***
После долгого дня, полного съемки, Эндрю возвращается в квартиру, слишком ярко ощущая каждый мускул своего утомлённого тела. Его плечи тяжело опустились от непрерывной работы с камерой и объективами, а глаза горели от непрекращавшегося внимания к деталям. Зрение периодически мутнилось, заставляя его останавливать свой шаг и промаргиваться. Дойдя до нужной двери, он открывает её и, кажется, заваливается вовнутрь, лениво передвигая ногами. Миньярд медленно снимает обувь, чувствуя, как напряжение покидает его тело с каждым шагом по уютному пространству своего жилища. Воздух в квартире кажется особенно приятным после долгого дня на ногах. Тишина просторной квартиры служит утешением, позволяя напрочь забыть о шуме и суете съемочной площадки. Он шаркает в гостиную и опускается на диван, закрывает глаза и впитывает момент покоя, зная, что следующие десять дней не предстоит никакая работа. Близятся Рождество и Новый год. Сидя в оглушительной тишине, Миньярд впал в глубокие размышления о человеке, который старательно оставляет заметный след в его жизни. Натаниэль не был просто знакомым для него, с которым он коротает скучные дни, когда нет работы. Теперь уже нет. Он вызывал внутри какую-то сладкую тревогу, заставлял сердце биться быстрее. Веснински залез под его кожу и расползся самым сильным наркотиком по венам, заставляя Эндрю чувствовать самую болезненную ломку. Но Миньярд сам на это подписался. Сам прыгнул в бездну этих бесконечно голубых глаз. Добровольно. Его ноги делали шаги вперёд к Натаниэлю, а руки тянулись к самому обжигающему пламени, к которому он не хотел прикасаться, но… Прикоснулся. Прикоснулся, и это был самый приятный ожог в его жизни. Мягкие волосы Нейта были словно облако — проведи ладонью и едва ли их ощутишь, в то время как на вид они были колючими. Вспоминая сегодняшнюю съемку, он не мог не чувствовать ненависти к Рико и ещё чего-то… Однако он не мог понять, что именно он чувствует. Словно сердце закрыло эти мрачные чувства, боясь, что как только Эндрю поймёт причину их возникновения, то начнет неистово вырывать их с корнями, чтобы ненароком не выросли ещё больше. Работа требовала от него максимальной концентрации и творческого подхода, а каждый кадр требовал особого внимания к деталям, правильного освещения и идеального момента для съемки, что добавляло ко всему давления, заставляя его сейчас поморщиться от слабой боли в висках. К тому же, несмотря на то, с кем именно он работает, в Эндрю всегда бурлило желание сделать всё идеально. Теперь, отдыхая и собираясь с мыслями, Миньярд осознавал, что встреча с Натаниэлем, которую он начинал ждать с каждым днем все сильнее, будет испытанием не меньше сегодняшней съемки. Это действительно начинало сводить его с ума, и Эндрю осёкся, не остановив себя вовремя. И это только и только его вина. Он не только не остановил себя, но и позволил себе приблизиться к Веснински. К Веснински, который даже не принадлежит ему и никогда не будет. Он позволил себе безрассудно обнажить свою душу, свои тайны, даже не требуя ничего взамен, заведомо зная, что ему дадут взамен вдвойне больше. И это знание поселилось в нём как нечто само собой разумеющееся. Это осознание заставляло Эндрю морщиться от слишком большого количества чувств. Скрипя зубами, он признает, что ему симпатизирует этот нелепый… глупый лис, что устраивает вокруг себя хаос. Но то, как тот чуть ли не дрожал под ним, когда он уткнулся лицом в его горящую шею, посылает по его пальцам рук электрический ток. Он чуть с ума не сошел в тот момент, ведомый секундной слабостью и осознанием, что Нейту действительно интересно то, как он пахнет. Эндрю и не знает, какого черта ему пришла гениальная мысль оставить свой запах на нем, и сейчас, вспоминая это, он хочет отключить свое сознание, лишь бы не прокручивать этот момент в своей голове снова и снова. Еще чуть-чуть, и он смог бы уткнуться губами в венку, что неистово билась только от того, что Эндрю приблизился к нему. Это чертово безумие, — кричит мозг. Но сердце предательски подкидывает воспоминание о том, как Натаниэль сильно покраснел лицом, когда он отпрянул от него и начал часто дышать. Это стало для Миньярда чем-то слишком невыносимым. В голове проносились пиздецки яркие сценарии, где такой же покрасневший Веснински будет часто дышать, но уже от других любезных манипуляций Эндрю. Напряжение медленно сменялось предвкушением, и, несмотря на усталость, он ощущал прилив сил. В глубине своих дум Миньярд возвращался к тому, что произошло после этого. Слёзы Натаниэля оставили неизгладимый след в его душе. Он — человек, казавшийся для всех вокруг таким сильным и непреклонным, словно у него и нет никаких проблем, словно он любим кем-то так сильно, что даже вышел за этого человека замуж, внезапно сломался, обнажив свою уязвимость именно перед Эндрю. Нейт так искренне обнажил свою кровоточащую рану и даже не попросил утешения, стараясь справиться с этим сам. Это сбивало дыхание Эндрю напрочь, заставляя его теряться, как школьника. Слезы, что текли по щекам Веснински, были наполнены такой глубокой болью и отчаянием, и Миньярд уверен в том, что в тот момент между ними возникла особенная связь — связь тех, кто разделяет тяжесть несказанных слов и скрытых чувств. Натаниэль не осудил его. Не посмотрел с отвращением. Выслушал и поделился в ответ своей болью. Откровения того дня были тяжелы, словно неподъемный камень на душе. Раскрывать свои ужасные тайны всегда казалось Миньярду чем-то непосильным, ведь они всегда лежали тяжелым бременем на его плечах, однако после разделения самого сокровенного с Натаниэлем, Эндрю думает о том, что ни на секунду не жалеет. Эти тайны всю жизнь, словно темные тучи, сгущались в его разуме, беспощадно напоминая о том, что он пережил. Правда Натаниэля оказалась чем-то ещё худшим, однако Эндрю и не ждал хорошего сценария, узнав о том, кем на самом деле являются Морияма. Пусть Нейт и не объяснил ему всего, но это справедливо, так как Миньярд тоже не раскрыл деталей своей жизни. Возможно, они придут к этому позже. Возможно, Нейт когда-нибудь признается самому себе, что некоторые моменты человеческой жизни настолько сложны и запутаны, что их трудно переносить одному. Теперь, сблизившись с ним, Эндрю не мог избавиться от чувства ответственности за этого лиса, за его болезненные воспоминания и тяжелые секреты, с которыми тот справляется так плохо, что даже одно упоминание о своей тайне может довести его до слёз и до панического состояния. Осознание, что им теперь предстоит не только дружеские встречи в кафешке, а, возможно, погружение в глубокие личные истории, заставляло его сердце биться быстрее. Взяв в руки ценную частичку жизни Натаниэля, он чувствовал неотъемлемую связь и обязательство помочь ему нести этот тяжелый груз, даже если это означало, что его собственные плечи будут обременены еще больше. Желание защитить этого идиота возрастало в нём в геометрической прогрессии, и Миньярд, прислушавшись к себе, почему-то искренне не хотел давить в себе это чувство, безудержно растущее в нём. Возможно, он с самого начала и не хотел этого делать. Но он не думал об этом, забывшись коротким беспокойным сном.***
Эндрю лежал поперёк кровати, окруженный тишиной, которая казалась почти осязаемой. Взгляд его был устремлен в пустоту, но его мысли были далеко отсюда. Он чувствовал себя оторванным от окружающего мира, будто находился в стеклянном шаре, сквозь который мог видеть и слышать, но не мог быть услышанным. Чувство отрешенности было не ново для него. Оно приходило в те моменты, когда мир казался слишком громким, а его собственное существование — слишком тихим. Но на этот раз это было что-то большее, чем просто желание уединиться. Непонятные ему беспокойные чувства кружили в нём, словно самый сильный водоворот. Эти мысли и чувства, как волны, накатывали на него с новой силой, заставляя захлёбываться, наполняя легкие соленой водой, и утопать. В этой отрешенности было и что-то успокаивающее. Она давала Миньярду возможность отстраниться, посмотреть на всё с другой стороны, словно он был не участником, а лишь наблюдателем своей собственной жизни. Но в то же время это чувство делало его уязвимым, обнажало глубоко скрытые страхи и сомнения, с которыми он не знал, как бороться. Раздался негромкий щелчок двери, что открыли. Чьи-то глухие шаги послышались ему сквозь дымку мыслей. Лежа у себя в спальне, Эндрю понимал, что отрешенность — это не бегство от реальности, а скорее попытка найти в себе силы справиться с ней. Погружение в свои мысли давало ему ключ к пониманию себя, к открытию тех частей души, которые он долго старался скрыть от всех, даже от себя самого. И хотя путь этот был труден, он чувствовал, что каждый шаг делает его сильнее, приближая к тому моменту, когда он сможет снова почувствовать себя частью мира, не теряя при этом себя. Кто-то тихо зашуршал… Миньярд открыл глаза, натыкаясь взглядом на Роланда, который медленно шел к нему с хитрой улыбкой, развязывая на ходу халат, что был зачем-то бесполезно накинут. Он скинул его прямо перед тем, как уткнуться в кровать острыми коленями и на четвереньках подползти к нему. Брюнет беззастенчиво оседлал его бедра, полностью обнаженный, и провел ладонями по голому торсу Эндрю. От его тела исходил жар, словно тот принимал душ кипятком. Касание теплых пальцев принесло мурашки, что расползлись по его рукам, которые он вмиг устроил на мягких бедрах Роланда, сжимая их, на что тот улыбнулся и наклонился к нему, коротко проведя языком по его губам. Что-то с тихим стуком упало на лицо Эндрю. Это были несколько капель с мокрых волос Роланд, что упали на него. — Упс, кажется, я немного намочил тебя, — усмехнулся тот, выпрямляясь. — Ты такой задумчивый сегодня. Неужели тебя отшили? Тихий смех Роланда наполнил ту тишину, что должна была разрушиться ответом Эндрю на его вопрос, но он молчал, сосредоточившись на голом теле привлёкшего его парня. — Ты знаешь, я даже буду не против, если представишь кого-то другого, пока будешь трахать меня, — а затем двинул своей задницей на бедрах Эндрю. — Треплешь языком. Неужто скучал по мне? — Роланд никак не поднимал настрой своими глупыми вопросами. — Честно признаться, я даже думал о тебе, когда зажимался с каким-то придурком неделю назад, — его руки мягко прошлись по своему телу. Брюнет судорожно выдохнул, погладив себя от шеи до груди, а затем пальцами сжал свои соски, нежно растирая их. Он откинул голову, тихо простонав и поёрзав на Эндрю. Руки на бедрах Роланда непроизвольно сжались. — Поэтому я буду не против, если ты вдруг решишь меня связать и оставить в полном беспорядке сегодня, — вернув голову в исходное состояние, томно прошептал он, параллельно ласково играя с сосками. — Не скидывай на меня свой фетиш на связывание. Тебе это просто понравилось так сильно, что ты кончил в моих руках, как девственник, — резко усмехнулся Эндрю. Громкий смех Роланда наполнил всю спальню, он прекратил гладить себя, вновь проведя ладонями по груди Миньярда. Прикусив губу, он провел языком по его шее, а затем отстранился. — С тобой так весело. Твоя резкость так заводит меня, так и хочется сказать, чтобы ты делал со мной всё, что ты захочешь, — прошептал тот ему на ухо. — Поиграем, Эндрю? Насытившись по горло бесполезными разговорами, Эндрю рывком поменял их местами, устроившись между ног Роланда. — Ты слишком много болтаешь, — рыкнул он, заткнув наконец этот рот поцелуем.**
Он углубил поцелуй и провел языком по его, ощущая знакомый металлический шарик. Глубокий поцелуй с небольшим намёком на зубы быстро превратился в сражение, в котором Роланд позорно проигрывал под напором Эндрю, который ощущал себя совершенно не в настроении для игр сегодня. Хотелось забыться так, чтобы голова опустела напрочь, позволив ему заснуть самым пустым сном. Парень под ним словно плавился в его руках, растекаясь от небольшой грубости и начиная постанывать, хотя он и не прикоснулся к нему. Роланд обхватил его шею горячими ладонями, а ноги развел широко, чтобы доставить Миньярду самый лучший обзор. Опустив вслепую руку вниз, он обхватил ладонью член Роланда и размазал большим пальцем предэякулят, что уже вытекал из него. Брюнет дернулся в его руках от сильного давления пальцем, что растирал смазку по головке члена, и промычал что-то похожее на «не останавливайся». Пусть Эндрю и не привык потакать чужим желаниям и приказам, он действительно не остановился, пока Роланд под ним не стал совершенно разбитым. Его бледная кожа покрылась румянцем от слишком интенсивного дыхания, и он начал заикаться, путаясь в бессвязных словах, однако Миньярд точно определил, когда тот был близок к тому, чтобы кончить, и оторвал свою руку, что в быстром темпе надрачивала ему. Он ощутил, как ладони, что доселе покоились на его шее, слабо сжались в протесте. Брюнет возмущенно засопел, вперив свои блестящие серые глаза в лицо Эндрю, на что он нагло ухмыльнулся. Роланд хотел играть, а Эндрю предоставил ему это. — Что-то не так? — Насмешливо фыркнул он. Роланд лишь промычал что-то в отрицании. Миньярд протянул мокрую ладонь к его лицу, а тот охотно взял в рот два его пальца, любезно намочив их ещё больше. Отпрянув от него и упершись коленями в матрас, Эндрю провел пальцами по его колечку мышц, ощущая, как те сразу расслабились под давлением одного пальца. Не теряя времени, он добавил второй, слыша, как коротко мычал Роланд, когда он их сгибал и резкими толчками вводил и выводил. Пока Эндрю трахал его пальцами, тот потянулся ладонями к своему члену, поэтому Миньярд сразу вынул пальцы, с некоторым весельем слыша, как громко и с придыханием вздохнул брюнет под ним. — Уже выдохся? Не хочешь больше играть? — Усмехнулся он. — Блять… — хныкал он, — блять, я сейчас обкончаюсь и без рук. Это почему-то развеселило его, поэтому Миньярд не сдержал короткий смешок, шлепнув того по бедру. Эндрю чистой рукой ловко расстегнул свои джинсы и, потянувшись к кинутому на кровати презервативу, раскатал его по своему твердому члену, что изнывал от желания поскорее получить разрядку. Роланд ерзал и тоже показывал, как сильно он нуждается в нём. Вылив на ладонь немного смазки, он провел по члену ещё раз рукой. Он подхватил Роланда под колено ладонью, что была в смазке, и приблизился к нему вплотную, упираясь головкой члена в колечко мышц. Брюнет судорожно вдохнул, нетерпеливо двинув задницей, пытаясь насадиться сам. Эндрю толкнулся в него резко и остановился сразу же, ощущая, как Роланд непроизвольно сжимался вокруг его члена. Вмиг стало так горячо, что по телу прошла неконтролируемая дрожь. Он сразу же перешел на сильные толчки, а брюнет звонко постанывал каждый раз, когда он толкался в него, безмолвно прося ускориться, что Миньярд и сделал. Дыхание сбивалось напрочь от ощущений, что, наконец, опустошали его голову, оставляя за собой приятный звон в ушах и гудение. Руки Роланда с силой вцепились в простынь, а рот, издающий сладкие стоны, словно не мог закрыться, перекрывая редкие мысли Эндрю полностью. Что-то стремительно сжималось, сосредотачиваясь внизу живота, а по виску скатилась капля пота. Роланд выгнул поясницу и прикусил губу, меняя угол проникновения и явно этим наслаждаясь, так как через несколько мгновений он вскрикнул и закатил глаза, крупно задрожав всем телом. Брюнет с громким протяжным стоном испачкал свою грудь брызнувшей спермой и миг спустя словно отключился от реальности, полностью расслабившись. Тот теперь глубоко дышал и коротко мычал при каждом толчке, что делал Миньярд, смотря на него из-под полуоткрытых глаз. Руки Эндрю вновь сжали его бедра, теперь он трахал Роланда рвано и в разном темпе, так как сам был близок к оргазму. Голова импульсивно откинулась от волны наслаждения, а глаза закрылись, что стало для него проблемой, так как секунду спустя воображение, словно последняя мразь, подкинула ему картину того, что под ним лежит совсем не Роланд. Что короткие стоны, причиной которых является Миньярд, издает не Роланд. Что сейчас по его шее провел ладонью вовсе не Роланд. Ненависть к самому себе вспыхнула, как спичка, кинутая в бензин, и он прорычал что-то неразборчивое, несдержанно утыкаясь лицом в шею Роланда, что сжал пальцами его волосы, шепча какие-то нелепые слова, которые он и не слушал. Сердце начинало сбивать свой ритм, переходя на бешеные стуки. Впившись губами в бьющуюся венку на шее парня, он на долю секунды переместился в тот день, когда почти сделал это же с Натаниэлем, и это добило все остатки контроля в Эндрю.**
Он на секунду задержал дыхание, а затем с низким стоном кончил, так как картинка того, как под ним извивается Веснински, сожрала весь его разум, заставляя вспыхнуть его всем телом, беспощадно оставляя дотлевать останки. Когда поплывший разум собрался воедино, и к Эндрю пришло осознание того, что только что произошло, это словно ударило его под дых. Миньярд моментально отпрянул от Роланда, что тихо прошипел что-то. — Эй, ты… — Ты можешь остаться здесь на ночь, — пробормотал он вмиг охрипшим голосом, перебивая его. Он стянул резинку и встал, кидая её в мусорку и застегивая джинсы, не замечая того, как Роланд заинтересованно привстал на локтях, наблюдая за ним. Эндрю торопливо направился в ванную комнату, неосознанно громко хлопнув дверью и оставив парня одного в своей спальне. Всё в порядке. Есть ещё вторая спальня, где он проведет остаток ночи. Предположив, что быстрый секс с Роландом поумерит его пыл, он глубоко ошибся, так как действительно по уши погряз в Веснински. Тот стал мерещиться ему, доводя его до пика всего лишь за жалкие секунды. Надежды на то, что его голова перестанет вибрировать от бесконечных мыслей, были безжалостно сожжены. А злость на себя за то, что он не предусмотрел последствия сближения с Натаниэлем, возрастала в его груди, заставляя с силой стискивать зубы, лишь бы не выйти из себя. Он так и не заснул этой ночью, плавая в своих мыслях, как в бесконечном море, что было без намека на какой-либо остров, чтобы он мог хотя бы попытаться спастись.