Услышав знакомый голос со стороны одной из дверей гостиной, Ши Цинсюань резко повернул голову и увидел там
второго Се Ляня, отчего у него самого едва глаза не вылезли из орбит.
Господи, их что, два?!
Хмурый "Се Лянь", увидев с порога входной двери другого Се Ляня, расплылся в немного резковатой улыбке и, отпихивая застывшего Ши Цинсюаня в сторону, сделал шаг внутрь, прокричав:
— Мой Царственный брат!
Се Лянь в ответ улыбнулся своей привычной для всех мягкой улыбкой и быстро подошёл ближе, заключая "другого Се Ляня" в объятия:
— Ци Жун! Рад тебя видеть! Как доехал?
Наконец шестерёнки в мозгу Ши Цинсюаня со скрипом заработали. Он поглядел на двух почти что одинаковых юношей, слившихся в объятиях, и удивлённо воскликнул:
— Это твой
двоюродный брат?!
Се Лянь опустил руки, мягко отстраняясь от Ци Жуна, и сказал:
— Я же говорил, что мы немного похожи.
— Как две капли воды!
Лица двух юношей имели между собой удивительно схожие черты, однако, справедливости ради, не были идентичными.
При очень схожем строении, форме носа и скул или рта и подбородка, их глаза, при детальном рассмотрении, всё же отличались — у Ци Жуна они были немного уже, резче, а брови вздёрнуты выше, и, если так посмотреть, выглядели более аккуратно. Ци Жун был на тон или два бледнее своего брата и даже имел совсем тонкий, едва различимый слой макияжа.
Вообще, казалось, Ци Жун, несмотря на свою достаточно дикую ауру и пылающую в острых глазах агрессию, выглядел немного опрятней, словно он действительно заботился о своём внешнем виде. Даже, казалось бы, небрежная одежда в тёмных тонах, подкрепляющая его бунтарский вид, была скорее стильной, чем неряшливой.
Удивительная схожесть двух юношей, если трезвым взглядом рассматривать их обоих, создавала удивительный контраст — одетый в тёмное Ци Жун подкупал свирепостью и непокорностью, которыми буквально фонтанировал его образ, в то время как Се Лянь, во всём светлом, всем своим видом источал простодушие, доброту и терпение.
Словно бы они были дуэтом беса и ангела, или, может, демона и бога?
Се Лянь рассмеялся, поворачиваясь ко всей комнате, чтобы представить им своего брата, и на секунду ошеломлённо умолк, увидев перед собой не пойми когда появившегося здесь Хуа Чэна:
— Сань Лан!
Хуа Чэн сегодня был одет так, словно и сам должен был встречать гостей — его полураспахнутая свободная красная рубашка, под которой была простая белая футболка со стильными, словно бы нарисованными карандашом схематичными изображениями бабочек в полёте, демонстрировали его подтянутое, далеко не обделённое мышцами тело, а ноги покрывали тёмные свободные брюки.
Закатанные рукава обнажали накаченные руки и большую часть обвивающей его правое плечо и предплечье почти до самого запястья татуировки в виде хаотичного набора штрихов, очень отдалённо напоминающих какие-то совершенно нечитаемые, но всё ещё хорошо выполненные иероглифы, чьё значение, если подумать, Се Лянь никогда и не спрашивал — он вообще редко её видел, поскольку Сань Лан любил ходить с длинными рукавами.
Но больше всего внимания привлекали различные серебряные цепочки, которые то тут, то там были пристёгнуты к его одежде — в повседневности он нечасто надевал их, судя по всему используя как парадное украшение для веских поводов или если был в настроении.
Только горящая красным отчётливая полоса на коже, идущая через всю правую щёку прямо под чёрной повязкой, выбивалась из всего этого образа. Она выглядела так, словно совсем недавно Хуа Чэн получил по лицу ровной толстой палкой, или, может, линейкой?
Се Лянь посмотрел на покраснение, но, видя, что Хуа Чэн упрямо делает вид, что всё в порядке, решил, что спросит позже. В конце концов никто бы не хотел, чтобы его ставили в неловкое положение перед почти что незнакомым человеком, верно?
— Гэгэ. — С улыбкой отозвался на восклицание Хуа Чэн, перед тем как перевести, возможно, даже излишне энергичный взгляд на нахмурившегося Ци Жуна, словно со всей своей искренностью правда очень хотел подружиться с двоюродным братом Се Ляня.
Нужно ли говорить, что Се Лянь совершенно не был против такой перспективы?
Юноша улыбнулся и произнёс:
— Ци Жун, это мой хороший друг, — Смотря на своего брата, Се Лянь не заметил, как на ярко улыбающемся лице Сань Лана дёрнулась бровь. — Хуа Чэн. — Когда Се Лянь перевёл на него свой взгляд, Хуа Чэн всем своим видом идеально источал приветливость и заинтересованность. — Сань Лан, это мой двоюродный брат, Ци Жун.
Хуа Чэн протянул руку для рукопожатия.
Ци Жун
очень выразительно на неё посмотрел и уже открыл было рот, чтобы сказать нечто, вероятно, нелицеприятное, но под взглядом Се Ляня умолк, поджав губы.
Он обвёл медленным хмурым взглядом сначала Хуа Чэна с ног до головы, а затем и всю комнату, и, честно говоря, смотря на его нецензурное выражение лица, было достаточно легко понять, что он думает обо всей этой ситуации.
Внезапно в их разговор вклинился Ши Цинсюань, не давая паузе затянуться:
— А я Ши Цинсюань! Твой брат много о тебе рассказывал.
В одно мгновение лицо Ци Жуна словно бы загорелось:
— Правда?
— Да! — Воодушевлённо кивнул Ши Цинсюань. — Я давно хотел с тобой познакомиться! Я слышал, ты занимаешься косплеем и разбираешься в гриме?
— Моё хобби. — Ничуть не стесняясь, кивнул Ци Жун. — А так я стилист.
Глаза Ши Цинсюаня засверкали:
— Отлично! — Он хлопнул в ладоши а затем горделиво положил руку себе на грудь и вздёрнул носик. — А перед тобой стоит будущий лучший визажист на всём белом свете!
Ци Жун хмыкнул, но не надменно или насмешливо, как можно было бы подумать, а, казалось, с лёгкой заинтересованностью:
— Брат тоже рассказывал о тебе. Думал, мы найдём общий язык.
— Рассказывал? А что рассказывал? Только обо мне?
Се Лянь спешно выразительно прокашлялся, привлекая к себе внимание, а затем улыбнулся брату:
— Позволь я представлю тебе остальных?
— О! Можно я!? Можно я!? — Тут же заголосил Ши Цинсюань, поднимая руку.
Едва Се Лянь опустил голову лишь на градус вниз, не успев даже полноценно кивнуть, как всем своим видом сияющий Ши Цинсюань тут же развернулся к остальным присутствующим и первым делом указал на сидящую в кресле женщину:
— Эту прекрасную леди зовут Юйши Хуан, но мы с Лянь-гэ называем её Хуан-Цзе.
Та мягко усмехнулась и медленно ответила с приветливой улыбкой:
— Приятно познакомиться, молодой человек.
Ци Жун ничего не ответил, но вежливо кивнул.
В семье Се Ляня уважение к старшим было тем, что родители вбивали детям в кости, поэтому Ци Жун (по крайней мере в присутствии самого Се Ляня) всегда был немного более почтителен к людям сильно старше себя, даже если на самом деле не уважал их.
За это Се Лянь, как и сейчас, одаривал Ци Жуна немного гордой благодарной улыбкой, от которой последний пьянел.
Они оба знали, что Ци Жун в целом не любит людей и делает исключения только для своей семьи и близких друзей, поэтому Се Лянь всегда хвалил его за вежливое и воспитанное поведение, не забывая нежно корить за мелкие шалости и нецензурную лексику.
Не заметив, как на краткий миг безмолвные, но наполненные своим значением взгляды братьев пересеклись, Ши Цинсюань тут же указал на следующего человека:
— А это мой парень - Хэ Сюань.
Хэ Сюань, подавивший кашель некоторое время назад и снова уткнувшийся в свой телефон, поднял на них свой пустой взгляд мёртвой рыбы и просто кивнул головой, всем своим видом демонстрируя крайнюю степень безразличия.
Се Лянь успел тихонько хлопнуть своего брата по спине до того момента, как — он был в этом абсолютно уверен — Ци Жун успел бы сказать хоть одно резкое слово, вынудив своего брата просто кивнуть в ответ.
Ци Жун вообще редко когда спорил с Се Лянем, даже если их взгляды на мир и мнения на счёт тех или иных вещей кардинально расходились. А всё потому, что с самого детства был железно уверен в одном — его старший двоюродный брат был всегда прав во всём. Если он не был прав, значит очень скоро он исправится и будет снова прав. Потому что Се Лянь — самый лучший старший брат. Так было всегда.
Именно поэтому Ци Жун был склонен уступать своему кузену, зачастую беспрекословно повинуясь словам Се Ляня, какими бы те ни были. Хотя это и не значило, что в повседневности он полностью повторяет образ жизни Се Ляня, совсем нет, как минимум он так и не отучился от матерщины, однако по крайней мере Ци Жун понимал, что именно благодаря своему брату, при своём-то характере, он является хоть сколько-то достойным членом общества с хорошим образованием, работой и отсутствием каких бы то ни было зависимостей, к тому же являясь отличным (по его скромным меркам) отцом.
Что уж говорить — если бы не Се Лянь, который был в хороших отношениях с имеющим обширные связи Цзюнь У, Ци Жун бы и не смог взять опеку над Гу Цзы и стать отцом.
Поэтому и сейчас Ци Жун послушно и вежливо (насколько мог) познакомился с новыми соседями Се Ляня, которые, честно говоря, особо его не интересовали.
В отличие от Фэнцинов, которые, казалось, считали Се Ляня хрупкой диснеевской принцессой, Ци Жун знал, что его брат был способен решать любые свои проблемы самостоятельно. Ци Жун верил в своего брата также, как и Се Лянь верил в него.
Вот почему они не имели привычки лезть в дела друг друга. Да, они постоянно поддерживали связь, встречаясь лично или созванивались по сети, обсуждая всё на свете и устраивая свои маленькие камерные мероприятия, будь то совместная готовка, игры или походы в какой-нибудь парк развлечений, однако несмотря на это они не докапывались и не контролировали друг друга.
А потому даже когда Се Лянь внезапно мимоходом сообщил, что переехал, к тому же загород, Ци Жун, несмотря на удивление, не стал спрашивать почему он это сделал.
Ведь Се Лянь никогда ничего масштабного не делал без причины. Зная характер Се Ляня, если он переехал из своего родного дома в этот незнакомый коттедж, самостоятельно при этом не объяснив Ци Жуну причин и, скорее всего, далеко не сразу поставив в известность Фэнцинов, значит у Се Ляня был для этого весомый мотив.
Миновав гостиную Ци Жун направился вверх на второй этаж, следуя за братом и Ши Цинсюанем.
На самом деле, он знал, что Се Лянь позвал сюда не новых знакомств ради, но сходу определить причину не мог.
Старший брат Ци Жуна в жизни никогда не занимался сводничеством — это было просто не в его характере. Поэтому, даже если Се Лянь мимоходом и говорил о том, что было бы неплохо познакомить Ци Жуна со своим новым другом, дальше небрежно обронённых слов дело не заходило.
Однако буквально вчера Се Лянь попросил его приехать и скинул новые координаты.
Что-то определённо произошло.
Они остановились перед дверью одной из бесчисленных комнат коридора, и Ци Жун сходу понял, что она не принадлежала Се Ляню — тот в жизни не клеил на двери изображения животных и какие-то фразочки на... Скорее всего... Французском?
Ши Цинсюань скользнул вперёд и впустил их внутрь, щебеча что-то о закусках и пузырьковом чае.
Ци Жун обвёл взглядом комнату и в приятном удивлении поднял брови — куда ни глянь, всюду стояло огромное количество ящичков, шкафчиков, шкафов, и даже целый туалетный столик, с расставленной по нему парфюмерией и принадлежностями для макияжа, а так же гор одежды и стойку с париками самых разных натуральных оттенков волос.
— Нравится? — С сияющей, явно гордой улыбкой спросил Ши Цинсюань, заметив выражение лица Ци Жуна. — У меня тут есть всё для перевоплощений - макияж, грим, одежды разных стилей, парики и...
Ци Жун заинтересованно кивнул, не заметив, как, глядя на него, улыбнулся Се Лянь.
На самом деле у самого Ци Жуна была очень похожая комната-склад, в которой он хранил материалы для создания костюмов и там же и мастерил их.
И это стало одной из причин, почему Се Лянь посчитал хорошей идеей познакомить своего брата с Ши Цинсюанем.
— Ты тоже занимаешься косплеем?
— Ммм, на самом деле нет, но я люблю играться с образами. — Немного уклончиво, но при этом, казалось, легкомысленно протянул Ши Цинсюань. — Я хочу стать визажистом, но и модой тоже увлекаюсь. — Он направился к двери и явно преувеличенным тоном произнёс: —
Ладно, я
прямо сейчас пойду сделаю нам закусок, а вы пока посидите,
пообщайтесь. Давно ведь с глазу на глаз не виделись? — И, не дожидаясь ответа, юркнул обратно в коридор, выразительно плотно закрыв дверь с той стороны.
— ...Он хоть готовить умеет? — Смотря на закрытую дверь, спросил Ци Жун, выгнув бровь.
— Я подготовил ингредиенты заранее, ему просто нужно намаза-
Внезапно по комнате пронёсся глухой звук быстрых выстрелов с эффектом эха, однако стоявшие там юноши и бровью не повели.
Разве что Ци Жун перевёл свой взгляд на доставшего свой телефон Се Ляня, лицо которого, пока тот смотрел на экран, выглядело так, словно он не знал, плакать ему или смеяться.
Ци Жун коротко огляделся и плюхнулся на ближайшее свободное место — кровать.
Се Лянь, ответив на сообщение, без задней мысли сел рядом, и лишь затем, убрав телефон, казалось, стушевался, словно хотел что-то сказать, но не мог подобрать слов.
Ци Жун прищурился и непреднамеренно растянул губы в привычной для себя ухмылке, которая на этот раз носила оттенок удивительной для него серьёзности.
Он не был терпеливым человеком, и обычно мог сделать исключение лишь ради своей семьи, однако сейчас просто посмотрев на его лицо можно было уверенно сказать — он ждёт ответов.
Се Лянь открыл было рот, но, так и не подобрав слов, закрыл его.
У Ци Жуна дёрнулась бровь.
Не сложно было предположить исходя из его взрывного темперамента, что он ненавидел такие ситуации, поскольку был не из тех, кто умел утешать людей, но даже несмотря на это, ради любимого
брата он мог постараться.
— Что-то произошло? — С ненарочным пренебрежением спросил Ци Жун, прежде чем, после краткой паузы, подкорректировать тон: — На тебе лица нет.
Се Лянь поджал губы, смотря на свои ладони. Его пальцы тревожно сжимались и разжимались, сцепляясь между собой и перекручиваясь:
— Не то чтобы, просто... — Он ненадолго замолчал, словно подбирая слова. — Недавно я вспомнил кое-что, и мысли об этом непрерывно преследуют меня уже несколько дней.
Ци Жун никогда не блистал интеллектом. На самом деле скорее всего он находился на уровне чуть ниже твёрдого середнячка, как простой обыватель, но он
не был настолько
тупым, чтобы не сложить два и два.
Се Лянь был удивительно сдержанным человеком, который редко когда действительно просил кого-то о помощи, но была и пара исключений, с одним из которых Ци Жун был непосредственно связан.
Ци Жун издал раздражённый звук — что-то среднее между стоном и рыком, — и закатил глаза:
— Блять, братец, ты всё ещё волнуешься по этому поводу? — Ци Жун резко выдохнул, с лёгким презрением закатив глаза. — Прошло уже больше пятнадцати лет.
— Да как я могу забыть это? — Тут же негромко, но очевидно взволнованно возразил Се Лянь, резко сжав ладони в кулаки и уперев их в матрас по бокам от себя.
— Да даже я уже не помню! — Всплеснул руками Ци Жун, чувствуя, как нарастает его раздражение.
— Они издевались над тобой! — Едва не прокричал Се Лянь, вскочив на ноги и зависнув над своим кузеном.
Ци Жун, подавив зарождающийся в горле рык, натужно спокойно вздохнул, закатив глаза.
Этот разговор происходил не впервые.
Се Лянь, как бы странно это, возможно, не звучало, оказался очень предан малочисленным, но всё же строго определённым тревогам, а потому каждый раз, как он сталкивался с ситуациями, напоминающими ему об этих самых тревогах — обязательно начинал изводить себя ненужными волнениями и нередко самоуничижающими мыслями, пока кто-нибудь, непосредственно с этими тревогами связанный, не даст ему увесистого метафорического пинка в правильном направлении.
Ци Жун потёр лицо руками, быстро прокручивая в голове старые, уже практически стёртые воспоминания, и, схватив ладонь своего брата, потянул того обратно на матрас, заставив сесть рядом.
Это произошло в те далёкие годы, когда Ци Жун только-только попал в семью Се Ляня, и перевёлся в другую школу на втором полугодии первого класса.
Несмотря на то, что они учились в одном месте, будучи на пару лет старше, Се Лянь естественно находился в другом классе, поэтому Ци Жун оказался в новом коллективе в одиночестве.
Перевод в середине семестра, его грубый характер, ужасные оценки, слабое телосложение и статус недавнего сироты сходу сделали Ци Жуна изгоем, а затем и объектом для издевательств.
Конечно, дальше оскорблений, испорченных вещей и синяков дело обычно не заходило, но Ци Жун всё равно не мог дать отпор сам и не умел просить о помощи других, поэтому коллективная травля продолжалась до конца учебного года.
И несмотря ни на что, Ци Жун гордился тем, что ни разу не заплакал. Пожалуй, это было
второй из немногих вещей, которые он до сих пор хорошо помнит.
Первой, несомненно, был тот день почти перед началом летних каникул, когда Се Лянь случайно стал свидетелем этих издевательств.
О, Ци Жун до сих пор не мог забыть то яростное лицо, с которым Се Лянь раскидал тех малявок как щенков, хотя сам был не намного старше их. Потом, дело дошло до учителей, родителя и директора, и в конце концов взрослые заставили весь класс раскланяться перед Ци Жуном в извинениях. И всё это время Се Лянь уверенно стоял рядом и как настоящий старший брат сжимал его ладонь.
А затем, с самого начала лета, Се Лянь нашёл курсы детской самообороны и убедил родителей записать туда Ци Жуна и его самого.
На самом деле, Ци Жуна совершенно не волновали те издевательства — он переживал и похуже — да и в результате он получил от них гораздо больше, чем мог себе представить, наконец сумев увидеть в своём новом пристанище
дом,
семью.
Однако по Се Ляню то событие сильно ударило.
Поскольку родители Се Ляня были карьеристами, которые редко бывали дома, именно Се Лянь со всей своей детской серьёзностью взял на себя ответственность заботиться о своём новом младшем брате, и тот факт, что он не заметил, как того травили несколько месяцев, казалось... Глубоко ранил его. Гораздо глубже, чем самого Ци Жуна.
Тем летом Се Лянь практически не отлипал от него — они гуляли вместе, играли, ели, купались и спали. Се Лянь подтягивал Ци Жуну оценки, очень терпеливо уча читать, рассказывать маленькие стишки с выражением, считать, вычитать и даже умножать.
Поэтому в новый учебный год Ци Жун вошёл с высоко поднятой головой, расправленными плечами и умением постоять за себя, после чего до самого расформирования класса шпынял своих одноклассников (за то лето он неплохо подрос и окреп), прекрасно зная, что за ним стоят люди, которые его поддержат. За ним стоит
Се Лянь.
— Ты же понимаешь, что не можешь терзаться этим вечно, верно? — Очевидно риторически, с щедрой доли снисходительности спросил Ци Жун, сложив руки на груди.
Се Лянь пристыженно молчал, опустив голову.
— Серьёзно, это было очень давно, во времена ёбаных мамонтов, если быть точным. — Фыркнул Ци Жун, пытаясь вспомнить, какие фразы в прошлый раз, около пяти лет назад, успокоили Се Ляня. — Ты не виноват. Я ни в чём тебя не виню. Никто не винит. И, в
любом случае, ты всё ещё не можешь ничего изменить.
— Но...
— Блять, прекрати. Ты же помнишь, я отомстил тем уебанам. Не без
твоей помощи, кстати. Я превзошёл их, я
правил классом до самого выпуска, но если бы не
ты, ничего бы не изменилось. Ты
спас меня. Не только от них, но и от прошлого. Ты был
лучшим братом из возможных. Всё прошло, всё
закончилось.
Се Лянь поджал губы и поднял голову, выглядя так, словно вот-вот готов был заплакать, и Ци Жун, выдержав совсем короткую паузу, развёл руки, словно приглашая Се Ляня в объятия.
Тот без малейших промедлений повалил Ци Жуна на кровать и сжал чужую грудную клетку до хруста, заставив своего младшего брата слабо ахнуть от приложенной силы.
Но Ци Жун, на удивление, не стал жаловаться, позволяя обнимать себя как большого плюшевого мишку, и отсчитывал в голове секунды.
Почти что ровно на двадцатой, Се Лянь резко отпустил его и поднялся на локтях, немного смущённо улыбнувшись:
— Прости, больно?
Ци Жун фыркнул, а затем, пользуясь своим положением, поднял руки и внезапно начал неистово щекотать своего брата, который тут же упал на бок, брыкаясь и едва не задыхаясь от громкого, слегка визгливого смеха.
Ци Жун продолжал щекотать его до тех пор, пока Се Лянь не начал хрипло молить о пощаде, и только тогда довольно выдохнул, посчитав, что в достаточной мере отомстил за свои ноющие рёбра.
Лицо Ци Жуна с непривычки немного ныло от слишком широкой улыбки, но он не обращал на это внимание. Он присел на край, свесив на пол ноги.
Се Лянь без сил лежал на кровати, всё ещё жадно хватая ртом воздух.
Во всей комнате, словно подобрав самое удачное время, прогремела серия выстрелов с эффектом эха, и Се Лянь вновь достал из кармана всеми забытый телефон.
"Не отвлекаю?"
"Вы там живы??"
"Я могу заходить???"
Се Лянь с лёгким смущением уставился на экран, читая приходящие от Ши Цинсюаня сообщения, и быстро напечатал согласие, с некоторым стыдом осознав, что без этого напоминания даже и не вспомнил о хозяине этой комнаты, даже несмотря на то, что Ши Цинсюань, выйдя,
попросил Се Ляня написать ему, когда они закончат.
Се Лянь перевёл свой взгляд на слегка растрёпанного Ци Жуна, чья, казалось бы, небрежная одежда стала по-настоящему небрежной.
Ци Жун точно так же смотрел в ответ, пройдясь критичным взглядом по ужасно растрёпанным длинным волосам на голове Се Ляня.
Выдержав безмолвную паузу, они тут же вместе рассмеялись, по-братски добродушно потешаясь над собственным внешним видом.
И, пожалуй, слушая этот смех, различить этих так похожих друг на друга юношей было удивительно легко.
Смех Се Ляня был звонким, но мягким, словно бы сдержанным. Он прикрыл рот кулаком и всё время словно бы пытался сдержать его, на силу закрывая рот и сжимая губы, хотя подавить яркую весёлую улыбку и вырывающиеся наружу смешки, по всей видимости, не был способен.
Ци Жун же смеялся как ребёнок — громко, несдержанно, с едва заметной хрипотцой, сотрясая своим мощным и, пожалуй, безумным диким хохотом, всю комнату, шлепками ладоней избивая бедный матрас, по которому, казалось, ещё чуть-чуть, и начнёт кататься.
Эту же сцену застал и Ши Цинсюань, внося в комнату большой термобокс и пакет с напитками.
— Веселитесь? — Энергично спросил он, ставя бокс на один из редких свободных столиков у кровати.
— Очень. — Фыркнул Ци Жун, а затем, пройдясь по волосам брата ещё одним критичным взглядом, нагло спросил: — Расчёска есть?
Се Лянь не успел даже слово вставить о том, что может принести свою, как Ши Цинсюань, окинув их взглядом, кивнул, достав несколько даже на вид достаточно дорогих расчёсок и протянув их Ци Жуну, который,
даже, с некоторым уважением присвистнул, видимо узнав выгравированные на них значки элитных брендов.
Ши Цинсюань в ответ гордо улыбнулся, наблюдая за тем, как Ци Жун сел на край кровати, а Се Лянь совершенно естественно устроился между ног брата на полу.
Ци Жун, несмотря на свой достаточно дикий и неряшливый вид, отнёсся к расчёсыванию брата удивительно серьёзно, если не сказать сосредоточенно — он аккуратно прочёсывал сначала концы, затем отводил отдельные пряди и только затем проходился по всей длине, прежде чем завязать не пойми откуда взявшейся резинкой чужие волосы в свободный хвост.
По мере всей этой процедуры Се Лянь сидел тихонько, как мышка, но при этом абсолютно спокойно. На его лице играла расслабленная улыбка, ни одна мышца на лице ни разу не дернулась.
С заинтересованной улыбкой наблюдая за этой братской слаженностью со стороны, Ши Цинсюань вдруг смело спросил, пронзённый внезапной догадкой:
— Се Лянь, а ты тоже участвовал в косплее?
И с этого вопроса началось то, что Се Лянь впоследствии очень затруднялся описать словами.
Не особо задумываясь над этим, Се Лянь, конечно же, кивнул, ведь это было чистой правдой — с тех пор, как Ци Жун заинтересовался костюмами и тематическими сходками, Се Лянь часто участвовал в этом вместе с ним, позволяя наряжать себя как угодно и даже иногда втягивая в это Цзюнь У.
Однако как этот невинный вопрос перерос в часовое лихорадочное обсуждение косплея между Ши Цинсюанем и Ци Жуном было сложно объяснить.
То есть, сначала Цинсюань просто попросил показать ему "фоточки переодетого Се Ляня", которые, почему-то присутствовали на телефоне Ци Жуна в тревожно больших количествах. В смысле, разве он обычно не переносит их на компьютер? Зачем ему столько на телефоне?
С сияющими глазами Цинсюань листал фотографии переодетого в самые разные образы Се Ляня: принца; бога; цветочного демона; в различных ханьфу; в стиле стимпанка; средневековых европейских военных камзолах; в одежде самурая... Пока Ци Жун уточнял когда они были сделаны (некоторые даже больше десяти лет назад) и с явной гордостью рассказывал о том, что по большей части костюмами и макияжем занимался сам.
Причём, что забавно, Се Ляня он всегда наряжал в более-менее светлые образы (исключая те единственные разы с европейским вампиром-аристократом и цветочным демоном), в то время как сам Ци Жун любил куда более кровавый и "пугающий" стиль, нередко наряжаясь какой-нибудь нечистью или демонами с разных концов света, из-за чего порой братья создавали меж собой удивительного вида контраст.
Однако не всегда.
— Угадай, кто из них я, а кто мой Царственный брат. — Весело оскалившись и внезапно оборвав прошлую тему, приказал-предложил Ци Жун, указав на одну из фотографий.
Сидя на кровати и периодически пропадая в своих мыслях, Се Лянь улыбнулся, услышав это.
О, даже не заглядывая в телефон, он прекрасно знал, на какой снимок указывал Ци Жун.
Ши Цинсюань недоуменно свёл брови.
На картинке изображались два практически идентичных юношей с закрытыми глазами и практически идентичными спокойными лицами.
Единственное, что их разнило — один был одет в просто белое ханьфу , предположительно монашеское, и держал бутафорский меч, а второй был во всём зелёном, с макияжем и закинутым на плечо старого вида зелёным фонарём на длинном деревянном шесте.
Ши Цинсюань уже видел эти одежды на прочих фотографиях братьев, и, если бы не этот вопрос, заданный Ци Жуном, без колебаний указал бы кто из них кто, ведь, казалось бы, это было так очевидно.
Он смотрел на фотографию и всё не мог понять, троллит ли его Ци Жун, или они действительно поменялись одеждой, когда Ци Жун внезапно перелистнул на следующий снимок, поставивший всё на свои места — юноша в белых одеждах открыл свои дикие острые глаза с узким зрачком и угрожающе оскалил острые клыки, вытянув длинный язык, в то время как юноша в зелёном дружелюбно улыбнулся и подмигнул.
— Ваше сходство незаконно! — Цокнул Ши Цинсюань в некотором восхищении, полистав эти два фото туда-сюда. — А как ты, кстати, так язык делаешь? Накладываешь искусственный поверх своего?
— Неа, — Хмыкнул Ци Жун в ответ, горделиво выпятив грудь. — это моя настоящая длина.
Цинсюань неверяще поднял брови:
— Правда?
Ци Жун, растянув губы в немного надменной ухмылке, приоткрыв рот, высунул свой язык и тот, к вящему удивлению Цинсюаня, действительно оказался длиннее обычного человеческого.
Ши Цинсюань присвистнул.
— Везёт же некоторым. — Протянул он с немного отсутствующим взглядом, словно думая о чём-то своём, возможно некультурном.
Се Лянь тихонько рассмеялся, наслаждаясь их разговором.
На самом деле, он не особо вслушивался в чужой диалог, — просто смаковал ощущение того, что наконец-то спустя столько лет сумел подружить своего колючего брата с кем-то из своего окружения.
К сожалению, характеры братьев были настолько полярны, что Се Лянь банально не мог найти общий язык с друзьями Ци Жуна, а тот не был способен без постоянных конфликтов войти в круг общения Се Ляня.
Вот и выходило, что они общались друг с другом напрямую, практически не имея общих друзей.
— А это кто? — Спросил Цинсюань, указывая на экран телефона. — Он иногда появляется, но всегда в маске.
— Не всегда, у меня просто нет на телефоне фоток, на которых он в костюме императора. — Фыркнул Ци Жун. — Это наш с Се Лянем друг, ты вряд ли его знаешь.
— Он знает. — Вмешался Се Лянь, вынырнув из размышлений. — Брат Цинсюаня работает с Цзюнь У.
Глаза Ши Цинсюаня сравнились с блюдцами:
— ЭТО ЦЗЮНЬ У???
— А что в этом такого? — С очевидной гордостью вскинул нос Ци Жун, хмыкнув. — Ради моего Царственного брата этот человек и не на такое пойдёт.
Се Лянь чуть смущённо улыбнулся, когда Цинсюань поднял на него ещё более обескураженный взгляд, и просто пожал плечами.
***
Через несколько месяцев приблизился день открытия шестой двери Се Ляня.
Изначально планировалось, что помимо Хуа Чэна с ним так же пойдёт и Ши Цинсюань, однако по каким-то причинам за десять дней до срока Хэ Сюань вмешался, видимо найдя хорошую подсказку для своего парня, и Хуа Чэн согласился с тем, чтобы разделить их двери.
На самом деле, Се Лянь не понимал точной причины этого, но готов был предположить, что дело в количестве игроков — шестая дверь сама по себе трудная, а количество игроков в ней может усложнить её ещё больше, поэтому между одним и двумя спутниками, всегда при походе за дверь лучше брать одного. Тем более, что если они пойдут втроём, Хуа Чэну придётся разрываться между защитой их обоих, а если нет, то тот может сосредоточиться исключительно на Се Ляне.
Се Лянь не знал, какая подсказка была у Ши Цинсюаня — Хэ Сюань запретил тому говорить, но в свою очередь у юноши на руках тоже уже была своя, и ей он посвятил всё своё внимание.
Выведенное знакомым шрифтом на белой полоске бумаги «Воронье пугало», или, если верить некоторым источникам, «Соломенное пугало» — западная городская легенда, о которой, к сожалению, точной информации было не так уж и много.
В найденным материалах, легенда о Вороньем пугале, проклятом монстре, рассказывала историю простого крестьянина, который однажды встретил проказничающих на его поле детей. Прогоняя хулиганов с поля, мужчина по несчастливой случайности погиб. А дети, косвенно повинные в его смерти, чтобы скрыться от ответственности, сделали из трупа крестьянина соломенное пугало, которое оставили прямо на том же поле, совсем не подозревая, что вскоре после этого, возненавидевшее детей Пугало ожило и после этого каждый раз, увидев ребёнка, выкалывало тому глаза и превращало несчастного в такое же пугало, которым стал сам.
На удивление, в интернете так же можно было найти описание некоторых особенностей и конкретных способов расправы Вороньего Пугала над своими жертвами. К примеру, после убийства ребёнка, когда из маленького тельца делали чучела, в животе бывшего ребёнка Пугало устраивало воронье гнездо.
Се Лянь поёжился, читая материалы, предоставленные Хуа Чэном.
На самом деле, на западе эта страшилка давно обрела культовый статус, обзавелась бесчисленным количеством историй и даже была много раз адаптирована на большом экране, естественно в процессе обрастая авторскими изменениями и народными предпочтениями, поэтому найти изначальную версию легенды, без лишней мишуры, было относительно непросто.
Се Лянь раздумывал над тем, как найденная ими информация может реализоваться за дверью, пока Ши Цинсюань, радостно щебеча что-то на французском, крутился вокруг него, измеряя телосложение Се Ляня и на глаз примеряя к нему различные фасоны женской и унисекс одежды.
Определённо точно Се Лянь старался не думать о том, как вообще он попал в эту ситуацию.
Ну кто же знал, что Ши Цинсюань настолько заинтересуется случайно оброненной во время посиделок с Ци Жуном идеей о том, что в теории Се Ляня можно замаскировать под девушку, что он всеми возможными способами попытается убедить его пойти так в задверье?
Поначалу это были просто просьбы, и когда Се Лянь решительно их отверг, Цинсюань, казалось, мудро отстал от него, словно бы сдавшись, а затем ловко ударил в спину, когда пару дней спустя они всей компанией жителей коттеджа сели играть в настолки на желание.
Именно в тот момент, смотря в сверкающие глаза младшего юноши, Се Лянь понял, что тот просто так не сдастся, и обречённо согласился, поставив условие, что он не будет надевать платья или юбки.
Честно говоря, Се Ляня немного корёжило от одной только мысли переодеться в женское, но он, полагая, что это были вопросы воспитания, просто игнорировал это чувство. В конце концов, пока его не тошнит от этой идеи, он мог это вытерпеть.
Возможно так же помогло и то, что никто не смеялся над Се Лянем, когда услышали, что он согласился на это. Как позже выяснилось (от самого Ши Цинсюаня), однажды он смог уломать на это Цюань Ичженя (результат вышел ужасным), и частенько проворачивал подобное с Хэ Сюанем, которому не повезло иметь несколько андрогинные черты лица.
Только Хуа Чэн до сих пор ни разу, насколько Ши Цинсюань знал, этого не делал. Но оно и понятно, учитывая характер и очевидно мужские черты лица у Хуа Чэна, которые, вероятно, было бы сложно замаскировать...
— Может, покрасим тебя? — Спросил Ши Цинсюань, который в какой-то неуловимый момент закончил носиться с тканями и теперь перебирал длинные пряди светло-каштановых волос.
— А с моим цветом что-то не так?
— Нет, тебе, конечно, идёт, но ты никогда не думал, чтобы перекраситься в, например, пепельный? Или, может, русый? Блонд вряд-ли подошёл бы тебе...
— Ци Жун раньше красил меня в разные тона для образа, но я уже и не помню подробностей, если честно.
— А сам бы ты хотел?
Се Лянь на долю секунды задумался.
— Нет, на самом деле нет.
— Ммм, но с твоими секущимися кончиками надо что-то делать. Когда ты в последний раз стригся?
— ...Года полтора назад?
Ши Цинсюань осуждающе поцокал языком:
— Тебе обязательно нужен другой шампунь - волосы слишком сухие. Ты пользуешься бальзамом? О, может сделаем тебе кудряшки? Я знаю один хороший мусс для волос...
Се Лянь тихонько вздохнул, позволяя вертеть собой как угодно, а затем терпеливо проходя через несколько этапов макияжа, пока Ши Цинсюань экспериментировал с его лицом для придания большей "женственности".
Честно говоря, несмотря на некоторое внутренне отторжение этой идеи, Се Ляню всё-таки было чуть-чуть интересно, повлияет ли его новый вид хоть на что-то за дверью.
Он никогда не думал о том, видят ли женщины мир не так, как парни, но смутно догадывался, что на это может повлиять воспитание.
Конечно, за дверью, несмотря на все старания Ши Цинсюаня, Се Лянь в действительности не превратится в девушку — да, двери могли незначительно поменять внешность или заменить протезы на настоящие части тел, но они не были способны повлиять на комплекцию, вес или пол, потому что... Вероятно, следуют закону сохранения энергии?
В конце концов, двери были подвластны порой непонятным или неизвестным, но всё же строго выполняющимся правилам. Всё там имеет какой-то свой смысл.
К тому же, Се Ляня немного утешала мысль, что если за дверью в женском облике он будет выглядеть ужасно, никто, кроме Хуа Чэна, его всё равно не узнает.
Единственной проблемой его нового амплуа заключалась в том, что, по всей видимости, ему придётся стать вынужденно немым.
Ведь, может Ши Цинсюань и сможет подложить ему на место груди пуш-ап, замаскировать кадык или подкрасить черты лица, однако на голосе это никак не отразится. Сколько бы Се Лянь не ходил за двери, его голос там, пусть и имел некоторые отличия в тональности, всегда оставался отчётливо мужским, и с этим ничего поделать уже нельзя было.
Интереса ради Се Лянь даже открыл в интернете руководство по языку жестов, но очень быстро понял, что ему банально не хватит времени выучить его, однако и быстро печатать на телефоне он тоже не умел. И... Разве отсутствие этих навыков для немого человека не было бы странно?
Честно говоря, Се Ляню
очень не хотелось бы, чтобы его маскировку раскрыли. Но что тогда делать? Может, взять с собой блокнот и ручку?
Выслушав проблему Се Ляня, Ши Цинсюань, недолго думая, предложил обвязать горло Се Ляня бинтами, словно бы скрывающими "страшную рану на горле" из-за которой он "больше не может говорить". И поскольку эту рану он получил совсем недавно, то и времени на то, чтобы освоить язык жестов или скоропечатанье у него тоже было немного.
На самом деле, предложение звучало немного натянуто, особенно учитывая, что бинты не смогут замаскировать кадык, но лучшего варианта у Се Ляня всё равно не было.
И эта идея всё ещё казалась до странности неправильной.
Ну, то есть, Ши Цинсюань около часа разливался соловьём над ухом Се Ляня о том, как образ "хрупкой" (и, как теперь уже было решено, "немой") девушки может повлиять на всё впечатление от прохождения двери; о том, что это будет совершенно новый опыт, который обязан испытать каждый хотя бы раз, но...
Се Ляня это не особо убедило. До сих пор он так и не смог отделаться от мысли о том, насколько стыдно ему будет, если его маскировка будет раскрыта.
Се Лянь безмолвно поклялся самому себе, что сделает всё от него зависящее, лишь бы этого не произошло.
— Как, к слову, ваша подготовка к двери? — Спросил Ши Цинсюань, держа в одной руке лицо Се Ляня, а в другой, карандаш для макияжа.
— Всё хорошо, мы изучили подсказку насколько это возможно, и теперь просто ожидаем назначенного времени. — Оставаясь неподвижным, ответил Се Лянь. — А у вас?
— О! Ты мне только что напомнил! — Вероятно, непреднамеренно проигнорировав чужой вопрос, Ши Цинсюань возбуждённо защебетал: — Девочки часто носят сумочки на улице, и поскольку мы подберём тебе именно уличную одежду, словно бы ты был готов выйти из дома, когда попал за дверь, то ты имеешь хорошее обоснование для рюкзака, помимо того, что тебе нужно будет так же носить с собой блокнот и ручку.
Се Лянь задумался об этом.
Вообще, обычно игроки не брали с собой какие-либо сумки или рюкзаки, Се Лянь сходу смог вспомнить лишь Костюма-Тройку из «Диковинной птицы», который носил с собой дипломат для документов, однако это скорее исключение.
Как-то Се Лянь уже думал о том, почему так, почему даже Сань Лан предпочитает носить куртки с множеством карманов вместо какого-нибудь портфеля, и пришёл к выводу, что так, вероятно, удобнее всего.
То есть, брать с собой еду игрокам не надо, одежду тоже и большинство предметов первой необходимости в том числе. Разве что аптечку... Но опять же, бинты, мази и таблетки можно рассортировать по карманам. Да, и вспоминая все те столкновения с задверными тварями... Беспокойство о рюкзаке, тем более тяжёлом рюкзаке, в моменты, когда тварь уже стоит перед тобой, может стоить тебе жизни.
Но, скорее всего, как таковые сумки не запрещены, просто они также могут стать мишенями для других игроков, потому что где как не в сумках хранить предметы, вынесенные из других дверей? Игрокам сумки не нужны, поэтому те, кто ходят с портфелями, неизбежно привлекут к себе повышенное внимание со стороны других.
Однако случай Се Ляня другой.
Действительно, девушки любят носить с собой сумочки — это давно укоренившаяся в современном обществе истина, тем более, что немой девушке действительно необходимо носить с собой хоть какие-нибудь предметы коммуникации, помимо телефона, — блокнот и ручку.
Никто не найдёт ничего странного в маленькой сумочке с салфетками и блокнотом, а ведь в неё, под прикрытием блокнота, так же можно положить и дневник из «Сестрицыного барабана».
Се Лянь задумчиво кивнул и сказал:
— Думаю, набедренная или поясная сумка подойдёт.
Ши Цинсюань тут же скривился в лице, словно съев дольку лимона:
— Что? Нет! Они выглядят ужасно! Ты же дево-!
Се Лянь молча посмотрел на него.
Ши Цинсюань запнулся и прокашлялся.
— То есть, я хотел сказать,
раз уж мы подбираем тебе
женский образ, то и реквизит к нему должен соответствовать.
Се Лянь чуть свёл брови:
— Но ведь девушки тоже носят и набедренные и поясные сумки.
Ши Цинсюань цокнул:
— Ну, может, поясные, но точно не набедренные.
Се Лянь только открыл рот, чтобы возразить, но, поняв, что, скорее всего, не добьётся сейчас никакого результата и осторожно сменил направление:
— Тогда, что ты предлагаешь?
Се Лянь пожалел, что задал этот вопрос, едва только увидев, как лихорадочно ярко заблестели глаза Ши Цинсюаня.
Тот рванул к одному из своих шкафов, тут же начав рыться на полках, прежде чем вытащить на свет несколько небольших, но явно дорогих сумочек на длинном ремешке разных форм, материалов и расцветок.
Ши Цинсюань гордо прошествовал обратно, с явным удовольствием демонстрируя Се Ляню свои сумочки.
Се Лянь же... Ну, он должен был признать, что это гораздо лучше того, что, как он представлял, Ши Цинсюань мог бы достать.
— Такие называются «кросс-боди», их надо носить через плечо, и они практически не мешают при беге, при этом их удобно носить, и, в зависимости от модели и дизайна, они могут быть достаточно вместительными.
Се Лянь осторожно взял в руки одну из них, выглядящую сдержанно и надёжно, и Ши Цинсюань тут же услужливо поделился:
— Это сэдл, они хорошо держат форму и выглядят классно, хотя я предпочитаю более... "мягкие" модели. — Он изобразил кавычки.
Се Лянь медленно кивнул, с некоторым отчаянием понимая, что этот день, скорее всего, никогда не закончится, учитывая, что они даже с одеждой так и не разобрались.
К сожалению, как бы Се Лянь не хотел сбежать, он уже обещал, и брать свои слова обратно не собирался.
Он сдержанно вздохнул.
***
Уже через неделю около полудня Ши Цинсюань первым ушёл за дверь.
Они с Се Лянем тогда убирались на кухне и болтали, кажется, о памятных местах, которые Ши Цинсюань посетил во Франции, и куда обязательно сводил бы и Се Ляня при возможности, когда в какой-то момент моющий посуду Се Лянь внезапно обнаружил, что их разговор в какой-то момент затих, и, обернувшись, осознал, что остался здесь один.
На долю мгновения он подумал, что Цинсюань просто вышел, однако понимание того, что вечно громкий Ветерок
всегда комментирует едва ли не каждое своё действие, тут же вернуло Се Ляня в реальность — Цинсюань ушёл за дверь.
Плечи Се Ляня опустились, он молча домыл сначала посуду, а затем оставленную Ши Цинсюанем плиту и, достав продукты из холодильника, взял нож, желая избавится от нависшего в теле напряжения.
Когда дело касалось дверей, Се Лянь никогда не боялся за себя — он беспокоился о других. Так беспокоился, что его обычно твёрдые руки начинали подрагивать, а ладони потеть, из-за чего нож всё время норовил выскользнуть, не говоря уже о том, что мысли Се Ляня всё время уводили его куда-то далеко, мешая сосредоточиться на процессе.
Впервые за столько лет, Се Лянь трижды порезался во время готовки, даже не заметив этого.
Он всё время посматривал на висящие тут же электронные часы, но время тянулось слишком медленно и, что уж говорить,
долго.
Ши Цинсюань вернулся через полчаса, внезапно возникнув у очищенной до блеска плиты.
Бледнее смерти, он судорожно схватился за грудь и покачнулся, тяжело дыша. Ноги словно бы и вовсе не держали его — если бы не Се Лянь, вовремя поддержавший его, Цинсюань рухнул бы прямо на холодный твёрдый пол.
Но не успел Се Лянь и слова сказать, как Цинсюань, посмотрев на него невидящим затравленным взглядом, оттолкнул Се Ляня и, покачиваясь, бросился на выход из кухни, тут же направившись к ближайшей лестнице, да так быстро, что выбежавший следом Се Лянь до самой комнаты Хэ Сюаня не мог его нагнать.
Ши Цинсюань без стука дёрнул за ручку и открыл дверь, тут же ворвавшись внутрь. Се Лянь замер на пороге.
Хэ Сюань сидел на кровати, тяжело дыша, и пустым взглядом смотрел в одну точку, пока его руки вслепую шарили по кровати, словно ища что-то.
Услышав, как его дверь открылась, он поднял взгляд, даже не дёрнувшись, когда Ши Цинсюань налетел на него и повалил на кровать, сжимая в объятиях.
— Что? — Казалось бы безразлично спросил Хэ Сюань, с силой выдохнув, когда Цинсюань сжал его крепче.
— Хэ-сюн, — Сипло ответил тот, тихо всхлипывая. — Я думал, ты не вернёшься, Хэ-сюн, я думал, ты уже не вернёшься...
На мгновение блуждающие руки Хэ Сюаня замерли, а затем успокаивающе нежно похлопали по спине Ши Цинсюаня.
Убедившись, что никто из них не пострадал, Се Лянь молча вышел и прикрыл за собой дверь, не желая мешать моменту.
Постояв в коридоре пару секунд, он медленно направился обратно на кухню, рассудив, что эти двое, по крайней мере Хэ Сюань, не будут против небольшого, но вкусного перекуса после пережитого стресса.
***
Разница между дверями Ши Цинсюаня и Се Ляня на самом деле была минимальной, и сам Се Лянь даже мог почувствовать, что уже вскоре, скорее всего ночью, его собственная дверь откроется, поэтому уже через несколько часов, когда Ши Цинсюань чуть отдохнул и поел, они занялись его внешностью.
И хотя сам Се Лянь из искренне добрых побуждений предлагал Цинсюаню отложить женский образ на следующую дверь и отдохнуть, однако Ши Цинсюань, казалось, не просто получал удовольствие, крася его, но и заряжался энергией.
Так что Се Ляню только и осталось, что вытерпеть махинации с его волосами, надеть заранее подготовленную для него одежду и позволить Цинсюаню нарисовать ему новое лицо поверх старого.
Делали они всё это, разумеется, в спешке — им обоим очень не хотелось бы, чтобы открытие двери не застало их врасплох посередине процесса, но очень помогало то, что с каждой деталью образа они разобрались заранее, на протяжении всей недели
споря обсуждая те или иные вещи.
Заодно в процессе Ши Цинсюань рассказал, с чем столкнулся за своей дверью — они с Хэ Сюанем оказались на древнем поле битвы, где только что завершилось кровавое побоище, переживали восстание мертвецов и пытались найти источник проклятия до того, как поднимется вся армия.
Се Лянь, поскольку до открытия его собственной двери осталось всего ничего, тоже рассказал о чём говорится в своей записке и что они с Хуа Чэном по этому поводу нашли, но, подробностями конкретных деталей мира «Вороньего пугала», по очевидным причинам, поделиться пока не мог.
Их марафон красоты, как бы они не спешили, завершился лишь поздним вечером, когда время уже действительно поджимало, однако Ши Цинсюань оказался полностью удовлетворён результатом и даже сделал пару фото на память.
Се Лянь же... Его брови от удивления едва ли не покинули лицо — в зеркале на него смотрела совершенно незнакомая
девушка.
Она была одета в удобные женские штаны, блузку и кофту, под которыми скрывалась среднего размера грудь, а на плечи было накинуто совсем легкое летнее пальто, под рукавами которого скрывался один очень примечательный браслет — родной брат того, который сейчас должен был носить Хуа Чэн.
На ногах удобные бежевые кроссовки с милыми белыми цветочками, на шее свободно обмотанный тонкий летний шарфик цвета слоновой кости.
Обычно прямые длинные волосы теперь едва-едва завивались, принимая вид красивой небрежности.
Худощавое и явно мужское лицо Се Ляня было умело сглажено макияжем, из-за чего угадать пол юноши с первого взгляда было немного затруднительно, редкие янтарные глаза были скрыты за самыми обычными карими линзами, а округлые очки придавали некоторое ощущение хрупкости, делая лицо ещё милее.
Разумеется, очки были пустышкой — у Се Ляня было прекрасное зрение, но они удивительно хорошо шли всему образу.
На поясе была закреплена очевидно женская поясная сумочка, в которой идеально помещались блокнот, ручка, парочка полезных вещичек и, на самом дне, дневник из «Сестрицыного барабана».
В общем, как для мужчины, переодетого в женщину, Се Лянь выглядел достаточно симпатично. Черты его лица не слишком выделялись, даже наоборот — обладали некоторой мягкостью, а все «мужские» детали легко сглаживались макияжем и идеально сочетались с его милой повседневной улыбкой.
Ши Цинсюань покинул его измождённым, но явно довольным собой — его улыбка была хоть и уставшей, но яркой, гордой, настоящей.
Се Лянь же остался у зеркала, всё ещё неверяще осматривая свою новую внешность.
Однако не прошло и десяти минут, как юношу словно бы что-то дёрнуло, заставляя отвлечься от своего отражения и, поколебавшись с секунду, и самому подойти к двери.
За ней он обнаружил уже знакомый коридор с двенадцатью дверьми.
Се Лянь глубоко вздохнул и уверенно зашёл внутрь.
