Коноха. Май, 18 лет после рождения Наруто.
Lost frequencies — Reality
+++
Кику давно спит, свернувшись калачиком у него под боком, а Неджи не может уснуть. Смотрит в потолок и думает обо всём, что с ним произошло. Обо всём, что он пропустил. О решениях, которые неожиданно для себя и поспешно принял. Он пять месяцев провалялся в коме, а жизнь вокруг не останавливалась ни на минуту. И когда он очнулся, всё завертелось с утроенной скоростью. Сначала дядя огорошил его предложением стать главой клана. Причём Хиаши-сан сказал, что даже если бы у Неджи осталась печать, предложение всё равно было бы в силе. Видимо, потеря племянника стала для него незабываемым ударом. Дядя лично, при свидетелях, пришёл на поклон к Накику и Акеми, выражая благодарность от всего клана. И если Акеми выглядела не в своей тарелке, то по лицу Кику читалось, что та мечтает провалиться сквозь землю. Если бы её персонально это не касалось, она бы, скорее всего, просто бы зажгла инка и в лучших традициях незаметно бы свалила. Неджи не хочет брать на себя ещё одну ответственность. Он хочет восстановиться после комы, хочет пожить спокойно для себя, хочет, наверное, когда-нибудь стать сенсеем и взять себе команду. Но никак не руководить кланом. Так он и сказал Хиаши-сан. Но, встретив непонимание, решил действовать наверняка. Разговор с вернувшейся с Косен Накику тоже был не из простых. Когда она навестила его в больнице, то смотрела таким взглядом, словно призрака увидела. Неджи неожиданно кольнул тот факт, что, кажется, она не верила, что он очнётся. Что опять не верила в свои силы и возможности. Она, чёрт побери, вытащила его с того света! — Мы должны снять домик, — сказал Неджи через неделю, когда переговорил с дядей и выписался с грехом пополам из госпиталя. Тсунаде-сама недовольно поджимала губы, но препятствовать не стала — Неджи шёл на поправку и уже мог самостоятельно передвигаться. Только строго-настрого запретила без её согласия начинать тренировки. — Что-то не так с Хиаши-сан? — проницательно спросила Ристуми. — Я обещал тебе, что если мы переживём войну, то заново начнём оттуда, где остановились, — твёрдо ответил Неджи. Он помнит, что сказала ему Акеми. — Если ты всё ещё не против. — «Если ты всё ещё что-то ко мне испытываешь». — Но переезд это… — Это хороший шанс найти себя, — немного грубо оборвал Неджи. Хватит, он и так долго терпел присутствие этого странного Сая в её личном пространстве. Приклеился тот к ней, что ли? — Тебе же нравится уединение. В нашем доме нас никто не потревожит. И я не против, чтобы к нам заходила Акеми. Против, на самом деле. Но иначе она точно не согласится. И вот они тут. Спят в одной кровати, вместе встают по утрам, — она заваривает себе кофе, а ему чай, — вместе выбирают в магазине то, чего не хватает для их совместного быта. Неджи старается, хоть и не знает, что и как делать: у него никогда не было отношений до Кику, да и с ней всё было медленно и ненавязчиво. Ему кажется, она лишний раз боится потревожить его, а, может, всё дело в том, что песчаники в принципе не особо тактильные. К Канкуро и Акеми это не имеет отношения, но это другое. Неджи протягивает руку и, через минуту раздумий, касается щеки Ритсуми. Он не хотел её будить, но передумал. Пальцы скользят к шее, огибают то место, где у неё остался тёмный шрам от инка, похожий на многоконечную звезду, останавливаются у кромки выреза ночнушки, которую Чиву-сенсей подарил ей на переезд, поворчав, что негоже девушке её возраста спать в его старых футболках. Кику просыпается мгновенно, что удивительно — она любит поспать, и хоть сон её чуток, обычно она не настолько напряжена и собрана. В темноте, разбавленной лишь светом фонарей с улицы, её глаза светятся инка. Возможно, он просто не знает ничего о той новой Кику, которая вылупилась из хитинового панциря после войны. Возможно, теперь она постоянно бдит и боится, что во мраке все её страхи станут реальными, если она не будет готова дать им моментальный отпор. — Это я, — зачем-то говорит Неджи и тянется к ней с поцелуем. Кого он успокаивает? Себя или её? — Я скучал. — Мы видимся каждый день, — напоминает Накику. Её голос ещё немного хриплый ото сна. — Но я тоже по тебе скучала. Как далеко зайдут их отношения? Чего он вообще от них хочет? Неджи не знает, он не знает даже чего он ждёт от себя самого. Он был готов умереть, но воскрес, и теперь ему нужно придумать что делать с этой новой жизнью. Сейчас он хочет целовать тёплую Кику, зарываться пальцами в её волосы и, возможно, немного больше. Кику протягивает руку к прикроватной тумбочке и, открывая ящик, копошится в нём, что-то выискивая. Второй она обнимает его за плечи и не отвлекается от поцелуя. Затем раздаётся шорох, и Неджи открывает глаза, замечая в её пальцах… презерватив? Почему он сам не подумал о том, чтобы купить средства защиты? Он же знал, что в итоге рано или поздно до этого дойдёт. Он хмурится и вопросительно смотрит ей в глаза. — Это Ако мне дала, — поясняет Накику, слегка краснея. То ли врёт, то ли стесняется. — Ну… на всякий случай. Неджи просто кивает и чувствует, как его собственные уши горят. Что делать с презервативом он знает, конечно… в теории. Кику, правда, его помощь не нужна: она ловко стягивает с Хьюги пижамные штаны, разрывает упаковку и раскатывает презерватив по его уже готовому члену. Правда, в последний момент её рука чуть вздрагивает, и Кику пристально вглядывается в его лицо. — Ты точно… — Точно, — отрезает Неджи, притягивая её к себе в объятия. Для этого он достаточно восстановился, неужели незаметно? Накику пихает его в грудь и устраивается сверху, увлекая в очередной поцелуй и осторожно насаживаясь. Это приятно, но неожиданно: разве эта та поза, в которой обычно в первый раз занимаются сексом? Неджи, правда, уже понял то, что сам себе признавать не хотел: он у неё не первый. Не с такими выверенными действиями, не с таким расслабленным лицом и лёгкой полуулыбкой. Не в такой позиции, когда она откидывается назад, полностью опускаясь на его бёдра и подаваясь вперёд. Он кладёт ладони на её колени, скользит вверх, попутно задирая ночнушку и внимательно разглядывает стройное, постепенно оголяющееся тело. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться с кем Кику могла научиться сексу. Но он не собирается ничего ей предъявлять — сам же её бросил. Она ему ничего не должна, тем более хранить верность. И всё же… Чёртов Сай, откуда он только взялся? Почему этот художник, как мотылёк на пламя, летит на ЕГО девушку? Инка его, что ли, заманил? А должен был спрятать. Накику выпускает когти хенка, проводя пальцами по его груди. Неджи щекотно — возможно, она не дождалась его реакции и решила немного подстегнуть? Он чувствует в своей чакре какие-то лёгкие изменения, но не может точно сказать какие. В любом случае, она вряд ли собирается убить того, кого так отчаянно пыталась спасти. Неджи подхватывает её под ягодицы, переворачивая на спину и беря контроль над ситуацией. Переплетает свои пальцы с пальцами Кику у неё над головой. Губами скользит от шеи к неровно вздымающейся груди, всё так же стараясь не задеть её шрам. Он не портит Кику, но у Неджи нет желания напоминать Ритсуми, что он у неё вообще есть. Что у неё остался другой крестовидный шрам возле позвоночника, который она непонятно как умудрилась получить на войне. Он многого не знает о том, что она пережила, а Ритсуми не торопится рассказывать. Когда они засыпают, Кику слегка отодвигается. Он привык: ей так легче дышится, во сне она не переносит сплетение горячих тел и даже за руки держаться не сильно любит. — Ты нужна мне, — шепчет Неджи и не врёт. Она нужна ему для того, чтобы не потеряться в этом новом мире, до которого ещё нужно добежать. Кику открывает глаза на мгновение и кивает. — Я здесь, — просто говорит она. — Я здесь, пока я нужна тебе.Суна. Конец мая, 18 лет после рождения Наруто.
XARISTA — Паранойя
+++
В Суне на Акеми накатывает неожиданное чувство дежа вю. Ее отпускают на три месяца, по сути, передавая в руки Казекаге: он может распоряжаться ею и ее умениями как пожелает, хоть, конечно, и в рамках разумного. Она первым делом отчитывается перед Гаарой в его кабинете, передает ему свиток от Хокаге и, в целом, на этом может считать свой долг выполненным. Ей нужен отдых, с этим удается смириться даже самой Акеми, лишь закатывающей глаза, когда Гаара повторяет ей это пожелание, больше похожее на приказ. Она знает, что с его стороны это забота, а не сомнения в ее силах и способностях. Просто он куда более чуткий и прозорливый, чем кажется, а ее к тому же знает достаточно хорошо, чтобы веселая улыбка никак не сбила его с толку. За это Акеми его любит еще больше и, самую малость, ненавидит, потому что это опека, в которой она вроде как не нуждается. От Гаары она и узнает, где Канкуро: на тренировочной площадке, даже номер тот же, что и в тот раз. Почему-то от этого Акеми становится не по себе, хотя вроде бы ничего необычного в этом нет. Она же знает, что у него в Суне полно дел, так что тут такого? Он далеко не всегда встречает ее у ворот деревни или в кабинете Казекаге, это нормально. Акеми вздыхает и, оставляя свои вещи у Канкуро, идет его искать. На голову она, уже наученная и привыкшая, накидывает легкую шаль, от которой прячется от солнечных лучей. Когда-то Накику все ворчала на нее, что она совсем не знает, как вести себя в Суне, и от жары ей точно станет плохо. Почему-то, вспоминая именно попытки названной сестры то собрать ее волосы, то закрыть ей чем-то голову, она начинает тихо посмеиваться. Надо, наверное, выдернуть сюда Яхико. Он в Суне почти не бывал, ему тоже должно быть интересно, что его сестра тут нашла такого. Акеми почти удается избавиться от какого-то дурного предчувствия, когда она подходит к тренировочной площадке. Она кивает знакомым шиноби Песка, которые или машут ей в ответ рукой, или же почтительно склоняют голову. От последнего ей страшно неловко, потому что она никак не может понять — это из-за нового дурацкого статуса невестки Казекаге или уважения за ту помощь, которую оказали всем ящерицы Икимоно во время войны. Если именно из-за помощи, то Акеми хочется гордиться заслугами своего клана: он не самый известный и влиятельный в Конохе, но он тоже является гордостью деревни, как любой другой. Ей надо будет, наверное, узнать, что думают здесь о них, потому что дяде будет приятно узнать о произведенном ими хорошем впечатлении. Он ведь очень много делает, будучи главой, стараясь никого не подвести, в особенности своего покойного старшего брата, на которого пусть и не пытается равняться, но которого безмерно уважает. Исаму-сан даже смутился, когда Акеми отметила, что у него все получается даже лучше, чем у ее отца, потому что тот никогда не был таким гибким, как его младший брат. Амен-сан бы точно гордился им, если бы увидел чего он добился за прошедшие три с небольшим года. Жаль, что не увидел он и как вырос Яхико, но Акеми хотя бы успела ему о чем-то рассказать. Это тоже многого стоит, решает девушка, замечая на тренировочной площадке небольшое столпотворение и даже не удивляясь ему. Канкуро она замечает сразу — он выше многих, легко бросается в глаза, особенно когда на нем нет рубашки. Она останавливается, прислоняется плечом к тренировочной мишени и рассматривает его, пытаясь понять, что ж он в этот раз разделся. Вокруг него детвора, ученики новой академии, судя по всему, а какая-то куноичи постарше раздает всем краску. Акеми осторожно подбирается ближе, желая послушать что Канкуро рассказывает детям. Смотреть на него со стороны даже забавно, потому что детей он всегда терпеть не мог, а тут надо же, возится! — Фиолетовый — цвет воинов, он символизирует благородство и силу, — объясняет Канкуро. Он так увлечен проводимым им занятием, что не замечает Акеми. Ее это одновременно и забавляет, и как-то обижает. Будто он и не ждет ее вовсе и забыл, что с сегодняшнего дня начинаются ее три месяца в Суне. — А правда, что синий — цвет злодеев? А если я люблю синий, то мне нельзя его использовать? — спрашивает белобрысый мальчишка, взмахивая кисточкой и тут же получая за это тычок в бок, потому что краска летит во все стороны. — Синий еще символизирует мистику, — поправляет его куноичи. У нее приятный нежный голос, отмечает Акеми, только сейчас замечая, как золотятся на солнце ее волосы. Длинные и красивые, собранные в толстую косу. — Если станешь мастером гендзюцу и будет использовать техники с куклами, то почему бы и нет? Разве я не права, Канкуро-сама. «Са-ама-а», — перездразнивает Акеми, которой девушка резко перестает нравится. Она знает, что у Канкуро в Суне хватает воздыхательниц, но, кажется, после войны их становится еще больше. Акеми поправляет шаль, вспоминая собственные длинные волосы, которые так сильно нравились Канкуро. Он уже видел ее со стрижкой и не сказать, что оценил — хмыкнул как-то недовольно, повздыхал, но, в целом, больше ничего не выдал. Ей и этого хватило, чтобы понять как ему больше нравилось. — Да. Еще можно использовать красный. Он отвечает за героизм, заметили же, что у большинства все рисунки наносятся именно красной краской? — Девушка подходит к Канкуро и подает ему баночку. Он показывает, как наносит ее сам и продолжает рассказывать, но Акеми его не слушает. Она следит за тем, как куноичи вдруг ловит его за руку и аккуратно салфеткой стирает с его шеи пару капель. Обычно Канкуро наносит все идеально, просто сейчас отвлекается на детей и почти не смотрит в зеркало. Странное они, конечно, место для урока выбрали. В классах слишком душно, что ли? Акеми не кажется, что здесь так уж и лучше. — А зеленая краска? А если я хочу два разных цвета, Сора-анэ? — Продолжает задавать вопросы мальчишка. Куноичи тихо смеется и качает головой, начиная ему что-то отвечать. — Канкуро-сан, а вы еще будете нас учить? — Не всех, только тех, кто выберет марионеток в качестве оружия, — отзывается Канкуро. Это никакая не новость: после войны он особенно много времени тратит на то, чтобы у Суны вновь появились сильные отряды кукловодов, как это было во времена Сасори. Ему все хочется превзойти гения, что у него, кажется, даже получается. — А почему? Мы вам не нравимся? А кто вам нравится? — продолжает усердствовать он, пока его не перебивает девочка с острым личиком и двумя крысиными хвостиками. Акеми она почему-то совсем не нравится. — У Канкуро-сан есть невеста! — шипит она и тут же лучезарно улыбается, взмахивая длинными ресницами и глядя на Канкуро. — А она красивая? Я уверена, что Сора-анэ красивее! Нет никого красивее Соры-анэ! Детский галдеж ее поддерживает, пока куноичи, которая то ли учит их, то ли присматривает за ними, пытается всех успокоить. Акеми ее совсем не знает; они с ней никогда не пересекались. Может, она на год-два постарше, поэтому? — А начните встречаться с Сорой-анэ, она точно лучше! — Канкуро над этим смеется, а Акеми кривится так, словно кислый лимон проглотила. Да, не зря ей эта мелкая крыска не понравилась, даже Конохомару в ее возрасте был воспитаннее. Она напоминает себе, что это всего лишь дети, у которых есть свои кумиры, но ей неприятно. Неприятно ей, потому что Сора объективно симпатичнее, потому что у нее длинные волосы, — как Канкуро и любит, будь оно неладно, — потому что она в Суне и никуда ей не нужно отлучаться, кроме как на миссии, потому что себя вдруг Акеми чувствует неважно. Мог бы сказать что-то, а не отмахнуться от них, расстроенно думает она, отворачиваясь и тут же натыкаясь на Мацури и Юкату. Их увидеть за своей спиной она никак не ожидала, поэтому вздрагивает и оступается, но ее вовремя ловят за плечи аж две пары рук. — Акеми-чан! — радостно восклицает Юката, тут же обвивая шею Акеми руками. — Я так рада тебя видеть! — Я думала, что нам тебя только на той неделе ждать, — Мацури отталкивает подругу и сама заключает Акеми в объятия. Они обе страшно шумные и привлекают к себе внимание. — Ты же на три месяца к нам? — Акеми-чан, а Мацури хотела что-то у тебя спросить! Про того, в очках! — хохочет Юката и лукаво смотрит на подругу. — Высокий, красивый такой! — Кай? — ошалело переспрашивает Акеми, пытаясь сообразить, о каком высоком красивом и в очках идет речь. Ну вряд ли про Эбису-сенсея, его-то она даже не видела. — Нет, не твой сокомандник! Он с этим вечно, который с собакой, — мотает головой Юката, пока Мацури мучительно краснеет. — Он ей понравился, их надо срочно познакомить! Она даже подарок ему сделала, а имя не узнала, глупая! — Шино, что ли? Который с насекомыми? — Все собственные переживания тут же вылетают из головы. Такого Акеми точно не ожидала. Она открывает рот в изумлении и смотрит во все глаза на Мацури. Юката рядом смеется, продолжая дразнить подругу. — Сначала Гаара, теперь Абураме. Мацури, у тебя очень специфические вкусы, — раздается за спиной Акеми голос Канкуро. Она оглядывается на него и вдруг отмечает, что он останавливается рядом с ней, не обвивая ее рукой так, как обычно делает. — Исчезните обе. Ты тут как давно? Почему не позвала? — Ты занят был, — она улыбается и хочет было потянуться к нему за поцелуем, но замечает устремленные на них взгляды. — И до сих пор занят. — А это кто? — спрашивает мальчишка, наклоняя голову набок. У него на лице красуется длинная неровная синяя полоса. — Она некрасивая. — Как так можно говорить?! — тут же шипит Сора, не глядя даже на Акеми. — Извинись сейчас же! — Не буду, я ее не знаю даже! — Знаешь, старуха Чие что-то про меня еще говорила, а это же кошмар похуже, — хмыкает Акеми, переводя взгляд на Канкуро. Тот ухмыляется, хотя мог бы и сказать что-то. Его не волнует чужое мнение, ее тоже, но сейчас ей почему-то обидно. — Хотя, чему я удивляюсь. Ты-то тут вырос. — Ты еще не привыкла к Суне? — Канкуро кидает взгляд на детвору и, все же, наклоняется к ней, коротко целуя в губы. Акеми мстительно кусает его, чем заслуживает удивленный темный взгляд. — Я скоро закончу. Подождешь? Акеми вначале кивает, а потом вдруг мотает головой. — Я пойду лучше, в душ пока схожу, а там и ты освободишься, нет? — Канкуро кивает. К себе он возвращается позже обычного, объясняя тем, что был занят, и Акеми, наблюдая за ним, начинает думать, что выбрала не самое удачное время. В груди селится неприятное чувство собственной ненужности, и, пока Канкуро моется, она трет пальцем новый шрам, думая о том, что, наверное, он должен ее портить. Надо было им сразу заняться, но тогда ей было не до того. Убедить себя в том, что это глупость, у нее как-то совсем не выходит.