Коноха. 14 января, 17 лет после рождения Наруто.
Алена Швец — Мыльные Пузыри
+++
Как оказалось, нападение на Коноху почти трехлетней давности Акеми помнит очень смутно. Она была генином, ничего важного ей поручено не было, да и как, когда почти все, кто находился на арене, были выведены из строя? Тогда все казалось кошмарным сном, после которого, почему-то, улицы Конохи стали менее оживленными и знакомых лиц вдруг стало меньше. Она никогда не думала, что все может повториться и даже стать хуже; что ей придется участвовать во всем и смотреть на то, как привычный ей мир рушится в прямом смысле слова. Она слушает указания старших, едва ли не впервые в жизни от и до выполняя все, что говорят ей старейшины клана. Призванные ими ящерицы собирают информацию, помогая в эвакуации, и Акеми пока не отпускают. Аичиро подхватил кто-то из джонинов, Кай засел в госпитале, потому что там он нужнее, а Акеми следит за эвакуацией ровно до тех пор, пока не понимает, что мидори перестают ей отвечать. Они с Накику разделились для того, чтобы охватить куда большую территорию и помочь увести тех, кто никак не сможет за себя постоять. Отвод глаз неплохо им помогал, но раз техника перестала работать, то значит что-то пошло не так. Акеми не хочет думать о чем-то плохом и запрещает себе на этом сосредотачиваться. У нее сейчас хватает дел, а Яхико, вернувшийся к ней, как никогда мешает. Брат мешается под ногами, не слушается и уговаривает отпустить его в бой, отвлекает ее и потом вздрагивает, когда вдруг получает пощечину. Она устала слушать его, устала видеть чужие смерти и думать о том, где находятся все, кого она любит. Ей от него нужна помощь, которую он может оказать, если будет выполнять указания, а не мешаться под ногами. На них смотрят; около госпиталя, у которого сгруппировался клан Икимоно, слишком много народу, но ей наплевать. Для гордости не остается места: ни свою, ни братову она лелеять сейчас никак не может. — Если ты сейчас же не займешься делом, то я сама тебя убью, — рычит она, замахиваясь для нового удара. — Отец, отец, отец! Перестань вспоминать о нем! Ты не можешь и половины того, что мог он! Ты генин, который впервые видит бой своими глазами. У тебя одна задача — помочь эвакуации, не вступать в бой, если это возможно. Что тебе непонятно?! — Я сильнее, чем ты думаешь, — выдавливает из себя мальчик, на что Акеми, у которой нет времени на сочувствие и понимание, только скалится, очень напоминая Канкуро. — Я твой брат, я могу все то же, что и ты! Он ее брат, и она боится потерять его, боится больше не увидеть, отчаянно хочет самого отправить в эвакуацию к остальным. На это она не имеет права, потому что они оба стали шиноби, навсегда отказавшись от покоя. Она даже о бабушке с матерью не может пока думать, занятая ранеными и гражданскими. Акеми тоже вспоминает отца, перебарывает страх и ужас, переступает через себя, не обращая внимание на то, как горят огнем внутренности — слишком много и быстро она тратит чакру, это ей потом аукнется. — Ты обуза. Сейчас ты обуза, и папа был бы разочарован. Уйди с глаз моих и делай то, что велено, — потом она будет с ним мириться, потом пожалеет о том, насколько жестоко с ним обошлась, потом будет заглядывать ему в глаза и подбадривать. Пока что ей не хватает того, что она получает — ящериц слишком мало, они гибнут слишком быстро, даже несмотря на то, что почти весь ее клан задействован. Акеми вытирает кровь, капающую из носа и благодарно касается пальцами, залезшую на нее Кацую-сан. С ней значительно легче, но чакра ей не нужна, во всяком случае, пока, поэтому слизняка она пересаживает на одного из раненных соклановцев и отходит. Яхико смотрит на нее и исчезает, как она надеется, чтобы приносить пользу, а не искать проблем. Так или иначе, присматривать за ним она сейчас не может. Она отступает и тянет к себе одного из своих кузенов, потом второго, о чем-то перешептываясь с ними, после чего они начинают складывать печати. — Что вы собрались делать?! — их окликают, но никто не отвечает, сосредоточившись на призыве. У каждого из них нет сил на полноценный самостоятельный, но техники клана позволяют им сделать общий, чем Акеми и пользуется. Они все успели потрепаться еще до того, как оказались у госпиталя, чакру нужно тратить с умом, но без помощи им всем не обойтись. Режут руки они себе одновременно, и кровь падает на черные символы, расползающиеся у их ног. Кодай но Хаха возникает в облаке дыма и слишком весело смеется. Голос у нее хриплый и старый, но чешуя такая яркая, что слепит на солнечном свете. Красивая громадная ящерица, которая окидывает всех не насмешливым даже взглядом, а глумливым. — Маленькая ящерка, — обращается она к Акеми, тянется к ней кончиком хвоста, не замечая, что сбивает кого-то с ног. На нее смотрят с уважением и страхом — своенравная Кодай но Хаха редко к кому приходит сама, предпочитая посылать кого-то вместо себя. — Так похожа на моего мальчика. Красный ящер мне нравился до того, как стал скучным отцом. Обещаешь, что сама не станешь такой, когда вылупится твоя первая кладка? — Я боюсь не дожить. — Кодай но Хаха смеется и ударяет лапой по земле, отчего в разные стороны идут трещины. Акеми думает, что Конохе уже такие повреждения совсем не страшны. После того, что учинил тут Пейн вообще никакой разницы нет и хуже уже не будет. — Нам нужна помощь, матушка. Мой клан… — Он тоже боялся и, смотри-ка, дожил, двух после себя оставил. Мало, но есть и другие, — она перебивает, смотрит на стоящих за Акеми людей и вздыхает протяжно и устало. — Моих детей становится все меньше. Вам везет, что и вас я считаю своими. Глупыми. Беспомощными. Нуждающимися. Детьми. Она отпускает Акеми, которая даже не заметила, как начала опираться на ее хвост. Она смотрит на то, как появляются остальные: Ганко почти сразу же срывается с места, чувствуя, где идет бой; следом за ним отправляются Усуй и Атсуй; Момоку юркой стрелой оказывается у старейшин, чтобы помочь им, а Чисай заползает Акеми под ладонь. Кодай но Хаха ревет — звук напоминает карканье стаи ворон, он неприятный, но не такой уж и пугающий, думает Акеми, вставая на ноги. Она чувствует себя лучше и понимает, что старая ящерица восстановила ей если не всю чакру, то какую-то ее часть. Поблагодарит ее она потом, а пока срывается с места туда, где особенно шумно. Ближе всего к ней оказывается Аичиро, который уже сменил себе компанию. Она не знает, как он оказался рядом с кем-то из Анбу. Неплохо, думает она, вихрем обрушиваясь вниз с полуразрушенного здания на врага, сражающегося с Аичиро и еще парой джонинов. Сбоку от нее раздается радостный возглас, но на товарища по команде она не оборачивается до тех пор, пока они не оказываются бок о бок за одним из обломков. — Мы в заднице, — говорит ей Аичиро, на секунду выглядывая из-за валуна и тут же прячась. — Сейсеки у тебя остались? — Акеми без слова пускает к нему несколько ящериц и концентрируется сама, призывая мурасаки. Как же, не пригодятся они ей никогда, ага. — Никого не видела из наших? — Кай с Сакурой, ты не видел Накику? — Спрашивает она, поджимая губы, когда Аичиро качает головой. — А Яхико? — Около Конохомару. Они выводили пострадавших, — вот это уже хоть что-то. Акеми кивает и хлопает Аичиро по колену, вставая на ноги. От очередного толчка земли она пошатывается, но ее тут же ловят, прижимая к крепкой груди. От этой хватки Акеми тихо стонет от боли. — У тебя треснули ребра, ты в курсе? — Да что ты говоришь, — она шипит она, отстраняясь от Аичиро. Поболит и пройдет, пока она может двигаться, то должна сражаться. Да и что еще ей остается? Она старается не думать ни о чем постороннем: о знакомых, чьи тела увидела под обломками, о матери и бабушке, которых не видела, о брате, которого не чувствует, о Накику, которая непонятно где. Все это только отвлекает. — Пошел ты! — кричит Аичиро, когда в очередной раз слышится вопрос о Наруто, никто ему его не выдаст, никто не отдаст. Она ловит взгляд его и, отскакивая от земли кружится в натянутых нитях чакры. Если они смогут убить хотя бы этого, то будет уже хорошо, если они смогут при этом не умереть, то вообще замечательно. Чисай истошно вопит, выплевывая во врага мощный сгусток ветра, а потом падает на землю, когда тот внезапно взмывает вверх. Пауза кажется неестественной и странной, ящерица запрыгивает Акеми на плечо, Аичиро становится рядом. Просто так все закончиться никак не может, в этом они все уверены, но что тогда? Аичиро с Акеми переглядываются, Чисай что-то шипит, а в следующее мгновение их всех откидывает назад. Во все стороны летят обломки, пыль и мелкая крошка. Мир гаснет. Приходит в себя Акеми после взрыва с трудом и не сразу. Чисай, удерживающий над ней плиту, с протяжным хрипом откидывает ее в сторону и падает рядом. Аичиро, приземлившийся на обломки чуть поодаль, кажется, не дышит вовсе. Акеми не может рассмотреть его, когда приподнимается на локтях и стонет от первого же неудачного вдоха — ребра, понимает она, сломаны, а легкое, кажется, пробито. Плохо, плохо, плохо! Ей хочется сказать, что все поболит и пройдет, но вместо этого она заходится кашлем, тут же пачкая кровью все перед собой. Она пытается подползти к напарнику, не слышит Чисая и рвется из накрывающих ее плечи рук. Ей нужно убедиться, что с Аичиро все в порядке, ей нужно привести его в чувство, потому что бой еще не закончен! — Я тут, я тут, — раздается над ее головой голос Кая. Он запыхавшийся и бледный, но несмотря на это, тут же прикладывает к ней ладони. Тело тут же начинает привычно покалывать, а боль постепенно отступает. Акеми переводит дыхание и пытается оттолкнуть от себя Кая. — Аичиро там. Я в порядке. Помоги ему, — отрывисто говорит она, мотая головой. Аичиро, который до сих пор не поднялся на ноги, нуждается во внимании ирьенина куда больше, чем она. Как Кай может этого не понимать?! — Я посмотрю, что с ним, но потом. Акеми, мне надо, чтобы ты не шевелилась, хорошо? Вот так, да, — он врет и к Аичиро не подходит, когда заканчивает с ее лечением и помогает ей сесть. Он не смотрит даже на него, а глядит вперед, на трех огромных жаб, возникших перед Пейном благодаря Наруто. Может быть, у них еще есть шанс? Акеми шевелит губами, смаргивает злые слезы и ищет в себе силы на что-то еще надеяться во всем этом ужасе. Она верит в Наруто, но даже с тремя жабами — он один против чудовища, которое вторглось к ним домой. Он один и никто не спешит ему на помощь, сама она не может подняться, зато может закричать, когда видит Хинату, загородившую собой Узумаки, когда тот оказался прибитым к земле. Это все страшный сон, кошмар, и даже проснувшийся в Наруто Кьюби уже не пугает ее так, как мог бы. Пусть даже он, лишь бы все это поскорее закончилось! И все заканчивается. Аичиро зовет их с Каем, поднимается на ноги сам и обнимает, когда те бросаются к нему, забыв обо всем. Ирьенин еще пытается попутно осмотреть его, не понимая, что сделало увиденное им зеленое свечение, а Акеми истерично смеется, чувствуя непривычную слабость в ногах. Все хорошо закончилось, кто бы мог подумать. Наруто становится героем Конохи, и никто уже никогда не будет его избегать.Коноха. 14 января, 17 лет после рождения Наруто.
Rihanna — Russian Roulette
+++
Конан настигает её у дворца Хокаге, отбросив в сторону очередную жертву допроса. Кику не в состоянии поддерживать инка — она выдохлась, пытаясь спасти от взора Акацки гражданских и своих товарищей: Котетсу, Изумо и Райдо. Огонёк погас, как и надежда уйти незамеченной. — Ты. Ты знаешь, где Узумаки Наруто? Почему он прячется? Нет, дорогуша. Наруто не прячется, это она специалист скрываться в тенях. Хреновый специалист, раз позволила себя поймать. Конан не торопится приближаться, на всякий случай. Она и с расстояния способна прекрасно контролировать свою технику, захватывая куноичи Конохи в кокон из плотных листов. Кику молчит. Наруто в деревне никто не выдаст, а единственная женщина из Акацки, возможно, сжалится над ней. Те, кто попался в бумажное ниндзюцу, пока просто обездвижены, но, скорее всего, не мертвы. И помощь должна вот-вот подойти. Они смотрят друг на друга, и внезапно куноичи из Амегакуре подлетает на своих крыльях почти вплотную. Ещё чуть-чуть, и кончики их носов соприкоснутся. — Это же ты — та малышка, которую спас Сасори. — В янтарных глазах мелькает что-то похожее на любопытство. И тут же гаснет. Она протягивает руку к растрёпанным волосам Кику, но не касается их. — Мне никогда не нравился этот безумный маньяк. Но, возможно, в нём было что-то человечное. Кику в этой красивой женщине тоже не может разглядеть ничего человечного. Если Сасори был куклой, то Конан — изысканное, но такое же искусственное оригами. Она понятия не имеет, откуда та знает об их с Сасори истории: мысли читать сподвижница Пейна не умеет, ведь тогда не стала бы пытать и допрашивать жителей деревни. Чтобы с ней поделился сам Сасори — это вообще нонсенс. Особенно, если они не ладили. И какие надо знать детали, чтобы вот так ткнуть пальцем в небо и попасть в правильную персону? Краем глаза Накику замечает за спиной женщины знакомую фигуру в бандане. Генма аккуратно приближается, готовясь сложить печати и делая ей короткий жест головой, требуя не привлекать к нему внимания. Кику разрывается между тем, чтобы поступить так, как он просит и заорать, умоляя его уйти. Она видит что-то жуткое во взгляде напротив, убеждающее её, что жалости в этот раз не будет. — Ребёнок… — Конан почти ласково гладит её по щеке. Кику уже давно не ребёнок. — Дети достойны спасения. И мира. Только не те, кто ступил на путь ниндзя. Прежде, чем Кику успевает отреагировать, Конан пронзает её острым бумажным лезвием. Она уже не видит того, что среди белых листов клинка, окрашенных её кровью, прячется сделанный на скорую руку, но удивительно точный набросок длинноволосой девочки. Не видит того, как Генма стремительно прыгает вперёд, активируя уже бесполезную технику земли. Не видит того, как сам проигрывает в битве ангелу смерти и падает рядом с ней. Инка внутри неё трепыхается в последний раз, угасая навсегда. — Ищи его душу по ту сторону, дитя, — говорит на прощание Конан. — Если от неё что-то осталось. Но этого Кику тоже уже не слышит.Placebo — Sleeping with ghosts
+++
Неджи видит её издалека. Сломанную куклу с нимбом золотых волос на ложе из промокших листов бумаги. Хината, пусть и без сознания, жива. Накику повезло меньше. Ему не нужно приближаться, ни активировать бьякуган, чтобы знать, что чакра в худеньком теле погасла. В этот раз инка её не спрятал. И лежащий рядом Генма, такой же бездыханный, не уберёг. Ино, бегущую в сторону, где был дворец, в сторону покалеченных тел, джонин машинально хватает за запястье, не давая приблизиться. — Что ты… — на голубых глазах всё ещё застывшие после смерти Шизуне слёзы. — Не смотри. — Голос его не подводит. — Пройди другим путём. Но Яманака упрямая. Тут же ищет взглядом причину странного поведения Хьюги. Застывает, не пытаясь вырвать руку. Они стоят и чего-то ждут, наверное, какого-то чуда, которое не случится. Теряют драгоценное время помочь другим, живым. Неджи редко общается с Ино, но подозревает, что чувства в них сейчас очень похожие: тут и глубокая печаль от потери тех, кого они знали, и сожаления о том, что они не успели им сказать. Только слепой бы не заметил, как Ино смотрела на приятеля Какаши и Асумы. Как он сам пытался разгадать скрытную разведчицу, когда-то повстречавшуюся ему в деревне Песка. — Больно, — шепчет Ино. Неджи машинально ослабляет хватку, хоть и понимает, что она не о том жалуется. — Почему опять так больно? — Поболит и пройдёт, — равнодушно и жестоко бросает Неджи. Ему отчаянно хочется, чтобы это сейчас сказала сама Акеми, чтобы это она нашла два трупа, непонятно как сохранившиеся среди нагромождения валунов и обломков зданий. Подавляемая злость в нём рождает всё то, что он в себе ненавидит: в первую очередь воспоминания о том, каким он был после выпуска из академии. Желание сделать побольнее тому, кто этого не заслужил, просто потому, что мир вокруг несправедлив. Ему нужно растормошить Яманаку, — она ведь явно куда-то спешила, — нужно проверить Хинату-химе, встретиться со своей командой. Нужно, нужно, нужно. Обязательства тянут его в пучину клокочущей ярости, потому что противиться своей ответственности Неджи не в силах. Так будет правильно. Похоронить павших успеют потом, если от них самих что-то останется. Если что-то останется, если кто-то останется, погост займёт значительную часть будущей деревни. Но у них, слава Ками, есть Наруто. Который со своей яростью как-то умеет справляться и даже использовать на то, чтобы договориться с криминальными элементами мирового масштаба. Пока все чествуют героя, а Ино в порыве благодарности что-то кричит про замужество, — Неджи надеется, что она не про Узумаки, — сам он, расталкивая толпу народа, приближается к задумчиво стоящей поодаль Накику. Ловит её приветливый взгляд. Пристально разглядывает едва заметный шрамик на брови, которую она приподнимает домиком в немом вопросе. И, не обращая внимания ни на её реакцию, ни на проходящих вокруг, заключает в крепкие объятия. Какая-то справедливость в этом мире всё-таки существует.