* * *
Принц Рейгар прекрасен и величественен в своей драконьей мощи... был бы, если б не выглядел так, будто, по выражению матери, на нём грамкины ячмень молотили. А может, судя по потрепанности рыжих обмудков, и впрямь молотили, но не грамкины, а кто другой. Кто этих глиномесов разберёт, с их извращенными любовными игрищами. — Лорд Станнис, извольте объясниться. Эйгору очень, ну прямо очень хотелось объяснить принцу, кто он такой и по какому известному маршруту должен отправляться, но пришлось сдержать себя и скроить самую постно-почтительную мину: наверху отлеживался больной Брин, чье появление и так вызвало немало проблем и вопросов, и сраться с принцем было категорически нельзя. Как бы ни чесался язык. — Вы клятвенно заверяли меня, что примете меры касательно своего поведения и поведения лорда Ренли, и что же? На следующую же ночь вы нарушаете мой приказ! — На то была весомая причина, ваше высочество, — занудно-почтительным тоном ответил Эйгор. — Наш зелёный септон простудился под дождём и тяжело захворал. Мы со сьером Геймоном торопились помазать его в септе, боялись, что может отойти. Принц поправили свалявшуюся чёлку и озадаченно нахмурился. — Но зачем, если он и так... — Хотели, чтобы он, если вдруг помрёт, отправился на небеса, — пояснил Эйгор. — А не остался болтаться неприкаянным духом в богороще, как все они. Если честно, он понятия не имел, что там происходит с древобожниками после смерти, ляпнул, что первое в голову пришло. Принц, к счастью, тоже не знал, потому что ощутимо расслабился. — А что там делал лорд Ренли? — Так гроза была жуткая, ваше высочество, — спокойно пояснил Эйгор. — Ренли до смерти перепугался, пришлось взять его с собой. Вы бы своего брата тоже с собой взяли, полагаю. Брат у Рейгара вроде был и вроде не сильно старше Ренли, но судя по лицу принца, тот вряд ли стал бы утешать пацана в грозу. Мда уж, бедный ребёнок. И бедные жена и дети принца — случись что, он же кинет их в столице на придворных и еб... чокнутого папашу, а сам двинет на поиски подвига, достойного песен. Подвиг-то вряд ли найдёт, а вот что-нибудь тяжёлое на голову и смерть в какой-нибудь луже — это как пить дать. — К сожалению, в этот раз Штормовой Предел не был ко мне гостеприимен, — высокопарно вздохнул Рейгар. — Поэтому я собираюсь отбыть самое позднее завтрашним утром, поскольку не испытываю ни малейшего желания находиться под вашей крышей, лорд Станнис... Как говорил Дейрон после визитов папаши или особенно неприятного придворного — слава тебе, Отче, и хвала, съебнул наконец-то. Говорил, справедливости ради, на родном языке жены — при дворе ройнарский был в большом загоне, и даже из дорнийской свиты княжны Мирии его понимали далеко не все. Откуда Дейрону было знать, что его дети — родные и не очень — годам к девяти запас ройнарской брани усваивали в полной мере... — ...но перед отъездом я хочу оказать вам милость, которую вы, правда, не заслужили... И тут Эйгору стало страшно так, как не было страшно даже ночью, когда он в одиночку отгонял Тварь от больного брата. — ...и пригласить вас на большой турнир, на котором будет все королевство, — неожиданно мило и даже мягко закончил Рейгар. — Он состоится в Харренхолле в ближайший месяц. Эйгор заморгал от удивления. Предложение было удивительно... нормальным. Обыденным. Человеческим, можно сказать. Турнир, на самом деле, это даже хорошо — ему категорически нужно было выпустить пар и кого-нибудь от души отмудохать. Тварь была не в счёт, а чучело и кинтана во дворе подходили не очень. — Я настаиваю, лорд Станнис. Понимаю, вы не любите турниры, но... — Да нет, почему, с радостью приму ваше приглашение, кузен, — пожал плечом Эйгор. — И буду совсем не прочь отделать в бугурте чью-нибудь наглую рыжую рожу. — Смотрите, как бы вас самого не взгрели как мальчишку, мой лорд Станнис, — процедил Коннингтон. — Не принимайте на свой счёт, лорд Джон, и вы тоже, сьеры. Просто к слову пришлось. Деймон же хотел свалить куда-нибудь всей толпой без дядьки Харберта? Вот и славно, вот ему и повод. Заодно сам развлечется, а то на него тоже многое свалилось.* * *
Ренли был вне себя от счастья — первые три дня дороги. Потом осознал, что до турнира ещё придётся добраться и приуныл — тем более, что лично ему добираться предстояло в возке, по соседству с болезным Бринденом, который почти не говорил, надсадно кашлял и смотрел глазами обиженной на мироздание мышки с тяжёлой дизентерией. Ещё в возке расположился мейстер Крессен, добродушный старик с мягкими руками, который теоретически был должен помогать воспитывать мелкого лорда и лечить Бриндена, но в основном дремал, завернувшись в клетчатый шерстяной плед, просыпаясь лишь изредка и жалобно постанывая, когда возок подбрасывало на ухабах. Не самая приятная компания для мальчика неполных пяти лет, одним словом. Не диво, что Ренли постоянно просился в седло к старшему брату, на свежий воздух. Но в седле он быстро уставал и начинал проситься уже обратно в возок — тоже весьма обычное для мелких поведение и причина, по которой Деймон ненавидел выбираться куда-нибудь со всем своим выводком. И по которой отступление от Стонхеджа до Мандера было похоже на адский кошмар. Ему не хотелось думать об отступлении, о бесполезном и безнадёжном восстании, но мысли приходили сами собой тем чаще, чем ближе они были к проклятому Тамблтону. К нему — но не к тому полю, где навсегда остались близнецы, и дед Джонас, и братец Бирен, и бедолага Бивень, и Моандер, и дядька Костейн, и столькие друзья. А выжившие? Выжившие позавидовали умершим — кто на эшафоте, как их септоны и мейстеры, а кто в монастыре или в насильном браке, как Лорна или Бесси... Боги, Бесси! Эти страницы он брату не показывал и не собирался показывать ни за какие блага. Для него Бесси Бракен оставалась тощей чернявой малявкой с одним гордым коренным зубом, шамкающей не хуже бабки Алисы и уже способной сварить кому-нибудь что крепкий здоровый сон, что неотступный понос. Незачем ему знать о том, как её в неполных двенадцать увезли из дома в столицу и отдали сорокалетнему Флоренту — и ещё прибавили, что это большая честь и удача, ведь сначала хотели выдать за межевого рыцаря, какого не жалко. Но конечно, выбрали Флорента. Межевики ведь люди простые, душевные — едва ли стали бы брюхатить ребёнка, да и тиранить тоже. Тиранить в дороге неудобно, для этого потребен и дом, и сад, и пара слуг для вящего удобства тиранства... Нет, про Бесси пусть брат не знает. Вроде бы она потом сумела выбраться, зажить по-человечески — и ладно. А что прокляла и предала и брата, и племянников — так люди слабы, особенно несчастные, а брата проще винить во всех своих печалях, чем короля. Король-то печалей может и добавить...* * *
Поездка, по мнению Эйгора, вполне себе удавалась. Деда Харберта даже уговаривать особенно не пришлось — тот был так рад выпроводить их всех куда-нибудь и наконец отдохнуть от постоянной угрозы сердечного удара, что ворчал недолго и исключительно для вида. Собрались и выехали тоже удивительно легко и вовремя, хотя на Королевском тракте к ним присоединилась толпа народу — в том числе тех, кого Эйгор не горел желанием видеть, так что небольшой кортеж вырос в самый настоящий поезд со всех Штормовых земель. Эйгор, на свое счастье, сумел перехватить на конюшне вороного дорнийца — не андалец, конечно, но тоже ничего так лошадка, и скорость развивает вполне приличную: можно прокатиться, проветриться, вернуться и даже не отстать. Эйгор попробовал, и ему понравились, только вот лица у его спутников как-то странно вытягивались — не привыкли, видимо, наблюдать, как их молодой лорд уходит бешеным карьером куда-то в сторону горизонта, а потом из ниоткуда появляется обратно. Или из-за вороного — в Пределе тот слыл лютой тварью, к которой лишний раз старались не подходить, а с Эйгором был спокоен, как дохлый кот, и послушен, как собака. Некоторые проблемы доставляли Брин и Ренли — или Эйгор, или Деймон должны были сообразить, что это убийственное сочетание. Ренли, как и все мелкие, любил ужасы; Брин, как и любой Блэквуд, знал кучу отборных приреченских сказок, которые и рассказывал в пути, не стесняясь подбавлять особо красочные подробности. Ренли сказочки радостно слушал, а потом не менее радостно ссался в постель, потому что ему в очередной раз приснился мужик с глазами на ногах или баба без лица, или рыжий менестрель с зубами в три ряда, или что его утащили под холм грамкины, держали в плену девять раз по сто лет, а когда отпустили, он истлел заживо и рассыпался прахом под первыми лучами солнца. — Маленькому лорду Ренли вредно все время слушать сказки септона Брандона, — как-то сообщил Крессен в перерывах между спячками. — Нужно отвлечь его чем-то другим. Может, будете брать его с собой на прогулки, мой лорд Станнис? Эйгор заподозрил было, что Крессен нарочно хочет куда-нибудь деть Ренли, чтобы в одиночку послушать самые забористые сказки — исключительно в целях изучения фольклора разных частей королевства, разумеется, — но старик был так прост и безмятежен, что мысль пришлось отмести как маловероятную. — Его берет на седло сьер Геймон. — Сьер Геймон едет шагом, к тому же лорду Ренли быстро надоедает смотреть по сторонам на одно и то же. Покатайте его по округе, мой лорд, вам самому это пойдет на пользу — нельзя же все время носиться сломя голову. Эйгор хотел было отговориться, но некстати вспомнил, как сам в этом же возрасте всю дорогу от Стонхеджа до столицы провел на седле то у деда Джонаса, то у покойного Тойна, и нехотя согласился. Ренли был на седьмом небе от счастья и воспринимал эти прогулки как небольшие приключения, даром что как-то чуть не вылетел из седла и его частенько тошнило, когда Эйгор, забывшись, пускал коня быстрее, чем следовало. — Только молчок, ясно? — напомнил Эйгор, когда Ренли в очередной раз вывернуло прямо на него и пришлось спешиваться, чтобы почиститься; благо, неподалеку оказался небольшой ручей. — А то не возьму больше. — Ты за кого меня пвинимаешь? — Ренли упер ручонки в боки, стоя по щиколотку в воде с подоткнутым подолом платьица. — Я мущ-щина и Баватеон! Баватеоны своих не выдают! Эйгор одобрительно покивал, передал мелкому пригоршню черники на лопухе и продолжил отстирывать дорожный колет. Когда они, в мокрой одежде и самую малость вымазанные черничным соком, вернулись к остальным, никто ничего не заметил, только Брин ехидно похихикал. Ему, неожиданно для Эйгора, становилось лучше день ото дня, даром что дорога была не из легких; чем ближе было к Приречью, тем чаще Брин откидывал полог возка и высовывался наружу, а как-то раз на привале даже выбрался, набрал какой-то травы и заварил вечером. Эйгор тишком попросил Крессена попробовать — мало ли, какую шмаль начал варить очухавшийся братишка — но это оказался всего лишь травяной чай для укрепления сил. Бриндена это жутко возмутило. — Мама это пила, когда носила нас с Гвис! — шипел он, когда их никто не слышал. — Гвис это пила! Тетя Мэрайя пила! Почему меня сразу потребовалось проверять? — А мне откуда знать, что ты за шмаль варишь? — шипел в ответ Эйгор. — Почему сразу шмаль?! — Потому, что ты и шмаль — одно целое, единое и неделимое! Брин в итоге обиделся и пару дней не показывался из возка, а Эйгор, на всякий случай, эти же пару дней стряпал себе сам — мало ли, до какой крушины доберется обиженный брат. Но Брин то ли крушину не нашел, то ли решил не дуться, потому что привычных по той, прежней жизни санкций в виде поноса с блевотой и чесоткой так и не последовало. В общем и целом, поездка проходила как-то даже слишком мирно и радостно... а значит, скоро стоило ждать какой-то подставы.* * *
Вдалеке виднелись развалины монастыря, который построила когда-то септа Гевея — дочка Киры, его родная, получается, внучка. Монастыря, который фанатичные сторонники правящего дома сожгли вместе с самой Гевеей и всеми насельницами. Деймон тронул поводья и направил свою кобылку вперёд к развалинам и невысокому кургану за ними. Кобылку он свёл с пастбища близ Летнего через пару дней после пробуждения, и нисколько об этом не пожалел — она была, конечно, не андалочка из Стонхеджа и даже не дорнийка, но принесла ему аж три победы подряд, а победы принесли ему отличный доспех вместо обгорелого старья из Летнего. О чём бы только не думать, лишь бы не о том, что здесь случилось. Близ самой вершины кургана он спешился. Трава на Краснотравном была зелёная, высокая — по пояс, покрытая прохладной росой. Тогда... тогда он не смотрел ни на траву, ни на синее небо, ни на облака на нём — да и не было тогда, на что смотреть. Солдаты и их кони всё вытоптали. Каменная плашка на вершине кургана была усыпана цветами — кто бы мог подумать! Место смерти Деймона Претендента, да горит он в седьмом пекле и проклят будь его род до последнего колена — многим ли довелось увидеть свою могилу? А прочитать на ней столь милую и столь исполненную любви и всепрощения эпитафию? Но рядом с эпитафией официальной красовались не слишком официальные. Написанные от руки мелом, нацарапанные гвоздём слова — «Чёрный дракон, вернись!», «смерть всем тиранам», даже «Святой мученик Деймон, молись о наших грешных душах»... какой он мученик, он просто дурак, которого втянули в дурацкую же авантюру и который и сам погиб, и погубил других. Лучше бы здесь молились Эми и Эни, вот уж кто — невинно умученные души... — Папа, — прошептал ветер в траве. — Папа пришёл. — Так здорово, так здорово, папа пришёл! Робин, Харвин, идите сюда, здесь папа! Дожил. Пил он, конечно, немало — но допиваться до голосов пока что не доводилось. — Пааа, так здорово, что ты пришёл! А папу позови? — Папе семнадцать, он вас даже не знает, — буркнул Деймон в шелестящую голосами пустоту. — Эми, Эни, зачем вы здесь? Ступайте... на Небеса, наверное? — Нельзя нам на Небеса, мы все здесь сидим. И мы, и Харвин, и Кира, и даже Робин... — Так вот откуда туман, — мрачно пошутил Деймон. — Он больше не курит, у него головы нет, — ответил ветер. — Па, а ты ещё вернёшься? — А может, лучше вы пойдёте со мной? Там Эйгор и Бринден, все отцы, считайте, в сборе. — А может, пойдём... — ответил ветер.* * *
Подстава пришла, откуда не ждали — от Деймона. С самого Предела с ним творилось что-то не то: еще при выезде был непривычно смурной — наверное, из-за той книжонки якобы по истории, — по дороге не пропускал ни одной септы, ставя с десяток свечей за упокой, и мрачнел все сильнее. Когда огибали Тамблтон, и вовсе сотворил странное — застыл на месте, уставился дикими глазами в никуда, а потом унесся к дальним холмам еще быстрее, чем Эйгор во время своих прогулок. — Что это со сьером Геймоном? — озадаченно спросил Крессен, покачивая уснувшего Ренли. _ Что-то случилось? — Не должно было, — пожал плечами Эйгор. — Захотел побыть один? — Это здесь, — прошелестел из глубины возка Брин. — Что здесь? Брин нервно сглотнул, осторожно прополз мимо Крессена и дернул Эйгора за рукав, требуя наклониться в седле. — Здесь, — повторил он едва слышно. — Здесь я его... и здесь ты меня... вон на тех холмах. Эйгор с трудом удержался от того, чтобы не выбраниться. Ну да, действительно, что это случилось с Деймоном. Его самого бы от близости к месту собственной смерти коробило бы не меньше. Не то чтобы Эйгор, правда, знал, где оно, это место, да и знать не хотел. Пока что. — Мы уже выяснили, что это был не ты, а сраная Тварь, — тихо, но твердо ответил он. — А я ничего не помню, значит, ничего не было. Проследи за Ренли и Крессеном, я сейчас вернусь. Деймона он встретил на полпути к каким-то развалинам — может, получилось бы догнать быстрее, но ноги вороного путались в высокой траве. Не успели они поравняться, как на Эйгора налетел вихрь — слабый, но ощутимый, и будто бы состоящий из десятка ветерков: — Папа! — Папа! — Ой, какой ты молодой! — Па сказал, что ты нас не помнишь? — А раз ты молодой, то Эми и Эни могут тебе врезать? — И врежем! Эйгор вздрогнул — среди голосов он внезапно узнал близнецов, Эймона и Эйгона. Он не видел их, но слышал. Лучше, чем хотелось бы. — Деймон, — выдохнул он. — Это... — Дети, — печально улыбнулся тот. — Мои, твои... наши внуки. Они почему-то остались здесь, на поле, а не пошли дальше. — Так из-за него все, — снова раздался голос Эйгона, и что-то несильно пихнуло Эйгора в плечо. — Это он поклялся огнем и кровью, что не знать покоя ни нам, ни ему, пока трон не отвоюем. Мы все поумирали, а трон тю-тю, так нашим и не стал. — Я поклялся?! — ужаснулся Эйгор. — Я был пьян? Дать самую страшную клятву, да еще и в таком деле... он точно был пьян. — Ты не пьян был, а зол на всех. Что почти одно и то же. — Да отстаньте вы от него, — вмешался еще один голос, незнакомый, но похожий на голос самого Эйгора. — Па же сказал, что ему семнадцать, и он ничего не помнит! У него даже я еще не родился! Значит, у него от Ханны была не только Калла, но и сын? Как интересно. — А мой папа тоже меня не помнит? — спросил еще кто-то. — Тетя сказала, они отбили его от Ворона, но он тоже стал маленьким! — Вот ты ему про себя и расскажи! — Как? Привет, пап, я твой сын Робин и ты не уследил, как мне оттяпали голову? Деймон в разговор — если это только можно было назвать разговором — никак не вмешивался, а только смотрел на Эйгора бесконечно печальными глазами. — Можно, они поедут с нами? — тихо спросил он наконец. — Они все эти годы были здесь, на поле, а в Харренхолле все вместе веселее. Эйгор только рукой махнул и развернул коня. — Если хочешь. Только следи за ними сам, а? Я-то их не помню... и мне бы с живыми родственниками разобраться.