Простые вещи

Драко не помнил, как добрался домой в тот день. Просто был звон в ушах и слова Тео, которым он кивал, словно заведённый болванчик. Нотт говорил много и мягко — о том, что ещё не всё потеряно, о том, что Гарри теперь знает его, Малфоя, изнутри, о том, что им обоим просто нужно время. Он считал, что у Драко есть шанс. Сам Драко не был с этим согласен, но не спорил — это требовало слишком много сил и было бессмысленно. Шансов не было — он с самого начала это знал. Потом он, вроде бы, смог улыбнуться Тео и пообещать, что будет в порядке. Потом было метро, и невидящий ничего взгляд, и закрывшаяся за спиной дверь квартиры — кладбищенски тихой, кричаще пустой. Он сел за ноутбук и написал Гарри сообщение, но позже не смог вспомнить из него ни строчки. Слова просто пролились. Он чувствовал, что это единственное, что ему стоит сделать. Они не смягчили бы боль, которую Драко причинил Поттеру, он не возлагал никаких надежд на ответ, но ощущал, что должен был это написать. Потому что так было правильно. Потому что ему хотелось закончить не на случайно вскрытой лжи, а на честности. Потом были выходные, которые он провёл лёжа в кровати. Минуты тянулись, часы сливались, и порой позволяли ему провалиться в поверхностный сон. К вечеру второго дня Драко с удивлением осознал, что ни разу не заплакал, и так к нему пришло удивительное открытие — кажется, даже у боли был предел. Нижнее деление шкалы, за которое она не могла опуститься. Драко ответил на два звонка от Тео и один — от Панси, и его голос звучал на редкость нормально, пока он яростно ненавидел себя за то, что заставляет их беспокоиться. Хуже всего пришлось к концу недели, когда Нотт заехал к нему, потому что, о боже, Малфою понадобилось столько сил, чтобы сделать вид, что он справляется. Закрыв дверь за Тео, он упал в кровать и не шевелился ещё восемь (а может, девять, а может, десять; было так сложно следить за временем) часов. Он пил, и в один из особенно плохих дней Милли шепнула ему, что если он продолжит появляться на работе с такого ужасного похмелья, то его могут и уволить. Ещё в прошлом месяце Драко пришёл бы в ужас от этой перспективы, но сейчас ему было так наплевать. Позже он едва не потерял сознание прямо за стойкой, и его отправили на больничный. Он не сопротивлялся — ему больше не нужно было занятие, чтобы отвлечься, потому что отвлечься оказалось невозможно в принципе. Гарри снился ему почти каждый день, и Драко мог с уверенностью сказать, что эти сны были самым худшим. Просыпаясь от них, выходя из иллюзии зелёных глаз, и рук, и губ, и тёплых слов, он вяло задумывался о том, чтобы действительно закончить всё. Потом приходило осознание, что ему слишком страшно, и тогда ненависть к себе достигала невиданных высот. Кажется, одним вечером он встал с кровати и поехал в Сохо. Кажется, на нём одном мог закончиться бар, кажется, он танцевал так долго, что стало невозможно дышать. Кажется, всё кружилось, а на языке была соль от текилы, а потом ложная сладость цветной таблетки, и чьи-то руки, которые он оттолкнул, потому что его сознание никак не могло поверить в то, что больше некому хранить непрошеную верность. Кажется, ему должно было стать весело, и ему правда стало, но совсем ненадолго — потом пришёл страх, и его сердце билось быстро, так быстро, что он сбивался со счёта, и во рту совсем пересохло, и огни стробоскопов сливались в единый несуществующий цвет. А затем и страх исчез, и Драко только отстранённо подумал о том, что, в общем-то, остановка сердца посреди шумного танцпола — это не так уж плохо. Только, наверное, больно, но всё равно ведь не больнее того, что скребло изнутри. Кажется, он каким-то образом оказался в такси, кажется, смог с десятой попытки вставить ключ в замок, оцарапав заострённым металлом дверь. Кажется, его вывернуло, и всё так кружилось, так невыносимо кружилось, и под ладони вдруг попался холодный пол, а коленки больно ударились, и на этом моменте реальность схлопнулась и оборвалась. Это было сродни спасению.

***

Что-то тёплое прикоснулось к Драко, задержалось на его шее, но почти сразу исчезло. Было так больно — везде, от головы до ступней. — Пульс есть. — Слава богу. Что делать будем? — Промоем желудок? Короткая пауза, пульсирующая вибрация под щекой — кто-то ужасно знакомый постукивал ногой по полу. — Да ну, Панс, что тут промывать. По-моему, он все органы уже выблевал до нас. — Что за пиздец. Поднимай его давай. Драко ощутил дуновение воздуха — кто-то (Панси, рвано подумал он, кажется, Панси) перешагнул через него. Послышался стук, а затем стало холодно. Сквозняк ворвался в квартиру через открывшееся окно и облизал незащищённую шею. Снова шаги. — Драко, — голос был таким мягким. Ох, разве мог кто-то говорить с ним так? Даже теперь? Пальцы сжали плечо, тряхнули. Малфой хотел ответить, открыть глаза, но веки были такими тяжёлыми, а язык таким сухим, прилипшим к нёбу. — Тео, ты долго с ним нежничать будешь? Новый вздох, почти сожалеющий, а потом его перевернули, усадили, и щёку обожгло — маленькая ладонь, явно не принадлежавшая Нотту, влепила ему пощёчину. Драко прерывисто вздохнул и наконец открыл глаза. Это было невыносимо тяжело, ресницы как будто склеились. — Доброе утро, — мрачно сказала Панси. Она сидела на полу рядом с ним и была в чёртовой ярости. Драко хорошо знал это выражение её лица и никогда не завидовал тем, кому оно было адресовано. Он сжался под её взглядом и обернулся к присевшему на корточки Тео. И тут же пожалел об этом — злость, которая исходила от Паркинсон, была в разы лучше сочувствия, отразившегося на лице Нотта. — Что… — едва выдавив из себя это слово, Драко надсадно закашлялся, и лишь затем смог продолжить: — Что случилось? — Что случилось? — процедила Панси. — Случилось то, что ты, дерьма кусок, два дня не брал трубку. Скажи спасибо, что у Тео были ключи, иначе мы бы сломали ёбаную дверь, ты себе, блять, даже не представляешь… — Панс, — неожиданно резко оборвал её Нотт. — Тише. Пышущий яростью взгляд Паркинсон метнулся к Теодору, но тот даже не дрогнул. Она тяжело выдохнула через нос, а потом вскочила на ноги и отошла в сторону, скрестив руки на груди. Глядя на неё, напряжённую, сжатую в пружину и едва заметно дрожащую, Драко вдруг понял, что она не просто злится. Она напугана до усрачки. Он ещё никогда не видел её такой. Осознание происходящего медленно, но верно, находило дорогу в его затуманенный разум. — Какой сегодня день? — слабо спросил он. — Четверг, — ответил Тео. — Блять, — только и смог сказать Драко и растерянно уставился на свои дрожащие руки, словно в них мог заключаться ответ на то, как ему дальше жить. Он отключился почти на двое суток. Даже до кровати не смог дойти. Господи. — Вот именно, — не выдержала Панси, — Ты… — Давай, приятель, — вмешался Нотт, не дав ей разразиться гневной тирадой. — Вставай. Тебе надо в душ. Драко только и смог, что кивнуть и позволить Тео поднять себя. Голова закружилась, и он пошатнулся, но каким-то чудом удержался на ногах. Нотт проводил его до ванны, сказал что-то ещё — что-то ласковое, кажется, — но Драко его не расслышал. Боже, в ушах так сильно звенело, а затёкшее тело болело так сильно. Стоило ему закрыть за собой дверь ванной комнаты и повернуть маленький язычок замка, как до него донёсся крик Паркинсон: — Никаких замков, Малфой! Ты потерял своё право на приватность! Драко вздохнул и зажмурился, пытаясь дышать, а затем послушно вернул защёлку в прежнее положение. Спорить не хотелось — да он и не чувствовал себя в праве это делать. Прохладная вода немного помогла. Он долго стоял под ней, обхватив себя руками, вздрагивая от колких капель и пытаясь прийти в себя. Головная боль чуть отступила, комком свернувшись в затылке, а звон в ушах прошёл, и теперь все звуки казались слишком яркими и громкими. Дрожа, он выключил воду, завернулся в пушистое полотенце и лишь тогда решился посмотреть на себя в зеркало. Он ещё никогда не выглядел так плохо — даже после самых затяжных вечеринок, даже работая без выходных и напиваясь при этом каждый вечер. Белки его глаз покраснели от лопнувших сосудов, кожа казалась сухой, словно лист пергамента, губы алели и шелушились, а глаза, очерченные тенями, совсем запали. Как это с ним произошло? В какой момент? Когда всё стало так? С трудом оторвав взгляд от зеркала, Драко накинул на плечи второе полотенце и вышел из ванной. Нотт гремел посудой в кухонной зоне, а Панси тёрла тряпкой пол с такой яростью, словно он нанёс ей личную обиду. Малфою сразу же захотелось развернуться и вновь скрыться в ванной — ему в жизни не было так стыдно, как сейчас. Даже перед Поттером. Панси бросила на него злой взгляд исподлобья и вновь схватилась за тряпку. Драко оставалось лишь протиснуться мимо неё к шкафу. Переодевался он быстро и не глядя по сторонам — Паркинсон он не стеснялся, с Ноттом и вовсе раньше спал, но осознание того, насколько ужасно выглядит его истощённое тело, вызывало только смущение. А ведь когда-то он им гордился. Когда он переоделся и сел на кровать, скрестив ноги, Нотт дал ему воды. Драко вцепился в запотевшее от прохлады стекло и жадно осушил стакан, только теперь поняв, как сильно ему хотелось пить. Следом в его руках оказалась кружка с горячим чаем, и он тут же припал к ней губами, не обращая внимания на то, как кипяток обжигает язык. Сладость от нескольких кубиков сахара, брошенных Тео в чашку, приятно растекалась во рту. Панси, продолжая ругаться сквозь зубы, бросила тряпку в угол, вымыла руки и встала за узкую кухонную стойку, опершись на неё локтями. Рядом с ней на высоком стуле устроился Тео, и Драко тут же пожалел, что сел на кровать — теперь он ощущал себя провинившимся ребёнком на ковре у директора. С той лишь разницей, что блаженный старик, занимавший этот пост в Вестминстерской школе, не вызывал у него страха, в отличие от по-прежнему злой как чёрт Паркинсон. Из-за приоткрытого окна вновь ворвался ветерок, несущий с собой запах влаги, и запутался в мокрых волосах Драко, холодя его голову. — Простите, — тихо сказал он, когда молчание затянулось. — Я не хотел заставлять вас так волноваться. Драко собирался добавить, что это вышло случайно, но прикусил язык. В конце концов, никакой случайности в произошедшем не было. Ему было наплевать на себя, видит бог, он был бы не против умереть от истощения или передоза, или чего похуже, но он никогда не стал бы так поступать со своими друзьями. Правда, ещё несколько дней назад Драко не поверил бы в то, что они придут в такой ужас от его пропажи. Мысль о том, что кто-то может так искренне любить его, не пришла бы Малфою в голову и в лучшие времена. Он ничего не знал о любви. О тепле. О том, как любовь должна ощущаться, о том, что для неё необязательно быть кем-то стоящим. — Ты не должен извиняться, — сказал Нотт. — У тебя, блять, проблемы, Драко, — одновременно с ним произнесла Панси. Она всё ещё была злой, а её руки, лежавшие на столе, мелко подрагивали. — Это, — она кивнула в сторону груды пустых бутылок, которые они с Тео, видимо, собирали по всей квартире, пока Драко принимал душ. — Проблема. Что ты творишь со своей жизнью? Он попытался найти какие-то слова, может быть, даже чёрную шутку, но вместо этого лишь выдохнул, потерянно и ошеломляюще честно: — Я понятия не имею. — Тебе нужна помощь, — по-прежнему мягко сказал Тео. — Я перестану пить, — ответил Драко и, видя, как подозрительно нахмурилась Панси, добавил: — Нет, правда. Я говорю это не для того, чтобы вас успокоить, всё… Зашло слишком далеко. Ему было тяжело произносить эти слова. Он так долго отворачивался от мысли о том, что алкоголь стал для него проблемой, а не мнимым спасением (боже, разве он вообще хоть раз помог по-настоящему?), что признать правду оказалось мучительно тяжело. Драко подумал о том, что это даже забавно. В его жизни было столько лжи, в том числе самому себе, но после того, как Гарри всё узнал, она начала откалываться от него, будто треснувшая скорлупа, являя его настоящего. А настоящий он был так непригляден — поломанный и уставший, совершивший слишком много ошибок. Панси вдруг тяжело вздохнула и с силой растёрла лицо руками. Когда она повернулась к Драко, в её глазах больше не было злости — только боль, и он содрогнулся от мысли о том, что стал ей причиной. — Дело не только в этом, — сказала Паркинсон, серьёзно глядя на него. — Тебе нужен врач, Драко, нужны антидепрессанты, потому что это становится опасно. Ты болеешь, и в этом нет ничего плохого. — Или стыдного, — влез Нотт. — Или стыдного, — она кивнула. — Тебе просто нужна помощь, потому что иначе это всё может… может… Панси вдруг замолчала, судорожно вздохнув, и опустила голову вниз, тяжело дыша. Драко с ужасом понял, что она вот-вот заплачет. Он никогда не видел её плачущей, она всегда была такой сильной. — Это может закончиться плохо, — договорил вместо неё Тео. — Тем, что мы потеряем тебя. Драко понимал, о чём аккуратно пытается сказать Нотт. Он вспомнил мысли, что вяло кружились в его голове все эти дни — о том, достаточно ли высок Лондонский мост, о том, сколько именно таблеток хранит в себе шкафчик над раковиной. Малфой искренне считал, что никто не будет по-настоящему расстроен его смертью, что он только окажет всем услугу, но теперь плечи Панси мелко подрагивали, а Нотт смотрел на него с затаённым страхом, и всё это… Этого было слишком много. Он понял, что заплакал, только когда щекам стало мокро, и это было так удивительно и освобождающе. — Придурок, — тихо всхлипнула Панси, а потом вдруг сорвалась с места, обошла стойку и села на кровать рядом с Драко. Её тонкие руки обвили его, а маленькое, по-прежнему дрожащее тело, прижалось вплотную. Сладкий запах её духов окутывал, и почему-то от этого Малфою ещё сильнее захотелось плакать. Он закрыл глаза, прижимая к себе Панси, ощутил, как прогнулся матрас с другой стороны — Тео тоже забрался на кровать, чтобы обнять их обоих. — Никогда так больше не делай, ты, кусок дерьма, — сдавленно проговорила Панси в его шею. — Мы так испугались, ты себе даже не представляешь, а когда вошли и увидели тебя, я подумала, что ты… Что ты… Она всё плакала и плакала, а Драко без остановки шептал извинения, обнимая её. Тео молчал, уткнувшись носом в его волосы, сжимая его так крепко, словно он мог исчезнуть, разожми Нотт руки. Позже, успокоившись, оба уехали — Теодор в университет, а Панси на работу, — но к вечеру вернулись. Толкаясь втроём на тесной кухне, они все вместе приготовили домашнюю пиццу — квадратную, ужасно неровную, с кучей разномастной начинки — и улеглись спать. Драко лежал, плотно зажатый между телами своих лучших друзей, слушал их тихое, размеренное дыхание, и впервые за, кажется, всю свою жизнь, не чувствовал себя одиноким. *** Малфой включил ноутбук через три дня, собираясь просто проверить электронную почту, но в итоге всё равно открыл страницу чата. Он пообещал себе, что сделает это всего один раз, окинет напоследок взглядом переписку, что держала его на плаву столько месяцев, и оставит её в прошлом, как приятный, но невозможный сон. Драко никак не ожидал увидеть новое сообщение, датированное вчерашним днём. Его глаза бегали и бегали по одинокой строчке. Он просто не мог поверить в это. Marauder: мы можем встретиться и поговорить. если, конечно, ты снова не струсишь. Несколько минут Драко провёл без движения, сидя в одной позе и заставляя себя медленно вдыхать и выдыхать. star.dragon: Привет. Боже, ну и глупость. Серьёзно, «привет»? Но удалить сообщение было невозможно, поэтому Малфой просто продолжил: star.dragon: Прости, что не ответил сразу — я не заходил сюда и не видел, что ты мне писал. Я хочу встретиться. Панси не одобрила бы это решение. Она напомнила бы Драко, что сейчас он очень хрупкий (Паркинсон теперь постоянно повторяла это слово), сказала бы, что эта встреча откинет его назад, но он не мог отказаться. Даже если Гарри предлагает встретиться лишь для того, чтобы впечатать кулак ему в лицо. В ожидании ответа от Поттера, Драко не находил себе места. Он не мог не думать о том, что Гарри просто не дождался его сообщения — справедливо рассудил, что он струсил. В таком случае, Драко, наверное, мог бы написать Поттеру на электронную почту, но, может, это было бы слишком… Размышления походили на сто раз пережёванную жвачку, и в конце концов Драко просто отправился бродить по улицам, не в силах сидеть в четырёх стенах. Он попал под дождь, выкурил четыре сигареты, не обращая внимания на то, что к последней его замутило, дошёл до магазина, без разбора накупил продуктов, а вернувшись домой провёл ещё полчаса, сидя на одном месте и пялясь в экран ноутбука. Он уже думал закрыть его и попытаться отвлечься на приготовление еды, когда Гарри ответил. Marauder: отлично. где встретимся? star.dragon: В кафе? Откровенно говоря, меньше всего на свете Драко хотел вести этот разговор, давясь вездесущим запахом кофе, но вариантов было не так много. Marauder: можно. Marauder: хотя, если честно, мне не очень хочется сидеть в толпе других людей. star.dragon: Парк? Написав это, Драко с сомнением уставился в окно. Дождь только усилился. Эта зима была какой-то ненормально дождливой, даже по меркам Англии. star.dragon: Хотя погода дерьмо. Marauder: да. star.dragon: Я могу приехать к тебе. Marauder: я не готов пускать тебя в свою квартиру. Драко хмыкнул. Конечно. Он по-прежнему неприятен Гарри. И зачем тому вообще понадобилась эта встреча? Marauder: но я могу доехать до тебя. если к тебе можно добраться на метро. Малфой с сомнением уставился на экран. Возможно, Поттер всё-таки собирался ему врезать. Впрочем, Драко по-прежнему не возражал против такого расклада. Если после того, как Гарри сломает ему нос, им всё-таки удастся поговорить… star.dragon: Да, можно. Marauder: напиши адрес. star.dragon: Сейчас? Ты хочешь сделать это прямо сейчас? Marauder: у тебя дела? star.dragon: Нет… Ему так и хотелось написать «нет, но», вот только никаких «но» не существовало. Драко думал, что у него будет время подготовиться, придумать, что сказать… Он шумно выдохнул и отправил Гарри свой адрес, не дав трусости времени поднять голову и заставить его сдать назад. Окончательное осознание того, что Поттер появится у него на пороге через час (всего час!) догнало Драко, когда Гарри написал, что пошёл собираться. Малфой отправил ему свой номер для связи — просто на всякий случай, — закрыл крышку ноутбука и медленно огляделся. Творилось что-то нереальное. Что-то невозможное. Он подскочил с кровати и принялся убираться. В раковине скопилась чёртова тонна посуды, смятая постель являла собой настоящее стихийное бедствие, а когда в последний раз мылся пол Драко не смог бы сказать при всём желании. Занимаясь уборкой, он задумался о том, как раньше любил порядок и чистоту — в его комнате всё лежало на своих местах, и даже носки в комоде он раскладывал по цветам. Это тоже было своего рода осознание того, в насколько глубокую яму он упал. За последние полгода ему постепенно стало так чертовски наплевать на всё, и у него было так мало сил, что их едва хватало на банальное существование, не говоря уже о большем. Закончив с уборкой, Драко подошёл к зеркалу, встроенному в узкий шкаф, и закусил губу, оглядывая себя. Он всё ещё выглядел плохо — огромные синяки под глазами, слишком острые скулы и нездоровая худоба, но даже это вариант был приемлемее того, в каком состоянии его нашли друзья несколько дней назад. Вздохнув и попытавшись смириться с тем, что лучше его лицо выглядеть не станет, он открыл шкаф и сосредоточился на одежде, перебирая её. Все футболки стали ему большими, джемпера некрасиво висели, и, в конце концов, он остановился на чёрной толстовке, которая раньше была ему практически в обтяжку. По крайней мере, в ней он не походил на человека, укравшего одежду с чужого плеча. Оставшиеся до приезда Гарри пятнадцать минут Драко провёл, сидя на краю кровати и пытаясь заставить себя успокоиться. Когда мучительную тишину квартиры разрезал звонок домофона, его сердце забилось так часто, что ему стало трудно дышать. Ничего не уточняя, он нажал на кнопку, пропуская Гарри в подъезд, а сам прислонился лбом ко входной двери, пытаясь подавить нервную дрожь. Ему хотелось казаться спокойным, способным мыслить логически, а не представлять собой жалкое, дрожащее всем телом существо, но прийти в чувство не получалось. Он сейчас увидит Гарри. Услышит его. И, если ему повезёт, Поттер не будет смотреть на него так же уничижительно, как смотрел тогда в кафе. Хотя в своё везение Драко не верил уже давно. В конце концов, насколько огромным неудачником нужно быть, чтобы познакомиться в интернете, чёртовом-абсолютно-гигантском-интернете, с человеком, который всей душой ненавидит тебя? И не просто познакомиться, а влюбиться в него. Нет, везением тут и не пахло. Звонок в дверь вышел коротким и деликатным. Драко сделал ещё несколько быстрых, неглубоких вдохов и выдохов носом, а затем одним резким движением повернул ручку дверного замка, сразу же отступая назад. В первую секунду застывший на пороге Гарри выглядел донельзя решительным. А затем он посмотрел на Драко, посмотрел прямо ему в глаза, и всю его уверенность будто смыло волной. Он вдруг показался Малфою ужасно растерянным, и это только добавило сюрреализма происходящему. — Привет, — глухо сказал Драко, потому что, очевидно, нужно было сказать хоть что-то. — Привет, — эхом отозвался Гарри, после чего, словно опомнившись, всё-таки переступил порог. Драко тайком ущипнул себя за руку. Всё происходило так быстро. У него возникло чувство, что он не поспевает за реальностью. — Чаю? — спросил он, наблюдая за тем, как Гарри, присев, расшнуровывает кроссовки. Поттер поднял голову, и они вновь попали в ловушку взглядов. — Ага, — наконец, ответил он, и Драко с облегчением ушёл в кухонную зону. Сквозь хлопки открываемых ящиков, перезвон стеклянных кружек и тихое шипение чайника, водружённого на плиту, Драко слышал, как Гарри переходит с места на место. Вот он отставил кроссовки на небольшую железную полочку у входа, вот зашумел водой в ванной, вот прошёл вперёд, протиснувшись мимо кровати, вот приблизился к барной стойке. Выдвинул стул, сел. Замер. Малфой попытался возродить в себе всю ту смелость, которую ощущал, пока писал Гарри прощальное сообщение, и обернулся. Поттер сидел ровно, сложив руки на столешнице и в упор глядя на Драко. На его всегда живом, подвижном лице, отражалась целая куча эмоций — обида, растерянность, раздражение и — тут у Малфоя перехватило дыхание — тоска. Они молча смотрели друг на друга до тех пор, пока чайник не захлебнулся свистом.