А люди любят

      Когда с кухни Петя возвращается к коллегам, те прикидываются нарочито занятыми делами и в его сторону не смотрят. Стол Игоря оказывается подозрительно чистым и пустым. А кабинет Пропопенко — закрытым. Петя пытается спросить Дубина, где эти двое, но Дима, отмахиваясь важным делом, исчезает из здания. Петя переваривает события в одиночку.       Гром не появляется ни на следующий день, ни через, и Петя успевает подумать, что вообще без этой хмурой морды в управлении пустовато. Как-то вдруг начинают вспоминаться моменты, которые должны были бы Хазину дать понять, что с Игорем. Но Хазин всё проморгал: и взгляды тяжёлые, списывая это на обычное Громовское; и кофе, купленный по пути, но почему-то не себе, а Пете; и поданое пальто. Гром ухаживал за ним, озаряет вдруг Хазина. Щёки колет румянцем: а приятно же, чёрт возьми, оказаться для грозы преступности и мистера хмурая морда особенным. — И типа все знали, да? — спрашивает он как-то хранителя сплетен управления Цветкова. Костик виновато пожимает плечами, мол, да, тащ майор, знали. — И давно? — Да с первых дней, — Петя свистит от удивления. Он-то как такое сокровище проморгал? — И… ну… чего теперь? — не, девчонки по нему и раньше сохли, но чтобы взрослый двухметровый опер — такое в жизни Петра Юрьевича впервые, а он в этой жизни всякого повидал. — Ну, — тянет Костя и достаёт блокнот, — ставят на то, что будет ходить битый.       Петя, заглянув в блокнот, удивлённо задирает брови: ставят-то много.       Игорь, как будто не желая разорять коллег, ходит по управлению со всеми видами синяков и ссадин сразу, и Хазин спустя две недели уже подрывается сам поговорить с майором, но тут в управлении появляется эта журналистка. Когда Юля Пчёлкина стала для него «этой журналисткой», он подумать не успевает. В принципе, девушка и до этого часто к ним захаживала, то в поисках помощи в своих расследованиях, то подкидывая что-то убойному, то просто в гости к Димке и Грому, потому что они все вроде как друзья. Хазин вообще был уверен, что они с Игорем встречаются, потому, успокаивает свою слепоту майор, и не понимал, что если Гром и хотел с кем-то заводить отношения, то с ним, с Петей Хазиным.       Петя не хочет, но прислушивается к тому, о чём шепчутся Пчёлкина с Дубиным. Все мысли расползаются по тёмным углам сознания, потому что майор Хазин думает только о том, что Пчёлкиной можно касаться Грома, гладить его по голове и плечам, что-то мягко ему шептать, и Гром не смотрит на неё как на страшное чудище, не вырывается, не сбегает, а понуро опускает голову и позволяет при всех себя жалеть и уговаривать поберечься. Петя скрипит зубами, хватает первую попавшуюся папку и сбегает от этой семейной идиллии.       Юлька, надо отдать ей должное, мировая девчонка: это ж какие нервы надо иметь, чтобы дружить со следаками. И какими талантами обладать, чтобы все в её присутствии оживали. Даже пальма Валера, который стоял в углу как раз за Игоревым столом, в присутствии Пчёлкиной потряхивал своими уставшими листьями. Опыляет она его, что ли. Вот и Петруха злиться на неё за то, что Игорь к ней ластится, не может. Здравые размышления, как всегда настигают Петра Юрьевича после перекура: голова горячая, сначала психанёт, а потом отходит. И отошёл вроде бы. Нет, правда отошёл. Устроил тут, понимаешь, сцену ревности. Петя давится дымом. Кого ревновал-то? Игоря? Мысль настолько абсурдная, что просто невозможная. Жадина просто Петя — единственный ребёнок в семье. Привык, что всё ему достаётся. А тут вон как: и не надо было, а раз его, то и никому больше.       Успокоив себя таким вот никотиновым психоанализом, Хазин со спокойной душой возвращается в управление, мажет взглядом по Пчёлкиной, которая опять обнимает Грома и целует как-то совсем не дружески, почти в губы, и скрипит зубами. Едрись оно всё направо и налево!       День за днём потихоньку накатывают неделю, потом ещё одну и ещё. Красная шевелюра журналистки для Хазина — как тряпка для быка. Как только он замечает это пламя в стороне от своего стола, то тут же на пятках разворачивается и уходит куда-нибудь, где ему будет место и воздух. Вся одежда накрепко пропахла сигаретами, и Хазин чувствовал себя теперь одним из этих грязных и опустившихся мужиков, от которых всегда воротит нос в общественном транспорте. Что толку было переходить на айкос, когда сам всё время трёшься в курилке. — А он чё? — Петя невольно прислушивается к разговору девчонок. — Это не то, что ты думаешь, да я её вообще первый раз вижу, — блондинка картинно кидает окурок и тушит его ботинком. И что, до урны ну вот никак, да? — Все мужики — козлы. Я же чувствовала, Ксюш, что есть у него кто-то… Пётр Юрьевич! — неожиданно зовут его, и Петя перестаёт прикидываться ветошью. — Вот почему вы такие идиоты?       Петя от такого заявления теряется. Вообще это можно и за оскорбление старшего по званию посчитать. — Ксюш? — он в надежде смотрит на Зайцеву. — Свет, ты чё! — шипит та на коллегу. — Да приревновала своего, вот и бесится. Вы извините. ПМС! — страшная для всех мужиков аббревиатура должна была произвести на Петю должное впечатление.       Петя и впечатлился. Но другим. Он же Игоря тоже. Ну. Ревнует…