Натурщик

— Юрий Дмитриевич, мы просто дурачились. Честное слово, — Альберт успел подумать, что врать ему, как всегда, не удаëтся. Он сидел в согретой утренним солнцем беседке напротив Постнова, стараясь не смотреть тому в глаза.— Играли. Как будто я пью кровь у Маши... Утром мальчик специально разузнал про свою вчерашнюю тушку всё, что мог, вплоть до её любимых книжек и домашних питомцев. Он хотел представить дело, будто они с Машей — лучшие друзья. Пока получалось слабо. — Откуда ты узнал про такую странную игру? — Да так, рассказали в Куйбышеве. Эта игра не опасная, правда. — А почему Маша потеряла сознание? — Устала, — пожал плечами Альберт. — Время позднее. — Интересно, а если вам с Машей устроить что-то вроде очной ставки, она подтвердит твои слова? — Подтвердит, — обрадовался мальчик. «Конечно, подтвердит. Она скажет всё, что я ей внушу. Надо так и сделать». — Юрий Дмитриевич, — Альберт вскочил с лавки. — Пойдёмте к Маше, а? Чтобы у вас исчезли все сомнения... — Не торопись, Алик. Нужно ещё кое-что обсудить, — велел Постнов. Мальчик вздохнул и сел рядом с ним. — Ты знаешь, почему тебе в Волге купаться нельзя? — А мне можно... — начал было Альберт. — Не ври. Тебе нельзя купаться в Волге, потому что её вода обжигает тебя, — мужчина повернул голову к мальчику. — Или что ты чувствовал, когда я тебя «плавать учил»? — Я ничего плохого не чувствовал, — Альберт решил отнекиваться до конца. — Просто боялся заболеть. Постнов только ухмыльнулся. — Тебе нельзя купаться в Волге возле лагеря, Алик, потому что чуть выше по течению в неё впадает Рейка. Маленькая такая речушка. Знаешь, как она называлась до Революции? Альберт покачал головой. — Называлась она «Архиерейка». На её берегу стояла церковь, а каждую зиму на праздник Крещения священник освящал воду в ней. Вода этой речушки, видимо, хранит святость и по сей день. Понимаешь, Алик? — Юрий Дмитриевич, — Альберт наблюдал на солнечным зайчиком от часов Постнова. Зайчик скользил по деревянному столбу беседки. — Неужели вы правда верите во все эти сказки? Что я кровь у людей ночами пью и «хранящей святость» речной воды боюсь? Мне кажется, извините, пожалуйста, что вы меня разыгрываете. — Браво, Алик, — Постнов, кажется, действительно был восхищён. — Ты весьма убедителен. В принципе, разумно поступаешь, отрицая все мои подозрения. Но, думаю, в твоей жизни с некоторых пор произошло ещё одно изменение. — И какое же изменение, по вашему мнению, произошло со мной? — чуть помолчав для вида, осторожно спросил мальчик. — Ты забросил рисование. «Как он понял?! Стоп! Спокойно: я просто перестал приглашать его на сеансы позирования, вот он и решил». — Я не забросил... — Алик, себе-то хоть не ври, — в голосе Постнова Альберту почудилось настоящее сострадание. — Думаю, ты не рисуешь с момента своего обращения... — Какого обращения? — мальчик играл в непонимание из последних сил, его голос начинал дрожать. — Ты теперь можешь лишь копировать чужие творения. И то, самые простые. И, наверное, ты не притрагивался к подаренным мной краскам. — Я притрагивался! — глаза Альберта заблестели от слëз. — Я как раз ваш портрет доделываю. Уже совсем немного осталось... И потом вам его подарю! — Хорошо, — Постнов успокаивающе похлопал мальчика по плечу. — Может, я действительно, ошибся в своих фантастических умозаключениях. Алик, извини, если обидел или напугал тебя. Мужчина бросил взгляд на часы и поднялся с лавки. — Мне пора, Алик. Но портрет я буду ждать.