***
Это происходит снова в комнате отдыха, где Браун и Уилсон с удовольствием едят свой обед, который они специально откладывают в свои смены, чтобы в комнате отдыха не было никого из детективов. Быть офицером в этом подразделении иногда сложно. Не помогает и тот факт, что Андерсон и Рид рады подраться друг с другом на кулаках вместо того, чтобы выполнять какую-либо работу. Андроиды намного, намного продуктивнее. А затем один из вышеупомянутых детективов проходит мимо, хмурясь в свой телефон и крича. — Коннор! Твой сын застрял в кладовой. Опять. Уилсон смотрит на Брауна. Браун смотрит на Уилсона. Затем они оба пожимают плечами и возвращаются к обеду. Иногда лучше просто не спрашивать о некоторых вещах. Затем громкое "какого хуя?" прорезает воздух, и они снова поворачиваются и видят детектива Рида, стоящего там, где только что прошел Андерсон, и выглядящего совершенно ошеломленным. — Ну, что ж, — говорит Браун, и Уилсон кивает в ответ. По крайней мере, сегодняшний сэндвич с индейкой из столовой не так уж и плох.***
Место преступления неприятное. В этой части города всегда так. Миллер стоит рядом с комнатой и тщательно упаковывает улики, хотя воздух промозглый этой зимой, и все, чего ему хочется, — это пойти домой, чтобы съесть суп и остатки запеканки. У Коннора полная рука голубой крови уже на полпути ко рту, когда детектив Андерсон топает на место преступления с обвинением в глазах. — Твой сын наткнулся на рождественские гирлянды соседа. И на кота этого соседа тоже. Миллер моргает и успевает поймать сумку с уликами, прежде чем она упадет на землю. У Коннора такой странный взгляд. Это... самодовольство? Миллер никогда раньше не видел, чтобы андроид так выглядел. — Мне никогда не нравился этот кот. Он всегда пытается пробраться в дом и царапает меня, когда мне приходится его возвращать. И он пугает Сумо. — Проблема, блять, не в этом... Не говори мне, что ты этим гордишься. Светодиод на виске Коннора мерцает. — О, я горжусь. — Коннор, какого хера!.. И убери эту чертову кровь изо рта!***
Гэвин Рид распахивает дверь и влетает, как вихрь. Вихрь злобной ярости, растерянности и раздражения, которые Фаулеру сейчас действительно не нужны. — У них есть сын. Откуда у них сын?! Фаулер стонет и потирает пальцами между своих бровей. — Рид, меня это не волнует, и я не хочу знать. А теперь иди и работай. — Андерсон и этот проклятый андроид… — Подожди, — говорит Фаулер, когда слова Гэвина наконец регистрируются в его сознании, хотя он и пытался их заблокировать. — У них есть… что? — Сын. Фаулер моргает. Он чувствует, как его мысли выполняют серию умственных гимнастических сальто, которые он видел только в олимпийских трансляциях. — Это... невозможно... — Да, я сказал то же самое, все это говорят, — теперь Гэвин почти кричит, размахивая руками, как сумасшедшая медуза, и указывает на весь участок. — За исключением того, что в офисе, в комнате отдыха, на местах преступлений и где угодно они кричат друг на друга из-за своего сына. Своего сына. Фаулер хмурится, затем его мозг сдается, решив сохранить ту рациональную часть, которая осталась у него благодаря кофеину, для отчета на конец года, который внезапно и срочно требует высшее руководство. — Что бы это ни было, сын или еще что, мне все равно, а теперь вали из моего кабинета!***
Теперь все делают ставки. Либо Андерсон и андроид усыновили модель YK500 (вполне возможно), либо они окончательно свели друг друга с ума (тоже возможно с той же вероятностью). Или в CyberLife наконец совершили крупный прорыв в кибербиогенетике (кто знает, чем на самом деле занимается этот безумный гений Камски в свободное время?). Либо так, либо они оба колоссально разыгрывают весь отдел, просто чтобы наебать людей. Гэвин сделал ставку на это. И что у них вообще с этой лампой?***
Хэнк закручивает последний винт и постукивает по настенной лампе, чтобы убедиться, что она надежно закреплена. Затем он смотрит на Боба. — Вот и все, маленькая проклятая штука. Выкуси. Коннор пару раз включает и выключает свет, чтобы убедиться, что лампа работает, в то время как Боб радостно едет к стене в теплом золотом сиянии, издавая при этом звуковой сигнал. Хэнк убирает отвертку, складывает руки на груди и устраивается на диване. — Вот, твой сын теперь счастлив. — ...Хэнк, я случайно назвал Боба своим сыном один раз. — Одного раза более чем достаточно. — Ну, насколько я помню, это ты продолжал настаивать на том, что я его усыновил. Диван прогибается, когда Коннор устраивается рядом с Хэнком. Сумо пробирается в гостиную, обнюхивает Боба в знак приветствия, а затем подходит, чтобы положить голову на колени своего хозяина и ткнуть нос в ногу Коннора. Коннор кладёт на него руку в ответ и медленно поглаживает шерсть старой собаки. — Думаю, это значит, что ты теперь старший брат, Сумо. Он протягивает руку и кладет ее на бедро Хэнка. — Знаешь, он и твой сын тоже. — Да, да, — Хэнк проводит рукой по лицу и качает головой. Веселая симфония гудков и писка продолжается, прерываясь лишь случайным стуком пластикового корпуса Боба о стену. Рядом с новой настенной лампой находится полка, которую Коннор установил на днях. На ней стоит фотография сияющего Коула с детской улыбкой, застывшей навечно, на руках молодого Хэнка. Но есть еще игрушка Сумо рядом с тремя крошечными горшками с суккулентами, стоящими в ряд, значок DPD Коннора и пульт Боба. И в самом конце их общая фотография. На ней Хэнк старше, измученный и утомленный, но его улыбка все равно искренняя. — Ебучий ад.