Shin'en'nokaibutsu and Doflamingo

- Мог бы и поаккуратней - Прости, — буркнул Дофламинго, которого никто не учил ни делать перевязки, ни оказывать первую помощь тому, кто совсем недавно лишился руки, — Лучше не дёргайся! Я же не специально, в конце концов. - Знаю, — после всего, что произошло, Крокодайл нашёл в себе силы и самообладание, чтобы улыбнуться – видимо, неумелый герой-любовник его забавлял, отвлекая от боли. А, ну и пусть. Дофламинго плевал на собственную репутацию прямо здесь и сейчас. На Шин ен нукабутсу он старался лишний раз не смотреть: запёкшаяся кровь на лице и свежий порез, пересекавший нос и щёки, напоминали о том, что Дофламинго не успел. - Хах, — Крокодайл поморщился, когда размокшая ткань начала медленно отставать от раны. - Что, шить будешь? На живую? - Росинат принёс ему катушку ниток вместе с иголкой, как и просил его старший брат - У тебя есть другие варианты? — огрызнулся Дофламинго. Адреналина ещё хватало, безрассудства тоже, — Если этого не сделаю, он истечёт кровью. Или в рану попадёт какая-нибудь дрянь, и он умрёт в страшных муках. Оно мне надо? - Тогда и лицо шей, — равнодушно приказал Крокодайл, не видя изумлённого до крайности взгляда, — Что? Думаешь, я буду биться в истерике и плакать от боли, как девчонка? Хорошего же ты обо мне мнения! - Я не… - Чего тогда медлишь? — с ранеными не нужно спорить, Дофламинго совсем забыл об этом. Крокодайл жив, но его состояние далеко от идеального. Откровенно говоря, оно паршивее некуда. Так что истерика и слёзы ещё не самая унизительная реакция. - Мне нужно обеззаразить нить, — коротко ответил Дофламинго, решив, что мнение на счёт достойного и не очень поведения прибережёт для другого раза, — Всё. Готов? Рана не такая идеально ровная, Дофламинго пришлось повозится с ней . Управлять нитью, следить за кровотечением, удерживать порой Крокодайла за локоть, чтобы не дёрнулся и не причинил себе ещё больший вред – всё это навалилось на блондина со страшной силой. Никогда ещё он так сильно не волновался о ком-то, кроме себя. Совершённые на острове убийство его совершенно не тронуло, а вот то, что Крокодайл упрямо смотрел за тем, как нить пронзает кожу, тянется от одного края к другому, захватывает мягкие ткани и стягивает их вместе, безумно пугало. Дофламинго всегда думал, что легче не смотреть. От культи остро пахло кровью. Дофламинго перекусил нить зубами у самого шва, и лишь потому почувствовал, как вздрогнул Крокодайл – сильно, но в тот же миг он взял себя в руку - У тебя пальцы дрожат. Так задумано? Крокодайл усмехнулся, глядя прямо Дофламинго в глаза. Пропустил мимо ушей ворчание и оправдания, глубоко вздохнул и вдруг направил руку Дофламинго к своему лицу. Заставил коснуться раны и внимательно следил за тем, как меняется в лице Дофламинго – сперва бесится уязвлённая гордыня, затем ей на смену приходят вина и стыд, а последней проступила непоколебимая уверенность. Как бы ни было больно – и ему, и Крокодайлу – нужно поскорее закончить с этим кошмаром. И отдохнуть, не думая ни о чём и не вспоминая, в какое безумно опасное приключение он и Росинат ввязались по собственной глупости. - Дофламинго, подумай сам. Разве я сейчас не показываю, что всецело доверяю тебе? Да уж. Что ещё он мог сказать в такой ситуации? Но Дофламинго почувствовал облегчение. - Взаимно, Кроки. С раной на лице Дофламинго расправился в два раза быстрее, всё же некоторый, опыт сказался. Правда дрожь, что охватила Крокодайла в момент перекусывания нити, была намного сильнее, чем в прошлый раз. Может, из-за того, что Дофламинго невольно придержал его за затылок ладонью. Все трое молчали, Коразон и Дофламинго отправились по своим каютам, а Крокодайл нырнул с головой в бочку с водой. Ветер гнал корабль неизвестно в какую сторону, и оставалось полагаться на удачу, чтобы выплаты к их родной Испании, а не загадочный остров где Шин ен нукабутсу не попытаются убить посчитав демоном. *** Прошло уже много недель. Росинат и Дофламинго договорились, что им срочно надо ехать в Испанию и завязывать с путешествиями в связи с ситуацией, но был один минус. Крокодайлу нужны стерильные швы, обработать раны и дать лекарства. Но как отреагирует доктор когда увидит Дофламинго у которого на руках будет гибрид человека и крокодила? Явно не окажет помощь, как обычному пациенту. Коразон может поговорить с Трафальгаром, но Ло видимо тоже будет не в восторге, но хотя бы он может держать язык за зубами. Сейчас они двоя сидят в каюте. Росинат допивал за братом по счёту вторую бутылку с ромом переодически закуривая папиросу. От похмелья у Донкихота старшего начало приливать кровь к вискам, но пока он ещё мог соображать и даже запах алкоголя, и дыма, который щипает лёгкие Коразона не могли вогнать Дофламинго в беспробудное состояние. Только через две недели после событий два брата решили пооткровенничать друг с другом. - Ладно, прибудем на сушу, ты пойдешь договариваться с Ло, а я пока буду обустраивать личный уголок для Крокодайла, - Дофламинго смотрел на брата, который допивал ром и обижено поглядывал на него, за то что тот скрывал от него правду - Ну, и зачем ты от меня скрывал, что все это время ты встречаешься с Сэром Крокодайлом? - Я боялся твоей реакции Дофламинго уставился в иллюминатор, который находился в каюте Росината. На удивление была достаточно безлунная ночь, даже звёзды были не видны. Беспорядочно бьющиеся свечка в светильнике освещала половины всего помещения, оставляя за пределами своего тихого света тёмные углы. Беспорядочные волны плавно подкидывали корабль, но никто этого не ощущал. Донкихот старший чувствовал на себе осуждающий взгляд со стороны Коразона, который пилил им Дофламинго пока тот вальяжно расселся на подушках. Любовь - это чувство, при котором тебе хочется угождать и помогать дорогому тебе человеку, а также заботиться и защищать. Дофламинго старается вертеться около Шин ен нукабутсу, пытается его обхаживать и пытается отводить друга от мрачных мыслей. Крокодайл шикал на него и его голова снова погружалась внутрь бочки с пресной водой, когда он видел, что это дурачьё пытается относится к нему, как к беспомощному. Цензурных слов нет, чтобы высказать всё, что Сэр в тот момент думал о своём спутнике. Возможно, он тронулся головой. Или чувство вины настолько велико, что даже эгоистичный мальчишка вдруг осознал простую истину: и другим бывает больно. Не то чтобы раньше Дофламинго был ужасным и аморальным, просто… От него Крокодайл словно заряжался невидимой энергией, практически постоянно ощущал силу, способную поддержать в самую трудную минуту. После всего, что они пережили вместе, пусть за смехотворно малый срок, Крокодайл действительно доверял Дофламинго. Дофламинго на каждые перепады настроения Сэра кажется, не обижался – когда он подходил к бочке, Крокодайл по-прежнему ощущал исходившую от него силу и поддержку. В горле вставал мокрый комок, слова испарялись, как вода с раскалённой земли. Он просто не мог объяснить, что происходит, не понимал самого себя – и не понимал других тоже. Такая внезапная слабость подкосила Крокодайла скорее душевно, чем физически. Ему нужно было разобраться в себе без свидетелей. И всё же противоречия и нечто иррациональное было сильнее здравого смысла. Иногда Дофламинго хотелось стукнуть Крокодайла чем-нибудь тяжёлым. Иногда – носиться вокруг и всячески опекать. А иногда, в порыве какого-то болезненно сладкого-чувства внутри, просто обнять и никуда не отпускать. Мало ли в какую передрягу опять вляпается. Он же, чёрт возьми, волнуется! Дофламинго благоразумно не лез к больному, понимая, что рискует нарваться на взбучку или нотацию. Учить его жизни Крокодайл не пытался, просто тормоза постепенно изнашивались. Первое время покоя и даже веселья прошло, оставив после себя бесплодную пустыню. Крокодайл остро реагировал почти на всё, а в редкие часы покоя тоскливо смотрел из своей бочки на море, а затем вздыхая его голова уходила под воду. С Дофламинго он почти не общался – хотел, очень хотел, но не мог рта раскрыть. Что-то в нём согнулось, не сломалось до конца, и теперь ныло, мешая нормально жить, общаться, радоваться каждому дню. Он сам себе признаётся, что если бы не было сеннинов, то он бы смог спокойно жить в рифах и в море, но из за них он потерял дом. В редкие моменты старший брат Росината замечал, Крокодайла в таком состоянии, и почему то его сердце сразу сжимается, ему становится больно видеть, как уже дорогой ему человек, пытается отстраниться от него, а ещё более не выносимо для Дофламинго видеть, как брюнет иногда издаёт еле слышные всхлипы, которые можно расслышать только при полной тишине, когда даже по ощущениям останавливается время. Дофламинго готов полностью взять ответственность за Крокодайла, хотя он уже взял её когда тот начал проявлять признаки того, что доверяет ему. Коразон тоже иногда наблюдал такую картину, в такие моменты он клал на плечо своего старшего брата свою руку и иногда мог потрепать по волосам со словами, что это временно и скоро Крокодайл отойдёт от тех событий. Росинату даже больше не хотелось звать его « Шин ен нукабутсу », брюнет хоть внешне похож на него, но разве монстр будет скучать по своему дому? Так бы всё тянулось, долго и мучительно, изводя людей, пока снаружи не послышался грохот чего то тяжёлого, будто бы бочка упала и стукнулась о пол. Росинат и Дофламинго резко затихли, пока Дофламинго не очухался и не понял, что о палубу стукнулась упавшая бочка с Крокодайлом. Донкихот старший резко вскочил с дивана и чуть не опрокинул стол с пустыми бутылками алкоголя, которые чуть не упали и не разбились на мелкие осколки. Коразон вскочил вслед за братом и те навалившись открыли дверь каюты ведущую на палубу. Первое, что увидел Дофламинго это лежавшего на досках палубы, которые намокали из за пролившейся на них воды из бочки Крокрдайла. Было видно по его закатившемся глазам, что он без сознания, его тело иногда подрагивало мурашками, но Донкихот старший переодически слышал исходящие со стороны Крокодайла хрипы и жалобные стоны. Дофламинго быстро подбежал к лежащему Сэру, через все тревоги и переживания за брюнета Донкихот старший заметил одну важную деталь… где его хвост? К и так волнующимися Дофламинго пришла первая трезвая мысль и он резко посмотрел на ту часть где у Крокодайла должен был быть хвост, он его не увидел, зато к своему шоку он увидел… ноги? Подбежавший к брату и Сэру Росинат, тоже увидел, что у брюнета не было хвоста, а были человеческие в некоторых местах с незаметными чешуйками бледные ноги. А затем внутри бочки он увидел упитанный хвост, который был покрыт кровью изнутри и снаружи его чешуйки были мокрыми от воды. Донкихот старший подбежавший к Крокодайлу снял с себя рубашку и закутал торс Сэра в тёплую ткань и, как можно аккуратнее обнял его за плечи сидя на полу. Брюнет иногда приоткрывал глаза и видел перед собой силуэт ,, тупой птицы’’ по чьему лицу можно было понять, что Дофламинго искренне переживает за него. Окончательно придя в себя Крокодайл уткнулся горячим лбом о уже голое плечо Донкихота старшего, Дофламинго понял, что у Сэра лихорадит температура ведь до этого у него не было такого горячего лба. Брюнет устало посмотрел своими глазами на Донкихота, который его накрыл своей рубашкой и тихо, сипло прошептал: « Мне холодно…» Снова это ощущение беспомощности, слабости и задетого самолюбия за то, что его снова увидели слабым и уязвимым. От этого осознания Крокрдайл начал морщится и пытаться приподняться, но усталость, слабость и некая боль в ногах остановила его и он снова был окутан руками Дофламинго. Дальше, как понял Дофламинго ему было плохо из за того, что он сбросил хвост, ведь он тоже, как и его младший брат увидел отделившийся от туловища Сэра крокодиловый хвост из, которого иногда вытекали струйки крови. Донкихот в тот момент подумал, что у Крокодайла произошла линька, но не та, что происходит у хладнокровных животных, а линька его аномальной природы. Но почему именно сейчас? У Росината чуть не случилось эффект зловещей долины когда он увидел чешуйчатый, окровавленный внутри хвост. Это зрелище произошедшей линьки послужило спусковым крючком. Он начал впервые за всё время путешествия на борту вместе с новым членом команды ворчать о том, что сейчас Сэр сбросил хвост и у него появились человеческие ноги, а завтра, что он отрастит крылья или отложит икринки с детенышами? Все звуки в ушах Дофламинго слились в еденную какофонию, Коразон что то громко бурчащий себе под нос смотря на то, что произошло, звук уже бушующего моря, стуки собственного сердца и тяжёлые хрипы Крокодайла, который снова закрыл глаза. Донкихот старший резко встал на ноги, подняв на руки Крокодайла он понёс его в свою каюту. Положив в своей тёмной комнате на постель брюнета, Дофламинго сразу полез в шкаф ища одеяло, которое он точно в начале путешествий отложил сюда. У него была привычка спать без одеяла. Найдя его Дофламинго укрыл Крокодайла, который нашёл в себе силы поджать ноги к своей груди и приобнять их своей правой рукой. Сэр зябко поёжился от ощущения тёплого одеяла на теле, но всё равно продолжал лежать свернувшись в колачик, видимо он старался сохранить крупицы тепла, что остались в его теле. Донкихот устало вздохнув сел рядом с лежащим Крокодайлом и аккуратно стал поглаживать его поверх одеяла, переодически касаясь его взъерошенных волос, он убирал их пряди ему за ухо. В каюту зашёл Росинат, он продолжал курить сигарету. В саму каюту он не зашёл, а облокотился о дверной косяк. - Я выкинул хвост за борт, - коротко отрезал Коразон смотря, как его старший брат поглаживает спящего Сэра - Хорошо, - настроя на разговор не было, до этого и так бывшее напряжение нарастало вновь. Дофламинго ощущал недосказанность со стороны Крокодайла Росинат молча потушил окурок о косяк двери, и не закрыв дверь вышел прочь из каюты родного брата. Донкихот старший поднялся с кровати, чтобы закрыть за Коразоном дверь, как почувствовал на своём запястье слабую хватку пальцев. - Ты куда? - заспанным с ноткой хрипоты голосом поинтересовался брюнет, смотря теми же уставшими глазами на Донкихота - Я пойду закрою дверь, может даже спущусь к брату и попрошу у него сигарет, чтобы покурить, - похмелье от выпитого алкоголя постепенно давало о себе знать и голова потихоньку начала покалывать, но может просто выйти и подышать свежим воздухом и всё устаканится. - Можешь остаться? - Крокодайл снова прикрыл глаза, почему то стало легче на душе когда он сказал эту фразу, будто долго копившейся груз на душе стал постепенно спадать с плеч - А, что случилось, Кроки? - обеспокоено спросил Дофламинго придерживая кисть руки брюнета в своих тёплых ладонях и поглаживая её большими пальцами. Может сейчас удастся его разговорить и некое напряжение между ними двоими спадёт? - Я боюсь остаться один, - признание само вырвалось из уст Сэра. На душе стало немного легче, будто маленькие камешки потихоньку спадали с его плеч, но все же огромный булыжник недосказанности саднил душу, хотя по мнению Крокрдайла он и так слишком много открылся с новой стороны. - А почему? - Боюсь снова оказаться там, - Донкихот сразу понял о чем говорит брюнет. Дофламинго понимает, что то, что произошло с Сэром ещё долго не сможет его отпустить. - Пока я рядом, тебя никто не тронет, - констатировав факт блондин поцеловал кисти правой руки своими тёплыми губами от чего брюнет вздрогнул, но не отдёрнул руку, а продолжал наслаждаться контактом. Дофламинго так и не заметил, как навис над Крокодайлом. Дофламинго поцеловал его так, что перед глазами завертелись цветные круги. Крокодайл сопротивлялся вяло и неохотно, скорее для вида. Отчуждение и лёд в нём потихоньку таяли, истончались и в один миг растворились без следа. Дофламинго был безумно горячим и невероятно глупым. Он терпел два месяца. Таким уверенным, таким окончательно больным и ненормальным Крокодайл не чувствовал себя давно. Кровь, благовония и жители рыбацкой деревни отошли на второй план, скрылись в мареве бессвязного потока чувств, ощущений, касаний. Дофламинго сводил его с ума и вытягивал из бездны. Дофламинго улавливал его настроение невероятно тонко, словно был настроен на невидимую волну, словно был чутким и чувствительным настолько, что не сделал почти ничего, что могло бы доставить партнёру неудобства или смущение. Он целовал неровный шрам на лице, каждый шов. Он осторожно отводил волосы с шеи, прикусывал кожу и дышал на влажный след, вызывая дрожь в пальцах и сладкое онемение в позвоночнике. Сэр лишь фыркал и переодически издавал рыки. Оба посмеивались. Дофламинго поцеловал рубец на культе – всё, что осталось от руки. Крокодайл вздрогнул, а Дофламинго горько улыбнулся. Его губы пылали, каждое прикосновение вызывало жар, словно внутри зарождался маленький, но опасный вулкан. И хотелось, чтобы «что-нибудь» делалось намного быстрее, чтобы Дофламинго прекратил теребить старые раны, пусть и не буквально. Крокодайл ни за что не признается, что жалкое подобие руки стало очень чувствительным, и стянутую сухую кожу рядом с линией шва не стоит трогать вообще – от этого возникает странное чувство не то эйфории, не то боли, но приятной, тянущей, отдающейся в паху и животе гулкой дробью. «Тебе нравятся шрамы?» — хотел спросить Крокодайл, но в этот момент Дофламинго поцеловал его, отметя небрежным движением в сторону все сомнения. «Да, нравятся. Те, что больше не болят и просто — есть». Это память об ошибке. Память о встрече, изменившей две жизни. И Крокодайл мог собой гордиться — безумный смерч из чувств он унесёт вместе с этими шрамами с собой в могилу, когда придёт срок. В его руках оказалось достаточно силы, чтобы найти не только опору в жизни, но и в постели, что аукнулось утром — горячность старости сыграла с ними злую шутку. Крокодайл беззлобно ворчал и жаловался на ноющую поясницу и засосы по всему телу, но хандра из него ушла, как уходит вода, подмывавшая прочный фундамент. Дофламинго заявил, что он поселится в его комнате — Росинат лишь вздохнул с облегчением, ведь не придётся требовать с Трафальгара, чтобы тот держал язык за зубами. Крокодайл спокойно поедал завтрак, пока шалопай и его младший брат обсуждали, что они будут делать когда прибудут на сушу и продолжат ли они путешествовать.