её свидетелем: она жила где-то в прошлом и оживала, пронизанная голосом Фушигуро. — Сказать мне, кто их убил, ты, конечно, не можешь? — закатывает глаза от нетерпения. Итадори уже начал прикидывать в голове, чем мог бы поторговаться с Мегуми за информацию. — Могу. Сукуна. По голове как котелком огрели. Чугунным таким, старым, с толстенными стенками. После удара которого череп обычно целым не остается. — Что… — Спокойной ночи, Итадори. — Мегуми, пого– Телефон отвечал ему короткими гудками. Юджи отнял его от уха и глупо разглядывал обои, на которых стояла их общая с Нобарой и Фушигуро фотка. Час от часу не легче.