Всё растворится в молчании

      В нашем мире… — Она что, потеряла сознание? — Скорее всего просто вышла из строя, но если простым языком, то да, потеряла сознание.       За отношения с роботами осуждения не избежать, ведь… — Как думаешь, ей было больно? — Думай, что говоришь, она же робот!       Все считают, что мы не испытываем чувств. — Ой, смотри-ка, она открывает глаза. — Такая милашка. — О чём вы, девочки? Это механизм. Или вы считаете, что это может быть привлекательнее настоящих созданий? — Настоящих? Но ведь роботы тоже настоящие, — вмешивается в беседу неизвестных девушка в красной накидке, — и она действительно милашка.       Иногда находятся те, что хотят защитить нас, но смысла в этом мало. Тех, кого здесь называют «настоящими», не переубедить. Для них роботы — это лишь… — Это всего лишь машина, Руби. Почему ты вообще встала на её сторону? — Она бросилась спасать тебя от железки, не взирая на собственный страх, который, между прочим, действительно имел место быть, если судить по тому взгляду, — анализирующе произносит девушка, поглядывая в сторону «вышедшей из строя»       Когда пытаешься спасти кого-то, нужно быть готовым к критике или к тому, что другие считают это твоей обязанностью. — Слушай, да она — та же самая железка. Забери свою искусственную с собой и вали. Она выполнила свою миссию.       Впрочем, речь пойдёт совсем не про отношение «настоящих» и «искусственных». Точнее, именно про это, но немного в другом плане… — Как ты, Ангела? Ничего не болит? — беспокоится Руби, когда они ещё не отошли от поселения. — Тебе не стоит так себя вести… — Как «так»? — Тебя будут ненавидеть, если продолжишь заботиться обо мне. — Не неси чепуху! Мне плевать на их мнение. Гораздо важнее, чтобы они поняли, что и роботы способны чувствовать, — Девушка снимает капюшон, открывая обзор на красивые золотистые волосы, поблескивающие в лучах солнца. — Ты сама-то…уверена в этом? — Но ты ведь меня любишь?       Честно, я никогда не понимала, отчего некоторые «настоящие» заботятся о нас, роботах, но забота Руби грела мне сердце. Или шестерёнки, которые находятся на его месте. Хотя, если они нагреются, то это ни к чему хорошему не приведёт. А шестерёнки ли? Я же понятия не имею, что у меня внутри. — Люблю.       Такая искренняя и справедливая. Готовая защищать каждого. Или только меня? — Если умею, то люблю.       Я часто исправлялас, и Руби любила подкалывать, что мне легче понимать язык программирования. К слову, так и есть, но суть сейчас не в этом. — Конечно, ангелок, ты ведь всех любишь? — усмехается девушка беря косу в другую руку. — Да. Всех. Но ты… Особенная. — Что за клишированная фразочка из книги? Я же тебе не маг среди людей, — на секунду задумывается Руби, но после берёт свободной рукой механическую ладонь, ведя за собой, — Если так подумать, то я ничем не отличаюсь от остальных.       Если смотреть её глазами, то опровергать было бы глупо: в нашем мире и маги не считаются редкими. Так что… Согласно сканированию, она «одна из». Только вот что-то, совсем далёкое от компьютерных данных, указывает на уникальность Руби. — Клишированная? Нет, просто… У тебя другое отношение к роботам. — Нежели к волкам, — презрительно фыркая, Руби садится отдохнуть в тени дерева, являющегося в такую жаркую погоду спасательным кругом для всех путников, идущих от поселения к горам, что, впрочем, подходит под описание нашим девушкам, — У меня ко всем разное отношение, но, знаешь ли, это не значит, что какая-то из расс хуже. Хотя про волков я промолчу.       Она никогда не рассказывала мне о своих проблемах, а лишь утешала и помогала. Так хотелось сделать для неё что-то, но я была в силах лишь вылечить небольшие раны. — Чего ты там стоишь? Заржавеешь же, — Руби наконец отпускает косу, полностью расслабляясь под могучей кроной дуба. — От солнца я не ржавею.       Порой она казалась наивной и немного глупенькой, но позже становилось понятно: ей неважно, что является правильным; Руби лишь хочет творить добро, поэтому она часто бывала настойчивее, чем требовалось. — Да какая разница? Садись уже. Жарко же, — снова причитает девушка, жестом заманивая робота к себе поближе. — Доктор говорил, что погода для меня не имеет значения.       Я не хотела уступать. Всё время пыталась убедить её в обратном, но быстро теряла желание, потому что понимала, что Руби единственная, кто на моей стороне, и плохого она мне точно не посоветует. — Ангела, когда ты увидела меня впервые… Что ты почувствовала? — спрашивает девушка, рассматривая облака. — Что ты очень добрая.       Её поступки многим кажутся безрассудными, ведь помощь животным — обязанность роботов. Для «настоящих» всё, что они не хотят делать, является обязанностью «машин». Но Руби тогда помогла мне. — Почему ты тогда помогла?       Я долго не решалась задать этот вопрос, но он мучил меня днём и ночью. Её самоотдача восхищала и придавала уверенности. — М? Просто я люблю животных, да и было больно смотреть, как ты одна под дождём что-то делаешь, — Руби проводит ладошкой по щеке Ангелы, а после нежно целует робота в лобик.       Я никогда её не понимала. Тем временем, как я пыталась скрыть наши отношения, она была готова поведать о них всему миру, несмотря на последствия. — Неужели ты их совсем не боишься? — А? Их ненависть навряд ли приведёт к чему-то непоправимому.       Жаль, что Руби никогда не рассчитывала вероятность летального исхода: настолько доверяла всем и… — Руби, ты ведь говорила, что всё будет хорошо, Руби, — захлёбываясь слезами, повторяла одно и то же Ангела.       Поплатилась за это. Точнее, поплатилась я. За то, что не смогла её — такую милую и наивную — сберечь. — Чшш, всё хорошо, — еле слышно шепчет Руби, вытирая слёзы робота. — За что… Почему ты умираешь? — Не плачь. Им было необходимо убедиться, что ты умеешь чувствовать.       Почему пострадала она? Я так старалась, чтобы во время наших встреч нас никто не видел. Я так старалась казаться для окружающих машиной для Руби. — Но почему ты… — Ангела, я… Любить в тайне для меня значит вовсе не любить, — Руби прикрывает глаза, — Как можно скрывать чувства от других, если я люблю тебя? — Ты идиотка, я так старалась…       Она не хотела любить в тайне, но для нас это было единственным выходом. Руби этого не понимала, поэтому ей вонзили в спину кинжал, желая проучить ту, что так глупо связала свою жизнь с «искусственной». — Не драматизируй, ты же можешь меня вылечить, — улыбается Руби, — но знаешь… Я никогда не приму тот факт, что ты скрываешь наши отношения.       Тогда мне было больно, и я понимала, что мы, скорее всего, больше не сможем быть вместе. Может, у меня действительно не шестерёнки, раз они таг неприятно покалывают, если я разочаровываюсь. — Ангела, ну что, пойдём? — беря свою косу, спрашивает Руби, хотя уже знает ответ — Да…       Но я… была шокирована, когда она в тот миг — через две недели после того, как её пытались убить — меня… — Ого, не знала, что роботы умеют краснеть, — ехидно ухмыляется девушка, — у тебя это программой записано на Паскале? Или сама научилась? — снова шутит «настоящая», совсем не пытаясь обидеть.       Поцеловала… Не оглядываясь, а лишь подтверждая, что ей плевать, кто знает, а кто — нет. Выходит, что всё это время тайными наши отношения были… только для меня?