***
star.dragon: Прости меня. Я знаю, что не простишь, знаю, что не ответишь. Я даже не уверен, что ты это прочтёшь, но, всё же, прости. У меня не хватило смелости сказать тебе правду, я постарался найти её хотя бы для того, чтобы написать это сообщение, которое, конечно, уже ничего не изменит. Ты был для меня всем в эти прекрасные месяцы, ты помог мне пережить их и почувствовать, что в моём существовании есть хоть какой-то смысл. Я знаю, что уже поздно что-то говорить. Что-то менять. Было поздно с самого начала — с тех пор, как я понял, кто ты. star.dragon: Прости, Гарри. Если когда-нибудь сможешь.***
Неделя прошла в глухом тумане. Улицы тоже заволокло им, словно вторя ощущениям Гарри. Злость угасла, будто бы вышла со слезами, пролитыми в первую ночь, оставив после себя только тупую боль и пустоту. Всеобъемлющую, поглощающую. Он не выходил из дома, — Сириус заезжал к нему дважды, и оба раза Гарри едва находил в себе силы сделать вид, что он в порядке, — слонялся по квартире, в десятый раз перечитывал «Властелина колец», чувствуя, что строчки проносятся мимо него, достал свой старый видеомагнитофон, прогнав по новой до дыр засмотренные кассеты с глупыми боевиками. Пил много горячего чая в нелепой попытке согреться, но холод шёл изнутри. Затем Гарри разозлился по новой, а потом вновь перестал — пустота съела и это чувство. Он был разбит. Самое светлое, что осталось в его жизни, оказалось замаранным, испачканным и брошенным ему в лицо. Острее пустоту делали вечера, из которых исчезло такое привычное общение. Ещё когда Тео, нет, чёрт побери, когда Малфой (Гарри всё ещё не мог заставить себя называть его настоящим именем, в своих мыслях обходился безликим «он») замолчал на те ужасные четыре дня, Поттер осознал, как привык переписываться с ним. Он ощущал себя так, словно потерял пару конечностей — абсолютная беспомощность и фантомная боль по тому, чего у него уже не будет. Выйти из дома Гарри заставил только Рон — проснувшись всё таким же туманным утром, он вдруг осознал, что всё это время не навещал друга. На него тут же напал стыд, и опрокинув в себя очередную кружку бесполезного-совсем-не-греющего-чая, Поттер принялся одеваться. Он был так потерян и погружён в себя, что даже не заглянул за занавеску, как делал всегда перед тем как зайти в палату. И тут же об этом пожалел. Гермиона стояла спиной к нему и возилась с букетом цветов. Увидев её, Гарри на секунду прикрыл глаза, борясь с накатившим отчаянием — ну почему он стал таким невезучим. Уходить было поздно — она обернулась на звук открывшейся двери. — О, — её рот остался приоткрытым. — Гарри. Поттер улыбнулся ей — слабо, дрожаще, так, как только мог. Его взгляд сам собой забегал по её лицу, впитывая в себя знакомые с детства черты. Гермиона казалась какой-то невероятно взрослой и усталой. Её волосы, не покоряющиеся никакому средству для укладки, вились пышным облаком, торча во все стороны. — Привет, — тихо сказал он, отдалённо удивившись тому, каким бесцветным стал его голос. — Ничего страшного, я зайду попозже. Гарри уже отвернулся и сделал шаг обратно к двери, как маленькая рука вдруг опустилась на его запястье. Он вздрогнул от этого короткого прикосновения, и ему стоило большого труда заставить себя обернуться. Гермиона выглядела несчастной. — Не надо, — она качнула головой. — А, ты уже уходишь? — тупо уточнил он. — Нет, — она нервно прикусила губу, будто решаясь на что-то, а потом быстро добавила: — Ты завтракал? Гарри на миг завис. Ему было действительно тяжело вспомнить, ел ли он утром, и это не считая того, что вопрос сам по себе был полной неожиданностью. — Я… Кажется, нет, — наконец, ответил он. Гермиона слабо улыбнулась, и её пальцы разжались. Гарри опустил взгляд на своё запястье. На коже осталось тепло её руки, и это было странное, забытое ощущение. Что-то из прошлой жизни. — Я тоже. Ты не хочешь сходить куда-нибудь вместе? Тут неподалёку есть паб, там отличные завтраки и… Она осеклась, будто бы осознав, как странно звучат её слова после более чем полугода их взаимного молчания. Не полного, конечно; они говорили после аварии, но это были неловкие диалоги из пары фраз, без следа былой близости. А затем она уехала в Кембридж, и осколки их дружбы разбились в стеклянную пыль. — Если ты хочешь, конечно, — закончила она немного растерянно. Взгляд её карих глаз был наполнен каким-то невыносимым сожалением. У Гарри в голове вертелось много слов. Они толпились, сталкивались друг с другом, но в предложения не складывались, поэтому он смог лишь растерянно произнести: — Хочу. — Ох, — ответила Гермиона, словно не ожидавшая такого ответа. — Да, я… Сейчас я с этим разберусь и пойдём. Она махнула букетом увядших тюльпанов, и Гарри кивнул. Он так и стоял в дверях, молча наблюдая за тем, как Гермиона выбрасывает цветы и достаёт из бумаги новые, как набирает в небольшую вазочку воды и оставляет их в ней. Поправив тяжёлые, ещё не раскрывшиеся бутоны свежих тюльпанов, она оглянулась на Гарри и неловко сказала: — Понятия не имею, зачем я их ношу. Он же даже не любит цветы, так к чему это… — Миссис Уизли носит подшивки спортивных журналов, где главная тема — баскетбол, который он терпеть не мог, — слабо улыбнулся Гарри, и Гермиона вдруг рассмеялась, тихо и печально. — Ладно, — вздохнула она, задержав взгляд на Роне, а потом вновь обернулась к Гарри. — Пойдём? — Веди, — он кивнул. Всю дорогу его не покидало ощущение, что он видит сон. Немного безумный, температурный. В этом сне он влюбился в человека, который оказался Драко Малфоем, и в этом же сне Гермиона Грейнджер вела его в паб, где они собирались позавтракать, словно и не было долгих месяцев тишины. В пабе оказалось уютно: массивные деревянные столы, мягкие диванчики, окна с цветными витражами, в солнечную погоду наверняка озарявшие помещение многообразием цветных бликов. Гарри заказал английский завтрак, Гермиона повторила за ним и следом попросила себе чашку кофе. Поттер едва не поморщился — он не был уверен, что в ближайшее время сможет его пить. Кофе теперь стойко ассоциировался у него с Малфоем и вызывал целую кучу неприятных ощущений. — Как там Кембридж? — неловко спросил Гарри, просто чтобы что-то сказать. — Нормально. Семестр начнётся послезавтра. А у тебя как дела? — Неплохо. Помогаю Сириусу. Разговор не клеился. Как только им принесли завтрак, оба уткнулись в свои тарелки, радуясь тому, что попытки вымучивать из себя слова можно поставить на паузу. Минут пять тишину заполнял только звон столовых приборов да приглушённые разговоры пожилой пары, что сидела у окна неподалёку, а потом Гермиона вдруг с размаху бросила вилку в печально звякнувшую тарелку и закрыла лицо руками. Гарри перестал размазывать по тарелке грибы и поднял на неё неудомённый взгляд. — Я так не могу, — сказала она. Её голос звучал глухо из-за прижатых к лицу ладоней. Поттер печально хмыкнул и кивнул самому себе. Что ж, вот оно — сейчас они разойдутся. Зачем он вообще пошёл с ней сюда? Гермиона отняла от лица ладони и тихо произнесла: — О, Гарри. Прости меня. — Ничего, — он деланно беспечно махнул рукой, стараясь не обращать внимания на болезненные уколы где-то в области сердца. — Я всё понимаю. — Понимаешь? — она почти прошептала. Её глаза блестели. Гарри сглотнул ком, подступивший к горлу, и кивнул: — Да. Понимаю. Ты не можешь заставить себя говорить со мной, и это… это нормально. Я бы сам с собой не разговаривал, если бы мог. Он ожидал, что Гермиона, может быть, бросит ещё одно скомканное извинение, а затем поднимется и уйдёт, оставив его в одиночестве. Но она только нахмурила брови и сказала: — Я не это имела в виду. Гарри положил вилку, откинулся на спинку дивана и тоже нахмурился. Она хотела сказать что-то похуже? Что-то в духе «ты мне противен»? Тогда зачем было звать его завтракать… — Я говорю о том… — она запустила руку в волосы, провела ей назад, путаясь пальцами в хаосе кудрей, и твёрдо закончила: — Я ужасно виновата перед тобой. — Что? — тупо переспросил Гарри. — Я ужасно виновата перед тобой, — повторила она. — В чём? — он продолжал пялиться на Гермиону, её слова казались ему полной бессмыслицей. Она тоже взглянула на него растерянно — так, будто бы он не понимал какой-то очевидной, до ужаса простой вещи. — Я бросила тебя. — Нет, ты… — Гарри, — перебила она его, и её голос обрёл настойчивые нотки, — я бросила тебя. Всё было так сложно, я… я начала винить тебя. Не напрямик, но в глубине души я чувствовала это, и мне было так стыдно, что я просто не знала, куда себя деть. Невозможно было смотреть тебе в глаза, видеть твои страдания, чувствовать себя такой беспомощной. А потом я просто уехала, попыталась скрыться от проблем, и даже навещая Рона, продолжала избегать тебя. Потому что я не знала, как заговорить с тобой, как объясниться, и то первое чувство, то, как глубоко внутри я обвиняла тебя в том, в чём ты вовсе не виноват, оно вызывало такой стыд, что я… Гермиона запнулась, словно у неё закончился воздух. Её нижняя губа задрожала, а затем она вновь спрятала лицо в ладонях. Тонкие плечи содрогнулись — раз, второй, и она отрывисто закончила: — Я оказалась ужасным другом. Худшим в мире. Гарри молча смотрел на неё, не в силах поверить в то, что она сказала. Всё это было так странно, так неправильно — не она должна была убегать, не её должно было мучить чувство вины. Как она могла не понимать этого? — Но я действительно виноват, — слабым голос выдавил он. — Нет! — жарко воскликнула Гермиона, отняв ладони от лица. Гарри с ужасом осознал, что по её щекам катятся слёзы. — Нет, Гарри! Ты ни в чём не виноват, это мог быть кто угодно, Рон или Дин могли сесть за руль, и всё закончилось бы точно так же… — Не так же, — перебил он её. — Я был бы на месте Рона. Или на месте Дина. И всем было бы лучше. — Не говори так. — Но это правда. У Рона огромная семья, которая по нему скорбит, у него ты… А Дин… Боже, у него было столько друзей. Его мать осталась совсем одна. — У тебя тоже есть семья. И друзья. Гарри качнул головой: — Их не так много. Папа… Он бы смог это пережить. — Прекрати, — она коротко всхлипнула. — Здесь нет твоей вины и никогда не было. Это несчастный случай. — Это не так, — он устало качнул головой. — Разве ты винил бы Рона, поменяйся вы местами? — тихо спросила Гермиона. Он замер, глядя на её раскрасневшееся лицо. Эта мысль была такой простой, и, тем не менее, она никогда не приходила ему в голову. Он приоткрыл рот, чтобы что-то ответить, и тут же закрыл обратно. У него не было нужных слов. — Вот именно, — кивнула Гермиона. Они мучительно долго смотрели друг другу в глаза — Гарри пытался осознать сказанное ею, но словно не мог охватить эту мысль целиком. Вина толкалась в нём, жгучая, уничижительная, не находящая выхода. Он не винил бы Рона — ни единой секунды, но ему казалось неверным применять те же правила к самому себе. Карие глаза напротив него несколько раз моргнули, позволяя крупным слезам скатиться вниз, к дрожащему подбородку, а затем Гермиона сдавленно произнесла: — Ты простишь меня? Я знаю, что ты не сможешь сделать этого прямо сейчас, не уверена, что сможешь позже, но я всё равно… Я просто хочу, чтобы ты знал об этом. О том, как сильно я сожалею, о том, как мне стыдно перед тобой. Перед вами обоими. Гарри вдруг понял, что уголки его глаз жжёт. Он поднял взгляд на потолок, длинно выдыхая через нос, моргнул, в попытке задавить слёзы, а затем произнёс: — Могу я обнять тебя? Гермиона ничего не ответила. Он услышал только как она поднимается с места, как делает несколько шагов, обходя массивный стол, а потом её тёплое, хрупкое тело оказалось совсем рядом. Руки обвили его за плечи, и Гарри дёрнулся вперёд, сжимая Гермиону в ответных объятиях. Она притиснулась так близко, как только могла, и он зарылся лицом в облако её волос. Они пахли цветами. Он так давно не чувствовал этот запах. Ткань футболки на его плече впитывала её слёзы. — Не плачь, пожалуйста, — лихорадочно зашептал он. — Мне не за что тебя прощать, всё в порядке, правда, в порядке… Она покачала головой, щекоча прядями его нос, и сильнее сцепила руки — так, что Гарри стало сложно дышать. Он не возражал против этого. Боже, Гарри и понятия не имел о том, как сильно скучал по ней. — Всё хорошо, — прошептал он. — Всё в порядке, ты ни в чём не виновата. Они сидели так ещё долго. Завтрак давно остыл, пожилая пара ушла, оставив их одних в целом зале, а из динамика под потолком зазвучала непринуждённая мелодия. Гарри чуть покачивал Гермиону в объятиях, будто маленького ребёнка, до тех пор, пока она не перестала всхлипывать. — Я люблю тебя, — прошептала она уже спокойнее, и Гарри улыбнулся ей в волосы. — Я тебя тоже, — просто ответил он. Его сердце щемило. Даже та боль и пустота, что преследовали его всю неделю, потеснились, уступая место теплу. Гермиона была его лучшим другом. Ему так сильно её не хватало. Она, наконец, отстранилась, громко шмыгнув носом. Гарри слабо улыбнулся, глядя в её заплаканные, покрасневшие глаза, и тыльной стороной ладони стёр остатки слёз с её щёк. Они остались сидеть бок о бок — Гермиона положила голову ему на плечо, а он обнял её одной рукой. Завтрак был забыт. — Расскажи, что у тебя происходит, — попросила она после долгого, но теперь уже уютного молчания. — Я спрашивала о тебе у мамы Рона, у Луны и Невилла, но они толком ничего не знают. — Это потому что у меня действительно ничего не происходит, — Гарри погладил её по плечу. О том, что на самом деле он заперся в своей голове и перестал общаться со всеми, кроме Сириуса, Поттер решил умолчать. — Совсем ничего? — Гермиона чуть отстранилась, чтобы заглянуть ему в лицо. Гарри поджал губы. Мысли о Малфое, отошедшие на задний план в тот момент, как он встретил Гермиону в больнице, вернулись. — Есть кое-что, — сознался Поттер, покосившись на неё. Она слабо улыбнулась и кивнула ему, молчаливо предлагая продолжить. — Я встретил кое-кого осенью, — смущённо начал он, уставившись перед собой. Говорить об этом было неловко. Словно он двинулся дальше, продолжил жить, хотя не имел на это права. — Это же здорово, — искренне заметила Гермиона, но Гарри качнул головой с печальной улыбкой: — Не совсем. Наверное, встретил — громкое слово. Мы познакомились в интернете и переписывались… До недавнего времени. Всё как-то шло само собой. Я не стал называть своего имени, он тоже, мы вообще не говорили ничего о своих реальных личностях, но при этом многим делились. Я рассказал ему об аварии, он о своих проблемах, и мы… В общем, он поддерживал меня. Очень сильно. Было так легко говорить обо всём этом с незнакомцем без имени и лица. Такая простая вещь, знаешь. Я сам не заметил, как… Он осёкся. Слово «влюбился» попросилось на язык и тут же было отброшено в сторону. Малфой. Он не мог влюбиться в Малфоя, просто не мог и всё тут. — Ты говоришь об этом подозрительно грустно, — сказала Гермиона, не дождавшись продолжения. Её рука опустилась на его живот, сжала в кулаке ткань футболки. — Да, потому что мы обменялись фотографиями, и всё выглядело просто замечательно, а потом оказалось, что он прислал мне фото своего друга, — решившись, на одном дыхании выпалил Гарри. — Было ужасно выяснить это. А потом я узнал, почему он это сделал, и… Блять, ты просто не поверишь. Я бы сам не поверил, если бы не знал точно. Он… Помнишь Малфоя? — Конечно, — тут же ответила она. — При чём тут он? Гарри хмыкнул. Гермиона, уловив это, чуть отстранилась, и когда он взглянул на неё, её рот образовал чётко очерченную букву «о». — Не может быть, — выдохнула она. — Может, — он пожал плечами. — И что ты сделал? Гарри фыркнул — вопрос, на его взгляд, был на редкость идиотским. Особенно для Гермионы, которая никогда не задавала глупых вопросов. — Прекратил с ним общаться, конечно же. Гермиона окончательно отодвинулась от него, и ему тут же стало жаль утерянного тепла. Но тянуться обратно он не стал — только наблюдал, как она перегнулась через стол, чтобы взять в руки свою чашку с давно уже остывшим кофе, а затем, так и не поднеся её к губам, нахмурилась. Гарри знал это выражение — оно появлялось на её лице, когда она решала сложную задачу. — Тебе больно? — вдруг спросила она. — Конечно, — тихо ответил Гарри и возненавидел свой жалко дрогнувший голос. Гермиона перестала хмуриться и внимательно посмотрела на него. Тонкая морщинка, залёгшая было между её тёмных бровей, разгладилась. — Тогда почему ты не поговоришь с ним об этом? — мягко спросила она. Гарри удивлённо вытаращился на неё. Вот это уже правда был абсолютно идиотский вопрос. — Ты же сама понимаешь, — медленно проговорил он, словно объясняя ребенку, почему небо голубое. — Как я могу общаться с ним дальше? Гермиона улыбнулась ему уголками губ. Затем сделала глоток холодного кофе, слегка поморщилась и отставила его обратно на стол. — Каким он был? — вдруг спросила она. Гарри тупо уставился на нее, и она вздохнула, а затем терпеливо пояснила: — Каким Малфой был с тобой? Пока ты не знал, что это он? — Он… Не знаю, — Гарри пожал плечами. Затем, поняв, что невольно соврал, тихо добавил: — Замечательным, вообще-то. — Замечательным? — Ты понимаешь, о чём я, — он раздражённо вздохнул. — Не совсем, — она покачала головой. — Расскажи подробнее. Гарри было что сказать. Если бы ещё несколько недель назад кто-то спросил о его собеседнике… О, у него была бы целая куча слов. Приятных, тёплых, влюблённых. Он попытался отстраниться от мысли о Малфое, вернуться назад, туда, где не знал даже его фальшивого имени, и начал перечислять: — Понимающим. Сочувствующим. Нежным. Нуждающимся во мне. Иногда колким, но не всерьёз, только в шутку. Любящим? Не знаю, можно ли так сказать, мы не говорили о своих чувствах, но… Чёрт побери, Гермиона, зачем тебе это? Мы говорим о Малфое, какая разница, как он себя вёл? — Вообще-то большая, — заявила она. — Ты же не думаешь, что он специально подбирался к тебе? Такая мысль приходила ему в голову, но он счёл её абсурдной. Малфой никак не мог просто поджидать его в одном из десятков чатов, даже если предположить, что он откуда-то узнал ник Гарри. Это было что-то на грани невозможного. — Нет, — с неохотой признал Поттер. — Тогда почему ты не поговоришь с ним? — повторила свой вопрос Гермиона. — Да боже! — Гарри всплеснул руками, подавив в себе порыв раздражения. — Он врал мне, и он Малфой. Всё. Этого должно быть достаточно. Ты что, забыла, каким он был в школе? — Я прекрасно помню, каким он был, — она поморщилась. — Мерзким идиотом. — Вот! — воскликнул Гарри, наконец ощутив себя понятым. Но это чувство тут же ушло, когда Гермиона, внимательно глядя ему в глаза, произнесла: — Люди меняются, Гарри. — Нет, — он покачал головой. — Не такие, как он. — Почему ты так в этом уверен? — Я… Просто уверен и всё, — он нахмурился и отвёл взгляд, не выдержав. — Слушай, мы вообще с тобой об одном и том же человеке говорим? — Гарри, если бы ты не был так расстроен, я бы предложила тебе просто пойти дальше. Я ведь не ради Малфоя это делаю. Ты знаешь моё отношение к нему… — О да, — он усмехнулся. — Когда ты дала ему пощёчину при доброй половине школы… Приятное воспоминание. Она негромко рассмеялась, качнув головой. — Да, это было здорово. Жалею только о том, что не ударила кулаком, как планировала изначально… — Я бы с удовольствием на это посмотрел. Гарри был бы рад удариться в воспоминания, а затем и вовсе перевести тему, но Гермиона ему не позволила. Она потянулась к нему и накрыла его руку своей маленькой, тёплой ладошкой. — Он написал тебе что-нибудь? — вкрадчиво спросила она. — После того, как ты всё узнал? Поттер поджал губы. Он прочитал сообщение от Драко, но не стал ничего отвечать. Тогда в нём клокотала злость, граничащая с яростью, а позже, когда её сменила боль, он уже не видел смысла в ответе. Для него их общение было окончено, и слова Малфоя ничего не меняли. Да он им и не верил. В его голове Драко просто посмеялся над ним и пошёл дальше, настолько образ человека, с которым Гарри общался, расходился с личностью, что скрывалась за красивым никнеймом. — Да, — с неохотой отозвался Поттер, понимая, что выдаёт Гермионе на руки выигрышные карты. — Он извинялся. Много. — Тогда почему ты просто не поговоришь с ним? — Потому что не хочу. — Но тебе больно. Ему было больно. Больно и пусто. Страшное, пожирающее всё на своём пути чувство предательства не оставляло его ни днём, ни ночью. — Слушай, — деловито сказала Гермиона, — я не буду тебя ни в чём убеждать, это твоё дело, но, возможно, тебе стоило бы дать ему шанс. Школа давно позади, кто знает, что происходило с ним всё это время… — Я знаю, — встрял Гарри и тут же прикусил язык. Но сдавать назад было уже поздно, поэтому он обошёлся кратким: — Ничего хорошего. Честно говоря, он в полной заднице. Слова Малфоя, которые заставили Гарри внутренне содрогнуться, вдруг снова всплыли у него в голове. Он не забыл о них, но отталкивал от себя все эти дни, как отталкивал все хорошие воспоминания и светлые чувства. «Честно говоря, иногда я думаю, что мне просто стоит закончить со всем этим. Закончить с собой. Я уже давно не понимаю, зачем живу. Я всех только расстраиваю». Смутное чувство тревоги вдруг прорвало нагромождение злости, боли, острой обиды и застарелой ненависти. Поглощённый собой, Гарри ни разу не задумывался о том, что происходило сейчас с Малфоем. Что если он… О, нет. Нет, Гарри не будет его жалеть, не будет переживать за его жизнь. — В нём многое могло поменяться, — голос Гермионы отвлёк его, и он с удовольствием зарыл тревожные мысли на глубину, где они находились до этого. — Возможно, тебе стоит дать ему шанс. — Я не хочу, — произнёс Гарри, но его слова уже не звучали так уверенно. Гермиона кивнула и переплела между собой их пальцы. Больше она ничего не сказала. Поттер молча сжимал её руку в своей, заставляя себя дышать ровно — вдох и выдох, выдох и вдох. Он не хотел думать о том, что сказала ему подруга, не хотел позволять тревоге вновь кольнуть сердце, не хотел допускать ни единой мысли о Малфое. Боже, как же много этого человека было в его жизни. Выпускаясь из школы, он надеялся, что расстаётся с ним навсегда. Малфой всегда умел пролезть ему под кожу. — Давай поговорим о чём-нибудь другом, — попросил Гарри, переведя усталый взгляд на Гермиону. Она всмотрелась ему в глаза, а затем робко улыбнулась и кивнула. Он улыбнулся ей в ответ, откинулся на спинку дивана и вновь обнял её за плечо. — Расскажи мне о своём ужасно скучном университете. Как там чувствует себя современная медицина? — О, — её глаза блеснули. — Что ж, ты сам об этом попросил. Она заговорила, и Гарри, уставившись в потолок, купался в теплоте её голоса, поглаживая сквозь ткань шерстяного свитера тонкое плечо. Водоворот слов и знакомых интонаций относил его куда-то далеко, в тёплые, далёкие места прошлого. В воспоминания, которые дышали жизнью. Ему так страшно не хватало Гермионы всё это время, что он, захлебнувшись в боли потерь, даже не мог до конца этого осознать. Зато осознавал теперь, и мог лишь надеяться на то, что больше ему не придётся отпускать её.***
Прошла ещё одна неделя. Близящийся март понемногу стучался в окно, омыл Лондон очередной порцией дождей, когда Гарри, задержав дыхание, включил компьютер и открыл вкладку с чатом, которую не закрывал с самой осени. Его сердце гулко билось, пока страница буферизировалась. Он боялся, что может увидеть что-то новое — страшное, прощальное. Но ничего не было. Это немного успокоило его неровное сердцебиение. Marauder: мы можем встретиться и поговорить. если, конечно, ты снова не струсишь.