Там, где начинается свет

С самых ранних лет Люциус Сприггс знал, кто он есть. К сожалению, Джесси Морган тоже это знал, и из-за этого решил превратить жизнь Люциуса в ад. Люциус старался как мог быть выше этого. Он знал, что школьные годы не продлятся вечно, и его внутренний свет горит слишком ярко, чтобы подавляться каким-то гремлином с дебильной чёлкой, который со времён палеолита не удосужился эволюционировать. Ой, да господи, Джесси Морган был ничтожеством. Но, к сожалению, у него был довольно сильный хук справа. Но Люциус не хотел огорчать свою маму, они были только вдвоём с тех пор, как его отец сбежал, ещё до того, как Люциус научился говорить, и он был всем её миром. — Ты мой свет, Люциус, — всегда приговаривала она. — Поэтому я и дала тебе такое имя. Я знала, что ты осветишь мою жизнь, и я была права. Люциус бы не осмелился её разочаровать знанием того, что её единственного сына, её драгоценное дитя рутинно отлавливают в коридорах и запихивают в разрисованный фломастерами шкафчик. Так что он закрашивал синяки проверенным тональным кремом и наловчился зашивать порванную одежду до того, как мама возвращалась со смены в банке. А потом для прикрытия он начал приводить домой девочек. Было легко себя убедить, что никаких скрытых мотивов у него нет. Люциус был общительным и в основном дружил с девочками. Кого ещё ему приводить домой после школы? И если его мама думала, что эти девочки были его девушками… ну это же никому не вредило, правда? — Вот такой у меня Люциус, — говорила мама своим подругам. — Кажется, девчонок каждую неделю меняет. Не знаю, как с ними всеми справляется. Ничего страшного, думал Люциус, даже когда его желудок переворачивался, а кожа чесалась и ощущалась слишком тугой. Это было преступление без жертв. Наконец Люциус поступил в университет, и, как и обещали рекламные проспекты, всё стало лучше. Но не отлично. Люциус ходил на свидания, даже вступал в отношения с несколькими парнями — но его не отпускало ощущение, что между ними всегда есть стена, которую они никогда не смогут пробить. Эти отношения были как чёрные дыры — начинались огненно и взрывоопасно, а потом обрушивались, унося с собой частичку Люциуса. Люциус не понимал, что с ним, пока однажды мама не нанесла ему внезапный визит и не застала его поедающим шампиньоны на похмельном завтраке с его подругой Карой. — Ой, я так извиняюсь, — сказала она, изображая слишком уж чрезмерное смущение, как казалось раздражённому Люциусу. — Я и не знала, что у тебя ночует девушка! Я просто зашла выпить чаю, вернусь попозже. Ах, Люциус, она такая хорошенькая. Эту тебе не стоит терять. Что-то внутри Люциуса оборвалось. Он не мог этого больше выносить. Не смог терпеть подмигивания, и полуправду, и улыбочки, с которыми она говорила о том, как, перевстречавшись с целой женской сборной по плаванью, он остепенится и заведёт ей внучиков. Он просто… не мог. — Мам, — сказал он. — Я гей. Она застыла. — Что… Прости? — Я гей, мама. Мне нравятся мужчины. Кара просто подруга. И все те девочки были просто подругами. — О, — сказала она. Она улыбнулась, крепко обняла Люциуса. — Мой дорогой мальчик. Ненадолго Люциус подумал, что всё хорошо. Он сознался, и гордился этим. Его ждёт яркое будущее. Люциус Сприггс осветит весь этот грёбаный мир. Но, мало-помалу, сгущались тени. — Ты ещё общаешься с Карой? — спрашивала мама. — Она выглядит такой милой девочкой. Или: — Ты уже видел свадебные фотографии семьи Виллоуби? Знаешь, раньше Шон только с мужчинами встречался — но посмотри, как он счастлив с Элизабет. Прекрасная пара! И однажды даже: — Дорогой, я помню, что ты сказал, но тебе не кажется, что ты слишком молод, чтобы знать наверняка? Тут-то и была ещё одна переломная точка. Это был первый и единственный раз, когда он потерял терпение по отношению к матери. Он кричал на неё, требуя объяснить, почему она не может его принять, почему она хочет, чтобы он был кем-то, кем не является, почему она просто не позволяет ему быть счастливым. — Ах, милый, — сказала она, когда Люциус наконец охрип от крика. — Конечно, я принимаю тебя. Я люблю тебя любым. Но… я просто хочу лучшего для тебя. Тебе стоит признать, что твоя жизнь была бы проще, будь ты гетеросексуальным. Люциус покачал головой. Он не мог этого сделать. Его огонь горел. Он не мог его погасить, ни ради кого бы то ни было. Даже ради его мамы. И более того, он не мог оставаться рядом и смотреть, как медленно исчезает ее улыбка, как тускнеет её взгляд, когда она видит, что её любимый светоносец становится падшим ангелом за грех открытого бытия собой. И он ушёл. Его собеседования на позиции в маркетинге успехом не увенчались, так что он нашёл работу в местом бутике мужской одежды. Оплата была ничтожной, и большинство покупателей были помпезными мудаками, но это место позволяло ему вдоволь предаваться любимому хобби — осуждать людей. Или, как было сказано в описании работы, высказывать мнение по стилю, покрою и цвету. Но, на самом деле, осуждать людей. И однажды, в дверь зашёл мужчина, которого Люциусу так и хотелось осудить. С головы до пят он был одет во все оттенки бирюзового — блейзер, рубашка, брюки, и за лацкан был заткнут цветок фукции. Его волосы выглядели как парик, потому что у живого человека просто не может быть таких идеальных золотых кудрей — по крайней мере, не в таком влажном климате. — Здравствуйте, — сказал мужчина. — Я ищу что-нибудь… забавное. Я начинаю новое дело, и для этого мне нужен новый гардероб. Люциус кивнул, и все его чувства обострились. Это отличное поручение. — Вы в правильном месте. После трёх часов времени и очень большой оплаты — правда, Люциус за жизнь не видел, чтобы кто-то потратил столько денег — Стид Боннет собирался уходить с количеством одежды, достаточным не только шкаф забить, но весь дом. Но около двери он повернулся на Люциуса. — Знаете, я уверен, что вы бы мне смогли продать рулон туалетной бумаги по цене дорогой рубашки, если бы захотели, — сказал он. — У вас талант. Люциус пожал плечами. — Все в восторге от тебя, а ты — Люциус Сприггс. Стид улыбнулся. — Мне нужен профессионал в маркетинге в моём новом деле. Может быть, я могу вас переманить? Место у меня не такое гламурное как это, но я хорошо плачу, и предоставляю жильё и питание. Выбор за вами. Может, это не тот рыцарь в сияющих доспехах, какого ждал Люциус, но сойдёт для начала Люциус нашёл чек и на обороте нацарапал записку для менеджера. Брюс, Жизнь подкинула мне шанс, должен им воспользоваться. Чмоки, Люциус. P.S. Я бы переделал осеннюю коллекцию. Этот цвет мекония никому не идет. Затем, закинув шарф на плечи и прихватив солнечные очки, на которые положил глаз с самого начала работы в этой дыре, Люциус вышел из магазина со Стидом. Это был прекрасный новый день. *** «Это действительно ужасает, как подумаешь, насколько талантливо Стид Боннет прятал свою настоящую личность. Его семья, его друзья, если у него таковые были — вообще не представляли, что он такое. И если это так, то задумываешься — а на что ещё способен Стид Боннет?» Раздражённо хмыкнув, Стид поставил подкаст на паузу. Он знал, что это не самый здоровый способ справляться с ситуацией, но с тех пор как он осознал, что Бадминтон преследует его семью, он посвящал любой свободный момент изучению архива подкаста и рассматриванию каждой детали, отчаянно пытаясь убедиться, что он не допустил наличия никаких уязвимых мест. Пока что ничего нового не обнаружилось — по крайней мере того, чего он ожидал, внимательно слушая все эпизоды, и при повторном прослушивании Веллингтон звучал ещё более похоже на лягушку-быка, но в такое время осторожность не повредит. Утром он отправил Джим на разведку в поместье Боннетов. Джим были знакомы с местностью, поскольку именно им Стид доверял каждый месяц относить для его семьи конверт с наличностью. Он попросил их отмечать всё, что кажется необычным, любые признаки нелегального проникновения, любые области, требующие дополнительных мер безопасности. Также он попросил Баттонса найти самую заслуживающую доверия птицу и написал письмо, которое должно было быть доставлено в художественную студию Мэри через окно, которое, как он знал, всегда было открыто летом. Письмо было простым: Мэри, Вы с детьми в опасности. Будьте внимательны. И я буду внимателен. Отправь ответ с этой птицей, и мы составим план. Твой, Х. Конечно, оно было расплывчатым, но он не мог допустить ни малейшего шанса, что его перехватят. Кроме того, он доверял Мэри. Она поймёт, что это он, несмотря на попытки изменить почерк. Когда она ответит, можно будет выбрать время, чтобы привезти её и детей в приют, и они все наконец вздохнут с облегчением. Детям здесь понравится. Они снова встретятся с Корделией, подумал он, наклоняясь, чтобы её погладить — а ещё с десятками других животных, больше, чем они могут вообразить. Стид скучал по Альме и Луису, и переживал, что на годы выпал из их жизни. Он осознавал, что это время он не вернёт, но он может попытаться его возместить и создать новые совместные воспоминания. Однако Мэри вряд ли с охотой переедет. Она любила их дом и всегда была исключительно независима. Стид не удивился бы, если она будет не в восторге от перспективы снова с ним жить. Но приют был большим, так что она может его избегать, и дом может обеспечить её отличной художественной студией, лучше, чем у неё есть. Она ничего не потеряет, и может рисовать шедевр за шедевром, не беспокоясь о преследующем её имбециле с мячом для гольфа вместо головы. Да, будет чудесно снова быть всем вместе. Сначала понадобится немножко подготовки, но Стид верил, что со временем, они все тут будут очень счастливы. Не говоря уже о том, что Эд завтра уедет, и Стиду придётся чем-то заполнять свои дни. Воссоединиться с семьёй будет отличным способом заполнить дыру, которую оставит отъезд Эда. Это была кошмарная мысль. Стид не мог поверить, как легко он привык к присутствию Эда. Ощущалось будто он тут три года, а не три дня. Его полюбила команда, его полюбила животные, и Стид… — Тук-тук. А вот и ты. Я ждал тебя. Стид быстро моргнул, прогоняя странный голос из головы, потом повернулся к двери. Эд заглядывал в щель с озорной ухмылкой на лице. Несколькими футами ниже в дверь заглядывала Цинния, выражение её мордочки было таким же озорным. — Хей, — сказал Эд. — Олуванде сказал, что поскольку Френчи снова уехал в тот дом отлавливать котов, а Джим на секретной миссии, у нас не хватает людей, и мне стоит тебя попросить помочь с некоторыми задачами. Стид вздохнул. Для него не было ничего более желанного, чем провести день с Эдом, но он не мог перестать думать, что ему нужно начать строить более конкретные планы как привезти сюда Мэри с детьми, или хотя бы придумать, как бы телепатически столкнуть Бадминтона с утёса. — Прости, Эд, я очень занят сегодня утром. Может, днём? — Он сказал, что ты так скажешь, — ответил Эд. — Так что он посоветовал мне сделать вот это. Эд толкнул дверь плечом. В его руках была Нелли, одна из приютских кроликов — и, если честно, любимица Стида. Она была окраса Голштино-фризской коровы, с одним ушком всегда стоячим, и одним висячим. Она была совершенно нелепой милашкой, и Стид её обожал. Эд помахал Стиду одной из крохотных лапок Нелли. — Привет, мистер Боннет, — сказал он тоненьким голоском. — Поиграешь со мной и моими друзьями-крольчатками? Стид расхохотался. — Тебе Олу сказал так сделать? — Ну он мне сказал, что Нелли это твоё слабое место, и я могу это использовать как преимущество, — сказал он. — Но кроликам надо подстричь коготки, и, он говорит, у тебя хорошо получается. — Да, я умею обращаться с нашими самыми нежными созданиями, — сказал Стид со всем смирением, на какое был способен. Эд подмигнул. — Он также сказал, что тебя можно расположить к себе лестью. Ну что ж. Может, Стиду стоило бы обидеться, но… это не было неправдой. Кроме того, мало что можно сделать до того, как Мэри прочитает письмо, а время, оставшееся у него с Эдом, бесценно. А кроликам нужно подстричь коготки. Сегодня приедет пара, которая ищет себе питомца — что если они решат не брать одного из их прекрасных кроликов только из-за того, что их когти слишком длинные и опасные? На самом деле, для Стида провести утро с Эдом будет разумным деловым решением, а также наилучшим образом отвечает интересам животных. — Ну хорошо, — сказал он. — Но передай Олуванде, что стрижка кроличьих когтей уже была мной запланирована. — Конечно, — сказал Эд. Стид закрыл дверь, оставляя за ней Бадминтона и все свои неприятные мысли. *** Кроличья комната была, наверное, самой любимой в приюте у Стида. Хотя назвать её комнатой было бы неуважением. Это был миниатюрный зачарованный лес, ограниченный четырьмя стенами и, предположительно, потолком. Пол был не деревянным, а поросшим травой, с несколькими земляными тропинками. Стены были деревьями, чья листва давала комнате тень. Солнечный свет пробивался через… через что-то, в общем. И вокруг прыгали милые кролики, некоторые ощипывали грядочки овощей в дальнем углу, некоторые самозабвенно рылись в куче сена, а некоторые просто искали идеальное местечко поваляться с товарищами. — Вау, — произнёс Эд, когда они вошли. — Как ты это всё сделал? — Это не я, — сказал Стид, садясь на свой любимый пенёк. Люси, рыжая вислоухая крольчиха, тут же к нему подскочила и начала грызть его носки. — После Пасхи в прошлом году нам под дверь подбросили коробку с семьёй кроликов, и эта комната просто появилась. — Окей, приятель, я пытаюсь не удивляться всему этому, — сказал Эд. — Но ты же понимаешь, что это ненормально? Дома не создают комнаты, особенно те, которые выглядят как настоящий лес. Стид пожал плечами. — А этот создаёт. — И ты сюда случайно попал? Стид посмотрел на Эда, сидевшего на земле, скрестив ноги, и свернувшуюся рядом с ним Циннию, положившую голову ему на бедро. Этот дом не поддавался никакому возможному рациональному объяснению, и, к счастью, мало кто спрашивал напрямую. Он не сомневался, что команда строила догадки между собой, но никто из них не донес это до него. И не то чтобы у Стида были ответы. Приют просто… был. И, к счастью, он дал дом ему и всем, кому он открывал свои двери. — Не совсем, — сказал Стид. — Моя мама тут жила некоторое время, когда была подростком. — Да? — глаза Эда расширились. Стид кивнул. — Мои бабушка с дедушкой… были не очень, мягко скажем. Моя тётя Маргарет должна была выйти замуж за сына бизнес-партнёра моего дедушки. Способ связать две семьи и сохранять компанию под контролем для следующих поколений. Но сердце Маргарет уже принадлежало… — он сделал паузу, чтобы посмотреть в глаза Эда. — Прекрасной леди по имени Кэт. — Вау, — сказал Эд, продолжая почёсывать Циннию за ушами. — Бедняга Маргарет. И она просто нашла это место? — Вроде того, — сказал Стид. — Кэт уже жила здесь в чём-то типа коммуны единомышленников, и она пригласила Маргарет переехать сюда, потому что стало ясно, что её родители не передумают. Дом дал им… ну, приют. — А твоя мама? — Она боготворила тётю Маргарет. Всегда, до своей смерти, — сказал Стид. — Она была её старшей сестрой, и сделала бы для неё абсолютно всё. Когда Маргарет уехала, мама была очень расстроена. В конце концов, она сбежала из дома и смогла найти приют. — Но, догадываюсь, долго и счастливо они тут не жили? — Не совсем, — ответил Стид. — Она осталась здесь на несколько лет, но в конце концов, стало очевидно, что дом больше не может их защищать. Он стал уязвимым, и все жители были в опасности. Мои бабушка с дедушкой были очень… упорными. Конечно, этот дом пропитан какой-то необъяснимой магией, но и у неё есть предел. — То есть… — Тётя Маргарет была готова вернуться домой и выйти замуж, — сказал Стид. — Но мама не могла стерпеть, чтобы та подписалась на такое, и рассталась с со своей любимой женщиной. И, как я и сказал, она сделала бы для неё всё. Эд медленно моргнул. — Она вышла за него замуж вместо сестры. Стид кивнул. — Великая история любви моих родителей. — Блять, чувак, — сказал Стид. — Как же всё ебано. — Очень, — согласился Стид. — Кое-что обо мне объясняет, да? — Завали, — сказал Эд. — С тобой всё в порядке. Это не твоя вина, что ты из династии хуесосов. Стид улыбнулся. — Что ж, спасибо. Но история такова. Мама мне часто рассказывала про это место, когда я был ребёнком. Она всегда говорила, что оно появится, если я буду в нём нуждаться, что дом всегда будет любить свою семью, и семью его семьи. И она была права. — И ты нуждался… Стид не был дураком. Он знал, что Эд вежливо пытается выяснить подробности об обстоятельствах, которые привели его к тому, что ему пришлось прийти в приют. Не то чтобы Стид не доверял Эду. На самом деле, наоборот: по необъяснимой причине Стид был уверен, что готов доверить Эду свою жизнь, и он позаботится о ней лучше, чем сам Стид. Но он не мог нагрузить Эда этой информацией. Это будет нечестно. Так что он изобразил своё лучшее невинное выражение лица с широко открытыми глазами и притворился дураком. — В месте, где я могу быть окружённым кучей животных, конечно! Сложно в этом регионе найти такую недвижимость. Мне не хотелось что-то с голыми старыми стенами из цемента и линолеумом на полу. Фу-фу-фу. Рот Эда приоткрылся, потом закрылся. — Понятно, — сказал он. — Недвижимость. Стид понимал, что Эд разочарован, может даже немного… ранен? Что, на самом деле, было бессмысленно, но Стид сам испытал много необъяснимых эмоций за последние дни, так что не мог его винить. Пытаясь казаться капельку более жизнерадостным, он хлопнул в ладоши. — Но это магия! Дом может заглянуть внутрь тебя и понять, в чём ты больше всего нуждаешься, и предоставит это тебе. Это чудесно. Знаешь, так появилась музыкальная студия. Я сидел на кровати и жалел себя, хотел заниматься чем-нибудь творческим. Решил встать и сходить проветриться, и тут оп-па! Вот и она, ждёт меня. — Вот как? — спросил Эд. Он сделал паузу, закидывая себе на плечо неутомимую Циннию, которая быстро угомонилась. — Дом, я хочу шоколадный торт. Чем шоколаднее, тем лучше. Пусть зубы сгниют. Стид расхохотался и отметил, что запоминает эту маленькую деталь о предпочтениях Эда. — Я же говорю, в чём ты нуждаешься, а не чего хочешь. — Да-да. И ты нуждался в музыкальной студии. — Да! — воскликнул Стид. — Я был безутешен! — Безутешен, конечно, — сказал Эд. — Я тоже безутешен. И, думаю, шоколадный торт меня отлично утешит. — Если ты так хочешь шоколадный торт, так иди и испеки, — сказал Стид. — Я ещё не видел, что дом обеспечивал кого-то десертами по заказу. — Может, ты просто не просил достаточно вежливо, — сказал Эд. — Он посмотрел наверх с блаженным до бешенства выражением лица. Цинния, уже ставшая его подельницей, аналогично задрала меховую мордочку. — Благословенный приют, у меня есть одна маленькая просьба — могу я получить вкусный шоколадный торт? Я обещаю поделиться со Стидом, даже несмотря на то, что он мудаковат и в тебя не верит. — Эй, — крикнул Стид. — Ты не можешь очернять перед домом моё доброе имя! — А на что это влияет? Ты уже сказал, что не сработает, — Эд продолжал пялиться наверх. — Дом, я бы также хотел, чтобы он был покрыт маленькими шоколадными трюфелями. И немного мороженого по бокам. Я понимаю, что это уже слишком, но я прошу о десерте, которым поделюсь с остальными, а Стид просил о целой комнате для себя одного. Стид закатил глаза. — Ну раз уже ты молишься о торте, можешь ещё попросить морковный торт. Эд оглянулся на него и сморщил нос. — Морковный торт? Нахуя тебе овощи в десерте? — Учитывая количество сахара, думаю, оно перевешивает всю пользу от моркови, — сказал Стид. — Что важнее — вкус великолепный. — Хорошо, чувак, — Эд снова посмотрел наверх. — Один большой шоколадный торт со всеми добавками для меня и маленький морковный кексик для моего друга Стида, у которого прискорбно отсутствуют вкусовые рецепторы. Стид вытянул ногу и ткнул стопой голень Эда. Эд выдал звук, который можно было описать только как кудахтанье. Когда он посмотрел на Стида, его выражение лица было… странно, но единственное слово, пришедшее в голову Стида, было «распутным», но это не имело смысла. Это было описание для мужчины в сальных любовных романах, а не для Эда, который сидел рядом с ним с маленькой собакой на руках, пока вокруг них резвились кролики. Кстати, говоря… — Ой! — Это называется «карма», — наставительно сказал Стид, когда к нему подпрыгнул белый львиноголовый кролик с примечательной гривой и чёрными отметинами вокруг глаз, с кошельком Эда во рту. — Спасибо, Зорро. — Ты своих кроликов на карманников учишь? — Нет, у Зорро это от природы, — сказал Стид. Он принял кошелёк и почесал воришку между ушами. — Он уже прибыл с эти умением. Хотя я пытался вовлечь кроликов в мои волшебные трюки. — Правда? — спросил Эд. — Покажешь? — Ну если ты настаиваешь. Я ещё новичок, обычно у меня не получается — Перестань ныть и покажи мне магию. Стид расхохотался. — Хорошо-хорошо, — вернув Эду кошелёк, он посадил Зорро на колени и заглянул в его ушко. — Зорро, милый, есть цветочек? Зорро шмыгнул на него носом. — Хмммм. А в другом ушке? — Стид нежно прижал ладонь к уху Зорро и провёл кверху, но в руке был только воздух — никакого цветка. — Чёрт, — он повторил жест с другим ухом. — Клянусь, последний раз у меня получилось. Команда мне никогда не верит. Эд хмыкнул. — Не переживай, чувак. Сам сказал, ты ещё учишься. У тебя обязательно получится. Стид вздохнул. — Надеюсь, — он замолчал, подняв бровь. — Хм, а это что? — Что что? — Вот это, — сказал Стид. Он наклонился к Эду и вытащил у него из-за уха великолепную пурпурную вербену. Глаза Эда расширились, рот округлился. — Как ты это сделал? Стид улыбнулся и пощекотал цветком под носом у Эда. — Магия, — ответил он и аккуратно пристроил цветок за ухом Эда. Это было странно; Эд, казалось, почти вздрогнул от прикосновения Стида. Но это не имело смысла, потому что, когда Стид отстранился, выражение его лица было таким мягким, таким благоговейным, таким нежным. Но также… Жаждущим. Хм, интересно. И снова не то слово, о котором Стид подумал бы без подсказки, а то, которое, казалось, было произнесено каким-то любящим духом. Но… может быть… если снова протянуть руку… и коснуться… Если протянешь руку, он может остаться с тобой навсегда. Навсегда. Навсегда звучит отлично. — Эй, вы двое. Семья Дунканов приехала. Зорро спрыгнул с рук Стида и быстро поскакал к Олуванде, который тут же его подхватил. У Зорро и Олуванде правда была какая-то особая связь… хотя, на самом деле, кажется у Олуванде была особая связь со всеми животными. Стида могла бы это раздражать, но сложно было бы обвинить в этом животных, когда Олуванде был таким… Олуванде. — Прости, — сказал Стид. — Я думал, ты говорил, что они днём приедут. — Я солгал, — сказал Олуванде, почёсывая Зорро за ушами. — Мы им даже коготки не подстригли, — сказал Эд. Он тоже встал, взяв на руки Циннию. — Прости, чувак. — Ой, да не переживай, — сказал Олуванде. — На самом деле, им и не нужно. Просто Стид был не в порядке утром, и нужно было его как-то взбодрить, пока не приедут посетители, чтобы он произвёл хорошее впечатление. Стид встал с приоткрытым ртом, наблюдая как Олуванде сажает Зорро на пол и выходит, даже не оглянувшись. Он знал, что должен быть оскорблён, и что ему нужно подумать о последствиях такого вопиющего нарушения субординации. Но Олуванде был прав. *** Лекс и Джули Дунканы были очаровательной парой. Недавно поженившиеся, они только что вернулись с медового месяца в Греции и очень хотели взять себе питомца, чтобы дать ему дом и принять его в семью. Лекс гордо говорил, что он кошатник, но Джули настаивала, что они не должны загонять себя в рамки и посмотреть всех, кого предлагают в приюте. Олуванде повёл их через дом, знакомя с каждым животным, встретившимся на пути. Во время таких визитов команда обычно не приводила для знакомства каких-то определённых животных. По опыту Стида, если был подходящий момент, то животное придёт само. Промашек ещё не было. Сам Стид обычно держался поодаль. Он предпочитал просто наблюдать — как животные подходят к гостям, как гости обращаются с животными и с командой. Приют не подпускал близко к животным тех, из кого не получится хороший владелец, но Стид предпочитал, чтобы этот процесс контролировался и людьми, чтобы убедиться, что те, кто забирают домой их воспитанников, этого достойны. Но сегодня он также наблюдал за Эдом. За Эдом, который уже был связан со всеми животными даже за свой короткий срок пребывания, и, кажется, знал их так же хорошо, как и члены команды, работавшие здесь годами. Уже не первый раз за сегодня Стид задался вопросом, что было бы, останься Эд подольше, может даже как постоянный член команды. Закрыв глаза, он ясно это видел — Эд, с волосами чуть более седыми, и чуть более морщинистым лицом, проводит тур по приюту, а у его ног радостно вьются кошки, собаки и кролики; Эд, присоединяющийся к команде за ужином и смешащий их историями; Эд, задремавший на диване с сопящей на животе Циннией; Эд, присоединяющийся к Стиду за чаем в саду, их собаки у ног, рассвет за рассветом, они разговаривают, и улыбаются, и смеются под рассветными небесами. Эд. — А здесь у нас Аньолотти, — сказал Эд, наклоняясь, чтобы погладить упомянутую кошку. — Наша королева. Она настоящая леди, и она будет напоминать вам об этом. Немного любит осуждать, но имеет на это право. — Она идеальна, — сказал Лекс. — Малыш, нет, — ответила Джули. — Я не выдержу, если она на меня будет так смотреть, когда я пытаюсь съесть тортик вечером. Эд наклонил голову. — Тортик? — Джули у нас сладкоежка, — сказал Лекс. — Скорее всеежка, — пожала плечами Джули. — Люблю поесть. — Хм, — сказал Стид. — Знаете, хотел спросить… Будто услышав его мысли, в комнату забежал Джеппетто. Сначала он подошёл к Эду и приветственно лизнул его ладонь, потом направился к Лексу и Джули. — Это Джеппетто, — сказал Эд. — Он у нас любитель поесть. — Джеппетто! — воскликнула Джули. Она опустилась на колени на пол, протянула руки и Джеппетто тут же оказался в её объятиях. — Ну что ты за милашка. — Я знаю, что вы больше хотели кошку, — сказал Эд, извиняющеся прикоснувшись к Лексу. — Я просто подумал. Лекс покачал головой. Его глаза горели. — Мой дедушка читал мне «Пиноккио» всякий раз, когда я в детстве приходил к нему в гости. Он говорил, что его дедушка тоже читал ему эту книгу в детстве, и отец дедушки до этого. Это был способ объединить всю нашу семью, даже тех, кто никогда не видел друг друга. Лекс сел рядом с Джули. Джеппетто немного сдвинулся, и уткнулся носом в его лицо. Джули обняла Лекса и положила голову на его плечо. Все трое поддерживали друг друга в собственном безопасном маленьком мире, в их маленькой семье. — Что ж, — тихо сказал Стид. — Кажется, решено. Олу, позаботишься о деталях? Стид нежно взял Эда за локоть и увёл в соседнюю комнату. — Поздравляю, — сказал он, когда они оказались вне слышимости их счастливых гостей. — Обычно у новых членов команды месяцы уходят, чтобы научиться так подбирать подходящих питомцев, как получилось у тебя сейчас. У тебя дар. Эд пожал плечами. — Да это ерунда, — сказал он. — Вроде как было очевидно. Стид покачал головой. — Не очевидно. Не всегда. Люди могут давать подсказки, но тут многое зависит от интуиции и от знания животных. Ты отлично справился. — Спасибо, — сказал Эд. — Знаешь, это забавно. Джеппетто был первым животным, с которым у меня тут образовалась связь. Я думал, что не захочу видеть, как его забирают. У меня даже мелькнула мысль спрятать его, когда ты мне сказал, что сегодня у нас посетители — чтобы у меня было с ним больше времени. Но когда так вышло… я просто был рад за него. Это ощущалось правильным. То, что для него предназначалось. Но, как ты и говорил, в этом заключается магия этого места — когда приходит правильный человек, который идеально подходит животному, им этот дом уже не так и нужен? Стид попытался заговорить, но его горло внезапно сжалось. Боже, каким он был дураком. Он совершенно забыл о причине, по которой Эд сюда приехал. Этот человек был гением, одним из самых талантливых музыкантов поколения… да вообще всех времён. Он тонул в горе и разочаровался в жизни, и приехал в приют, чтобы ожить. И, судя по всему, это только что произошло. Как же эгоистично со стороны Стида было даже подумать, чтобы он остался здесь навсегда? Эд не такой, как он: он не из тех, кто задерживается на одном месте надолго, прячась от мира. Эд был тем, кто должен выйти в мир и жить, хватать жизнь за яйца, попадать в приключения. А Стид пытался приберечь его для себя, будто дракон трясётся над сокровищами. Как же никчёмно. — Стид? — Прости, — сказал Стид. — В мыслях потерялся. — Да, со мной тоже бывало, чувак. Стид улыбнулся, но радость покинула его тело. Вместо неё было что-то тяжелее — глубокий, низкий, скорбный вой, который будто исходит не из его разума или из его сердца, а с самого основания дома. С самого… — Эд, ты это слышал? Эд наклонил к нему голову. — Слышал что? И снова Стид скорее почувствовал, а не услышал, зловещий стон. Будто дом сопротивляется невидимой силе. Или предупреждение. Блять. — Капитан, — крикнул Люциус. — Вам нужно это увидеть. Стид потёр лицо ладонью, собирая все силы до капли. Может быть лишь одно возможное объяснение, что это. Или кто это, учитывая его публичное обещание — или угрозу — наконец осуществить месть. Настало время играть траурный марш. Точнее, встретиться с Чонси Бадминтоном. *** Выяснилось, что играть траурный марш было ещё не пора. Вообще, если продолжать музыкальные метафоры, Чонси Бадминтон был бы «Ночью на Лысой горе». Мощный. Устрашающий. Непредсказуемый. Немного сумасшедший. Ну и вот эта тема с лысиной, но, конечно же, Стид не из тех, кто дразнит кого-то за внешность. Иззи Хэндс больше походил на детский день рождения, где всем детям вручили трещотки. — А, ты, — сказал Стид. — Как ты сюда попал? У его ног появилась Корделия и низко зарычала. Стид утянул её за себя и резко скомандовал оставаться на месте. — С дороги, Боннет, — сказал Иззи. — Если это вообще твоё имя. — Иззи, — произнёс Эд, встав перед Стидом. — Что ты тут делаешь? Я же тебе сказал, на выходных поговорим. — Это не могло ждать, — сказал Иззи. — Он вытянул руку, указывая пальцем на Стида. — Стид Боннет мёртв. — Прошу прощения, — сказал Стид. — Я очень даже жив. — Ты — может быть, — усмехнулся Иззи. — Но это значит, что ты не Стид Боннет. — Из, перестань пиздеть, — сказал Эд. — Или переходи к делу, или уёбывай. — Стид Боннет мёртв, — повторил Иззи. — Уже четыре года как. У него остались жена и двое маленьких детей. Пропал в то же время, когда проводилось расследование о его роли в убийстве лейтенанта полиции. Конечно, всё это не было новым для Стида. Из подкаста он давно узнал, что его объявили мёртвым, что власти считают, что это было самоубийство. Но всё равно, когда это было произнесено вслух, рядом с теми, кто был для него почти семьёй последние годы, то ощущалось как удар под дых. — Так что этот человек, столь любезно позвавший тебя в гости, или убийца, инсценировавший свою смерть и бросивший семью, чтобы избежать правосудия, или мошенник, присвоивший его личность. Хотя кто бы хотел быть Стидом Боннетом, даже не знаю. Так что ставлю на первое. Корделия снова зарычала, оказавшись между Стидом и Иззи. — Нет, — скомандовал Стид. Она перестала скалить зубы, но осталась настороже, не сводя с них глаз. Хотя Стида радовала её безоговорочная верность, сейчас она была лишней. Обвинения Иззи были ужасными. Отвратительными. Пронзающими. И совершенно правдивыми. В какой-то степени Стид хотел, чтобы это действительно пришёл Бадминтон. Его хотя бы просто арестовали, похитили, или убили — но не унизили. Перед всей командой, наблюдающей за ним сейчас, раскрыв его преступления, его ложь, его провалы. Перед Эдом, который видит его сейчас. — Эд, — прошептал он. — Я могу объяснить. Лицо Эда побледнело. Кажется, он сейчас смотрел сквозь него, а не на него. — Ты не обязан ничего мне объяснять. — Обязан, — настаивал Стид. — Пожалуйста. — Он сказал «нет», Боннет, — сказал Иззи. — Пойдём, Эд. — Я никуда не иду, — Эд не повернулся к Иззи, продолжая смотреть на Стида без выражения. — Но Эд… Эд поднял ладонь. — Я сказал, что остаюсь на неделю, значит, остаюсь на неделю. — Эдвард, — продолжил Иззи. — Не думай, будто ты должен держать своё слово, данное этому… монстру. Тебе здесь не место. — За собой следи, Иззи. Потом поговорим, — с этими словами Эд поднял Циннию, развернулся на каблуках и вышел. В фойе воцарилась гробовая тишина, в которой мучительный крик, эхом отдающийся в черепе Стида стал еще более всепоглощающим. Он смотрел на членов команды, одного за другим, молча умоляя… он не знал, о чём. Остаться? Простить его? Помочь? — Я… — начал он. Корделия взвизгнула и лизнула его ладонь. Крошка Джон и Пит обменялись кивками. — Ну хорошо, — сказал Пит, потирая кулаки. После этого они сгребли Иззи под руки и потащили его, ругающегося и плюющегося, к входной двери. Люциус сжал плечо Стида. — Всё наладится, капитан. Стид покачал головой. Ничего уже не будет прежним. *** Обычно, когда Стиду нужно было прочистить голову, он бродил в садах, позволяя краскам и ароматам его успокаивать, пока он снова не почувствует себя умиротворённым. Но сейчас, к счастью или к несчастью, сады для него внутренне были связаны с Эдом. Стид понимал, что цветы будут выглядеть для него не успокаивающе, а обвиняюще. Он их не заслуживал. Он не заслуживал Эда. Так что вместо этого, как шкодливого школьника, Стид отправил себя в свою комнату подумать о том, что он натворил. Боже, как Стид мог всё это допустить? Эд приехал в приют в поисках комфорта и утешения, а вместо этого попал в дом лжеца и убийцы. Мошенника. Эд казался настолько счастливее в последние дни. Он больше улыбался, подружился с командой, находил общий язык с животными. Вся тяжесть, что лежала на нём во время первой встречи, будто рассеялась. Что теперь будет, когда он узнал, что всё было ложью? Когда всё это на него обрушилось? Стид никогда себя за это не простит. Ему стоило держать между ними профессиональную дистанцию, не дозволять никаких личных отношений. В таком случае, когда всё это обнаружилось, Эд мог уехать по крайней мере с мыслью, что он славно провёл время с командой даже несмотря на то, что босс оказался слегка убийцей. А теперь все его воспоминания о времени, проведенном здесь, навсегда будут запятнаны обманом. Эд был таким открытым и ранимым рядом с ним — и Стид отплатил ему этим. Должно ощущаться как предательство. Стид закопался лицом в мягкий мех Корделии, наконец позволив себе разрыдаться. Он был столь невероятно эгоистичным, позволив себе так наслаждаться компанией Эда. Ему стоило помнить, что в подкасте была деталь, в которой Бадминтон был абсолютно прав. Стид Боннет уничтожал всё, к чему прикасался. Конечно, Эд тоже стал его жертвой. Но всё же… он не ушёл. Иззи думал, что тот уедет с ним. Да и Стид так думал. Но он всё же остался. Но почему? Наверное, он хочет посмотреть, как ещё ты сможешь всё испортить. Ты правда думаешь, что Эд Тич волнуется о тебе, после того как узнал, какой ты на самом деле? Какой же ты жалкий, Боннет, какой же жалкий. Стид не мог спорить со своим подсознанием, говорящим с ним голосом, столь похожим на Бадминтона. Он просто утонул в фантазиях, думая, что кумир его подростковых лет решит, что он… какой? Интересный? Достойный? Смешно, конечно. Кажется, даже Корделия от него устала. Она спрыгнула с кровати, подошла к книжному шкафу и с интересом начала его обнюхивать — наверное, искала потерянную вкусняшку. Как же всё это грустно. Вот он в горе, и даже его собака не хочет быть рядом. Он не знал, почему он вообще об этом переживает, когда… Раздался стук. Не в дверь. А с другой стороны книжного шкафа. Медленно книжный шкаф отъехал в сторону. И там был Эд. — Привет, — сказал Эд. Корделия встала на задние лапы, приветствуя его и радостно виляя хвостом. Он машинально почесал её голову, но не сводил глаз со Стида. — Надеюсь, не возражаешь, что я зашёл через этот вход? Я был в музыкальной студии. Стид покачал головой. — Нет… всё хорошо. — Отлично. С чего бы начать? Это могла быть единственная возможность Стида объясниться, так что нужно было идеально подобрать слова. Как ему начать извинения за скрытие от Эда такой важной части себя? Как он мог его заверить, что он всё ещё просто Стид, тот же человек, с которым они так хорошо проводили время, а не какой-то ужасный монстр? Как он мог убедить в этом Эда, если он сам в это не верил. — Эд… — Хочешь развеяться? Стид моргнул. — Хм… да. Конечно. Если хочешь. — Я за рулём, — кивнул Эд. Он последний раз погладил Корделию, потом исчез в проходе за книжном шкафом. Что ж, Стид точно знал одно. Эд Тич чертовски хорош. *** Они не очень много говорили по пути в… короче, туда, куда они ехали. Стид несколько раз пытался заговорить, чтобы объясниться, но Эд поднимал ладонь, останавливая его, и говорил, что они всё обсудят, когда доберутся. Что, конечно, было хорошо, но Стид не знал, куда они едут и через сколько там окажутся, и он был готов разразиться потоками слов, которые только приходили ему на ум, в надежде что это что-то исправит. Так что пока Эд быстро переключал радиостанции, ни одна из которых, видимо, не играла нравящиеся ему песни, Стид сосредоточился на изучении всего вокруг. Это было его первое соприкосновение с чем-то, что было пространством Эда. Даже несмотря на прискорбные обстоятельства, это осознание возбуждало Стида. Эд держал машину в чистоте: ни мусора, ни вещей на сидениях. Единственным исключением была подставка для стакана, набитая медиаторами и блестящими пакетиками с гитарными струнами вперемешку с какой-то мелочью. Под кондиционером болтался освежитель воздуха, обещавший идиллические ароматы карибского побережья. И на зеркале заднего вида болтался красный собачий ошейник с золотистым жетоном. Рыжая. Стид посмотрел на Эда, чей взгляд был направлен вперёд, концентрируясь на дороге. Его рукава были закатаны, демонстрируя многочисленные татуировки. Стид праздно задумался, значат ли они что-то, или он их набил просто потому, что они круто выглядят. Потому что они и правда круто выглядели. Стид всегда хотел себе татуировку, может две, но он никак не мог придумать образ, который бы он любил достаточно, чтобы носить на коже до конца жизни. А вот ещё вопрос — где именно. Наверное Эд о таком не думал. Он просто просыпался, решал, что хочет татуировку, и шёл её набивать. И все они смотрелись такими небрежными, крутыми, идеальными. Не то, что Стид, который слишком много думал, слишком много анализировал, слишком много беспокоился, и в итоге просто варился в своём внутреннем монологе боже ему нужно успокоиться. — Приехали, — сказал Эд. — О, слава богу! — воскликнул Стид и покраснел, осознав, что это было вслух. — Прости. Эд поднял бровь. — Я знаю, что ты расстроен, — сказал Стид. — И у тебя есть на это право. Просто я… — Я не расстроен, чувак, — сказал Эд. — А теперь выходи из машины. Мы идём пить. Паб, напротив которого они находились, кажется, не имел имени, но на двери был нарисован большой выцветший якорь. Эд придержал для него дверь и провёл внутрь. Для пабов вполне нормально иметь устаревшее убранство. Тёмное дерево и кожа, несколько отдельных кабинок, и барная стойка на всю стену. В одном углу была небольшая сцена, на которой имелась лишь пустая стойка микрофона и что-то вроде побитого жизнью пианино. Поскольку было только — Стид выудил из кармана часы — пол-третьего, посетителей было не слишком много, хотя у стойки сидело несколько человек. — Хей, Эд, — легонько помахал им бармен. — Как обычно? — Да, — Эд взглянул на Стида. — Тебе нравится бренди? — после кивка Стида он повернулся к бармену. — Два. Эд провёл их в кабинку около сцены, подальше от остальных, и секундой позже бармен принёс их напитки. — Спасибо, Мэтью, — отсалютовал стаканом Эд. Мэтью кивнул, бросив любопытный взгляд на Стида, прежде чем двинуться обратно к бару. Эд сделал глоток из своего бокала и мучительно долго смаковал его. Казалось, у этого человека было все терпение мира, в то время как Стид был готов взорваться, и это было выше его понимания. Стид откашлялся. Эд наклонил к нему голову. — Итак, — сказал Стид. — Часто ты… сюда приходишь? Он тут же вздрогнул. Почему-то вслух это прозвучало даже более жалко, чем в его голове. К счастью, Эд особо об этом не задумался. — Когда-то да, — сказал Эд. — Когда-то я тут жил, на самом деле? — Правда?! — В маленькой комнате наверху, — ответил Эд. — Я и Джек. При этих словах что-то в животе Стида завязалось узлом, но сейчас было неважно, что это было за чувство. — О, вот как? — Я жил на улице два, может три месяца. Все то небольшое количество денег, что у нас было, мы потратили, и было сложно добыть ещё. Однажды я случайно набрёл на это место и увидел, что у них есть пианино. Пробрался сюда одним шумным вечером, когда никто не заметил, начал играть. Заработал неплохую сумму. Мэтью был впечатлён, и сказал, что я могу приходить сюда, когда захочу. Хороший он человек, Мэтью. — Я и не знал, что ты играл на пианино, — сказал Стид. — Первый инструмент, который я освоил, — сказал Эд. — Моя мама играет отлично, просто отлично. Могла бы выступать с концертами, если бы не связалась с моим папашей. Это была единственная ценная вещь в нашем доме. Странно, что он не заставил её продать его — но, кажется, по-своему, ему нравилась её игра. Она начала меня учить, когда я был маленьким. Мне очень нравилось до того дня, пока одна из леди, в чьём доме она прибиралась, не предложила ей отдать для меня старую гитару её сына, которая ему наскучила. На этом всё закончилось. — Тогда почему ты тут не играл на гитаре? — У меня её с собой не было, — ответил Эд. — По крайней мере, в тот момент. Дорогой старенький папочка не позволил мне её забрать, когда вышвырнул меня из дома. Примерно через месяц или около того Джек помог мне пробраться в дом и забрать её. — Тебе пришлось пробираться в свой собственный дом?! Эд фыркнул. — Тебя это больше всего удивляет во всей истории? — Это выглядит особенно жестоким, — сказал Стид. — Даже не позволить тебе забрать личные вещи. Особенно учитывая, как важна для тебя музыка. — Думаю, это и был его план, — сказал Эд. — Но всё получилось, так ведь? — Полагаю, да, — кивнул Стид. — В любом случае, — сказал Эд. — Это место всегда было мне как второй дом. Да первый, на самом деле. Лучше чем настоящий, если честно. Это было первое место, где я почувствовал себя в безопасности. Здесь я вырос. Даже после того, как я подписал контракт и начал зарабатывать больше денег, чем мог потратить, я продолжил приходить сюда. Здесь я мог избавиться от толпы папарацци и просто быть наедине с моей музыкой. В своём роде, это был мой приют. Эд затянулся напитком, уставившись в свой стакан. Когда он снова поднял голову и взглянул на Стида, его глаза сияли. — Он не был таким красивым, как твой, — продолжил он. — Обои отклеивались, сантехника была убитой. Было слышно всё, что происходило внизу в баре. Не было ни волшебных местечек, ни цветов, распускающихся там, где это невозможно. Но оно помогало мне быть живым. И учитывая, как у меня были дела… для этого требовалось настоящее волшебство. Стид не мог сдержаться. Он знал, что не имел на это права, особенно после случившегося днём, но он не мог смотреть на Эда, слушать как он столь небрежно описывает такую безутешную юность, и не попытаться его успокоить. Он потянулся через стол и положил ладонь поверх ладони Эда — и был рад, когда тот не убрал руку. Он улыбнулся Эду и легонько сжал его ладонь перед тем как глотнуть из своего стакана. — Поэтому я тебя сюда и привёз, — сказал Эд. — Потому что я знаю, что это такое — проходить через всякое дерьмо и нуждаться в месте, куда можно от всего сбежать и временно почувствовать себя в безопасности. — О, Эд, — замялся Стид. — Это невероятно добрый поступок, но… наш с тобой опыт несравним. Ты пришёл сюда, спасаясь от домашнего насилия. Я — чтобы избежать расплаты за свои преступления. Ты был жертвой, а я — просто трусом. — Мммм, границы между этими понятиями могут быть размытыми, — Эд встретился взглядом со Стидом. — Так что, это правда? То, что сказал Иззи. Про полицая. Стид печально кивнул. — Это был несчастный случай. Я не хотел. Но я и не сделал ничего, чтобы его предотвратить. — И сразу после этого ты ушёл? Оставил свою… свою семью? — Практически, — сказал Стид. — Я рассказал Мэри, моей жене, о произошедшем. Она тут же начала планировать. Начала говорить о поиске юридической помощи, какие у нас варианты, как это может повлиять на детей… Я сказал, что всё это слишком ошеломляющее, и нужно с этим переспать, и обсудить утром. Но на самом деле я уже принял решение. Я не мог заставить её и детей проходить через это. Так что пока она спала, я поцеловал детей на прощание и ушёл. — Ты хотя бы рассказал Мэри, куда ты ушёл? — Нет, — сказал Стид. — Но она могла догадаться. Она — единственный человек, кому я рассказал о приюте, как моя мама рассказывала мне на ночь истории о жизни в волшебном доме, который защищает тех, кто в нём нуждается. Иногда я упоминал, что хотел бы его найти. Я уверен, что найдя мою записку, она пришла к выводу о том, куда я направляюсь. — И с тех пор ты не видел её или детей? Стид покачал головой — Я отправлял Джим каждый месяц приносить им деньги, чтобы чувствовать, что вношу хоть какой-то вклад в их жизнь, и чтобы они знали, что я жив. Но этот способ уже скомпроментирован, так что мне нужно придумать что-то ещё. — Я уверен, что они предпочли бы, чтобы с ними был ты, а не твои деньги, — сказал Эд. Стид ещё раз отхлебнул бренди. — Вряд ли. Я уверен, что по Корделии дети скучают куда больше, чем по мне. А с Мэри у нас уже были плохие отношения, когда я ушёл. Мы договорились, что разведёмся, как только дети закончат школу. — Хммм, — сказал Эд. — Звучит как не особо счастливая семейная жизнь. — Не особо, — согласился Стид. — Не пойми меня неправильно, Мэри — чудесная женщина. Мы дружили с пятнадцати лет. Самый добрый человек, кого я знаю. Она была добра ко мне даже когда никто больше не был. — Немного странный способ описать человека, в которого ты так влюблён, что готов жениться и быть вместе до конца своих дней. Стид рассмеялся. — Ты это уловил, да? Ты прав, хотя мне, чтобы понять это, потребовалось почти десять лет и двое детей. Брак не выживет только на доброте, — он сделал паузу. — Или, в случае Мэри, скорее на жалости. Эд рассмеялся. — Чувак, послушай. Я не много знаю о женщинах, но я блядски уверен, что ни одна женщина не выйдет замуж только из жалости. Ты хороший человек, Стид, и к тому же привлекательный. Конечно, она хотела за тебя замуж. Серьёзно, почему Эд продолжал быть к нему так добр? Особенно после того, что он о нём сегодня узнал, он всё ещё относился к нему с теплом и мягкостью, коих Стид очевидно не заслуживал. — Что ж, спасибо, — сказал Стид. — Как бы то ни было, со временем мы осознали, что хорошей пары из нас не получилось. Я хотел путешествовать и повидать мир, она хотела строить дом. Я проводил всё больше и больше времени с нашими многочисленными питомцами вместо того, чтобы укреплять брак, а она использовала это время чтобы заниматься своей карьерой художницы. Мы больше напоминали соседей по комнате, чем женатую пару. Приветливых друг к другу, но отстранённых. — Но всё равно, — сказал Эд. — Она наверняка по тебе скучает, раз вы так долго были вместе. — Может быть, — сказал Стид. — Так, как скучают по картине, которая висела на стене всю твою жизнь, пока ты не снял её, чтобы подреставрировать, а потом месяцев через шесть понял, что так и не достал её из чулана. Эд присвистнул. — Да ну тебя. Не нужно так строго к себе относиться только потому, что твой брак не удался. Не ты первый. — Я знаю, — сказал Стид внезапно смутившись. Он привык к этому монологу неподдельного отвращения к себе, прокручивающемуся в его голове на повторе, но он никогда не произносил его вслух. Все это почему-то звучало довольно жалко, когда он произносил это голосом. — На самом деле, оно и к лучшему, что я ушёл. Я дал Мэри свободу. Ей не пришлось сталкиваться со всеми сплетнями, которые возникают при разводе в наших социальных кругах. Она может снова выйти замуж, если захочет, и продолжать заниматься карьерой. И она может делать все это, не беспокоясь о долгах, чтобы оплатить неизбежную гору счетов от моего адвоката, или о позоре из-за того, что ее муж сидит в тюрьме. Эд покачал головой. — Кажется, ты вас обоих недооцениваешь. — Может быть, — пожал плечами Стид и с внезапным облегчением смог закрыть внутреннюю дверь между собой и теми отвратительными мыслями, что не давали ему спать по ночам. — Но мы сейчас здесь. К тому же, не сбеги я, я бы не смог прийти в приют. Не встретил бы команду, или животных, или… тебя. На лице Эда медленно расползалась улыбка. — Меня, да? Стид не собирался выводить к этому. Он только хотел сказать, что приют подарил ему мир и счастье впервые в его жизни, и да, Эд по своей сути был настоящей частью этого всю прошлую неделю. Но он не хотел подать это таким образом, и хотя это и было правдой, это не то, что Стид имел в виду. Не совсем. Но впервые в жизни он решил развить эту тему. — Ну это не секрет, правда? — сказал Стид и сжал ладонь Эда. — Я очень рад, что ты приехал в приют, Эд. Мы все рады. Эд прочистил горло и уставился вниз на их соприкасающиеся руки. — Да… да… я сам рад. — И прости, что я раньше тебе ничего не рассказал, — сказал Стид. — Я не хотел от тебя ничего скрывать и я правда не хотел, чтобы всё выяснилось таким вот образом. — Чувак, расслабься, — сказал Эд. — Я уже говорил, ты мне не обязан ничего объяснять. — Но я… — Мы меньше недели знакомы, — сказал Эд. — Вряд ли мне стоит от тебя ожидать раскрытия твоих самых глубоких и личных секретов, правда? Он поднял бровь, глядя на Стида, и, о боже, снова этот взгляд, опасный взгляд, которым Эд смотрел на него, когда они возились с кроликами… сегодня утром? Будто целая жизнь прошла. Этот взгляд согревал Стида, и по его коже будто пузырьки шампанского бежали. Он внезапно очень ощутимо почувствовал соприкосновение их с Эдом рук — чувствовал ли это Эд? Может, его рука и не трясётся, но может ли Эд не чувствовать, как бешено вибрируют его клетки? Стид внезапно ощутил себя одной из гитарных струн Эда, которую натягивает туже и туже невидимая рука, медленно настраивая гитару, пока она не лопнет. Но Эд не дал знать, что что-то заметил. Он просто поднял вторую руку, жестом прося Мэтью принести повтор напитка, затем повернулся к Стиду с той же распутной — да, определённо распутной — ухмылкой, как и ранее сегодня. — По крайней мере, пока что, — произнёс Эд. А затем… он имел дерзость подмигнуть. Стид быстро прикончил остатки своего напитка. — Мэтью, — позвал он, поднимая руку. — Мне тоже повтори, пожалуйста.