Искушение

      Жемчужно-белое тело Маргариты опустилось на свежие простыни. Ровное прохладное дыхание вырывалось из её груди едва уловимо на слух, но Воланд хорошо различал его на протяжении всего пути. Его лёгкая ноша была приятной — уже давно он не ощущал этих крохотных покалываний внутри под рёбрами, там, где у людей был источник жизни. Жизнь? Для него слово почти что пустое. Он тасовал чужие судьбы и выпавший результат его в большей степени забавлял, чем вызывал волнение. Что изменилось теперь?       «Дьявол, в которого никто не верит, решает лично посетить Москву».       Ему вдруг стало смешно от того, куда завели его мысли. Очевидно, он и впрямь увлёкся своей ролью — человек слаб перед своими искушениями, а он не имеет права на слабости. Даже на такую прекрасную, что лежала теперь в его постели.       Лоб Маргариты чуть нахмурился, пустив линию тонкой морщинки. Любопытно, что ей снилось? Воланд торопливо облизал губы от разыгравшегося любопытства. Наверняка события бала оказали на неё большое впечатление. И всё же…       Наклонившись над её бледным лицом, Воланд коротко улыбнулся и прикрыл глаза.       Грозовое облако заслонило солнце. Дождь собирался ещё с самого утра, но лишь к закату нарочно заявил о своих планах. Люди рассыпались по переулку, прикрывая головы газетами, портфелями, словом, всем, что было под рукой. Слегка поморщившись, Воланд поглядел по сторонам: пейзаж оказался на редкость дурным. Поразительное свойство воображения Марго — и как ей могло даже сниться такое?       Только он подумал об этом, как уловил знакомый стук каблуков: она семенила по другой стороне улице, пригнувшись под тёмным капюшоном, удерживая его тонкой рукой в сетчатой перчатке. Маргарита не просто торопилась, она кралась по улице, оглядывалась и выглядела так, будто готовилась к великому заговору. Разумеется, он тут же последовал за ней.       Уклоняясь от перекинутую через ветхие заборы сирень, Воланд едва подавлял в себе желание её окликнуть. Но ворваться в её сон — помещать задумке, а он жутко хотел узнать, что теперь творилось в её голове.       Быстрая догадка промелькнула, когда Маргарита свернула за угол: ах, как же, проклятый арбатский подвал! Воланд закусил губы и ускорился, вымеряя шагами растущее раздражение. Неужели она бежит к нему? Снова? После всего? Его сердце, если бы оно билось в груди, непременно пропустило бы глухой удар, когда Маргарита остановилась у знакомой калитки. Если она войдет… Но она лишь оглянулась по сторонам, поправила свой капюшон и пустилась дальше.       Он едва не упустил её из виду: Маргарита, словно тень, скользнула в арку большого дома на Тверской и растворилась в сумерках. Он прибавил шаг. Что она здесь делает? Обуреваемый сомнениями Воланд нагнал её на лестничной клетке третьего этажа: расправив плечи, она уже нажала на звонок и теперь ожидала. Кого? Ведь это не её адрес и даже не…       Впервые за долгие годы, а может, даже и века, Воланд искренне изумился увиденному: открывшим Маргарите дверь был он сам. С закатанными рукавами и застегнутом не на все пуговицы жилете, мужчина, похожий на него как две капли воды, расплылся в улыбке при виде ночной гостьи.       — Ты пришла, — довольным тоном констатировал он и незамедлительно пригласил её войти.       Кажется он — его двойник — был смущён и взволнован: он не тушевался, но осадок сомнения коротким бликом скользнул в его взгляде. Воланд недовольно пожевал губы. Этого ещё не хватало! Она сошла с ума или пытается наделить его чертами своего безнадёжно-романтического героя? Но он — не Мастер, никогда им не станет и не смог бы быть! А впрочем… Уж не заметила ли она, что по какой-то необъяснимой причине, противоречащей здравому смыслу и пониманию, он испытал крохотное волнение в тот миг, когда она вошла в его покои?       Обстановка в доме также не обнадёжила: то ли Маргарита не придавала значения деталям, то ли квартира была лишь временным пристанищем. Скромный, аскетичный интерьер, совершенно не в его привычках (хотя откуда ей знать?) намекал на то, что все присутствующие были здесь почти в полной мере гостями. Бросив разглядывать полупустые стены, Воланд прошёл в комнату.       Тот другой, однако же, времени терять не стал. Он увлек Маргариту подальше от тусклого света лампы и беззастенчивых окон. Она перехватила его поцелуй на полпути, не сопротивляясь тому, как резко он прижал её своим телом к письменному столу. В этом было уже больше истины: Воланд не пытался подавить свой пыл. Он обрушился на неё со всем нетерпением, подчиняя себе и разделяя каждое её желание.       Из-под её руки вспорхнули белоснежные листы, незакреплённые в папке, кажется, дрогнула рядом стоящая чернильница и покачнулась зеленая лампа. Ничего из этого не осталось замеченным: Маргарита всё так же горячо отвечала на его поцелуи, бесстыдно подставляла свою шею и совсем не смутилась, когда его колено настойчиво развело в сторону её ноги.       Воланд, прислонившийся к дверному косяку, довольно усмехнулся. Было что-то особенно лестное в этой странной фантазии: не то её попытка стать ему равной, не то признанное влечение. Маргарита сдалась: чуть раньше телом и наконец — душой. Если к прежним её снам он имел прямое отношение, то в этот раз всё происходило исключительно по её воле.       Пусть картина была заманчивой, любоваться долго он ей не стал и собирался уже уйти, но в прихожей его догнал тревожный отзвук завязавшегося разговора.       — Завтра вечером…       — Я не смогу прийти. Прости меня.       Её слова заставили его резко развернуться на каблуках и вернуться обратно. Разгоревшаяся страсть была окончена или прервана? Перехватив взгляд Маргариты, а затем свой собственный, Воланд определил, что вопрос случился после восклицания, а не запятой. Её дыхание успокаивалось, пока она торопливо застёгивала мелкие пуговицы и поправляла юбку, а её любовник — он с удовольствием мысленно подчеркнул — пригладив свои растрепавшиеся волосы, взял с книжной полки портсигар.       — Ты передумала? — спросил он, прикурив и слегка нахмурившись.       Маргарита виновато опустила голову.       — Ничего не получится, — сказала она дрожащим голосом. — Им ничего не стоит обвинить тебя в похищении или того хуже — в шпионаже. За иностранцами всегда пристально следят.       «Злые языки уже уронили слово — наушник и шпион».       Потерев ладонями плечи, будто она продрогла, Маргарита оттолкнулась от стола и подошла к Воланду. Тот любезно протянул ей портсигар.       — Пустяки, — равнодушно ответил он и щёлкнул зажигалкой, чтобы дать ей прикурить. — Нам нужно лишь показаться там в начале вечера, а потом никто не заметит, как мы исчезнем. Я увезу тебя и ты будешь со мной в безопасности.       — Это невозможно, — она покачала головой.       Пламя резко спряталось под крышкой зажигалки. Маргарита вздрогнула и взглянула на Воланда. Его лицо застыло в непроницаемой уверенности, лишь выбившаяся прядь рассекала его бровь и придавала толику живости.       — Для меня нет ничего невозможного.       Сигарета чуть было не выпала из её полуразжатых пальцев, но уже в следующее мгновение Маргарита подобрала свою растерянность и застегнула её холодным пренебрежением.       — Тебя могут не выпустить из страны, — заявила она и, отведя взгляд в сторону, густо затянулась.       Острые скулы выражали стойкий протест. Воланд выпустил дым носом, не размыкая вытянувшийся в тонкую полоску от напряжения рот. Затем он сунул зажигалку в карман и движением фокусника поднял кончиками пальцев её подбородок себе навстречу.       — Марго, мне не нужна твоя жертва, — его глаза быстро забегали из стороны в сторону, пока наконец не остановились на её губах. — Мне нужна ты.       Настоящий Воланд задумчиво крутил в руках свою трость. Весьма занятно, весьма… Вот, что кроется в её сердце, что тревожит и угнетает. Роль жертвы совсем не случайна. Так ли она желанна для Маргариты? Может, для неё этот способ показался единственным лишь потому, что она не знала иных?       Картина сменилась, и Воланд сам не обратил внимания, как оказался в приглушённом свете помпезной ресторанной залы. Конечно, это был уже не «Грибоедовъ»: Маргарита вращалась в кругах куда более напыщенных и «великих». Она, кстати, быстро появилась в его поле зрения — в кроваво-красном платье, обхватывающем её тонкий стан, она скучающе потягивая шампанское из ребристой креманки. Спустя пару минут из толпы выскользнул и его двойник — накрахмаленный белый воротничок цепко сдавливал его шею вместе с тугой бабочкой. Он никогда не носил бабочек из-за их нелепого вида, но Маргарите об этом вряд ли было известно.       Разговор вышел коротким: Воланд вскользь шепнул Маргарите что-то на ухо и снова растворился в бушующих гостях.       Наблюдать издалека было бессмысленно. О чём они условились? Тихо сбежать в разгар вечеринки? Разочаровывающая идея, совсем не в его характере! Настоящий Воланд оценивающе разметил пространство: вот там, в центре, его свита непременно учинила бы короткое представление, чтобы развлечь публику — нельзя же так скучно проводить приятный весенний вечер!, там у стойки Бегемот с Коровьевым до смерти перепугали официантов, превратив крепкие дорогие напитки, скажем, в мазут, а для следивших за Маргаритой вежливых людей был бы приготовлен отдельный, щекочущий нервы сюрприз. Вот только тогда, насладившись произведенным фурором, он бы предложил ей руку, разумеется, без всякого стеснения, и они вместе покинули бы этот город навсегда.       Но Маргарите виделось иначе.       Подобравшись поближе, Воланд смог различить тихую беседу с подошедшей к ней женщиной в безвкусных розочках.       — Будь осторожна, Марго, — напряжённо шептала та. — Все и так ухмыляются, как быстро ты оказалась под этим иностранцем. Ещё не дай бог заставят о нём сообщать куда надо! Зачем тебе эти проблемы?       — Люда! — вспыхнула в ответ Маргарита.       Её лицо налилось краской, сдавалось ему, совсем не от смущения, а от ярости. Уж на что Маргарита Николаевна была способна в гневе теперь было нетрудно представить, отметил Воланд со своего наблюдательного поста. Однако увидеть это снова не пришлось: предмет обсуждения с двумя креманками, до краёв наполненными бурлящим шампанским, снова возник рядом.       — Я пойду, — тут же спохватилась знакомая Маргариты и, коряво поджав губы, с грубым акцентом добавила, — Аффидерзейн!       Воланд наградил её удаляющуюся фигуру насмешкой.       — Что это было?       Маргарита пропустила вопрос мимо ушей. Натянутая, как струна, она забрала из его рук креманку и почти залпом её осушила. Весьма!       Приняв задумчивый вид, Воланд очертил пальцем ободок ребристого стекла.       — Странно, никто не танцует, — отметил он будто невзначай.       — Так пойдем.       Их взгляды схлестнулись в предвкушении манящего поединка: её отчаянный вызов и его соблазнительная провокация.       — И ты осмелишься? Со мной? — Воланд отсалютовал ей, указав на пустующую площадку для танцев.       Маргарита сделала шаг к нему навстречу и вручила свою креманку.       — Все и так знают, что я твоя любовница. Так к чему церемонии? — она высокомерно тряхнула плечами. — Это не помешает планам?       Не отрывая от неё глаз, он поставил их напитки на поднос проходящего мимо официанта.       — Если я тебе что-то пообещал, я это сделаю, — сказал он и протянул ей руку.       Уверенным шагом Воланд вывел её в самый центр зала. Томный джаз сменился более ритмичной мелодией. По толпе пробежала волна шепотков.       Всё было совершенно напрасно: осуждение разлеталось вдребезги от живой энергии, исходящей единым потоком от них двоих. Её тело, стройное и гибкое, хорошо чувствовало ритм и вздувалось жаром под его чутким контролем. Полы платья взлетали языками пламени, когда Маргарита кружилась, а затем вдруг оказывалась в его руках, которые филигранно блуждали по её коже, как по знакомым музыканту клавишам излюбленного рояля.       Весь мир — мир её грёз — замер в одночасье, предоставив право искреннему и даже несколько наивному желанию. Воланд вынырнул из сна Маргариты с улыбкой.       «Действительности никогда не было достаточно, требовалось ещё волшебство» .