Обжигающая ясность

Тайные отношения всегда были подарком, развязывающим любые языки. Гарак знал об этом лучше многих — иначе он не значился бы одним из наиболее блестящих и устрашающих дознавателей Обсидианового Ордена. Тайные отношения в политике давали столько рычагов давления, что у неопытного агента могли разбежаться глаза, как у ребенка в магазине сладостей. Настоящая находка. Непростительная оплошность. Оплошность, которую Гарак ни за что не допустил бы. Будучи в изгнании, он все так же оставался частью системы, исторгнувшей его из своих рядов. Гарак знал слишком много, чтобы отпустить его живым. Слишком много, чтобы перестать представлять интерес, как бы его ни пытались убедить в обратном. Возвращение на Кардассию было сладостным миражом, но вместе с тем и рычагом давления. Он не сомневался, что за ним следят — причем, не только Тейн, но и его оппоненты в этой бесконечной партии в котра. Самым неразумным, что он мог бы сделать — это обнаружить свою уязвимость, предоставив им еще один рычаг давления. Пока он всего лишь хотел вжать юного доктора в стену и показать ему, как хорошо может чувствовать себя человек, покорившись воле кардассианца, не было никакой проблемы. Но те, кто следил за Гараком, не были ни глупы, ни слепы. Интерес Гарака можно было списать на одиночество, пока он не перешел черту. Неприкрытый флирт — на скуку. Стремление разжигать азарт собеседника — на потребность в удержании контакта с командным пунктом. Но отношения перечеркнули бы все. Многое могло случиться с оказавшимся не в то время не в том коридоре станции. Гарак не хотел, чтобы этим кем-то по несчастливой случайности стал доктор Джулиан Башир. Порой он ловил на себе задумчивый взгляд любезного доктора, когда тот был уверен, что Гарак слишком занят своим ленчем, чтобы заметить. Эти взгляды заставляли его сердце замирать, объятое надеждой столь глупой, сколь и абсурдной. Встреча Башира с Тейном уже дала понять, что их неоднозначные взаимоотношения не являются для него секретом, так что сама мысль о гипотетической возможности тайных отношений отдавала фарсом. Отношения же открытые... — Гарак, признаюсь, я не вполне понял центральную мысль этого произведения, — с легкой досадой отметил юный доктор, накалывая кусочек какого-то жаренного овоща на вилку. — Ведь герои, очевидно, избежали бы стольких проблем, не пытайся они скрываться. Гарак одарил собеседника снисходительной улыбкой. — Мой милый доктор, будь отношения героев достоянием общественности, учитывая их положение в обществе, эта связь привела бы их обоих к падению значительно раньше. Башир закатил глаза. — Тайные отношения неизбежно ведут к трагедии, открытые отношения ведут к ней еще быстрее, так в чем же смысл? Очередная ложка десерта скрылась у Гарака во рту. — В том, что чувства — это слабость, и некоторые отношения обречены. — И это — центральная мысль произведения? — доктор раздраженно взмахнул вилкой и неверяще покачал головой. — Стоило ожидать от кардассианского романа. — Мне непонятно ваше возмущение, — притворная обида в голосе кардассианца была призвана лишь оттенить следующие слова: — учитывая, как вы цените творчество Шекспира. — И при чем же здесь Шекспир? — хмуро уточнил Башир, готовый в очередной раз защищать автора, которого так невзлюбил Гарак. — Ромео и Джульетта, — Гарак выразительно наклонил голову. Вилка со звоном упала в тарелку. — О, да ладно вам!