Дом там, где есть домашние

У людей целая куча болезней, и Му Цин никогда не был подвластен ни одной из них. Ему не страшны простуды в продуваемом без отопления из-за отсутствия жильцов доме; не грозит испорченное зрение, из-за чтения книг в тусклом свете, из-за того, что в пустующем доме некому было платить за электричество; у него не портились кожа и ногти из-за плохого питания. Да что уж там, ему даже не нужна еда, не жизненно необходима уж точно, просто есть приятно, а от ее отсутствия в эти пару лет, что дом пустовал, с ним ничего не стало. Ничего не стало и с его позвоночником, когда с переездом в дом Фэн Синя он вновь был вынужден спать на диване, потому как спальня в доме лишь одна. Ничего с ним не сделается и без сна, хоть месяцами, но опять же, та частичка его, что была человеческой, диктовала ему задушить Фэн Синя, когда его идиотский будильник в очередной раз трезвонил в гребаные шесть утра. Уйти спать в свое гнездо на чердаке, впрочем, он все равно не мог, потому что стоящее там старое кресло для сна было еще менее пригодно, чем диван с чертовым будильником за стеной. Одним словом, Му Цин, несмотря на тело человека, был в первую очередь сущностью, и никакие тяготы человеческого бытия ему были неведомы. Он чувствовал физическую боль, холод, ему хотелось спать, и с появлением Фэн Синя он вновь привык чувствовать голод. Да, как бы ни таращил глаза от удивления сим фактом Фэн Синь, он действительно пользовался туалетом. Да, Фэн Синь, черт возьми, то, что твоя яичница не вызвала у Му Цина рвоту в тот же миг, как он ее попробовал, не значит, что она останется в нем на веки вечные, ладно? Никакая еда не исчезает в мифических существах магическим образом. Но, в любом случае, то были мелочи, и суть оставалась неизменной, никакие человеческие болезни не могли повлиять на Му Цина. Никакие. Кроме, как оказалось, одной. Му Цин начал чувствовать слабые ее отголоски давно, еще через несколько лет после смерти матушки, но они были едва уловимыми, и он не обращал на них внимания. Тогда он жил в доме с большой семьей, полной маленьких детей, и был слишком занят своими обязанностями, чтобы об этом думать. Позже та семья уехала, и хоть Му Цин и выдохнул с облегчением, что может наконец отдохнуть от шума и вечных хлопот, но, вероятно, именно эта болезнь побудила его переселиться из опустевшего вмиг дома в соседний дом, где жила одинокая старушка. С бабушкой Фэн Синя было неплохо. Тихо и тепло, он помогал пожилой женщине по хозяйству, а та, в свою очередь, оставляла ему молоко с печеньем. Но болезнь, тем не менее, никуда не делась и, казалось, только разгулялась. Тогда-то Му Цин и освоил в совершенстве умение превращаться в кота. Кот был непривычным телом, очень странным, а лакать молоко из блюдца и вовсе было ниже его достоинства, но у кота был один крышесносный плюс. Кот был физической формой, которую можно было показывать людям и даже позволять им трогать. Бабушка Фэн Синя любила кошек, и могла часами сидеть перед телевизором с вязанием в руках, поглаживая лежащего рядом с ней на диване мурлыкающего котика, ласково воркуя. И внук ее, черт бы его побрал, был весь в нее, только спиц не хватало. Конечно, первое время, когда Фэн Синь сюда заселился, Му Цин использовал тело кота только для того, чтобы напакостить и вывести нежеланного соседа из себя. А когда это не сработало, то и про роль кота он забыл с чистой душой, намереваясь больше к ней не возвращаться, раз уж получил возможность выражать Фэн Синю свое недовольство открыто и куда более доступно. Но он не учел, что, сколько бы вольностей он себе ни позволил с Фэн Синем, была одна вещь, которую он никогда не сможет себе позволить в своем собственном теле, вещь, которая была доступна только коту. Му Цин дождался, пока Фэн Синь уйдет на работу, и оглядываясь себе за плечо стыдливо, словно кто-то может подсмотреть и узнать его отвратительную тайну, загуглил в своем телефоне свою скверную болезнь, которая с появлением в доме Фэн Синя, давала о себе знать с каждым днем все больше. Медленный интернет думал три секунды, а затем выдал ужасный диагноз. Тактильный голод. Му Цин быстро пробежал глазами строчки статьи про то, что люди звери социальные, и бла-бла-бла, прикосновения друг к другу дают понять, что они не одиноки и дают чувство защищенности и успокаивают. А еще что-то про поглаживание блуждающего нерва, активация которого замедляет работу нервной системы и расслабляет. И что-то про выработку окситоцина, который, в свою очередь, влияет на доверие и привязанности. Обычные объятия недалеко ушли от секса, кто б знал? А еще они улучшают иммунитет, сокращают риск сердечно-сосудистых заболеваний, одним словом, если верить идиотской статье: побольше обнимайся и не будешь больной, нервной истеричкой. Длительный недостаток прикосновений же, согласно статье, грозит повышенной тревогой, проблемами со сном и эмоциями, а так же вызывает чувство одиночества и ненужности… Короче, хоть ложись помирай, как же любят людишки драматизировать. Му Цин закрыл статью и поспешно почистил историю поиска. На всякий случай, чтобы точно ни один любопытный сосед не узнал о его постыдной мерзкой болезни. Ужасно, нелепее не придумаешь, отвратительно. Даже реальный голод ему не страшен, а эта в сущности человеческая глупость едва не сгибает его пополам. Да что за бред? Но, к сожалению, факт оставался фактом. В те пару лет, что Му Цин жил в доме один, он просто чувствовал себя мерзотно подавленным, словно бы чего-то хотелось, но заполучить это не было возможным априори. Впрочем, он действительно много чего хотел, чего не мог получить. Новые книги, ведь все старые уже прочитаны по несколько раз, электричество, доступ в интернет, вкусную еду, погулять дальше, чем на десять метров от дома. Того, что в списке, возможно, чисто теоретически, были еще и прикосновения, Му Цин даже не осознавал. Но с тех пор, как в доме появился Фэн Синь, общение с которым было ему доступно, в отличие от других людей, которые его когда-либо окружали, и он смог получить все эти вещи, кроме одной… Когда первый и единственный после матушки человек, который точно знал о существовании Му Цина, говорил с ним, спрашивал, что он хочет на завтрак, и что они будут смотреть вечером, шутил с ним, подарил ему телефон и присылал ему с работы глупые гифки с котятами… С каждым днем это странное чувство, словно глубоко в груди что-то зудит, а плечи сдавило чем-то невидимым, не то сжимая, ни то, наоборот, разрывая изнутри, чувство, будто кожа рук, груди и шеи едва уловимо вирбрирует, а ладони покалывает, лишь усиливалось. Ему казалось, что его тело было все, целиком, замотано в гипс, изнывало от неспособности шевелиться и делать то, что хотело, когда на самом деле Му Цин мог двигаться свободно, и зудело, в то время как реального зуда не было. Это все было лишь в голове, и Му Цин это прекрасно знал. И он определенно точно не собирался ничего с этим делать. Но это мерзкое чувство не покидало его ни на один день, и уже начало медленно сводить его с ума. Он ловил себя на мысли, что тянется к Фэн Синю рукой за завтраком, когда видит, что его воротник перекошен, или волосы непростительно растрепаны. Что вместо привычного места на подлокотнике или спинке дивана, где он не рискует случайно соприкоснуться с Фэн Синем, неосознанно порывается сесть рядом с ним. Или когда заходит ночью в спальню Фэн Синя, — ведь тот опять забыл закрыть чертово окно, и полдома уже выхолодилось — зависал, глядя на Фэн Синя, раскинувшегося поверх одеяла, и невольно задумывался, как бы, должно быть, мягко и тепло было бы вот так вот взять и лечь спать рядом. Судя по тому, что Му Цин, который, формально, даже не должен особо чувствовать холода, уже замерз из-за открытой форточки, а этот идиот даже не поежился, еще и одеялом пренебрегает — он наверняка ходячая печка. Му Цин, конечно, лишь предполагал. Он не знал, какой на ощупь Фэн Синь, не знал сколько из него можно выжать тепла, если уткнуться холодным носом ему куда-нибудь в шею. И Му Цин определенно точно не желал этого узнавать, это всего-навсего его идиотское, наполовину человеческое тело с его дурацкой, самой что ни на есть человеческой болезнью. Да еще и замерзшее среди ночи. Но Му Цин не мог дать ему то, чего оно хотело, причем сразу по двум причинам. Первая, конечно же — правила. Как бы он ни топтался по ним в последние месяцы, но то самое главное нарушать все равно ни в коем случае нельзя. Пара объятий точно не стоили того. Во-вторых, даже если бы не было этого ограничения, Му Цин определенно был выше того, чтобы нуждаться в объятиях или хотя бы базовых прикосновениях ладоней к ладоням, спине, волосам, и подобному. Нет уж, Фэн Синь и без того слишком наглый и самоуверенный баран, Му Цин ни за что не позволил бы ему думать, словно он в чем-то нуждается, словно хотел бы к нему прикасаться или, побойтесь предки, обнять. Дикость. Нелепость, не стоящая даже мыслей об этом. Но зуд, и чувство одиночества, сводящее с ума даже того, кто всю жизнь только этого одиночества и жаждал, в конце концов заставили его с каждым днем забываться все больше и творить дикие, неподвластные его собственному сознанию вещи. Проблема была в том, что Фэн Синь был… хорошим. Это было трудно не признать, хотя бы только самому себе, хотя ни в коем случае не Фэн Синю в лицо. Фэн Синь был часто шумным, иногда нелепым и раздражающим, несносным, липучим, любителем поспорить и ни за что не соглашаться, когда — всегда — Му Цин был прав, иногда рассеянным, активным и говорливым, любителем самых тупейших фильмов в истории кинематографа, любителем подколоть Му Цина и очень «оригинально» шутить. Но он так же был добрым, необидчивым, заботливым, веселым, — и на самом деле смешным — открытым и прямолинейным, при этом не грубым, любопытным, но знающим, когда лучше не лезть, готовым на компромисы и даже добродушно идти на поводу. Он помнил вкусы и привычки Му Цина и старался под них подстраиваться, ценил то, что Му Цин делал для него и всегда благодарил, а еще всегда смеялся с шуток Му Цина заливисто и глупо улыбался ему, хоть и не знал, куда конкретно смотреть. Фэн Синь отличался от всех людей, которые жили рядом с Му Цином до этого. Он подкупал Му Цина, причем, до такой степени, что тот не мог больше прятаться в свой панцирь безразличия к людям и с каждым днем все больше ощущал эти глупые порывы относиться к Фэн Синю с той добротой, на которую он сам не знал, что способен. В тот день будильник зазвонил не в шесть утра, а в полшестого, и трезвонил вплоть до половины седьмого с интервалом в пять минут, когда, в конце концов, Му Цин не выдержал и пришел в спальню Фэн Синя, чтобы потрясти его за плечо. Он рисковал, конечно, но его смс не могли разбудить Фэн Синя, а дотрагиваться до него, пока его глаза закрыты, все еще было безопаснее, чем звать вслух. Му Цин знал, что вчера вечером Фэн Синь из-за форсмажора экстренно переделывал половину проекта, сдать который было необходимо сегодня утром на собрании, и просидел с ним до трех часов ночи, при учете, что обычно отрубался, как барсук зимой, в десять ровно. Му Цин, видя, как он отчаянно заводит десяток будильников, прислал ему в чат пару насмешливых комментариев, на что Фэн Синь лишь устало отмахнулся, сказав, что опаздывать ему точно нельзя, а раз уж попросить Му Цина его разбудить он не сможет, то быть может хоть это сработает. В итоге, не сработало, и Му Цин не вынес этого. Сначала просто толкнул чужое плечо боязливо, тут же отдернув руку, но когда Фэн Синь не шелохнулся, зашел ему за спину, чтобы подстраховаться, и крепко схватился за его плечо, пару раз сильно встряхивая. От неожиданности такого тактильного контакта, тот резко подскочил, ошалело оглядываясь по сторонам, но Му Цин уже поспешно выскочил из комнаты, чтобы предотвратить вероятность, что это прикосновение могло чем-то грозить. — Му Цин? — услышал он из коридора хриплый ото сна удивленный голос. Конечно, даже сквозь сон Фэн Синь не мог бы спутать прикосновение кожа к коже ни с чем другим, или подумать, что ему приснилось. С другой стороны, раз уж он был дезориентирован и не сразу сообразил что к чему, то и определить точное местоположение Му Цина бы не смог, так что все нормально.

Му Цин:

Иди в душ, опоздаешь.

Как только сообщение дошло до адресата, из спальни послышался отборный мат и грохот роняемых на пол вещей, а уже через минуту Фэн Синь влетел в ванную. Му Цин решил воспользоваться его отсутствием и, по доброте душевной, похозяйничать на кухне. В конце-концов, три с половиной часа сна — уже то еще испытание для Фэн Синя, которому сегодня еще презентацию сдавать, нечего ему еще и на голодный желудок нестись. Сам ведь себе завтрак не сделает, не желая время тратить. Му Цин не стал заморачиваться, зная, что Фэн Синь выйдет из душа через пять минут, поэтому ограничился омлетом и кофе. Разумеется, для себя тоже. Вылетевший из ванной Фэн Синь, тут же бросился к кофе-машине, но так и завис, завидев на столе завтрак. Кофе покрепче, но с сахаром, даже пара ломтиков огурца на тарелке. На белой доске надпись: «Ешь. Иначе долго не протянешь, а кто-то должен мне за комуналку платить». Му Цин видел, как Фэн Синь фыркнул от смеха и широко улыбнулся, садясь за стол. — Спасибо, — сказал он с какой-то уж слишком явной теплотой в голосе, и Му Цин невольно закатил глаза, выйдя из комнаты. Все равно он никогда не мог нормально быстро поесть, когда Фэн Синь сидит напротив. Потому что у Фэн Синя память как у рыбки, и его попыток не пялиться в сторону Му Цина хватало от силы на полминуты! Фэн Синь проглотил завтрак едва ли не одним куском, как питон, и допил кофе на пути к раковине, куда сгрузил посуду. Му Цин ловко, отточенным движением, скользнул мимо него, когда тот пронесся по коридору обратно в спальню, и принялся за свою порцию завтрака. Спустя пару секунд на телефон, что так и лежал на кухне все это время, пришло сообщение. Фэн Синь: Ты что… Подготовил мне костюм?

Му Цин:

Должен же я был воспользоваться возможностью одеть тебя нормально, а не дать тебе напялить на себя очередной кошмар.

Пусть хоть сегодня мои глаза отдохнут🙄

Фэн Синь: Ну так дай им отдохнуть и не закатывай их хоть пять минут)) Стой, ты и сумку мою рабочую собрал???

Му Цин:

Просто знаю, что ты — идиот с дырявой головой и обязательно бы что-то забыл🙄🙄🙄

Фэн Синь: Ты и галстук нашел И где он был все это время? На это Му Цин уже не считал нужным отвечать и принялся доедать свой омлет. Фэн Синь же ничего больше писать и не стал, и уже через две минуты вышел в коридор, глядя на настенные часы. — Надо же, я уже даже не опаздываю, — выдохнул он, расслабив плечи, и присел, чтобы обуться.

Му Цин:

И что бы ты без меня делал, мне интересно?))

Отправив это, Му Цин вышел в коридор, как раз вовремя, чтобы увидеть, как Фэн Синь, прочитав сообщение, поднял голову и посмотрел куда-то приблизительно в сторону Му Цина. — Действительно, — улыбнулся он ну совсем уж глупо. — Не представляю, как бы был без тебя, — произнес он настолько серьезно, что Му Цин завис в попытках найти издевку в его тоне, но так и не смог. — Такой заботливый. Я же говорил: ничем не хуже женушки, — по-мальчишески пожал он плечом и поднялся на ноги, чтобы надеть пальто. Когда он повернулся обратно, на белой доске в коридоре уже красовалась надпись: «Еще раз откроешь рот не для еды — и я вытащу у тебя из кармана ключи от дома и телефон, запру дверь, и не буду впускать тебя два дня». Фэн Синь рассмеялся на это неприлично громко, сотрясаясь так, что даже его наспех прилизанные волосы снова растрепались. Отсмеявшись же, он посмотрел куда-то в сторону Му Цина, почти что прямо ему в лицо, и улыбнулся все так же глупо. — Я даже представляю, какое у тебя сейчас лицо, — заявил он нахально. — Почему-то я уверен, что ты очень мило краснеешь. И Му Цин в этот момент был почти готов наплевать на все и придушить его на месте. Интересно, повлияет ли на него факт нарушения главного правила, если смертный, с которым он его нарушит, в тот же момент скончается от совершенно несчастного случая? Фэн Синь, тем временем, уже открыл дверь и сделал первый шаг за порог, бросая привычное «До вечера, не скучай» — словно Му Цин, право слово, мог скучать без этого надоедливого идиота, — когда почувствовал, как его что-то душит. Он испуганно дернулся от неожиданности и резко обернулся, предсказуемо, никого не увидев. Кроме собственного шарфа, зацепившегося за вешалку. Того самого шарфа, которого секунду назад на нем еще не было. И надпись на доске: «А продолжишь забывать шарф — я тебя от бронхита лечить не буду. Максимум добью, чтоб не мучился». Фэн Синь рассмеялся снова, благо хоть, в этот раз тихо, и поправил шарф, обмотав его вокруг шеи плотнее. — Беру свои слова назад. Ты не ничем не хуже, ты лучше женушки. Хотя и злюка, — поддел он с улыбкой, и наконец-то вышел за дверь. — Все равно милый. Спасибо тебе большое. Му Цин был готов поклясться всеми своими предками, что не знает, что с ним произошло в тот момент, и чем он вообще руководствовался. В голове словно опустело, и в следующий миг он уже услышал, как едва различимо шепчет: — Фэн Синь. Это был тихий, шелестящий звук, который можно было легко спутать с шумом ветра на улице или шебуршанием одежды, тот самый звук на грани того, что Му Цину было дозволено. Но Фэн Синь все равно услышал. Он резко обернулся, уставившись во все глаза в коридор, словно ждал вот-тот увидеть, но не мог. И Му Цин клялся сам себе, что, будь он в своем уме, никогда бы не сделал того, что сделал. Он резко подался вперед, ведомый странным, непреодолимым порывом, и прикоснулся губами к чужой щеке. Это не было даже поцелуем, даже невинным, прикосновение невесомее маленького перышка, так что даже сам Му Цин едва мог его почувствовать, прежде чем поспешно отпрянуть. Для Фэн Синя это ощущалось нак мимолетное скольжение лоскутка шелка по скуле, и, судя по его лицу, в первые секунды он не мог даже понять, что именно только что произошло, не то что получить возможность видеть Му Цина из-за этого. Но Му Цин все равно вздрогнул от ужаса перед собственной опрометчивостью. Фэн Синь открыл рот, чтобы что-то сказать, но не успел — в тот же миг дверь перед ним захлопнулась, оставляя его снаружи, а замок многозначительно повернулся. Му Цин был бесконечно благодарен, когда тот не стал возвращаться, чтобы что-либо спросить, а просто молча ушел на работу. Потому как руки Му Цина уже начали трястись от осознания, что он только что сделал, смешанного с полнейшим непониманием, что им двигало в этот момент. Конечно, обойдется без последствий, а в лучшем случае Фэн Синь и вовсе подумал, что к нему прикоснулись кончиками пальцев, или что ему банально померещилось, ведь чего только не бывает после трех часов сна. Но то, как тело Му Цина толкало его переступать черту столь стремительно, что он не успевал его останавливать, пугало до мурашек по коже, и вгоняло в отчаяние до вцепившихся в волосы пальцев. Когда Фэн Синь вернулся домой тем вечером, Му Цин в первую очередь убедился, что тот ведет себя как обычно. Быть может, более услужливо подал Му Цину ужин, вызвался помыть посуду и не спорил, когда Му Цин заявил, что сегодня он выбирает фильм. Но Му Цин, хотя бы, мог списать это на благодарность за утреннюю заботу с его стороны, а в остальном ничего не изменилось. Это принесло облегчение, но общее напряжение не покинуло Му Цина. Он был обязан сделать что-то со своей глупой болезнью, требующей от него тянуться к прикосновениям, пока не стало слишком поздно и она не вынудила его сделать что-то необратимое. Так в дом вернулся кот, а Му Цин узнал, что кое в чем Фэн Синь очень похож на свою бабушку. Только вязать осталось научиться. Кот заглянул в дом однажды вечером, в один из тех дней, когда Фэн Синю нужно было доделать проект по работе, — который тот опять отложил на последний момент, хотя Му Цин предупреждал — из-за чего их привычный просмотр фильма не состоялся. Не то чтобы они в принципе смотрели фильм вместе каждый вечер, вовсе нет, Му Цин бы иначе взвыл от отчаяния. Всего лишь четыре-пять раз в неделю. Иногда у Фэн Синя появлялись дела по работе или, наоборот, пойти спать пораньше. Иногда он хотел поиграть в одну из своих компьютерных игр, и тогда Му Цин мог развалиться на кровати за его спиной, и писать ему в их чат сообщения с едкими комментариями, как тупо он облажался в том квесте, или, что надо было пойти не в ту сторону, когда его персонажа настигала глупая смерть. О, Фэн Синь так уморительно бесился. Иногда же Му Цин просто чувствовал, что устал и хочет побыть один в своем гнезде на чердаке, и прямо сообщал об этом. Ладно, не прямо, после парочки паник Фэн Синя, когда тот вдруг обнаруживал, что говорит что-то, как обычно, в пустоту, а ни на телефоне, ни на одной из досок не появляется ответа, и ни один предмет в доме не двигается. Тогда Му Цину пришлось закатить глаза и ответить ему сообщением о том, что он просто ушел к себе, «Вернусь, когда отдохну от твоей щенячьей морды в тишине и покое». Фэн Синь на это заявление ворчал и дулся, но, на удивление Му Цина, на чердак не совался, казалось, признав это личной территорией Му Цина, куда без приглашения ходить нельзя. Он даже не строчил ему сообщения в эти моменты, терпеливо ждал, пока Му Цин сам объявится, хотя потом и заваливал Му Цина сотней тысяч рассказов и комментариев, словно не мог дождаться, когда бы их все вывалить. Му Цин, честно признаться, был этим несколько тронут, хотя честно он бы и не признался. Так или иначе, Фэн Синь привык что иногда Му Цин просто пропадал на пару часов, а то и половину суток, в большинстве случаев даже не оповещая. В один из таких вечеров Му Цин и решил попробовать вернуться к роли кота. Конечно же, Фэн Синю знать об этом было сильно не обязательно, поэтому он заранее приложил усилия, чтобы кот был для Фэн Синя отдельным от Му Цина существом.

Му Цин:

Кот домой пришел, покорми.

Написал он в сообщении обыденно и без каких-либо пояснений. С чердака было не слышно, но он был уверен, что Фэн Синь задал свой вопрос вслух, потому как в чате он пришел лишь спустя пару минут. Фэн Синь: Что? Какой кот? Бездомный, которого я подкармливал пару раз осенью?

Му Цин:

Сам ты бездомный.

Это кот твоей бабушки. Просто он гуляет, где хочет, а домой приходит, когда ему заблагорассудится.

Чаще у меня на чердаке дрыхнет, но сейчас он мне тут мешает, так что я его выставил.

Фэн Синь: Так, а где он сейчас?

Му Цин:

???

А я знаю?

Ты на первом этаже — ты и ищи. Или жди, пока он начнет орать, чтоб ты его покормил.

Фэн Синь: Хм, кого-то это мне напоминает🤔 Интересно, если бы ты мог говорить, ты бы тоже на меня орал?))) Му Цин лишь отправил три эмодзи закатывания глаз, и вышел из чата, оставив телефон на чердаке. Прокравшись на кухню, приняв кошачью форму, пока Фэн Синь по-идиотски кыс-кыскал в зале, Му Цин, откровенно говоря, и сам себя чувствовал идиотом, но чего не сделаешь, чтобы унять симптомы человеческой болезни, и не рисковать случайно сорваться и, забывшись, поправить вечно растрепанные волосы Фэн Синя. Фэн Синь обнаружил его почти сразу, даже с учетом того, что Му Цин не заботился тем, чтобы выйти ему навстречу, а уселся на подоконнике на кухне и надменно взирал на хозяина дома оттуда. Му Цин-то прекрасно знал, что хозяин дома здесь — он, в самом деле. — О, вот ты где, — улыбнуля Фэн Синь и подошел к нему. — Привет, малыш, проголодался? — спросил он, протянув к Му Цину руку. Тот увернулся, спрыгивая на пол, и дернул хвостом. Будь то по привычке уворачиваться от прикосновений, или из вредности, вшитой во все его существо, но он мысленно закатил глаза на собственную реакцию. Он же для того весь этот цирк и затеял, чтобы его погладили на законных основаниях, так какого черта? Фэн Синь, к счастью, или к сожалению, настаивать не стал, и принял антипатию животного легко. — Ладно, я понял тебя, — хмыкнул он, доставая молоко из холодильника и блюдце. Налив в него угощение для кота, поставил его на пол. — Вот, держи. Лакать из миски, что стоит на полу, Му Цину все еще претило, но ради того, чтобы не выбиваться из образа, он хотя бы подошел и понюхал предложенное, после чего придирчиво махнул хвостом и отошел. — Что, не голодный? — удивился Фэн Синь. — Не один я тебя кормлю, да? Вон какая шерсть у тебя роскошная. Конечно, кошачья шерсть не могла сравниться с длинными, густыми и шелковистыми волосами самого Му Цина, но тоже была таковой по кошачьим меркам. За комплимент Му Цин мурлыкнул и потерся боком о ноги Фэн Синя. Тот удивленно фыркнул, но присел на корточки перед котом. Он снова протянул к Му Цину руку, словно спрашивая разрешения потрогать, и Му Цин, мысленно закатывая глаза, одобрительно боднул его ладонь лбом. — То тебя не трогай, то наоборот ластишься, — прокомментировал Фэн Синь, но дважды его просить было не надо. Он принялся ласково поглаживать кота от макушки до середины спинки, периодически почесывая загривок или за ушками. — Стоит тебя похвалить, как ты добреешь, да? — улыбнулся он. — Прямо как кое-кто. Му Цин хотел возмущенно фыркнуть на такой явный камень в его же огород, но из горла вырвалось лишь мурчание. Исключительно потому, что кошачье тело было для этого звука больше пригодно, а не потому, что пальцы Фэн Синя, довольно крупные, но аккуратные, нежно проходились по всем чувствительным кошачьим местечкам. Гладили, мягко почесывали и даже легонько массировали, от чего Му Цин не смог сдержаться и, невольно изворачиваясь, подставляя бока и шею, замурчал еще громче. Исключительно потому, что, будь он в человеческом теле, он бы просто не смог подавить облегченного вздоха. Он знал, что ему необходимо хотя бы таким образом дать Фэн Синю его погладить, чтобы как-то справиться с этим, так называемым, тактильным голодом. Но он просто надеялся, что статьи в интернете не врут, и это поможет его нервной системе через поглаживание блуждающего нерва. Он не рассчитывал на то, что прикосновения Фэн Синя к его кошачьей форме могут быть такими… Приятными. Что он может гладить незваного кота с улицы так ласково, что его мозолистые пальцы могут так осторожно почесывать под подбородком. В последний раз Му Цина гладила еще его мама, когда он сам был ребенком. Так давно, что сейчас, когда он вновь ощущал бережные мягкие прикосновения, он чувствовал, как в груди что-то ноет, а горло сдавливает непонятный спазм. Хотя Му Цин будет утверждать, что это просто так странно ощущается мурчание. Тем не менее, он на время потерял связь с реальностью, и этого его кошачьему телу оказалось достаточно, чтобы начать тереться о колени Фэн Синя боком и лбом, зажмурившись и громко мурлыкая на всю кухню, пока тот сыпал сверху ласковыми глупыми воркованиями. О, предки, как же унизительно! Му Цин опомнился и уже подумывал отстраниться, как вдруг почувствовал, как чужие руки аккуратно поддевают его под грудью и поднимают над землей, придерживая под задними лапами. Му Цин от шока и возмущения невольно мяукнул. — Все хорошо, малыш, — ласково пробормотал Фэн Синь, бережно прижимая его к своей груди, и погладил по спинке. Когда Му Цин на это невольно прильнул ближе к прикосновению, он сделал это исключительно, чтобы не выбиваться из образа и не вызывать лишних подозрений. Когда он позволил Фэн Синю отнести его в комнату и усадить к себе на колени, поглаживая всю дорогу, пока Фэн Синь доделывал проект, то лишь потому, что Му Цину действительно было необходимо натрогаться и наобниматься вдоволь, чтобы его глупому телу и дурацкой нервной системе хватило на следующий десяток лет, и эта проблема больше не мешала ему жить. Если он позволил себе на коленях Фэн Синя уснуть, то это произошло случайно, потому что он очень устал.