Коноха. 27 сентября, 17 лет после рождения Наруто.
Era — Mother
+++
Мать Акеми находит на кладбище. Та почти не ходит сюда, предпочитая лишний раз не смотреть на могилу своего мужа, но, видимо, перед началом войны решает навестить его. Винить ее в том, что Амена-сан она забыла, не приходится: просто ей слишком тяжело было смириться с его потерей, вот и не выходит у нее смотреть спокойно на могильную плиту. Акеми знает, что Кагуя-сан страдает, тоскует и скорбит, и не смеет никак торопить ее в этом горе. Каждый переживает смерть близкого по-своему, тут и говорить не о чем. Кто-то живет дальше, а кто-то ломается. Она смотрит на ровную спину матери, гадая, о чем именно сейчас думает женщина, что хочет рассказать своему мужу, чем поделиться? С другой стороны, Акеми догадывается о том, что может мать рассказывать отцу. Она подходит к Кагуе-сан и останавливается рядом с ней, ждет несколько долгих мгновений, прежде чем решает заговорить. — Дядя решил, что будет лучше отправить меня следить за безопасностью эвакуированных, — спокойным тоном сообщает Акеми, сцепляя руки в замок за своей спиной. Она не смотрит на мать, вместо этого находит взглядом монумент Хи но Иши. Хорошо, что кладбище почти не пострадало; покой усопших, за могилами которых так тщательно следят ученики академии, ничего не потревожило. — Тебе будет чем там заняться, заодно и за Яхико присмотришь, — говорит Кагуя-сан, на что Акеми согласно кивает. Ее младший брат имеет дурную привычку искать себе ненужные проблемы, особенно, когда он оказывается с Конохомару без присмотром. Они хоть и генины уже, а все такие же озорники, какими были всегда. Акеми не знает, когда они выйдут из этого возраста и начнут вести себя иначе. Может быть, этого никогда и не случится: Гаю-сенсею вон ничего не мешает бегать по Конохе на руках и устраивать какие-то дурацкие споры с Какаши-сенсеем, который не намного его лучше. — Да, я тоже так подумала. Жаль, что не получится, мама. Тебе самой придется за ним следить, — Акеми вздыхает, когда мать оборачивается к ней и смотрит таким взглядом, что становится ясно: она такого точно не ожидала. — Это же ты попросила дядю не отправлять меня, правда? — Он передумал? Он обещал, что вы с Яхико будете в безопасности. — Кагуя-сан даже не отрицает ничего, за что Акеми ей благодарна. Было бы сложнее, если бы она решила прикидываться дурочкой, ничего не знающей ни о чем. К счастью, не в ее характере идти на попятную даже в таком, это еще отец любил отмечать с доброй усмешкой. Любил он ее в том числе и за упрямство, в чем сам и признавался. — Нет, дядя собирался сдержать свое слово. Я пошла к Тсунаде-сама. — Она пошла к Хокаге, проторчала у нее под дверью кабинета два часа, пока не выдержала и зашла туда сама. На нее даже в кои-то веки не накричали, хотя по лицу женщины было видно, что ей совсем не по душе такие неожиданно врывающиеся к ней гости. — Годайме согласилась со мной в том, что мои способности будут куда нужнее на поле боя. Можешь попытаться переубедить ее, но я, кажется, исчерпала ее лимит терпения. — Тебе не место на войне, — чеканит мать, бледная от гнева. Акеми поворачивается к ней лицом и скрещивает руки на груди. Ругаться с матерью ей совсем не хочется, тем более перед отцом, но что поделать? — Ты к такому не готова! — И что? Мне из-за этого отсиживаться? — не выдерживает Акеми, тоже начиная раздражаться. Быть спокойной ей не удается, хоть она и старается. — Я вывела мурасаки! Сколько человек в клане могут похвастаться, что сделали это? После отца никто не возвращался к ним до меня, и ты знаешь об этом! Их невозможно вывести быстро, а у меня они мало того, что просто есть, так еще и большие. У кого они остались после папы? — По-твоему, это хоть немного будет похоже на миссии, на которых ты была?! — Кагуя-сан взмахивает руками и хватает дочь за плечи, встряхивая. — В этот раз не будет никакого спасения и помощи! Почему ты никак не понимаешь, что я о тебе переживаю? Почему тебя все тянет туда, где тебе не место? — В Суну, например? — Акеми даже не удивлена, что так или иначе все возвращается к деревне Скрытого Песка и Канкуро. Мать не одобряет ее всецело и полностью, не понимает, почему ее все так тянет прочь из дома. Она все еще так до конца и не верит в этот союз, уверенная, что он может в любой момент распасться. Если такое случится, то неизвестно, что будет дальше. — Давай, скажи, что я должна быть в Конохе, а не крутиться вокруг Канкуро. Сколько раз мы из-за этого уже ругались? Каждый раз одно и тоже! — Она сбрасывает с себя руки матери и отступает на шаг. — Видимо, недостаточно, чтобы в твоей голове хоть какие-то мысли появились! Я еще могла смириться с этим увлечением, потому что оно бы так или иначе закончилось, как только если не ты, то он вспомнит о своих обязанностях, но война… — Война — это другое. Но злит ее не это, а уверенность матери в том, что или она, или Канкуро устанут. Акеми не выдерживает и просто отворачивается, не желая больше продолжать этот разговор. Она запрещает себе расстраиваться и злиться, и пытается хотя бы ради Накику, которую должна проводить, выглядеть более или менее спокойной. Рассказывать подруге об этой ссоре она не хочет, во всяком случае пока — зачем грузить ее перед миссией? Все равно тут никаким советом даже не помочь, потому что Кагуя-сан так и не смирилась с тем, что ее дочь идет своей дорогой. Так уж вышло, что ведет она в Суну, а не кружит вокруг Конохи, и что привязана Акеми к Канкуро, а не к кому-то еще. Ближе к воротам она останавливается и делает глубокий вдох. Нет, сегодня Накику не узнает о ее переживаниях.Коноха. 27 сентября, 17 лет после рождения Наруто.
Flёur — Когда ты грустишь
+++
— Нам надо поговорить. — Сейчас? — Кику хмурится, отрываясь от проверки ядов и противоядий. Неджи зашёл в пристройку без стука, а, может, она не услышала, как он стучался, потому что была слишком занята сборами. Ей сегодня уходить на разведку, а через несколько дней присоединиться к остальным дивизиям объединённой армии уже в лагере. — Сейчас, — кивает Неджи и переводит взгляд на Сая, как обычно оккупировавшего её кровать. — Оставь нас наедине. Художник откладывает альбом и ставит кисти в стакан на тумбочку, затем без пререканий исчезает в открытом окне. — Почему он постоянно тут торчит? — возмущается Неджи, хотя тон у него ровный. Вряд ли ревнует. — Он всегда тут торчал, — пожимает плечами Кику, складывая в сумку уже два протектора, а третий, с иероглифом «шиноби», закрепляя на лбу. — Ты о Сае пришёл поговорить? — Я про твою комнату. — Нет, не о Сае, но почему-то не хочет переходить к сути. — Она не моя, а гостевая, — смеётся Кику. — Вон, там даже табличка на двери есть. Неджи проходит к окну и тщательно закрывает створку, активирует бьякуган, чтобы убедиться что рядом никто не подслушивает. У Кику уже закрадываются нехорошие подозрения, что разговор будет непростой, но она гонит от себя плохие мысли. Вряд ли Хьюга стал бы планировать его прямо перед её уходом, если бы это было что-то ужасное. Правда? — Нам лучше расстаться. У Кику выпадает из руки колба с ядом и разбивается о лежащий на полу недавно заточенный сюрикен. Она смотрит на вытекающую синеватую жидкость, и Неджи смотрит. Они молчат и не двигаются. Кику ждёт, пока он объяснит хоть что-то. Это то, о чём он усиленно весь август думал? Но что могло случиться? Проблемы в клане? Ему просто надоело? У них же и так ничего особо не было, кроме поцелуев и робких прикосновений наедине. — У меня есть ответственность перед кланом. На войне мне важно оберегать Хинату-химе, к тому же мы будем с тобой в разных дивизиях. Разве всё это важно? Кику не понимает. А как же его обещание? Зачем обещать то, что не сможешь выполнить? — Если всё закончится хорошо, если… мы выживем, то продолжим оттуда, где закончили. Но если я погибну, не смей обо мне думать. Если он погибнет? А если она опять погибнет? На этот раз никакой Пейн не раскается и не оживит их. Это ей надо умудриться оставаться в порядке, чтобы использовать Кишо Тенсей, пусть и недоработанный. Какой есть теперь — возможно, и не пригодится даже, в конце концов, у них есть сильный дивизион ирьёнинов во главе с Шизуне-семпай. Кику хочется поднять сюрикен, пропитавшийся синим ядом, и воткнуть Неджи в глаз, но вместо этого она кивает, принимая его доводы. — Хорошо, — говорит она. — Ты прав. Нам нужно сосредоточиться на том, чтобы победить. Неджи целует её в уголок рта и обнимает крепко, словно в последний раз. Замечает в её волосах заколку из кости и проводит пальцем по бусинам и ракушкам. Он не знает, что это делала Рира-баа, но Кику сейчас не собирается объяснять, ей не до того. Не после того, что он сказал. На закате её приходит проводить Акеми. Они стоят под теми же фонарями, под которыми мирились после их единственной крупной ссоры. Под которыми Накику сказала три главных слова своей лучшей подруге. Своей сестре. Эти же три слова она смогла сказать Ичи. А вот с Неджи они почему-то никогда не говорили о чувствах, словно это само собой подразумевалось. Может, и не было ничего? Может, их любовь — это просто попытка быть сильнее вместе, скрываясь от одиночества? — А где Неджи? — проницательно интересуется Акеми, прищуриваясь и заглядывая Кику в глаза. — Только не говори, что он не нашёл времени в своём расписании, чтобы тебя поцеловать на прощание? — Мы расстались, — равнодушно говорит Кику. У Ако глаза становятся размером с лампы фонарей, а рот приоткрывается. Накику хмыкает и подавляет порыв засунуть туда грязный палец. Откусит же. — Так будет лучше. На время войны. — Кому лучше? Тебе или ему? — ворчит Акеми. — Это же не твоя глупая идея, правда, Кику-анэ? — Нет. Но он прав в какой-то степени. Я и так беспокоюсь за тебя. За Ичи. За Сабаку и остальных. — О себе побеспокойся, — советует Акеми, очень напоминая сейчас Гаару. Вот-вот приказ отдаст, в письменном виде причём. — Всё будет хорошо, не зря же мы столько работали с Кишо Тенсей. Кику вот не уверена, но они и вправду много работали. Даже пришлось подключать Сакуру — это были не самые приятные тренировки, учитывая, как Харуно раскритиковала идею ещё на этапе первых попыток. Потом ей пришлось признать, что польза определённо есть. Конечно, Сакура ведь мало знала о техниках Накику, особенно про хенка. Она помнила лишь, как Чиё пожертвовала своей жизнью, чтобы воскресить Гаару. Кику сразу же призывает инка — потому что сейчас даже на территории страны Огня стало небезопасно. Она помнит про алоэ, помнит про чёрную тень с корнями, помнит, что враг может быть где угодно. Ей хватит, чтобы добраться до того места, где союзная армия начала разбивать лагерь, а там она восстановит силы и уже отправится на задание. Кику знает, что будет в дивизионе разведки, под началом Яманака Иноичи — отца Ино. Ему и будет отчитываться, когда выполнит свою миссию. Если будет, что рассказать. До лагеря её сопровождают только шелест листвы и крики ночных птиц. А ещё маленькая гуре, свернувшаяся клубком с нарисованной змейкой в сумке на поясе.