Вопреки всему

      Находясь при Эрике, я узнаю об изменениях быстрее, чем остальные в Бесстрашии, а потому знаю о реформах внутри Фракции ещё до того, как они озвучены. По указанию Джанин разрабатывают новый логотип, объединяющий две Фракции: Бесстрашие и Эрудицию. Он станет официальным изображением герба на флаге. Флагштоки у здания Эрудиции установлены. Торжественное поднятие флага организовано на будущие выходные.       Бесстрашные продолжают нести неусыпный контроль, патрулируя улицы города. Никто больше не пытается выйти из Фракции, волнения среди бойцов стихли, как только ушли зачинщики беспорядков. Задача у всех общая — следить за стеной, за порядком в городе, отслеживать Изгоев, пресекать провокации с их стороны. Открытых стычек нет. После наступления комендантского часа патрульных сменяют разведгруппы. Афракционеры прощупывают почву и жалят исподтишка, но чаще кусают свой же хвост и уползают зализывать раны до следующей ночной стычки.       Спустя неделю после объявления о начале реформ к военной форме Бесстрашных добавляется элемент, указывающий на причастность к Фракции Эрудиции: на левом рукаве шеврон в характерном для эрудитов синем цвете. Казалось бы, мелочь, но теперь Бесстрашные — официальные представители Закона, действующие напрямую от главы Эрудиции. Арсенал пополняется новым оружием и более совершенными средствами связи с улучшенным сигналом. В городе появляются вышки, дополнительные стратегические объекты, которые нужно охранять.       Эрудиты продолжают разработку устройства, способного вычислить Дивергента, но пока у Бесстрашия нет на руках этих гаджетов, действуют старые методы — путём инъекций.       В Бесстрашии проверены все солдаты и командование ещё до прихода Нового правительства. Джанин требует проверить остальные Фракции, но без принуждения. Однако Джек Кан согласия не даёт, как и глава Дружелюбия, что ставит под сомнение их компетентность в данном вопросе, ведь все Фракции должны работать сообща, и цель у всех общая — обнаружение Дивергентов.       — Человек может не знать о своём изъяне и будет существовать дальше в рамках системы. Но вы вторгаетесь в личное пространство, наводите страх на мирных граждан. Таким путём мир не построить, — говорит Джек Кан в своём обращении к главе Эрудиции, объясняя свой отказ от проведения тестов над искренними.       Трансляция ведётся по закрытому каналу.       Мы сидим с Эриком в его кабинете, работаем.       — А я с ним согласна, — сказала я. Эрик поднял голову от планшета и недобро полоснул меня взглядом.       — Осторожно! Выбирай слова, Крис, — заметил он.       — Ну смотри. Когда в Эрудиции наша «пятёрка» проходила тест, каждый из нас пережил настоящий ужас. Это означало, что мы в неведении. Мы — Бесстрашные и готовы за Фракцию отдать жизнь, но тест, который мог показать принадлежность к Дивергентам, поставил бы крест на карьере и отнял бы жизнь. А если бы я была Дивергентом, но оставалась бы самой собой, и была преисполнена желанием и дальше нести службу во Фракции, почему меня следовало бы устранить?       — Дивергенты не подчиняются системе.       — Но представь на минуту, что я остаюсь верна Фракции и мне всё равно, что тест показал, откуда такая уверенность, что я пойду против системы?       Эрик сложил руки в замок и его взгляд смягчился.       — Быть может Дивергент в одиночку и не опасен, но когда они собираются в массе своей — это неуправляемая сила.       — Но в чём их сила? Они же обыкновенные люди, без сверхспособностей. Летать не могут, так же смертны.       — Понимаешь, Крис, есть такое понятие, как служение Родине: когда ты получаешь приказ и выполняешь его, не размышляешь, правильно или нет ты поступаешь, следуешь букве закона — ты в системе. Дивергенты над ней. Они будут нарушать приказы, искать лазейки в системе, чтобы подорвать работу Фракций, они — хаос, они не строят мир, они его разрушают. Они не могут быть как все, они пытаются стать свободными. Для них законы не писаны. Вот кто такие Дивергенты. Сейчас они дремлют в людях, а завтра поднимут голову. Таких людей нужно устранять из общества, и Джанин права, что это делает. Это как распознать болезнь на стадии её развития, а потом опухоль разрастётся и её сложнее удалить.       — Ну хорошо, предположим, взрослого человека уже не переделаешь. Он уже со своими взглядами и сформировавшимся восприятием картины мира. Но дети, в которых выявляют Дивергентов, пластичный материал, из которого можно слепить что угодно.       — До определённого возраста, — Эрик смотрит на меня внимательно, я продолжаю.       — Я догадываюсь, что Джанин делает с детьми. Их проще усыпить, а не возиться с ними. Но это неправильно. И я говорю тебе это, зная, что могу тебе доверять, — я придвигаюсь со своим стулом ближе к столу, за которым сидит Эрик, и понижаю голос до шёпота, — Бесстрашию нужны новые солдаты. Да, дети растут долго, но представь, что это неофиты с самых юных лет, которые впитают правила и станут частью системы, полюбят Фракцию, как свой родной дом. Такая армия непобедима. Да, они Дивергенты, но представь, что их свободолюбие обернётся нам во благо. Нужно только найти подход к ним. Не кнутом, нет. И как все дети, они будут задавать неудобные вопросы.       — А кто их будет воспитывать? Ты? — прищуривает он глаза.       — Да. У меня есть опыт. Роуз, моя младшая сестрёнка — я много с ней возилась, пока не перешла в Бесстрашие.       — Родная сестра и чужой ребёнок — разные вещи, Крис, — парирует он.       — Видимо, ты не знаешь, что во Фракции Искренних есть обязанность брать шефство над младшими и вести их всё время, пока они не достигнут двенадцати лет, так что у всех правдолюбов есть опыт воспитания детей. Многие выбирают быть учителями и воспитателями младшего поколения, потому что от них напрямую зависит, какие знания дадут ребёнку, какие слова в него вложат, таким человеком он и вырастет.       Эрик молчит. Он откидывается на спинку стула и водит взглядом по стенам кабинета. Он думает.       — Но ты понимаешь, к чему ты меня склоняешь? — снова обращает он свой взгляд на меня, придвигаясь к столу. — Бесстрашные, устраняющие Дивергентов, вдруг будут прятать под своей крышей детей Дивергентов?       — Но через тебя же идёт оформление поступлений? Можно в графе прихода указать: «Беспризорник».       — То есть Изгой?       — Нет. Изгой — это Изгой. А беспризорники — дети без места жительства, которые живут на улице и, по сути, вырастают потом в воров, грабителей и прочих нарушителей закона.       — Крис, — Эрик усмехается, — ты точно не Дивергент? Ты просишь меня пойти против системы, ищешь лазейки в законе.       — Никто никогда не узнает, что они Дивергенты. Мы вырастим из них настоящих Бесстрашных, тех самых людей, которые будут готовы сложить голову за Родину. Я знаю, о чём я говорю, и ты знаешь, что я не лгу.       Эрик вздыхает, морщит лоб, трёт рукой переносицу и снова откидывается на спинку стула.       — Но сейчас это сложнее всего сделать, Крис. Объединение Фракций делает всю политику внутренних перестановок в Бесстрашии открытой. К тому же, сейчас будет новый набор в наши ряды и это не неофиты, а довольно зрелые бойцы из Эрудиции, которых тоже нужно «перевоспитать» на наш лад, так как их физическая и боевая подготовка далека от совершенства. Они годны как охрана на входе или в качестве сопровождения лиц на мероприятиях, но для рейдов и несения службы в рядах разведки совершенно не приспособлены. Сейчас это в приоритете.       — На самом деле, именно сейчас это сделать проще всего. С поступлением новых бойцов вписать ещё одного ребёнка не вызовет подозрений. А детей можно объединить с остальными, смешать, но воспитывать отдельно.       — Крис. Ты чёртов мятежник, как я погляжу, — усмехнулся он.       — Я бесстрашная, но не бессердечная. И ты такой же, Эрик, и ты понимаешь, что так будет правильно и честно дать второй шанс детям стать частью нас, частью системы. А когда настанет день Посвящения, они сделают свой выбор и останутся с нами, потому что так будут воспитаны, в преданности к Фракции Бесстрашия.       — Этот вопрос требует детальной проработки, птенчик, — качает он головой.       — Но почему?       — Потому что ребёнок — это не щенок. Детям нужно выделить жилье, еду, одежду, оформить документы.       — Подделать… — поправляю я.       — Не суть, — улыбается он. — Дети в Бесстрашии живут с родителями или опекунами, а они с кем будут жить? Это всё нужно проработать так, чтобы при первом взгляде не возникало вопросов и сомнений, почему они здесь, откуда и по какой причине. И ты знаешь, какие дети независимые, они ходят, где хотят и делают, что хотят.       — Поэтому каждого поступающего ребёнка нужно сразу наставлять, и оговаривать с ним вопрос, почему он здесь. Но не делать это в резкой и запугивающей форме. Воспитывать с любовью. А жить беспризорники могут все вместе, как неофиты. Это сблизит детей.       Эрик смотрит на меня, отводит взгляд и снова задумывается над моими словами. Я даю ему пищу для размышлений. Он не говорит нет, и меня это радует. Быть может, я смогу убедить его пощадить детей в этой чистке? Я искренне надеюсь на это.       Я знаю, о чём говорил Эдвард, ведь он был в тот день у здания Эрудиции, когда привозили жителей Отречения семьями, взрослых разлучали с детьми. Ни дня не проходит, чтобы я не думала о том мальчике, который был со мной всё то время, пока его отца держали на допросе. Но сколько таких детей? У всех Дивергентов один конец — их убивают. Я против насилия, но не могу выражать свою позицию открыто. Не может и Юрайя, ведь и он прекрасно понимает, что происходит. Детей не убивают, как взрослых. Их усыпляют. Вроде гуманно, но бесчеловечно.       Для большинства Бесстрашных — это рутина. Они выполняют приказы, потому что солдаты, как сказал Эрик, не думают о том, правильно это или нет. Смертельный укол — и нет ребёнка. «Белый список» на столе Джанин. Я видела его лично. А потом такой же список лежал на столе у Макса. В «белом списке» имена всех детей Дивергентов, выявленных на тестах, подлежащих ликвидации. Специальный список, специальный отдел, специальные люди, занимающиеся этим. Эрудиты стали хуже палачей, но свои дела они вершат руками Бесстрашных. Эдвард не смог примириться с этим. Он Бесстрашный, но не бессердечный, урождённый эрудит.       Да, часть Бесстрашных ушла, но они, по моему мнению, лишь трусливо бежали от проблем. Той работой, которой занимались они, будут заниматься другие и машина смерти не остановится.       Я же попыталась призвать совесть Эрика к справедливости. Если не он, то кто? Детей нужно спасать. Есть решение, это можно сделать. Нарушить закон, найти лазейку, стать мятежником, но не бежать трусливо, а что-то делать для этого.       Для отвода глаз существует легенда, что детей вакцинируют, но если бы главы Фракций узнали правду, то вспыхнула бы война. Однако, я полагаю, что они догадываются, но Бесстрашие — та сила, которую не одолеть голыми руками.       День проходит в делах. Я помогаю Эрику с документами, связываюсь от его имени с командирами разведгрупп и приглашаю всех в его кабинет. Ухожу до начала.       Утро следующего дня начинается с прибытия новобранцев из Эрудиции. Мужики довольно крепкие, молодняка среди них мало. Женщин нет. Все выглядят солидно, но Эрик хмыкает, когда я интересуюсь, чем я здесь могу помочь как инструктор по метанию ножей, если у них с этим полный порядок?       — Вот и проверишь, — улыбается он, но становится серьёзным, когда настаёт время сказать свою приветственную речь и представить инструкторов, с которыми эрудитам предстоит тренироваться какое-то время. На переобучение даётся срок десять недель, совсем как неофитам, и жить будут эрудиты в той же комнате, где жили мы. Мужики хмыкают, что они всё умеют, но ради Джанин, так уж и быть, потерпят наше присутствие.       На всю группу из шестидесяти трёх человек выделяется две комнаты и шесть инструкторов. Эрик будет присутствовать на тренировках, чтобы контролировать процесс, а я и Небраска должны обучить парней попадать по мишеням.       — Если бы у них был полный порядок с подготовкой, — хмыкает Эрик, глядя на новобранцев, тянущихся к выходу из Ямы на расселение, — то не было бы нужды в нас, как в ударной силе. Каждая Фракция имела бы по такой гвардии солдат и обеспечивала бы себе охрану, но так уж исторически сложилось, что именно Бесстрашие способно поддерживать порядок в городе.       — Зачем тогда им такие качки в охране, если они ни на что не годны? — удивляюсь я.       — Для устрашения, — Эрик притягивает меня к себе и целует в макушку. — Воробушек ты наивный ещё.       — Нет.       — Да. Мой птенчик. Ну идём, — берёт меня за руку и тянет в сторону выхода. — У нас есть время для завтрака, и ещё дела. А с этими лбами после обеда начнутся тренировки. Вот увидишь, тебе будет весело.       — А если они не будут слушаться? — с опозданием спрашиваю я.       — Наказываешь.       — Таких детин? — киваю я на эрудитов.       — Это с виду они такие крутые, а копнёшь глубже — и разочаруешься. А прогуляешься с Боем по Яме, так вообще в штаны наложат от страха.       Я смеюсь.       — Вообще это идея, — смотрю на Эрика, — чтобы они бегали по Яме, а мне пробежаться с пёселем. Сразу такой стимул не перечить.       — Вот видишь, ты уже втягиваешься в процесс. Кстати, позже наведаемся к нашему волкодавчику. Как он там?       — Растёт.       Бой растёт. Он уже подросток на вытянутых лапках. Рыжий крупный мальчик. Пока не сформировавшийся волкодав, но с характером и громким лаем, в котором уже прорезаются низкие нотки с хрипотцой, и я понимаю, что по достижению зрелого возраста, лай собаки будет звучать пугающе для окружающих. Я понемногу знакомлю его с другими обитателями Фракции, чтобы он не бросался на людей. Бой воет по ночам, и его слышит вся Фракция, особенно нижние этажи.       Мы с Боем изучили все команды и теперь осваиваем те, что нужны на службе: поиск предметов, обнаружение опасных веществ, таких как взрывчатка. Эрик тоже присутствует на подобных тренировках с собакой, потому что он как раз и будет работать с псом в паре на рейдах. Пока у Боя есть небольшая территория для жизни и существования, однако ночью я завожу его в основной зал Ямы, держу на поводке и знакомлю с новым пространством. Он ходит, всё нюхает. Спускаю с поводка — он бегает, только лапы сверкают. Ему всё нравится. Со мной всегда Эрик. Он всё ещё не до конца доверяет волкодаву, хотя видит, что я люблю малыша, который вытянулся в холке мне выше колена и продолжает расти как на дрожжах, прибавляя по половине сантиметра за два дня. Я замеряю его каждый день, ставлю насечки на стене. Бой перешёл на сырое куриное мясо. В рационе на день половина тушки птицы и сухой корм с галетами, которые он любит даже больше, чем погрызть косточки, но и эти не задерживаются в его миске. Тушку он съедает вместе с костями на раз два. Хруст стоит на всё помещение.       Обычно я сижу в клетке у подростка, и он пытается со мной поделиться вкусняшкой, тащит косточку, кладёт у ног.       — Не-не, это ешь сам. А галетку буду, — показываю на миску с сухариками.       Бой понимает и несет мне сразу две, кладёт на колени, забирает косточку и разваливается рядом, догрызая обед. В этот момент я обычно ем галету и играю в игру на планшете.       — Ты безбашенная, Крис, — Юрайя в ужасе от моих рассказов. Его прошибает озноб. Мы стоим на арене и ждём прибытия новобранцев, а я в красках рассказываю ему подробности. Правда, не он один слушает это.       Ленивые тушки эрудитов долго собираются, не спешат прийти к указанному часу. Десять человек демонстративно опаздывают и появляются на полчаса позже, пока остальные уже бегают по Яме.       Наши недовольны: шесть инструкторов в лице меня, Небраски, Юрайя, Джета, Кастета, Ивена. Каждый боец хорош в своём направлении. Кастет и Джет здесь, скорее, для устрашения и, если что, хорошо приложат за грубость любого зарвавшегося новичка мордой в маты.       Основная масса эрудитов бежит по периметру Ямы, а опоздавшие решают, что они бегать не будут. Им это не надо.       Я иду за собакой, привожу Боя на поводке и науськиваю его, пугая эрудитов. Бой рычит, с его языка капает слюна.       — Я могу спустить его на вас и уверяю, вы как миленькие побежите, да ещё как быстро. Он как раз пока не обедал, — улыбаюсь я. — Знаете, мы ведь кормим его исключительно человеченкой.       Ослабляю поводок с командой «Фас!», и волкодавчик прыгает на эрудита, который находится ближе всех ко мне. Мужик делает рывок в сторону, наскакивает на другого, что стоит рядом, и оба падают на пол. В панике пытаются отползти. Остальные восемь опоздавших уже чешут без оглядки.       «Рядом!» — командую я, и Бой перестаёт рваться с поводка и заливать Яму громким лаем, только фыркает в сторону перепуганных эрудитов, улепётывающих от нас. Подходит ко мне и садится у ног, получая вкусняшку из моих рук, и одобрительные похлопывания по холке.       — Хороший мальчик, — хвалю я его.       Ивен хохочет, остановиться не может. Остальным шутка с человеченкой тоже пришлась по вкусу.       — Мы пока побегаем. Нам полезно, а им стимул жирок сбросить, — говорю я и, слегка ослабляя поводок, зову Боя на пробежку. А учитывая, что у нас форма хорошая, мы быстро настигаем эрудитов и ровняемся с ними. — Бодрей-бодрей! Шевелите булками, девочки! Это вам не прогулка в парке!       Помнится, так нас подгонял Эрик. Эти фразы пригодились. Бой бежит рядом и так и норовит цапнуть эрудита за пятку. Теперь эти качки знают, кто тут главный — Бой.       Весь оставшийся вечер Бесстрашные веселятся над новой байкой, предпочитая приукрасить её и развить истории, чтобы попугать эрудитов, решивших, что они тут круче всех.       Да, после метания лезвий по мишеням я вижу перед собой не качков, а неумёх, у которых руки из непонятного места растут. Как Эрик и сказал: «Копнёшь глубже — и разочаруешься».       Сто раз прав.       Перед сном напоминаю Эрику о теме про детей. Отвечает, что помнит, пока думает, как к этому подступиться. Всё не просто. Но он уже прорабатывает этот вопрос.       Я верю в то, что у нас всё получится.