***
День начался ужасно. Ливень нещадно барабанил по подоконнику, заставив Сяо проснуться в проклятые пять утра. Воскресенье, кажется, было уже испорчено. Ведь воскресенье, на то и воскресенье, что есть возможность проспать до обеда и не вставать с кровати весь день. В квартире ужасно сыро, и холодный влажный ветер разгуливал сквозняком по вымытому деревянному полу. Кажется, он где-то на ночь забыл закрыть окно. В тихом помещении было даже тяжело дышать. Сяо тревожно ворочался в постели, не в состоянии унять ужасные мысли. Его тошнило. Воротило. И он не мог найти этому оправдания. Крепче кутаясь, закрываясь с головой одеялом, он уже допустил мысль, что хотел бы закричать на всю квартиру от чувства отвращения, но по какой-то причине себя сдерживает. Каким-то чудом, спустя нескольких минут лежания с закрытыми глазами, он даже почти опять уснул, слегка расслабившись. Но разрезающей трелью пронесся ужасающе громкий звонок его домашнего телефон. Сяо подскочил, испугавшись, и тут же направил свои глаза в сторону коридора, где трезвонило. Он поставил ноги на леденящий пол и, дрожа от холода, быстро направился в сторону комода. «Кто такой умный решил мне звонить в шесть часов утра?» — сначала гневно подумал он, а потом на его глаза упали часы, на которых уже было двенадцать дня. Всё-таки он успел задремать. Он берет холодную пластмассовую трубку и размыкает приклеившиеся сухие губы: — Да?***
Тяжёлое свинцовое небо душит, давит, заставляя ронять лицо от стыда и горя. Серые низкие тучи накрыли город, а небольшая черная толпа поникших силуэтов робким шепотом поминала кого-то. Сяо задыхается в туго застёгнутой рубашке, ошарашенно смотря на рыхлую землю. Он судорожно мечется глазами по размазанным лицам всех присутствующих. Его трясет. Он не верит ни глазам, ни ушам. Сяо в крайнем замешательстве увидел как ускользнуло нечто, нечто неосязаемое и хрупкое. Он не мог найти сил поднять глаза на этот гроб и на эту шею, что была смертельно перетянута веревкой. Господин Ли — офицер полиции, — в субботу, в шесть сорок пять утра, был найден повешенным у себя в квартире. У него не было ни жены, ни детей, никаких ещё родственников, только Сяо, который захаживал к нему каждую пятницу вечером. Парень не мог поверить, что того человека, к которому он заходил ещё позавчера, больше нет. Что некому больше будет прийти и излить всю душу, зная, что получишь дельный совет и напутствие, больше нет человека, который всегда его ждёт. У Сяо больше нет таких людей. Он ощущает как в нем пульсирует кровь, стремящиеся по венам в сердце, а артерии ее обратно прогоняют. И продолжается круговорот. Испуганные глаза парня, наконец, поднялись с земли, когда кто-то его случайно задел, мимолётно извинившись. Но голос казался больше чем знакомым, поэтому «треснутый» парень перевел свой взгляд на эти туманные лица. — Ма…ма? — лишь робко и надломлено промямлил Сяо, почувствовав как от смущения загорели щеки. А женщина на него лишь посмотрела и, как будто не узнав, ушла в сторону к своему мужу. Эта ситуация разбила его окончательно. Этот скол распластался по всему его телу, и заставил юношу рассыпаться, пылью осев на мокрой тусклой траве. Голова у него заболела так, что он просто перестал себя чувствовать частью этого мира: окружающая его обстановка начала ему казаться такой пластмассовой, такой ненастоящей. Его охватила тревога, страх, ощущение, будто ты споткнулся и в предвкушении этого падения. Но падение не происходит. Это сводит с ума. Сяо захотел закрыться от всего мира, провалиться под землю, возможно, закричать от ужаса и неведомого ему, нарастающего, страха. Перед ним больше не люди, пред ним размытые пятна, нервирующие его. А через час, после самих похорон, все стадо направилось к нотариусу: оказывается, господин Ли давно обдумывал свое самоубийство, что было написано в его предсмертной записке, и свое некоторое имущество оставил на Сяо. «У меня не было детей, но Ли Сяо стал мне родным. Он мне был как сын: несуразный пылкий и инфантильный, однако родной, — и своё имущество в виде…» После слов про сына Сяо был готов следом умереть: ему стало стыдно, неловко под взглядом его отчима и матери, ему стало больно и хотелось упасть, рухнуть от боли. Это было впервые, когда он моральную боль ощутил на физическом уровне, а что ему досталось… он даже не услышал, парень молча перехватил бумаги и какие-то ключи. Он больше не смотрел на родителей, он больше не поднимал взгляда в тот день.…
Через неделю — нудную и долгую, — Сяо нашел время и силы пойти посмотреть ту квартиру, что досталась ему в наследство. Ехать ему до этого места полтора часа, и какое же у него было удивление, когда понял, что это соседнее здание дома Люмин. Проблем доехать не было. В какой-то степени, это даже знакомое место, где он уже ориентировался. Однако, квартиры тут очень дорогие! Сяо даже не знал, что у Господина Ли она была! Но пару потраченных секунд на прочтение завещания, и он понял, что эту квартиру купил офицер буквально за неделю до смерти, с желанием ее подарить сыну. Люди бывают разные: с разными целями в жизни. Вот, допустим, у Ли была мечта, которая стала целью, подарить сыну квартиру. Но родного сына у него не было. Также он понимал, что именно в его квартире (она тоже досталась парню), в которой он повесился, Сяо жить не сможет, как и не сможет её сдавать — совесть не позволила бы. Вот и решил потратить все свои накопления в этой жизни на столь огромный и безвозмездный подарок: хорошая трёхкомнатная квартира в престижном районе, — как было написано в завещание: «Сяо, построй свою семью в этом доме. Я хочу, чтобы ты был счастлив, чтобы познал ласку и любовь своего партнёра. Прости и прощай. Знай, я всегда в тебя верил! Мне так жаль, что я не смог стать тебе отцом». Молодой человек аккуратно сложил, сглаживая по сгибу, документ себе в рюкзак и дрожащими руками замельтешил с ключами, чтобы зайти в парадную. Подниматься надо на четвертый этаж, но по ощущениям на шестой или даже седьмой, ибо потолки в этом здании доходят до четырех с половиной метров, поэтому Сяо понял, почему в пятиэтажном доме есть лифт. Он шагает по лестничной площадке, дыша этим запахом цемента и сырости, невольно возвращаясь мыслями в родительский дом, иногда поглядывая в окна, около которых стояли пепельницы с потухшими сигаретами. Парень открывает дверь на этаж и восторженно вскидывает бровями: всего две квартиры! Он чешет загривок и смотрит на ключи, где брелоком был повешен номер квартиры, определяя какая его. Сяо подходит к двери с цифрой шесть, начиная вставлять ключ в замок. И пока он нервно суетился, он услышал тяжёлые, поднимающиеся на его этаж, шаги. Человек шаркал, а его, по всей видимости, сланцы тихо шлепали его ноге, вызывая негромкое эхо на лестничном пролете. А у Сяо всё, как назло, не поворачивается ключ. Шарканье прекратилось, и так же скрипуче открылась дверь, и человек остановился, притопнув ногой. У брюнета жутко затекла шея, и он решил взглянуть на, вероятно, своего соседа. Паренек поднимает уставшие глаза с двери, оставляя там ключи, перетекая ими на замершего в одном положении человека. И его чуть не пробивает на нервный смешок. В нескольких метрах от него стоял Итэр. Но его волосы не были заплетены в энергичную, яркую косу, а поникшие лежали на его плечах, за ухом у него была какая-то тонкая сигарета, а сам блондин что-то напряжённо рассматривал в своем телефоне. Его глаза бегали по экрану, сердито что-то вычитывая, и, через пару секунд, он всё-таки опустил телефон, убрав его в задний карман молочных брюк. Молодой мужчина бездумно глядел в стену, плавными движениями рук проходя по волосам. Его мрачные, уставшие глаза начали лениво, медленно переходить дальше в сторону, а руки перетекли в карманы длинного нежно-коричневого кардигана, что сваливался с левого плеча и заканчивался у щиколоток. И, нащупав ключи от квартиры, он сделал шаг вперёд, да упёрся глазами в такого же застывшего Сяо. Итэр бесстрастно его оглядел, потратив на него ровно двадцать секунд, и потянулся за ухо, доставая сигарету. Он зажал вредную привычку между губ и, развернувшись, быстро направился обратно по лестнице. И только было слышно, как щелкает его зажигалка. Сяо в замешательстве, в ступоре остался стоять ещё несколько секунд: он никогда не думал, что при виде его кто-то пойдет курить. Но быстро собравшись, он вытащил ключи из замка и побежал за блондином. Он не знал зачем за ним пошёл, как и не знал, почему вообще что-либо делает в своей жизни. Но эта нездоровая тяга, это тяжело преодолимое желание его увидеть, с ним заговорить и вновь поймать его чудесную улыбку — намного сильнее самого Сяо. Быстро его догнав, открыв дверь из парадной, его ослепило солнце, чье свечение пробивалось через тучи, заставив его зажмуриться. Но он знал, что Итэр тут. Этот сладковатый запах явно дорогой сигареты, ударил в нос парню. Сяо остановился рядом с, когда-то в его восприятии, улыбчивыми врачом, сглотнул и не смог подобрать слов. А Итэра, усмехнувшись, его тяжело оглядел с ног до головы и, — не докурив сигарету, выдыхает дым от последней затяжки в противоположную от Сяо сторону, — с хрипотцой говорит лишь в три слова: — В шахматы играешь? И по ощущениям, по его тону и интонации, это предложение было не вопросительным. Сяо лишь коряво кивнул, сжав ладонь в кулак. Блондин последний раз высокомерно окинул парня перед собой взглядом, выкинул окурок и куда-то дернулся, а «наследник» вновь побежал за ним, отряхивая от чего-то свою черную футболку. Итэр быстро идёт, и его кардиган тянется за ним зловещим шлейфом, Сяо даже пришла мысль, что блондин походит на какого-то правителя-тирана, который идёт вершить суд над всеми ему неугодными. Стоматолог смахивает свои волосы, которые слегка переросли плечи, и мельком взглянул на нервозного брюнета, осматривающего его своими смущенными и растерянными глазами. Выглядят они оба отнюдь не свежо: оба уставшие, озлобленный и сонные. У них одинаковые темные круги под глазами и растрёпанные волосы. Только если Сяо просто на нервах был всю последнюю неделю, то Итэр просто прибывает в стандартном состоянии. Через пару минут, они уже были в каком-то небольшом то ли баре, то ли кафе, где были тёмно-красные, почти бордовые стены, пропитавшие в себе всевозможные запахи табака и не только. Здесь музыка была приглушенная и тихая, и почти все столики, которые были только на две персоны, заняты. Но Итэр уверенно ведёт, в конце концов, усаживая Сяо за одним из них. Блондин кладет на стол свою зажигалку и телефон, опять потянувшись к карману за новой сигаретой, что полностью противоречит какому-либо этикету, но тем не менее, он любезно предлагает и Сяо, но тот категорически отказывается. — Как хочешь, — через зубы говорит блондин, не поднимая взгляда на своего собеседника, пересчитывая оставшиеся в пачке. — Не выношу с кнопкой, да и в принципе не выношу табак…– пытаясь успокоиться, надеется развить хоть какую-то тему для разговора, неуверенно начал Сяо. — Я тебя этого не спрашивал, — лишь едко выплеснул Итэр, рукой подзывая к себе официанта. Сяо покрепче закрыл рот, опустив глаза. Он покраснел от неловкости и стыда, подумав как же ему повезло, что здесь тусклое освещение и красные стены. — О, здравствуйте, Итэр! Сколько лет, сколько зим?! — подхалимничал паренёк, улыбаясь, прищуриваясь, — лет так пять не виделись! — Да, здравствуй, мне как обычно, и не делай вид, что не помнишь. — ёмко ответил Итэр, что-то уже высматривая в телефоне, зевая. — как видишь, нас двое. Официантнешка быстренько что-то черканул в своем блокноте и, широко улыбаясь, попятился. Видимо, Итэр ему много чаевых в свое время отстегнул. Сяо закрыл глаз, растирая лоб пальцами, думая о том, что могло бы улучшить ситуацию, и в голову приходит смехотворная мысль: «Если сейчас принесут чай, то значит все не так плохо и я смогу его как-нибудь сдобрить, если принесут кофе, то стоит мне помолчать». И звучит вполне логично. Итэр молча курил, смотря четко на компаньона, что прибывает в замешательстве, посмеиваясь, будто он только что прочитал мысли Сяо. Когда в поле зрения появился официант, то брюнет даже как-то ожил и воодушевился, но его только поднявшийся настрой уничтожили и втоптали в землю. Парень поставил перед ними по блюдцу с какими-то пирожными на взбитых сливках, а следом поставил два бокала для вина. Парнишка налил немного и только остановился, как блондин просто выхватывает бутылку, разместив ее рядом с тарелками, и взглядом прогоняет официанта. Сяо застыл. Перед ним, можно сказать, незнакомый ему человек. Что ему говорить? Как себя вести? И только он как-то себя привел в порядок, этот же официант приносит шахматы, и в считанные секунды вся доска оказывается расставлена в фигурах. — Расслабься, Сяо, поиграем…поговорим, — мягко подхватывая своими бело-голубыми руками пешки, улыбался доске Итэр, сделав акцент на последнем слове. Блондин выставил кулаки, разыгрывая цвет, дав Сяо выбрать руку. Парень неуверенно тыкает на правую, выбирая белые пешки, дав себе шанс ходить первым. — Поиграем без времени, нам же некуда спешить, так ведь? — изогнул бровь Итэр, опрокинувшись на спинку, держа указательным и большим пальцем тлеющую сигарету, — или ты куда-то торопился? Сяо отрицательно помотал головой, решив делать ход. — Ну что ты молчишь, язык проглотил? Ну не обижайся ты на меня, — пренебрежительно протрещал стоматолог, смотря на простую пешку перед собой, — а я вот так подумал прямо сейчас и понял, что хочу с тобой обсудить некоторое, мой дорогой… Сяо всё ещё молчал, смотря на устрашающее нечто перед собой. Итэр улыбался, но не так как запомнил сам «пациент», это было какое-то…презрение? Может насмешка, но уж точно не улыбка. Безмятежный доктор меняет «личности», как перчатки, искусно входя в роль каждого, кого он отыгрывает. — Ну, ладно…тогда я начну, а ты там подхватывай, хорошо? — дружелюбно заладил блондин, уже съедая первую фигуру у своего соперника, — Итак, я вот жил, работал, ну, что же я ещё могу делать, да? Но все никак не мог выкинуть тебя из головы, что-то мне все не давало покоя, … думал и думал о тебе, представляешь? Брюнет почти расслабился, ведь тоже думал о нем, но тут важен контекст и он это чувствовал, он прекрасно чувствовал эту агрессию и обиду в его «ауре». — …так вот, позволь нам вернуться назад, когда ты решил, что сказать мне, тридцатилетнему мужчине, на мои чувства «пройдет», — усмехнулся Итэр, придвигая к Сяо бокал вина, который тот послушно берет, потому что понимает, что дальше будет только хуже, — Пф…«пройдёт», как мило, ну спасибо, что не «почему?»…м-ха-ха…– все хихикал он, и вправду впервые задумавшись об этом. И в этот момент, Сяо понял, что та улыбка была отнюдь не от теплых чувств и некоторого расстройства, а это был еле сдерживаемый истеричный смешок от осознания в какой же абсурдной, просто идиотской, ситуации он оказался. Итэр тогда так быстро встал и ушел, потому что ощутил к себе и своей персоне, в первую очередь, неуважение, он просто не захотел даже находится рядом с ним — настолько он был зол. И сейчас, когда ситуация начала проясняться, когда все стало предельно ясно, Сяо почти горел от стыда, понимая, что он облажался. — Сяо, хах…неужели я похож на болячку? — все смеялся Итэр, в пух и прах побеждая Сяо, но специально оттягивая этот момент, будто желает посмеяться над ним и его самолюбием. — Итэр, я … я- мне правда очень стыдно, я не знаю…– залепетал униженный сердцеед, видя, как какой бы ход он не сделал бы — приведет к проигрышу. — О, а я и не сомневаюсь, что тебе стыдно, — передвинул ладью Итэр, специально ещё больше оттягивая момент, подливая нервному Сяо ещё вина, — у меня было бы пару вопросов к тебе, если бы ты ничего не понял бы. Кстати, шах и мат. Итэр говорит тихо, до мурашек тихо, а мрак приукрашивает его черты лица, делая их что ни есть зловещими; он показательно громко стукнул пешкой, уронив королеву соперника. Партия, наконец, была завершена с трещащим поражением Сяо. — Знаешь, мой дорогой, ты вот…– решил на этом моменте попробовать пирожное Итэр, тут же покривившись от приторности, –…и как я мог это когда-то есть? Фу, не люблю сладкое! — он выпустил дым от сигареты — которой опять затянулся, дабы перебить вкус, — изо рта, отвернув голову от Сяо, чтобы на него не летел, в итоге потушив её в сладком пирожном, закинув ногу на ногу, — …м…ой, а о чем я говорил? Специально вынуждал Сяо не просто участвовать в диалоге, но и самого направлять на его, как бы забытые мысли. — Ты говорил о…ты начал говорить, как я понял, всё, что ты думаешь обо мне, — слегка уже путаясь в словах, у Сяо заблестели глаза от горьких чувств, но он тут же поспешил сморгнуть их, сделав ещё один глоток из бокала. — Точно! Да, есть такое…что-то было, — закурил новую сигарету, Итэр, на которого, кажется, совершенно не действует алкоголь, — Как же…как же я хотел тебя назвать…мм…а точно! Маменькин сынок! Точно! Боже мой, и что я в тебе нашел? Лишь лицом вышел… Кажется, Сяо платит слишком большую цену за свои слова. Итэр продолжал вести партию за партией, разгромляя соперника, который уже и не старается победить, лишь молча берет все пощёчины с его стороны. Вот она: Судьба-негодяйка, которая решила поставить Сяо окончательно на место, и делает это она, как обычно, жестоко и внезапно. Брюнет в какой-то момент просто перестал трогать фигуры, откинувшись на спинку стула. Он начал смотреть на своего соперника, улыбающегося от нечестных побед, и который слегка подрумянился от вина, невольно начав нежно улыбаться И вот…блондин хохочет — это ведь то, чего так хотел Сяо, но почему так паршиво на душе? Почему ему так больно и неприятно? Ведь дело не в словах, которые просто и непринужденно говорит Итэр, измываясь над самолюбием Сяо как его душе угодно. — Итэр, что у тебя случилось? — Сяо чувствовал, что он не единственная проблема, что Итэр такой нервозный и тревожный, не потому что встретил его. Сяо не знает как объяснить, но его пьяная голова понимает, нет, тут даже чествует, что есть иная причина, а он всего лишь попал под горячую руку. Он всем нутром ощущает это душевное напряжение Итэра, который смешал его со всей возможной грязью. — Ты случился, Сяо, — блондин мгновенно помрачнел и с его чудесного лица плавно стекла улыбка, превращаясь в оскал омерзения. — Нет, Ит-тэр, не только я слу…чился… — потирает глаза ладонями Сяо, стараясь держать себя в руках. Казалось, он вот-вот уснет, от количества выпитого им вина, но нет. — что случилось, ты почему так сердишься? Итэр в замешательстве вскинул бровями, возмущённо фыркнув. Он последний раз посмотрел на Сяо и о чем-то задумался. — А вот теперь я тебя почему-то интересую? — предвзято и скептично протянул Итэр, встав из-за стола, — я уже оплатил, засиделись мы. Он знает, что Сяо пьян и не сможет толком что-то сказать в противовес, кроме как что-то там промычать, и Итэр уже оглядывает официанта, одними глазами говоря: «как обычно.» — Сяо не первый, кто играет с ним в шахматы в этом месте. Почти все одногруппники Итэра тут просиживали с ним штаны, играя на курсовые, эссе и контрольные работы. Конечно же, никто так его и не обыграл и всем приходилось платить ему деньгами. И только он вышел из кафе, все сводя брови к переносице, как ощутил, что его кто-то неловко схватил за запястье, нежно сдавливая кожу, чуть перетягивая на себя. — Итэр, стой, пожалуйста, … — Мы с тобой уже все обсудили. — Н-нет, не обсудили, — губы Сяо вздрогнули, когда Итэр выдернул запястье и пошел дальше, переступая каменные поребрики. Эгоистично цепляясь за чужие руки, в пьяную голову Сяо только сейчас начали приходить мысли, только сейчас начало появляться осознание того, что он совершенно один. Что у него больше никого нет, что он хотел бы его любить, что он хотел бы с ним быть, но боится и боялся это показать, ведь считает, что если он хоть немного проявит своей «любви», то тут же к нему потеряют интерес. Понимаете? Он хочет верить, что его любят, но не позволяет себе, совершенно. Сяо просто не может допустить мысль, что кто-то всерьез может быть им заинтересован, ведь как Итэр уже и сказал: «лицом лишь вышел.» Тучи начали сгущаться, а воздух переполняется озоном, намекающий о предстоящем ужасном ливне. — Я понимаю, что я…что я глупый, несуразный, я не знаю, о чем говорю, я слабый, я не могу правильно оценить масштабы и совершенно никудышный человек, да, ты прав, я ревновал свою мать к ее мужьям, да, я даже не пытался никого из них понять… — его голос такой ломкий и болезненный, будто в его горле множество лезвий, доставляющих ему нестерпимую боль при выдавливании малейшего звука, — Прости меня, Итэр… Я не верил ни одному твоему слову, посвящ…посвящённому моей якобы личности. Я не верил тебе. И с последними горькими словами начали попадать крупные капли на каменную дорожку, быстро окрашивая в новый цвет пыльный асфальт. Итэр, застыв, смотрит на Сяо перед собой, слушая его откровения. Его усталые глаза уткнулись в его лицо, которое тот спешит спрятать в ладонях, сдавливая, проминая. — Ты такой умный...интересный соб-беседник, я уверен, ты прекрасно жил и без меня, а у меня из достоинств, только эта чертова физиономия, которая приносит лишь беды…– все надломлено хрипел парень, не поднимая взгляда, оказавшись перебитым ливнем. — я не хочу оставаться один, прошу не уходи, пожалуйста, поговори со мной ещё… Итэр, который промок насквозь, смотрит как на его глазах растворятся в луже человек. Как он медленно распадается, не позволяя себе уронить и слезы, массируя глаза и задерживая дыхание. Врач сжал тонкие губы и как увидел дрожь чужих плеч, то тут же сделал несчастный неуверенный шаг навстречу, жалея, что не взял с собой зонт. Знал же, что будет дождь. — Сяо, а тебя хоть кто-то пытался понять? Наговорил я тебе лишнего, это ты меня прости, — отдирая руки от чужих глаз, желая в них заглянуть, наконец-то хоть что-то сказал Итэр, обхватив его за щеки ладонями, — пойдем, пойдем скорее отсюда. Сяо посмотрел на него, будто протрезвев, и в смущении покраснел, поняв, что никогда именно так не смотрел на блондина. Он опустил глаза на своё запястье, которое спешно тут же обхватили, начав все куда-то тащить, и лишь выпалил испуганно: — Куда? — Домой.***
Итэр привел его к себе, сказав Сяо, что тот разберётся со своей квартирой завтра утром и даже ему поможет, если надо. И пока брюнет умывался и переодевался в чужой ванной, хозяин квартиры расправлял кровать для него, о чем-то опять очень крепко думая. То что Сяо уже вышел из ванной и стоит в дверном проёме, Итэр понял сразу, так как от того свойственный запах не только шампуня хозяина, но и дорого вина. — Ложись здесь, — только сказал блондин, а парень уже падал на эту постель, потащив за собой самого Итэра. Он просто его уронил рядом с собой, больше не прикасаясь, перевернувшись на спину. Сяо разбросал руки по сторонам, шумно выдохнув. А упавший повторил за ним, решив не пытался ни встать, ни завести диалог, вопреки просьбе брюнета с ним поговорить. Совершенно больше не о чем говорить. Кажется, они исчерпали друг друга и всё, что сейчас происходит — оборвется. Но нет, это всего лишь кажется. Как выяснилось, и тишина у них одинаковая. Когда Итэр закрыл глаза, ощутил, что его предплечье обхватила холодная рука, мягко водя большим пальцем по давным-давно зажившей татуировке, по шраму. — Я не чувствую себя взрослыми, — устало протянул Сяо, все ещё глазами гуляя по красивой змее, — Будто всю жизнь стою на месте. Итэр повернул к нему голову, столкнувшись с его тяжелым взглядом; он на него недолго посмотрел и, со смешком выдавив из себя, слабо улыбнулся: — Нет никого взросления…нет того момента, когда мы резко начинаем что-то понимать и что-то правильно делать, — горько выдохнул врач, опять отвернувшись, потупив в потолок, — я вот до сих пор не понимаю, что я делаю и зачем я это делаю. Зачем и почему я стал тем, кем являюсь и как правильно прожить эту жизнь. Даже не понимаю, хочу ли я жить вообще, поэтому предпочитаю жить, так сказать, моментом. Сяо напрягся на словах, про нежелание жить, поэтому неосознанно ближе придвинулся к чужой руке: — Жизнь в моменте — подло переоценена. Хотелось бы им обоим сказать, что им приятнее мысленно находиться где-то далеко в прошлом, а тело бросить проживать настоящее, но Сяо понимал, что то прошлое, о котором он иногда грезил — было полно мерзости и издевок, но парень все так же боится будущего, которого никак не может предугадать. А вот Итэр любил цепляется за прошлое, любил вечно находиться в том состоянии, пока просто не пропало то, за что можно было бы зацепиться, а настоящее для него настоящая плохая шутка. Про будущее лучше вообще при нем не упоминать. — Я думал, что взросление наступает резко, — Сяо сам и не заметил, как уже лежит на чужой руке, смотря прямо тому в глаза, — думал, оно наступает в какой-то определенный момент, который ломает тебя, меняет, и резко начинается новая жизнь. Хах-ха… когда эта жизнь уже начнётся? Когда нагрянет взросление? Никогда. Взросление — это осознание того, что оно не наступит никогда. Даже в сорок лет хочется кататься на качелях. Это звучит банально, но это так. Мы ведь все живём в первый раз, это наша первая попытка! Так откуда нам надо всё сразу знать? Не стоит бояться или гнаться за таким эфемерным понятием, как взросление, ведь этот процесс нельзя как-то поймать. Это бессмысленно. Итэр позволял все ближе к себе приближаться, разрешая тому окончательно лечь на него, уткнувшись в шею, тихо горячо дыша. — Это так забавно, ведь я себя всегда успокаивал мыслью, говоря сам себе: «хорошо, что жизнь — это не навсегда». Я сам не замечал, как мне было тяжело проживать это…существование. Я просто не позволял себе такую эгоистичную мысль. — обнял в ответ Итэр, будто ища маленькое утешение в этом жесте, в прикосновении, в котором всем отказывал. – я хочу уйти от своих мыслей. — Итэр, мы навсегда останемся собой…наши воспоминания, наш опыт — это все всегда будет с нами. Мы не уйдем от себя. — положив подбородок на плечо к парню, он обмяк, почувствовав, что от него все так же пахнет «стоматологией». А может им стоит перестать искать прошлое в настоящем? Никогда не будет «как прежде»: сознанию плевать, что происходит в жизни, а что наяву, поэтому фантазировать можно сколько душе угодно, но стоит ли это того? В любом случае, «другое» — не обозначает «плохо». — Обещай, что всё у тебя будет хорошо...— словно вот-вот уснет, пробормотал брюнет, расслабляясь в теплых руках врача. — Да, все будет хорошо.