Частицы нежности

Нил дрожит. Воздух выскальзывает из лёгких, как скользкое мыло из рук. Изнеможение и боль ощущается в каждой клеточке тела. Он лежит на полу; спина касается холодного бетона, посылающего дрожь. Он сильно дёргается, когда в тусклом освещении помещения мелькают белые зубы, растянувшиеся в злой ухмылке. Грудь сжимается от охватившего ужаса. — А мы всё ждали, пока ты проснёшься, Младший. — Лола сидит на корточках прямо перед ним, тянет к нему руку, чтобы запустить её в его спутанные кровью волосы. Этот жест мог бы показаться утешающим, но она натягивает кудри так, что становится больно. Она насмешливо шепчет: — Думал, проспишь всё веселье? Он тщетно пытается отползли от её прикосновений; тело пронзает вспышкой боли; он вспоминает о ранах. Лола предупреждающе усиливает хватку и грубо тянет его голову вниз; он ударяется о бетон так, что на мгновение гудит в ушах. — Ну же, не будь таким расстроенным. Как считаешь, папочка сумеет тебя развеселить? — она кивает в сторону. У стены, куда указывает Лола, сидит Натан, — его поза излучает сущую опасность. Веснински смотрит прямо на них, точнее — на него. Его взгляд тяжёлый, обещающий только боль и страдания. Нил вдруг снова ощущает себя беспомощным восьмилетним ребёнком, которого привели в отцовский подвал. Ему остается только опустить голову и молча терпеть. Глупо пытаться спастись. Он не сможет ничего сделать. Никогда не мог. — Надо же. Посмотри на него. Кто-то совсем не рад воссоединению семьи. Он не может в это поверить. Лисы. Лисы его семья. Он был с ними. Почему он снова здесь? Почему ему снова больно? Почему Лисы оказались не настоящими? Почему он остался? Почему ослушался маму? Вот что он получает, когда идёт на поводу у своих желаний. Мысли беспорядочны, наполнены упрёками голосом матери. Его лицо мокрое; то ли от крови, то ли от слёз. Тихое, сдавленное нечто, что можно было бы назвать всхлипом, прорезает воздух, и этого достаточно, чтобы Лола с отцом обратили на него внимание, отвлекшись от подробного описания того, что они собираются с ним сделать. В то время как Лола смотрит на него с извращенным удовольствием, наслаждаясь его страхом, отец — с отвращением, словно само существование Нила ему отвратительно, а слёзы и вовсе что-то непростительное. Нил снова ощущает острое лезвие у себя на теле. Ему не удается сдержать крик внутри при вторжении клинка в его тело. Лола улыбается и продолжает истязать его, параллельно нашептывая ему что-то на ухо, но стук сердца в ушах и собственные вскрики слишком громкие, чтобы расслышать.

***

Нил сильно вздрагивает, тяжело запуская воздух в лёгкие. Шаркает руками по простыням, пытаясь найти пистолет, который всегда был под рукой. Всё ещё слишком напуган, чтобы понять, что он вовсе не в подвале у отца. Нет, нет, нет, он там, на него сейчас нападёт Мясник, ему надо прийти в себя, чтобы защищаться. Надо перестать бояться, это может стоить ему жизни. Ему нужно, чтобы мама хорошо влепила ему пощёчину и сказала собрать вещи и бежать. В темноте почти ничего не видно, поэтому когда что-то горячее касается его затылка, он дёргается, и переводит взгляд на источник прикосновения. Эндрю смотрит на него. Глаза спокойные, безразличные, — видимо, он не разделяет панику Нила. Разве что скука на его лице перекрывается сонливостью. Светлые волосы растрёпанны по подушке, одна щека плотно прижимается к подушке, так как он спит на боку. Эндрю всегда так спит — на боку, прижавшись спиной к стене и лицом к Нилу. Нил никогда не должен был знать привычки Эндрю. Никогда не должен был задерживаться где-то достаточно долго, чтобы позволить себе спать в одной кровати с другим человеком, не имея при себе оружия. Паника подкатывает к горлу, пальцы сжимают простыни до боли в костяшках. Он должен бежать. Бежать от изучающего взгляда Эндрю, бежать туда, где люди его не узнают. Одним движениям скидывая одеяло, он выбирается из кровати. Сердце бешено колотится в груди, пока ноги несут его к ванной быстрее, чем Эндрю смог бы попытаться его остановить. Вслепую находит включатель, захлопывает дверь так, что громкий звук отскакивает от стен, заставляет вздрогнуть. Руки зарываются в волосы, пальцы на ногах поджимаются от холода плитки. Огромная ошибка посмотреть в зеркало. Как он мог позволить сделать с собой такое? Как он мог позволить вернуть себе естественный цвет волос? Позволить изувечить своё лицо так, что быть неузнаваемым в толпе уже не получится. Он остаётся без путей отступления. И всё потому, что он остался, доверился, ослушался. Поддался желанию иметь близких людей, не быть больше таким одиноким. Пальцы неконтролируемо тянутся к локтям, принимаются чесать шрамы ногтями на предплечьях — привычка, вызванная его тревожностью, которую трудно искоренить. Элисон всегда отдёргивала его, когда это замечала и угрожала надеть на него варежки (ужасного ярко-красного цвета). Элисон… Он позволил Элисон увидеть свою уязвимую сторону. Паника продолжает накатывать на него волнами с каждой минутой всё больше и больше. Глаза мечутся от зеркала к двери, когда стук возвращает его в реальность, прежде чем снова окунутся в беспокойство. — Нил, — звучит за дверью приглушённый голос. Такой знакомый, такой родной. — Я войду? Мысль о том, чтобы пустить кого-то к себе пугает его до чёртиков. Руки дёргают волосы, тело трясет, когда он слышит снова, спустя пару мгновений тишины: — Нил. Да или нет? Вдруг тело становиться тяжёлым. Он оседает на плитку, прямо посреди ванной. Поджимает колени, обхватывает их руками. Зарывается в них лицом, как всегда говорил Эндрю, чтобы дышать стало проще. Чёрт. Почему Эндрю учил его, как справляться с паническими атаками? Почему Нил позволил видеть ему свои панические атаки? Приглушено и хрипло, он бормочет ответ, чтобы Эндрю не пришлось спрашивать снова. Чтобы не слышать спокойный голос Эндрю и не искать в нём утешения. — Нет. Он редко говорил ему нет. Он никогда не хотел говорить ему нет. В груди завязывается тугой узел, заставляющий его зажмурить глаза. Снова тихий вопрос: — Мне уйти? Нет, Нил не должен чувствовать вину за пустоту в его голосе. Но тем не менее чувствует. — Да, — отзывается он, хотя не знает, зачем. Пару секунд ничего не происходит. Затем Нил слышит удаляющиеся шаги, шуршание вещей, стук ботинок о пол, скрип двери и её хлопок, который ощущается, как пощёчина. Своя давящая рука на затылке кажется неправильной и ни черта не действует. Только больно впившиеся ногти в плечи помогают ему прийти в себя. У Мэри всегда были обрезаны ногти, но это никогда не мешало ей сжимать пальцы достаточно сильно, чтобы на его детской коже остались следы даже от коротких ногтей. Она грубо обхватывает его плечо руками, заставляя подняться, умыться и прекратить быть таким слабаком, Абрам. Мысли о ней не исчезают из головы, пока он не оказывается на кухне, сжимая в руках кружку с узором лисят, которую когда-то купил он сам. Нил поставил её в корзину сразу, как увидел на полке, а затем, поразмыслив немного, взял ещё две — для Эндрю и Кевина. У него есть деньги, чтобы покупать себе вещи. У него есть люди, которым он может покупать вещи. У него есть люди, которые приняли его, несмотря на все проблемы, которые он принёс одним своим присутствием. Так почему чувство, что в какой-то момент он окажется из-за этого в ловушке не покидает его мысли? Видимо, Мэри вбила в его голову этот страх глубже, чем он думал, глубже, чем он надеялся. А может, она правильно сделала?… Ведь Нил… Нил тихо и добровольно пошёл в руки отца, чтобы Лисы были в безопасности. Причина, по которой Рико получил возможность неоднократно истязать его тело — обмен на безопасность Эндрю в реабилитационном центре. Смерть Сета — наказание за то, что он не умеет держать рот на замке. Нил уже не единожды подвергался пыткам, чтобы уберечь команду, и больше всего его пугает мысль, что он не задумываясь сделает это снова. Ичиро в любой момент может использовать людей, которые стали Нилу дороги, потому что знает, что он пойдёт на всё, чтобы их спасти. Чувствуя приближение новой панической атаки, Нил идёт за телефоном в спальню, оставляя начинающий остывать кофе на стойке, а затем, прихватив его, возвращается на диван. Борясь с неловкостью, он всё же открывает чат с Эндрю. Колеблется минуту-другую, прежде чем набирает сообщение. 2:43 ты далеко? можешь прийти? Захлопывает крышку и кидает телефон рядом, словно боится ответа. Греет онемевшие руки о кружку, потягивая кофе маленькими глотками. Делает дыхательные упражнения, которые его научила Рене. Использует что угодно: от считалок на всех известных ему языках до бормотания слов песен из радио в машине Эндрю. Лишь бы снова не пускать в голову навязчивые мысли — тогда он точно из них не выберется. Плотнее поджимая под себя ноги, Нил уныло понимает, что Эндрю может и не появится, ведь Нил сам сказал ему уйти. Но всё равно с надеждой кидает взгляды на проём. Когда раздаётся захлопывание дверей, его голова отрывается от кофе так резко, что в шее что-то хрустит. Глаза сразу же натыкаются на Эндрю, снимающего чёрную куртку. Тот сомневается, прежде чем сделать несколько шагов к дивану, и Нил хочет ударить себя за то, что заставил это выражение появиться на лице Эндрю. Когда тот опускается возле Нила — дальше, чем Нил желает — воцаряется тишина. На языке вертится извинение. Однако Эндрю, видимо, может прочитать его на лице Нила, и перебивает прежде, чем Нил успевает его озвучить. — Прекрати. Не смотри на меня так. В его голосе проскакивает что-то опасное, с чем Нил не намерен играться, поэтому пытается исправить в своём взгляде то, что так не нравится Эндрю. Не долго Эндрю терпит его попытки. Он закатывает глаза, прежде чем сесть боком, отражая позу Нила. — Расскажешь или нет? — спрашивает Эндрю. В вопросе нет давления или намёка на грядущее недовольство, если Нил откажется. Нил уверен, что Эндрю примет его нет, поэтому отрицательно качает головой. Тот, как и ожидалось, отвечает понимающим взглядом и больше ничего не говорит, позволяя тишине заполнить пространство. В конце концов кофе оказывается отложенным в сторонку, когда желание дотронуться к Эндрю побеждает. Однако Эндрю и тут его опережает: кивает ещё до того, как Нил открывает рот для вопроса. Нил ищет в нём намёк на сомнения, но когда ничего не находит, подползает ближе, опуская голову на его плечо. Рука обхватывает спину Нила, поддерживая, пока сам Нил перекидывает ноги через его колени, а руку — через талию. Поза интимная и редкая для них обоих — почти слившись друг с другом, слишком много точек, где их тела прикасаются. Эндрю молчит, нет ни единого намёка на то, что ему некомфортно. Так что Нил позволяет себе расслаблено выдохнуть, напряжение волнами уходит из его тела так же быстро, как и появилось. Щека прижимается к мягкой ткани, в нос ударяет знакомый запах сигарет и стирального порошка. Чувство безопасности и защищённости укутывают его, как самое тёплое одеяло в зимнюю ночь. Нил наперёд знает, что заслужит осуждающий взгляд на своей макушке, однако всё равно бормочет куда-то в область ключицы тихое «спасибо», чувствуя, как пальцы Эндрю зарываются в волосы. Наконец теперь, когда воспоминания кошмара исчезают из его сознания, а эхо голоса его матери становится всё тише и тише, Нил понимает, что это — ощущение мягкой руки Эндрю, перебирающей его волосы, его крепкой хватки, обхватывающей тело Нила, словно он не отпустит его даже под прицелом пистолета — не может быть опасным.