Спустя ещё два года. Санкт-Петербург. 01.09.2004 год.
Сегодня первое сентября и Влад в первый раз пойдет в первый класс. Если сам мальчик не знает, как реагировать, то родители его носятся, как угорелые. Только шесть утра, в школу к семи, а они уже как на иголках! Форму десять раз перегладили, портфель проверили, телефон дали, ещё несколько раз причесали, цветы вручили, значок Анархии на портфель прицепили… И сейчас только пятьдесят минут до линейки, которую конечно, начнут на десять минут позже.
Князев младший стоял перед зеркалом в своей комнате и размышлял о том, что же его ждет в новой школе. Его сердце билось быстрее, нервы на пределе. Волнение и неуверенность охватывали его. Он пытался припомнить рассказы своих родителей о том, как они сами впервые пошли в школу, о своих первых учителях и друзьях. Но всё это казалось далёким и нереальным. Владу было страшно, но в то же время он чувствовал поддержку и любовь своих родителей.
Они же были настолько взволнованы, что даже не замечали, как все домашние дела в одночасье сделались. Они старались создать идеальное впечатление о своём сыне в его первый учебный день. Перед тем, как выйти из дома, Андрей ещё раз взял сына за руку и сказал с улыбкой:
«Всё будет хорошо, сынок. Ты сделаешь это! Мы тебя очень любим».
Пришло время отправиться в школу. Мальчик с трепетом смотрел на ворота, за которыми скрывалось новый, ещё неизведанный для него мир. Он шагнул вперёд, и его сердце застучало только сильнее. В зале повисло торжественное ожидание, все лица отражали надежду и оптимизм. Только Женя стоял позади, за воротами и улыбаясь, махал сыну рукой. Это немного, но ободряло.
И вот его пожирает толпа школьников, мгновенно теряя, итак, в огромном месте. Разве это не может не пугать? Особенно первоклассника, который впервые видел эту школу и этот двор.
Малыш ощущал сильную тревогу, сжимая в руке свою сумку с учебниками. Он не мог понять, почему взрослые так спокойны, ведь для него это был новый и незнакомый мир. Сердце его забилось быстрее, когда шумный поток школьников уносил его внутрь здания. Старшие дети, словно река, толкали его вперёд, они были полны энергии и уверенности, но для первоклассника всё это казалось пугающим и чужим.
Внезапно его кто-то схватил за руку. Малышу стало немного легче, хоть он и не понимал, кто это был. Мальчик вздохнул и попытался следовать за ним, но снова потерялся, случайно выдернув руку из чужой.
Однако каждый раз, когда малыш чувствовал себя потерянным, он обращал взгляд к воротам школьного двора и видел, что Женя всё ещё стоял там и махал ему рукой. Это дарило маленькому первокласснику надежду — ведь рядом с ним был хотя бы один знакомый человек.
— Эй! — Крикнул кто-то из толпы и опять схватил Влада за руку. — У тебя какой класс? — Князев мгновенно растерялся. Он не знал, что ответить, поэтому робко предположил, что первый. — Дурачок, — ему нежно улыбнулись. — Буква какая?
— А. — только и сумел выдавить из себя мальчишка.
Его потащили в другой конец школы и наконец довели до двери. Парень отпустил малыша, а учительница с радостью приняла его.
— Спасибо, Кость! — улыбнулась Алёна Николаевна. — Уже второй!
Малыш сел за парту, а какая-то девочка, как позже выяснилось, Саша, улыбнулась ему из соседнего ряда. Они обменялись улыбками и поняли, что не так уж страшна эта новая школа.
Уроки начались, и маленький первоклассник, вглядываясь в лица своих новых одноклассников, понимал, что не одинок в своих страхах. Вместе они проходили через первые трудности, внимательно слушали учительницу и старались запомнить все новые знания.
В течение дня Саша оказалась таким незаменимым другом для малыша. Она помогла разобраться с расписанием уроков, подсказывала, как правильно выполнять задания, и даже пригласила малыша поиграть во время перерыва. Они стали неразлучными, поддерживали друг друга и вместе смеялись над смешными моментами, которые случались на уроках.
Вскоре первоклассник начал привыкать к новой обстановке в школе. Ранее незнакомые улицы стали знакомыми, шум и суета перестали вызывать тревогу. Благодаря Саше и другим добрым одноклассникам, мальчик почувствовал себя как дома и обрёл уверенность в себе.
Но вскоре уроки закончились. Выйдя во двор, Влад так и не смог найти ни Андрея, ни Женю. Сашу давно забрали, а Костю он видел один раз в жизни. Князева накрыла паника от того, что родителей нет, а дорогу до дома он не помнит. Ему никто ничего не сказал! Да, Влад помнил, что живёт он на Салмышской, но как до неё добраться…
Вот как можно не прийти за своим ребёнком? Разве так сложно? Это занимает всего пятнадцать минут!
Влад сейчас был готов поклясться, что сделает все уроки сам, только пусть его отсюда заберут.
Вдруг его плеча опять коснулась чужая рука. Он обернулся и вновь увидел Костю.
— Что, опять потерялся? — Усмехнулся тот, трепля мальчонку по волосам.
— За мной родители не пришли, — прошептал Князев, опуская взгляд в пол.
— А телефон у тебя есть? — Последняя надежда.
— Он разрядился, — малыш нахмурился и ещё усерднее стал разглядывать асфальт под ногами.
— Ох, потеряшка ты наш, — Костя улыбнулся мальчику и взял его за руку. — Ну, хочешь, я с тобой их подожду?
— Давай! — В зелёных глазах напротив мелькнули добрые искорки.
Будет не так страшно, — подумал он.
Они вместе пошли на детскую площадку, что находилась возле территории школы и уселись на «большие» качели. Плотников тут часто гулял или просто прогуливал уроки, когда совсем не хотелось идти на злосчастную алгебру или физику.
— А ты в каком классе учишься? — Неожиданно спросил Влад. Ему было до жути интересно узнать всё о его новом друге.
— В седьмом «В», — ответили ему.
Хоть Плотников и намного старше Влада, ему было не скучно общаться с первоклассником. Он детей очень любил, а они его. Так уж сложилось. Хотя, может, из-за отсутствия родительского внимания в нём проснулся своеобразный
материнский инстинкт. Родители у него часто бухали и не давали сыну нормально жить. Поэтому тот нередко ночевал на улице, или у друзей, если пускали. Костя не то, чтобы боялся родителей. Он презирал их пристрастие к алкоголю. Но, наверное, до сих пор любил. Ему было не сложно кого-то любить. Он всех любил.
— А почему за тобой родители не пришли? — Опять спросил мелкий.
— Они за мной никогда не приходили, я всё сам.
— А почему?
— Владь, понимаешь, они алкоголики. Им просто на меня наплевать. Ладно хоть в школу отдали, — усмехнулся тот.
Влад ничего не ответил, только крепко обнял Костю. Ему было жалко своего друга, что того буквально кинули родители. В голове мальчика не укладывалось, как можно не любить своего ребёнка. Зачем его вообще было рожать, если они его всё равно не любят и не занимаются им?
А Костя сожалел о том, что его родители тринадцать лет назад потрахались без презерватива, и теперь он вынужден выживать, а не спокойно жить, как другие дети.
— Влад! — Крикнул кто-то сзади. По голосу было ясно, что Женя. — Влад, ты как? Не испугался? — Подлетел к своему чаду Трохимчук и взял его на руки. — Спасибо, что присмотрел за ним! — Поблагодарил он Костю.
— Да не за что, — улыбнулся Плотников в ответ. — Мне не сложно.
— Как тебя отблагодарить? — Женя сразу же засуетился. — С ним всё-таки сложно!
— Ничего не надо, правда! — Парень чуть не подскочил от того, что его хотят поблагодарить и что-то сделать. Он только в школе к похвале привык, а на улице, чтобы незнакомые люди… Случалось такое редко.
— Я серьёзно. Что ты хочешь?
— Пап, а можно Костя у нас поживет? — Вдруг вклинился в диалог Влад. — Его родители не любят! — Плотников сразу же покраснел и отвёл взгляд.
— Влад! — Шикнул на него Женя. — Кость, ты прости его, он же маленький совсем, не понимает ничего…
— Понимает, — ответил Костя. — Родители у меня алкаши. И то, что не любят, это правда. Но мне есть, где жить, так что, ничего не нужно.
* * *
Следующий год был довольно муторный. Если Влад не понимал какие-то темы, то объяснять приходилось Жене, у Андрея ведь двенадцать двоек в аттестате было.
А сам Женя тоже ничего не понимал, и приходилось ему переучиваться в школе заново, вместе с сыном. То есть, это заново учиться умножать, потом столбиком делить, а потом уже и дроби с прочей прелестью пойдут! Оба родителя, кстати, так и не смогли понять, почему дети в первом классе уже умеют умножать. Они-то учились по принципу «кое-как и с боку бантик», а современные дети буквально превратились в книжных червей. Вот никак и не разберешься, в телефонах они сидят, или книги читают, от которых даже взрослым спать охота.
— Влад, ну, какого у тебя в умножении на ноль двенадцать получилось?! — Андрей все никак не мог понять, почему если умножить на ноль получиться двенадцать, а не тот же ноль. — Если ты умножаешь на ноль, то получается ноль!
— Да почему, блин? — теперь уже Влад вспылил. — Если двенадцать на ноль умножить, значит, двенадцать умножить не на что! Значит, двенадцать!
А Женя, смотря на всё это представление, сидел на диване и пытался не заржать. Он знал, что у его возлюбленного сейчас желание сына покусать, чтобы тот уже успокоился и написал заветный ноль в ответе, но не ёбаное двенадцать. Суровые три года учёбы не давали покоя никому, даже соседям. Они постоянно слышали, как Андрей материться, пытаясь решить уравнение, а потом, потеряв всю надежду, идёт и долбит стену, только потом посмотрев в ГДЗ, как это всё решать.
А Женя продолжал сидеть на диване и смотреть на них с улыбкой на лице. Эта ситуация была для него поистине забавной. Не мог он предположить, что простое уравнение может стать предметом столь жарких споров и горячих эмоций.
— Послушайте, ребята, — проговорил Женя, пытаясь успокоить перебирающихся из-за простейшего примера — Умножение на ноль — особая математическая операция, которая имеет свои правила. Фактически, она означает, что количество или значение исходного числа становится нулём. То есть, умножив двенадцать на ноль, мы получаем ноль. — Конечно, он это из учебника цитировал. Всё-таки, если бы Женя объяснял сам, то получилось что-то типо:
«Владос, мать твою, просто ноль уже напиши и всё».
Влад слушал Женю, хотя и с некоторым недоверием. Ведь он был уверен, что двенадцать на ноль должно давать двенадцать.
— Попробуем вместе разобраться, — предложил Женя, вынимая из рюкзака экземпляр учебника по математике. — У нас есть двенадцать яблок. Если умножить их на ноль, то ничто не происходит с этими яблоками. Они остаются на месте, но никакие новые яблоки не появляются. Итак, сколько яблок у нас осталось?
Влад задумался. Он понял, что количество яблок не изменится, и ответ мог быть только один.
— Ноль, — сказал Андрей, осознавая правильность своего ответа.
— Правильно, — подтвердил Женя, улыбаясь. — Умножение на ноль всегда даёт ноль, потому что это своего рода «ничто». Из этого следует, что двенадцать на ноль также будет равно нулю.
Андрей и Влад обменялись взглядами и почувствовали, что ответил правильно Андрей. Они улыбнулись друг другу, осознавая, что Влад был не прав. Теперь ему стало понятно его ошибочное рассуждение.
И тогда Женя сказал:
— Математика — полная херня, но это наука точная.
* * *
И вот, очередной тур. Пятьдесят — в первый раз такое большое количество. Это значит, отыграть пятьдесят концертов по полтора часа. Трудно даже просто представить, как группа столько выдержит. Но бежать и прятаться уже некуда, поздно.
Влада на этот раз пришлось отдать на попечение бабушке и дедушке — родителям Андрея. С родителями Жени слишком плохая история, они даже не знают, как их сын сейчас живёт. Простыми словами — мрази, да и только.
Первый концерт отыграли на ура: бешеная энергетика, отличный звук и максимальная поддержка от зала. Так прошли ещё несколько городов, пока половина ребят просто не потухли, как спички: Альберт тупо задолбался играть одно и тоже, хотелось чего-то нового, Ирина устала от такой нагрузки, а Женя... Жене просто плохо. Никто не знает, почему все произошло так. Может, из-за большого количества городов, а может, просто из-за того, что времени на отдых совсем не много. Да, они играют для души, им это нравится, пока не начинается тот самый период апатии и слабости. В такие моменты хочется наорать на всех и бросить любимое дело, или же просто часами напролет реветь в подушку.
Если Альберт и Ирина сразу сказали, что их лучше сейчас не трогать, то Женя держал в себе до последнего. Играл все концерты отлично, казалось бы, даже не уставал. Но всё это, конечно, не вечно и Трохимчук сломался. Закрылся в ванной, включил воду и выплеснул все эмоции, скопившиеся внутри. Слёзы ручьями текли по красным щекам, глаза опухли. Юноша постоянно всхлипывал и в который раз ударял костяшками по стене. Хвала всем и вся, что Андрея в этот момент не было в номере — по крайней мере, Жене так казалось. Казалось до того момента, как его обнаружили. И обнаружил, конечно, Князев.
— Женька, солнце, — скороговоркой произнес мужчина. — Что случилось, м? Кто обидел? — Он действительно очень переживал за своего возлюбленного. Такое случалось с ним, наверное, только в первом туре.
Но и тогда эта была естественная реакция организма на новую информацию, на новую энергию, на всё новое. Тогда что случилось сейчас? Почему опять это состояние накрыло бедного с головой? Так много вопросов и так мало ответов. Хотя, наверное, Трохимчук сам хотел знать, что с ним.
Просто устал. Просто заебался. Просто перестал ощущать то, что ощущал раньше. Перестал верить в то, во что верил раньше. Эта концертная деятельность, игра в группе, отношения, ребенок... Это вымотало. Хоть Женя и любил все это до безумия, но... Устал. Просто устал.
— Ан-ндрей, — запинаясь, прохрипел он. — Не важн-но, я-я уже вс-сё... — По разбитым костяшкам текла алая кровь, очерчивая контуры фаланг. Жутко и красиво одновременно. Она капала с пальцев на белую плитку. Это завораживало.
— Важно. Слышишь меня? — Это «не важно» злило. Разве может быть не важно, если человеку плохо? — Давай без этого, нормально. Выговорись, тебе станет легче.
Трохимчук не хотел показывать свою слабость, хотя и чувствовал себя сейчас максимально уязвимым. Он уже сидит зарёванный и с разбитыми костяшками, но всё ещё не хочет говорить, что случилось. Сам не знает. Или не до конца понимает.
— Я... — молодец, что начал. Женя понимал, что назад уже нельзя. — Я устал. От всего. От нагрузки этой, от работы, от того, что нужно делать одно и тоже, что меня опять вымотало... Я чувствую себя пельменем каким-то, — он всхлипнул и вытер влажные от слёз глаза тыльной стороной ладони.
Андрей облегчённо выдохнул. Он уж подумал, что всё, конец, Женька больше не сможет играть и чего доброго, уйдет из группы. С барабанщиком у них всегда проблемы были, но Женя держится дольше всех и за первые пять месяцев успел довольно таки хорошо сдружиться с коллективом.
особенно с Князем.
Трохимчук был странной личностью, если посмотреть впервые. Постоянно носиться с чем-то или кем-то, перед всеми извиняется, кажется, что ещё чуть-чуть и от изнеможения упадет. А если понаблюдать чуть дольше, то можно понять, что он себя так только при посторонних ведёт. В своем же кругу он довольно общительный, весёлый, может даже какую-нибудь штуку выдать, как Князь на сцене и все будут с него ржать. Ну или кринжовать дико.
Один раз, насколько помнит Ирина, которая не пила, это было на новый год. Все были совсем в кашу, даже Андрей, который обычно ни грамма. Только если по праздникам. И этот самый Андрей так разбушевался, что чуть не свалил ёлку, потом с первого этажа грохнулся в сугроб, а дальше в дело пошла тяжёлая артиллерия: ребята из группы. И под удар, конечно, попал барабанщик. Андрей кое-как взял к себе на руки и пошел к многострадальной ёлке. Хорошо ещё, что она была искусственная и на нее можно было кого-то посадить так, чтоб этот кто-то оттуда не свалился. И естественно, что этим кем-то оказался Женя. По-другому и быть не могло! Парень пытался брыкаться, слезть с рук Князева, но увы и ах, не получилось. Оказался на ёлке, пока его Ирина оттуда не сняла. Точнее, просто табуретку рядом поставила, а дальше как хотите.
Андрей обнял Трохимчука и усадил его к себе на колени. Кровь остановилась и больше не текла, хотя всё так же была размазана по плитке и рукам. За плитку они получат, а руки обработают. Но хорошо, что не додумался чего похуже сделать, как Мишка в свои годы. С Горшком вообще можно «Следствие вели» устраивать, настолько много он бился, занимался селфхармом и несколько раз чуть с собой не покончил — благо рядом была то жена, то Андрюха, то Балунов, а то и самого переклинило, страшно стало и не решился. Нужно было, чтобы Горшенев постоянно под чьим-то присмотром был, а то нет-нет, да и вытворит что-нибудь такое, что сложно будет исправить. Даже неосторожное употребление
некоторых субстанций до сих пор его убивает, жрёт изнутри, хотя тот много раз бросал. В больницу его силой не затащишь — дохлый номер. Он этого всего боится, как огня. На памяти Князева только один случай, чтоб это все без слёз и крови обошлось. И то это было давно, и это с ним мама ходила. В остальное время с ним таскались три человека — Лёшка, брат его, Саша Балунов и сам Андрей. Ну и отец несколько раз его в дурку сдавал, чтобы от наркоты вылечить. Жуть.
Лешка таскал его на осмотры, которые обязательно нужно сделать, Балу по стоматологам, а Андрей по всему остальному. Самым безобидным был окулист, которому просто буквы сказать надо, что на доске написаны, а самым страшным — кабинет под номером 6. Точнее, не кабинет, а палата. В общем, это место было самым страшным. Там уколы делали. Да, настолько тупо получилось: сначала Миша боится их до дрожи в коленках, а позже сам колется. Было бы смешно, если бы не так грустно.
Один раз, кстати, из-за стресса медсестру за руку укусил, а потом сидел, краснел и извинялся.
— Жень, нас с тобой за плитку уебут и выебут, — улыбнулся Князь. — И руки тебе обработать надо. Давай, вставай, сделаем всё.
Они кое-как поднялись с окровавленного пола. Андрей усадил Женьку на диван, а сам стал рыться в аптечке, которая в турах обязательно оказывалась у него в сумке. Так, на всякий случай.
— Дрей, не надо, оно само заживёт, — вот и ятрофобия проснулась. — Я бинтом руку замотаю и всё нормально будет!
— Жень, я просто перекисью обработаю и бинт наложу, — чего тут можно боятся, Андрей не знал. — Не дергайся, хорошо? Это не больно. — Это действительно не больно. Что страшного может быть в перекиси?
— Всё равно! — Парень забился в угол между кроватью и стеной и сидел там.
— Женёк, будешь выёбываться — пять уколов сделаю. — Нет, это блеф. Максимум один, он не сможет смотреть, как ревёт этот мальчишка.
— Так не честно! Это шантаж! — Трохимчук только сильнее вжался в угол, не желая, чтобы его кто-то трогал.
— Тогда вылезай пока я добрый и сам тебя оттуда не вытащил, — произнёс Андрей. — А если сам вытащу — пеняй на себя.
— Ну Андрей! Пожалуйста! — Хныкал юноша в ответ.
— Жень, солнышко, давай, сейчас обработаем и я тебя отпущу, хорошо? — В ответ осторожно кивнули. — Давай, малыш, идём, — Женя осторожно вылез из угла и встал возле стены.
Князев подошёл к Трохимчуку и аккуратно его обнял, прижимая к себе. Тот трясся, как осиновый лист и вздрагивал от любого шороха. В этот момент он напоминал маленького, брошенного котенка, который сидит под лавкой и ждёт, пока его кто-нибудь заберёт.
Взяв флакончик с перекисью и несколько ватных дисков, Андрей сел на край кровати, хлопая ладонью рядом с собой. Женя проигнорировал этот жест и уселся к мужчине прямо на колени. Может, ему так будет спокойнее — Андрей так и не понял.
— Давай ручку, — Князь уже налил перекись на диск и старался поймать чужую руку в свою, чтобы уже сделать и закончить с этой «пыткой». — Ну, что ты? — Женя опять затрясся. — Тише, тише...
С горем пополам, получилось обработать обе руки и успокоить Трохимчука. Андрей жалел его, и думал, что если Влад будет вести себя так же, то он застрелиться или разлив вино, шагнёт в окно.
А этот самый Влад сейчас выносил мозги его родителям. Хотя, он, наверное, кому угодно мозги вынести может. Страшно представить, что он будет творить, когда в голову вдарит переходный возраст. Женя, скорее всего, даже не парится. У него всегда с Владом хорошие отношения были. Может, сделает чего. Хотя, навряд-ли что-то можно сделать с подростком. Лишь пережить этот период вместе с ним или ней.
— Дрей, — позвал парень. — Родители не звонили?
— Звонили, сказали, что Влад теребил морковку, — Женя мгновенно покраснел и попытался понять, что они имели виду. — Не парься, он просто упал в ящик с морковкой и стал ее теребить, чтобы выбраться, — и оба заржали.
