Чёрное сердце

Избитый омега едва стоял на ногах, и Никита скорее тащил его на себе, чем помогал идти. — Ну-ка, присядем, — Никита скинул парня на скамейку, как мешок картошки. Глаза у того были широко раскрыты, дрожащей рукой он прикрывал на шее метку. — Дай сюда, — Никита послюнил пальцы и дотронулся до раны у него в уголке губы: Ржавый всё-таки успел начать резать, сукин сын! — Не надо, — омега дёрнулся в сторону. — Да я, блять, лечу тебя! — Никита попытался снова его коснуться, но тот зашипел. — Так, дорогой мой, — он схватил омегу за шкирку и встряхнул. — дела не делаются! Я тебе жизнь спас, соображаешь ты, или нет? Снова этот враждебный, полный осуждения взгляд карих глаз. Никита не привык, чтобы на него так смотрели. Он не понимал, почему омега продолжает злиться, а не бросается ему в ноги с благодарностями. Научить бы его разговаривать со старшими, но то ли из-за выброса адреналина, то ли ещё из-за какой неведомой херни, голова у Никиты вдруг начала кружиться. — Как тебя зовут? — он уселся рядом и нащупал в кармане сигареты. — Не люблю запах табака. — Похуй, — чиркнула спичка, Никита затянулся и откинулся на спинку скамейки. Несмотря на расслабленную позу, его мышцы звенели от напряжения: схватить омегу, если тот попытается сбежать, или защитить его, если Ржавый передумает и вернётся. — Как, говоришь, тебя зовут? — через пару мгновений повторил Никита, прощупывая взглядом тёмную улицу и пробуя окружающие запахи на вкус. — Я не говорил, — парень сидел прямо, будто аршин проглотил, и продолжал держаться за шею. — Зря, — Никита панибратски закинул ему руку на плечи, насильно притягивая к себе. — Нехорошо получается. Я тебя, значит, спас, а ты? Я б тебе объяснил… — Спас, — одними губами проговорил омега, глядя перед собой стеклянными глазами. — Ты меня убил. Прямо там. И себя вместе со мной. — Чиво-о? Да ты, братец, совсем не в себе, — хотя, судя по накатывающей тошноте, не в себе был Никита. Он уловил вдалеке рёв мотора и чьи-то голоса. Не отпуская омегу, Никита сосредоточился на звуках: в их сторону ехала машина, из опущенного окна доносился голос. — Во-ва-а-а! Во-ва! А-ди-даас! Через несколько секунд омега тоже услышал. Он вздрогнул и крепче сжал шею, опуская взгляд. — Ты, что ль, Вова? Тебя зовут? — просипел Никита и потушил сигарету об язык. Не Ржавый — и то хлеб. Но кто тогда? Враги, друзья? В какую ещё передрягу этот непутёвый омега успел попасть? Рожа у парня была кислее некуда, но она и до объявившийся машины была такой, так что по ней судить было нельзя. Никита и сам до конца не осознавал, что произошло — сказал бы ему кто утром, что под конец дня он выпрется против Ржавого и его прихвостней на их же территории за непойми кого — омегу, который ранее отказал ему в клубе! Горький запах свежесмолотого кофе притягивал, будоражил, говорил — всё ты правильно сделал, не ссы. Не ссы, казак, атаманом будешь! Тут Никиту поразила свежая мысль, он слабо присвистнул и немного съехал по скамейке вниз, отпуская омегу: — Я ж теперь… атаманом буду… выходит, — с каждой минутой голова тяжелела и соображалось всё хуже. Омега издал нечленораздельный звук и повёл плечами. Ему явно было не лучше. Из-за угла выехала большая бежевая машина и затормозила у скамейки. Наружу выскочил пацан лет пятнадцати. Альфа. — Вова! Мы с отцом тебя по всему городу ищем! Никита нехотя поднялся и встретился взглядом с мужчиной в меховой шапке, сидевшим за рулём. Он лишь крепче ухватился за руль и отвёл взгляд, когда Никита выдавил из себя кривую ухмылку и приподнял руку. Вова. Брат Вовы. Отец Вовы. Адидас — фамилия, что ли? — Пойдём скорее… что у тебя с лицом? Больно? Пока Никита разглядывал мужчину за рулём, пацан успел усадить Вову на заднее сидение машины и захлопнуть за ним дверцу. — Ты кто такой? — остановился он перед Никитой. Смотрел мрачно и тяжело, как старший брат. Семейное. — Марат, полезай в машину! — послышался тревожный голос отца через опущенные окна. — Полезай, чё ты, — Никита засунул руки в карманы, чтобы скрыть дрожь. Казалось, он вот-вот упадёт в обморок. — Отец зовёт, надо идти. Ещё пересечёмся, — с этими словами он указательным пальцем поддел нос пацану. Не удержался. Названный Маратом испепелил Никиту взглядом, но бухнулся на сидение рядом с отцом и громко захлопнул дверцу. — Я просил тебя не хлопать, — сквозь зубы проговорил Марату отец. Все были на нервах. Никиту начало знобить. Он втянул воздух, пытаясь определить, кто был их отец, но почувствовал лишь тонкий запах кофе от Вовы и интенсивный — чёрного перца — от Марата. Их отец принимал блокираторы запаха. Интересно. Машина сорвалась с места и уехала прочь. Никита тяжело опустился обратно на скамейку и закрыл глаза.