И снова...

      Свадьбу играют быстро: не успевает принцесса до конца осознать, что случилось, как уже стоит в платье перед отцом, благословляющим «напутственным словом» и почти нелепо размахивающим руками. Это можно было бы списать на волнение, не будь у него в одной руке золотого кубка с вином. Несколько капель падают на голубую фату, и принцесса морщится: ненависть к публичным мероприятиям у неё почти врождённая, в первую очередь — из-за брата, обожающего подчёркивать разницу между «наследником престола» и «глупой девчонкой». Он и сейчас здесь, со своим привычным недовольным выражением лица, видимо, злится, впервые в жизни сам оказавшись на вторых ролях.       -…и да будут Боги хранить ваш союз, моя возлюбленная дочь! — заканчивает Его Величество, икает и качается влево, к трону, но запутывается в собственной мантии и не падает только благодаря вовремя подставившей руку жене. Становится очевидно: Король изрядно пьян, видимо, его «празднование» началось ещё рано утром. — А теперь, ик, к столу! — слуги распахивают боковую дверь и гости разной степени родовитости устремляются в роскошно украшенную Большую Залу, сияющую золотыми приборами накрытых столов. — Ты тоже иди! — кивает мужчина замершему рядом сыну. Лишь когда тот, напоследок смерив сестру недовольным взглядом, удаляется, а слуги закрывают выход к празднующей толпе, Король тяжело опускается на ведущие к трону ступеньки и несколько раз глубоко вздыхает: — Марика!       Принцесса замирает. Она не сразу понимает, что Король обращается к ней, да и сообразив, выжидает, боясь ошибиться. Во дворце её не называли по имени уже почти десять лет, заменив привычным «Ваше Высочество». Согласно регламенту, произносить имя члена королевской семьи имеют права только те, в ком тоже течёт «кровь Короны», а их, несмотря на отсутствие воин, осталось не то чтобы много. Король с Королевой, наследный принц, когда-то отказавшийся от трона из-за любви дядя действующего монарха и… всё.       -Марика! — снова зовёт отец и, когда делает несколько несмелых шагов вперёд, похлопывает по ступеньке рядом с собой. — Садись, давай поговорим.       Принцесса пытается устроиться, но удерживающие пышные юбки кольца не позволяют даже наклониться нормально. Убедившись, что выполнить просьбу отца и соблюсти приличия одновременно вряд ли получится, она просто хлопается на ковёр у ног Короля, кажется, и не заметившего столь некорректное поведение.       -Послушай, милая, — монарх вздыхает, трёт лоб и, нащупав корону, снимает её с головы. Марика замирает: она не видела непокрытую голову отца никогда, и потому вид рыжих завитков приводит в ступор. Король чешет свои знаменитые кудри, которые в его бытность принцем так любили подчёркивать на портретах художники, и несколько раз кусает губы. — Я не вечен и вполне возможно, что скоро ты получишь скорбную весть о кончине отца. Твой брат, несмотря на все мои усилия, до сих пор не соизволил выбрать себе невесту, поэтому… твои дети не должны появиться раньше, чем его, понимаешь? Иначе будет новая война. Только в этот раз сражаться будут представители одной крови.       -Боги не одобрят…       -Причём тут боги? — бросает мужчина и закашливается, судорожно и как-то болезненно. Марика вздрагивает, пугаясь, что отец может умереть прямо в день её свадьбы, лишив единственного радостного события за этот год. — Ох, милая, ты не понимаешь… мужчины — идиоты, поверь мне, уж я-то знаю, сам такой. Мы готовы драться с кем угодно за что угодно, просто чтобы победить. И поэтому, прошу тебя, не заводите пока детей. Дай своему глупому братцу пару лет на то, чтобы принять верное решение относительно брака, позволь поверить в полную безопасность. После появления на свет твоего первого племянника, необходимость постоянно быть в напряжении пропадёт…       -Думаешь, ребёнок сможет изменить Кранта? — Король неожиданно глупо хихикает и, когда принцесса уже думает, что разговор окончен, шепотом произносит:       -Никогда не признаюсь ему самому, но то, что в список наших родовых имён вообще попал «Крант», выглядит как откровенное издевательство над потомками. Хотя, чего это я… — мужчина медлит, нерешительно крутя в руках корону, и после недолгих размышлений всё-таки вогружает её на голову. — Ближе, милая, надо соблюсти все традиции.       Марика покорно подставляет свою украшенную фатой голову, ощущая как безумно колотится сердце. На ней тёмно-синее платье, расшитое золотом в цвет королевского дома Окавии, принцем которой является её молодой муж, но до того момента, как фату снимут, принцесса ещё остаётся представительницей своей семьи. Милая маленькая традиция, доставшаяся от предков, согревает своей непосредственностью.       Марика закрывает глаза.       Последняя шпилька с тонким звоном выскальзывает из пальцев Короля и скачет вниз по ступенькам прямо к ногам принца Окавии. Символизм, подобного которому сейчас уже нет.       -Рад принимать у себя принца и принцессу Окавии, и безумно рад познакомиться, Ваше Высочество, — произносит отец…       ***       В карете, вопреки ожиданиям, совсем не тесно. Марика устраивается в уголке на подушках, стараясь, чтобы её интерес к медленно текущим за окном зелёным полям не был очевиден. Принцесса никогда не покидала дворца, и потому практически ничего не знает о том, как живут обычные люди. Или как они в принципе выглядят, эти «обычные». Она боится, что муж разозлится, если просто приникнуть к окну, но тот, кажется, с головой погрузился в какую-то книгу с названием на незнакомом языке.       -Карэга марине? — произносит принц, и Марика вздрагивает, рывком принимая прежнее непринуждённое полулежачее положение. — Окто?       -Что?       -Неужели Вы никогда не учили окавианский?       -Нет.       -Странно… я вот с раннего детства осваивал роконский. На случай, если мы всё-таки сможем однажды победить.       -Думаю, именно по этой причине окавианский учил мой брат, наследник престола. Меня собирались выдавить за местного аристократа. Или оставить во дворце как «леди в белом».       -И Вы бы согласились?       -Не думаю, что вообще существует способ отказаться. Судьба принцессы Роконы незавидна — с раннего детства меня учили грамоте, танцам и вышиванию. Остальные науки следовало осваивать самостоятельно, уже после свадьбы. Но, случись что с моим отцом, новый молодой король легко мог наложить запрет на моё замужество, навеки обрекая на «пустую» жизнь в стенах дворца без возможности выбраться.       -Вы хорошо говорите на родном языке. Слишком красиво для затворницы.       -У моего брата были лучшие в Королевстве учителя. Будущему Королю привозили самые редкие книги, самых необычных животных. Его всесторонне развивали.       -И Вам тоже немного досталось?       -Я всегда любила прятаться. И со временем поняла, что самые интересные разговоры ведутся именно в комнатах для обучения… — она замолкает, чувствуя себя немного виноватой за то, что отрывает принца от книги. — Простите, вероятно, Вам совсем не интересно…       -Почему же? — отложив книги, он закинул ногу на ногу и неожиданно улыбнулся. — Вы теперь моя жена и надо бы понимать, что у Вас в голове: переворот, война, дворцовые интриги… Например, о чём Вы сейчас думаете?       -Там лес. Никогда не была в лесу.       Договорив, Марика замолкает, впиваясь глазами в проносящийся мимо пейзаж. Ей кажется странным, невероятным и чарующим то, что можно просто смотреть на мир вокруг, не соблюдая сложный этикет родной страны и не боясь стать объектом пересудов дворцовой знати.       -Вы всегда так немногословны? Или стесняетесь меня?       -Вероятно, мне всего лишь нечего сказать. В таких случаях лучше держать рот на замке.       -Хм… логично. Некоторым людям стоило бы у Вас поучиться…       ***       Свадьба по традициям Окавии выглядит гораздо пышнее, Марика даже не сразу понимает, кому вообще нужно подобное количество цветов. В своём сине-золотом платье она полностью теряется на фоне розово-персикового великолепия, на которое наверняка потратили кучу денег.       -Ваше Величество, — выплывает откуда-то сбоку невысокая полная женщина, чья шея украшена таким количеством золота, камней и полупрозрачных оборок, что даже не сразу понятно существует ли что-то вообще внутри всего этого великолепия. — Мне поручено Вас нарядить.       Марика кивает, боясь показаться недостаточно уважительной и молча следует за своей «помощницей», скользящей меж столов и цветочных ваз с ловкостью птички, ещё и успевая на ходу раздавать указания подворачивающимся под руку слугам.       -Леди Аренд, — синхронно усаживаются в общем поклоне молодые девушки, непонятно зачем наряженные в одинаковые бело-жёлтые платья с розовой оборкой. — Нам сообщили, что нужна помощь.       -Уже разобрались, — отмахивается женщина и через три шага ныряет под длинную штору, открывая вид на крохотную комнату, полную цветов и бабочек. Марика в недоумении трогает одну такую пальцем, и оказавшаяся бумажной «бабочка» с лёгким шорохом падает к ногам. — Ваше Величество, Вы готовы?       -К чему?       -Предстать перед Королём, естественно. Не в этом, конечно, но принц позаботился об этом ещё до отъезда, так что…       -А чем плохо моё платье?       -Недостаточно цветочных мотивов. В жизни Королевы очередная «новая весна», видимо, так она старается отогнать мысль об угасании, а двор обязан соответствовать.       -Я не совсем понимаю.       -И не надо, милая. Разденься за ширмой, я пока подготовлю платье…       ***       Жизнь во дворце Окавии мало похожа на ту, что Марика вела раньше. Рокона, будучи не слишком миролюбивой страной, за всю историю не успела поссориться только сама с собой, но всё равно её правители постоянно были начеку, подспудно ожидания восстания внутри Королевства. И потому столица, которую с трудом можно было рассмотреть из крохотных окошек-бойниц вознёсшихся над городом неприступных башен, представляла собой размещённую на горе настоящую крепость. Единственным «послаблением» стал небольшой сад, всё равно устроенный на уровень выше уровня обстрела любыми орудиями кем-то из правителей лет сто назад, и то — только потому, что уничтожить его оказалось слишком накладно для бюджета. Семья монарха, согласно законам, в период войны должна постоянно находиться во дворце, так что выйти «посмотреть на мир» не было буквально никакой возможности. В шестнадцать Марика читала романы про любовь смелых рыцарей и прекрасных принцесс, презревших законы двора, и тоскливо вздыхала в ночи, сворачиваясь клубком в комнате, окно которой ещё во время строительства дворца закрыли толстыми прутьями. К восемнадцати принцесса поняла грустную истину того, почему романы о «неравной любви» были сплошь заграничные и перестала надеяться на лучшее, просто смирившись. И, разумеется, она даже не надеялась, что однажды во время завтрака на террасе собственного охотничьего домика рядом с расслабленно читающим мужем вдруг оторвётся от созерцания природы и скажет:       -Завтра мой день рождения.       -Вот как? Почему ты не сказала раньше? Отец бы устроил шикарный праздник.       -Не стоит.       -Почему? Наш Король обожает свою скромную и тихую невестку, особенно — после того, как та в первый же год родила ему долгожданного внука.       Марика перевела взгляд на приоткрытую дверь в гостиную, где нянечка как раз уложила их маленького сына в кроватку и устроилась рядом, осторожно покачивая для лучшего засыпания. Они не торопились, правда, просто… так получилось. Принцесса и сама не верила до сих пор, что всё получилось так быстро и легко. Мальчик родился идеально здоровым, светловолосым и голубоглазым — в отца, и тихим и спокойным — в мать, чему они оба пока не устали наслаждаться.       -Что думаешь насчёт небольшой поездки?       -О, ты хочешь уехать?       -Нет. Мы с тобой. Можем взять с собой ребёнка, если хочешь. Вообще не хотелось бы, в конце концов, во дворце ему будет намного спокойнее, но, если хочешь — поедет с нами.       -О, нет, я просто… Ты хочешь взять меня с собой? В дипломатическую поездку? В другую страну?       -О чём ты? Просто навестим мою двоюродную тётку, ехать от силы шесть часов.       -Эм… ну…       -Погоди, ты… никогда никуда не ездила с отцом?       -Рокона вечно в состоянии войны, так что моей отец тоже… не особо любил выезжать из дворца.       -А где ты тогда училась кататься на лошади?       -Я не училась.       -То есть, ты не умеешь управлять лошадью, ничего не знаешь о политике, не говоришь на окавианском, никогда не сталкивалась с детьми… как так вообще получилось? Кто учил тебя взаимодействовать с миром вокруг?       -Меня… не учили. Вместо этого учили вышивать, гулять, кланяться, танцевать, ну… традициям там ещё. И молиться.       -Не сомневаюсь, судя по распределению времени, молиться ты умеешь. Что ж… начнём с языка и большого количества книг. Ты — будущая Королева, нельзя быть необразованной.       -Пожалуйста, только не сердись!       -Мне бы очень хотелось, но твоя семья… зачем растить принцессу, если она на выходе будет бесполезней прачки? Неужели, в случае чего тебя бы просто выдали замуж за кого-то из знати, чтобы получить дополнительного наследника и надеть ему на голову корону? — принц замирает, считывая с её лица подтверждение своей догадки. — Ужас, варварство! Отсталая, повёрнутая на войне страна, которую уже давно пора кому-нибудь разрушить до основания, чтобы на её осколках могло начаться что-нибудь новое.       Марика молчит. Она мало что может сказать по этому поводу. И о политике вообще. Возможно, именно за спокойное молчание её и любят во дворце, где каждый стремится первым выразить своё мнение, а тишину можно найти только если заткнуть уши двумя затычками из бумаги сразу.       Мужчина поднимается, подаёт руку, и принцесса осторожно вкладывает свои пальцы в горячую мужскую ладонь. Ей до сих пор неловко за столь откровенное проявление чувств, не говоря уж о местных танцах, во время которых обязателен «контакт тел». Но Марика старается соответствовать тому, что от неё ждёт муж, Король, двор и даже горничные, временами с интересом косящиеся на замирающую на месте соляным столбом после излишне резкого звука чужестранку.       -Возможно, ты до сих пор мне не веришь, но с того момента, как увидел тебя в том синем платье, я ни секунды не жалел о том, что выбрал тебя. И я до конца дней буду доказывать свои чувства, моя тихая принцесса. Даже когда время замрёт и люди исчезнут с лица земли, слова мои будут звучать в пространстве, отражаясь от мёртвых скал. Ты только подожди, ладно?       ***       Марика приучается называть мужа «Берри», когда они остаются вдвоём, потихоньку учит язык и старательно изучает местные обычаи. Ей не до сих пор чуть-чуть не верится в происходящее, но привыкать к новой жизни становится легче с каждым днём. Через год она рожает снова, на сей раз — сероглазую рыжеватую девочку с трогательно отставленной нижней губой. Отец присылает полное надежды на «мирное разрешение давнего конфликта» письмо, на обратно стороне которого почерком брата с ошибками накарябано «поздравляю с появлением очередной пустышки!». После прочтения данной фразы принц выражает надежду, что у будущего Короля Роконы никогда не появится сына и тот просто помрёт. Марика только виновато улыбается.       Рокона объявляет войну кому-то из соседей, снова гибнут люди. Посол Надии, расположившейся за горами и потому недоступной для прямой атаки, гнёт спину перед принцессой и старательно рассыпается комплиментами, попеременно то сетуя на затянувшийся в их стране голод, то — выражая надежду, что Окавия, пусть и связанная теперь узами «крепкой наследственной дружбы» с давним врагом, не станет ввязываться. Марика понятия не имеет, что ему сказать, и потому старается покинуть зал как можно скорее.       Через несколько месяцев приходит известие о смерти отца, к которому приложено официальное приглашение на свадьбу «для всех представителей крови». В тот вечер принцесса запирается в своей крохотной гардеробной и плачет, роняя слёзы на снова начавший округляться живот. Ей и без пояснений во всём разбирающегося мужа понятно, что это — своеобразное приглашение на казнь, но одна только мысль о новой войне, теперь уже в стенах нового дворца, заставляет её чувствовать себя полностью беспомощной.       Но войны не случается.       Король Окавии пишет длинные письма и, кажется, шлёт деньги для помощи «новой семье», и таким образом умудряется отвертеться от приглашения, звучащего скорее как угроза. К зиме Марика рожает третьего ребёнка, на сей раз — не очень удачно. Роды выходят тяжёлыми и после двух суток мучений принцесса выдавливает-таки из себя сероватый комок, слабо напоминающий младенца. Следующий несколько недель она проводит в постели, под надзором многочисленных нянечек и врачей, в ужасе от грядущего разговора с мужем и тайной надежде, что тот никогда не придёт.       Но принц приходит.       Ещё через три года она совсем привыкает к местным порядкам, уже открыто зовёт супруга «Берри» даже при посторонних и может сама управлять лошадью. Окавианский пока не даётся, но Марика и не старается особо, целиком и полностью концентрируясь на подрастающем принце и его гораздо более активной сестре. Она не старается забеременеть, как это делает новая молодая Королева, всё получается само собой. Жизнь течёт тихо и спокойной, они выбираются на долгие прогулки и проводят вместе наполненные радостью и смехом дни. К десятому году брака у «наследной четы» уже шестеро детей, трое из которых — девочки. Девятая по счёту жена Короля, которую даже в глаза уже просто из принципа не величают «Королевой», моложе его невестки почти на десять лет, но выглядит гораздо хуже, что бросается в глаза. Ей успевает исполниться тридцать пять, когда Король Окавии неожиданно сдаёт здоровьем, и потому принц вынужденно занимает место отца. Его коронуют, пусть Марика и не понимает до конца, как такое возможно при живом Короле, и усаживают на трон. Он прибавляет в весе, появляются первые седые волоски, которые оказывается очень удобно прятать под корону. Она же, наоборот, худеет и начинает умышленно ярко краситься, чтобы выделяться в толпе наряженных фрейлин и роскошных дам двора, у которых подрастают не менее роскошные дочери. Марика рожает последнего — двенадцатого — ребёнка за год до того, как ей исполнится сорок, и почти перестаёт выходить ко двору. Балы теперь навевают неясную тоску, страх снова оказаться в толпе людей, смотрящих мимо её лица, возвращается.       -Ты преувеличиваешь, — кивает молодой Король, поглаживая жену по бедру однажды вечером. — К тому же, ты с каждым годом становишься всё прекрасней. Я люблю тебя.       Он постоянно говорит это. Словно боясь, что Марика забудет, хотя, казалось бы, забыть подобное просто невозможно. Ведь впервые услышав, она опрокидывает на себя чашку горячего травяного сбора. Королева силится ответить, но слова словно застревают в горле, царапая и сопротивляясь.       -Тебе не нужно, — понятливо кивает Король, пряча тоску в глубине глаз. — Всё в порядке, правда.       В тот день они больше не разговаривают…       ***       Ей исполняется семьдесят.       Марика знает, что дата не слишком-то счастливая. У неё на родине дни рождения девочек вообще празднуют только три раза — в момент рождения, в одиннадцать и в шестнадцать, когда её пора выдавать замуж. Но всё же она надеется провести какое-то время возле трона сына, заменившего отца, когда тот поранил ногу на охоте и несколько дней провёл в постели. После, посмотрев на результат, Король и решил передать бразды правления сыну. Тем более, что у них и так достаточно дел — Марика с Берии постоянно путешествуют, посещая дочерей и проводя время с внуками.       К вечеру, вернувшись в постель, она ещё некоторое время продолжает напевать глупую песенку из детства. Окавианский язык сложен, до сих пор немного грубоват на слух и потому кажется некрасивым. Тем более — теперь, после того, как присланные специально на её день рождения племянником музыканты исполнили традиционные песни Роконы. Брат давно в могиле, её сын уже женат и обзавёлся тремя наследниками, которые непременно попробуют разорвать страну на части после смерти Короля.       -Марика? — зовёт в темноте муж. — Марика, ты тут?       Она поднимается, собираясь дать знать о себе, но мир перед глазами неожиданно кружится. Что-то капает из носа прямо на белоснежное покрывало и, подняв руки, Марика видит странные чёрные разводы. Отравили? Но когда, как, если вся еда проверялась?       -Марика?       Она откидывается обратно на подушки. Становится чуть полегче, но мир всё равно кружится. Комком в горле замирает дыхание. Марика ощущает руку мужа — всё такую же горячую, несмотря на пройденные года. Теперь плевать, отравили или подкралась незаметной страшная болезнь. Она тянется к нему, шевелит губами и всё-таки проталкивает сквозь горло самые важные слова:       -Я люблю тебя.       -И я тебя, моя прекрасная Королева.       Марика закрывает глаза.       ***       Перед глазами снова сад. Рядом топчется в нерешительности принц Робеус, комкая в руках бумажку с явно заранее приготовленными словами. Марика улыбается, сон слишком хорош, чтобы быть правдой. Они оба молоды и не стоит связывать…       -Ваше Высочество, окажете ли Вы мне честь стать моей женой?