***
По дороге, уносящей машину все дальше от города, Достоевский молчал, а Накахара, сидевший рядом на переднем сидении, смотрел в окно, погруженный в свои размышления. Наконец машина прибыла к больнице, окруженной лесом, а вдали маячила маленькая церковь, словно олицетворение надежды и спокойствия, в этом уединенном месте. — Ты нахрена меня в эту глушь привёз? — Ты же сам захотел, чтобы я помог тебе. Сейчас мы пройдём в одну из палат, пожалуйста види себя тихо и старайся не привлекать лишнего внимания. — Ты меня чё в психушку отвез? Я нормальный, мне… — Нарушения пищевого поведения, эмоциональная нестабильность, наркотическая зависимость. — Хватит, я понял. Но в психушку я не ляжу. — Я и не заставляю тебя этого делать, мы просто проведём терапию с использованием особого оборудования. — Это что? — Увидишь, Чуя. — На лице мужчины мелькнула слабая улыбка, которая больше была похожа на оскал.***
Комната, в которую зашли Накахара и Фёдор, была просторной. У стены стояла белая кушетка, рядом с которой располагался комод с неизвестными приборами, в которых Чуя не особо разбирался. Противоположно кушетке, окно пропускало мягкий свет, освещая стол и кресло, стоящие рядом. Чуя прошел вглубь комнаты и повернулся, чтобы взглянуть на Достоевского. В этот момент мужчина закрыл дверь на ключ, спрятав его в карман пальто. — Эй, ты чё делаешь? Зачем это? — Чуя…- Фёдор прошёл в комнату, вешая одежду на спинку кресла. — Видишь ли, я искренне хочу помочь тебе, но мои методы…мягко говоря, могут тебе не понравится. — Какие блять методы? Ты можешь мне нормально сказать. — Я хочу провести электросудорожную терапию. Она поможет тебе излечится от твоих психических заболеваний. — Ток.? Нет, ну нахуй, я не подписывался на это. Ты, блять, псих. Сам себе её проводи. И зачем я только решил тебе довериться. — Чуя, боюсь у тебя нет выбора. — Достоевский достал телефон и включил запись диктофона. — «Что заставляет меня употреблять наркотики? Да ничего, просто хочу словить лёгкий кайф и на мгновение позабыть обо всём, что меня окружает.» — Фёдор остановил запись. — Что.? — Накахара мелко задрожал, его душа наполнилась сильным страхом и тревогой, которые заставили сердце биться быстрее. Юноша обладал низким болевым порогом, и предвкушение ударов тока наполнило его беспокойством. Он знал, что эти удары будут для него не только болезненными, но и испытанием, которое он едва сможет вынести. — Тебе же не нужны проблемы с уголовной ответственностью? — Это шантаж? — Думай, как тебе угодно, для меня это лишь способ достижения цели. Я хочу помочь тебе, Чуя. Я вижу, как ты медленно убиваешь себя. Да, может мои методы неправильны, с психологической точки зрения, но они будут эффективны. — Нет, нет, нет. — Тише, успокойся. Достоевский подошёл к юноше, и коснулся кончиками пальцев его висков. Накахару охватила тревога, поэтому на данное действие он никак не отреагировал, наоборот, холодные пальцы мужчины вызвали в Чуе странное ощущение спокойствия. Фёдор аккуратно толкнул Накахару на кушетку, а сам начал настраивать приборы. — Я не хочу… — Из глаз Чуи начали стремительно скатываться слёзы, а губы предательски задрожали. — Всё будет в порядке. Расслабься, и приляг. Юноша остался неподвижным, и просто смотрел на мужчину широко распахнутыми глазами, в которых отражался испуг. — Чуя, терапия длится от десяти до пятнадцати минут. Я не заберу у тебя больше времени, но чем раньше мы начнём, тем быстрее я отвезу тебя обратно в детский дом. Накахара понял, что сопротивляться демону, который стоял перед ним, бесполезно. Юноша знал, что никакие уловки и попытки не помогут ему избежать этого. Даже мысли о побеге казались бессмысленными, ведь на окнах были решетки, а дверь заперта на ключ. Чуя, ощущая беспомощность и страх, лег на кушетку, окруженную оборудованием. В комнате воцарилась тишина, наполненная напряжением и неизвестностью. Ему казалось, что каждый шорох, каждое дыхание становилось зловещим предзнаменованием того, что произойдет дальше. Фёдор медленно подошёл к юноше, а Чуя закрыл глаза, и стиснул челюсти. Достоевский ласково погладил его по рыжим волосам, а затем, применил электроды к голове юноши. Мгновение неподвижности, затем внезапное мерцание света, болезненный крик и тело Чуи охватил электрический импульс. Мышцы судорожно сократились, вызывая видимую дрожь. Когда электрический импульс пронзил тело Чуи, юноша почувствовал сильные судороги, которые были очень болезненными и пугающими. Это состояние вызывало у Накахары чувство потери контроля над своим телом и разумом. — Хва…тит, про…шу… — Чуя говорил с перерывами, заикаясь и путаясь в словах. Но трудно было признавать, одновременно с этими чувствами, Накахара ощущал облегчение от накопившегося стресса и тревоги, терзавшего его душу. Образ, который так долго приносил боль — Осаму. По мере завершения терапии, Чуя отключился. После пробуждения, тело болело, а голова раскалывалась на части, но глубоко в душе, юноша ощутил, как тяжесть и темнота стали меньше в его сердце и разуме. Это было непривычно и явно, ненормально. Взгляд юноши останавился на Достоевском, который сидел за столом, уткнувшись в телефон. На лице Фёдора была улыбка. Мужчина заметил, что Чуя пришёл в себя, и подошёл к нему. — Как ты себя чувствуешь? — Никогда, слышишь, ни-ког-да, больше не приближайся ко мне. И ещё, я расскажу об этом Дазаю, или ты и ему голову промыл этими ебучими терапиями? Фёдор сел на кушетку, рядом с Накахарой. Рука мужчины потянулась к горлу юноши, и не сильно, но ощутимо сжала его. — Чуя, я не думаю, что ты до такой степени глуп. Я же правда хочу помочь тебе избавиться от этой боли. Но… Если об этом узнает Осаму… А в прочем, давай, говори. — Достоевский наклонился к уху юноши, и прошептал. — Если кишка не тонка. — Ненавижу. Я тебя ненавижу!***
Поздняя ночь окутала детский дом мраком, за окном выл сильный ветер, шум которого разбудил Осаму. Оглядевшись, юноша заметил, что Чуи в комнате не было. Не желая спать, Дазай решил прогуляться по темным коридорам детского дома, освещённые лишь лунным светом. Осаму медленно шагал, и смотрел в окна, за которыми была ночь, слабый дождь стучал по стеклу, а ветер проникал сквозь щели. В конце одного из коридоров, рядом с закрытой столовой, Дазай заметил юношу, лежащего на полу, свернувшегося калачиком. Его сердце сжалось, и он подошел ближе, чтобы прикоснуться к хрупкой душе, погруженной в ночной сон и одиночество. Осаму подбежал к юноше, лежавшему лицом к окну. Лишь приблизившись, шатен осознал, что это был Чуя. Накахара лежал неподвижно, спиной к Дазаю. Сердце Осаму забилось сильнее, когда он решился прикоснуться к Чуе, перешагнув через его тело. Дазай протянул руку к Накахаре, и осторожно потряс его. В ответ раздался хриплый звук, и Чуя медленно повернулся на спину, слегка приоткрывая глаза, взгляд которых устремился в никуда, словно пытаясь проникнуть сквозь пустоту. — Чуя, всё в порядке? Почему ты здесь? — Всё…хорошо. — Накахара попытался встать, но почувствовал сильную боль в мышцах и потерял координацию. — Эй, эй, аккуратней. — Дазай осторожно придержал хрупкое тело Чуи, чтобы он не упал. — Что с тобой? Ты снова что-то принял? — Нет. Я был в медецинском корпусе, в палате и хотел попить воды в столовой, но не смог дойти. — У тебя что-то болит? — Нет. — Чуя, ты же знаешь, что можешь доверять мне, я… — Да, Осаму, всё тело. Такое чувство, будто разрывает на части. — Чуя…что произошло? — Я не хочу об этом говорить, просто оставь меня здесь одного. — Нет уж. — Осаму, прошу тебя, уйди. Но Дазай не ушёл, а наоборот, аккуратно поддержал Накахару, помогая ему встать, и облокотил на себя. Они медленно направились в сторону комнаты, и вдруг Чуя почувствовал внезапную волну тошноты, охватившую его сильным ударом. Голова закружилась, а взгляд потускнел. — Дазай…мне плохо, очень…мх — Чуя прикрыл рот рукой и попытался дышать глубже, чтобы тошнота хоть как-то отступила. — Мне нужно в туалет. — Хорошо, сейчас. Осаму помог Накахаре дойти до ближайшего туалета. Чуя опустился на пол, и его вырвало. Не медля, Дазай схватил одноразовое полотенце из упаковки, смочил его водой и аккуратно протер лицо Накахары. Сидя на полу рядом с ним, Осаму обнял Чую. Юноша почувствовал, как тепло и ласка Дазая успокаивали его, как дыхание становилось более равномерным под этими прикосновениями. — Осаму, почему ты…разве я тебе не противен сейчас? — Голос юноши дрожал, а глаза щурились от резкого света лампы. — Нет, совсем нет. Мне больно видеть, что с тобой происходит. Я пойму, если ты не захочешь говорить об этом. — Прости. — В ответ Чуя отрицательно помахал головой. Накахара ощущал слабость, и его память начала мутнеть, не помня, как они с Дазаем добрались до комнаты. Когда Осаму аккуратно уложил его на кровать, Чуя, из последних сил, схватил его за рукав толстовки и тихо прошептал едва различимые слова, наполненные нежностью и безграничной привязанностью к юноше, от которой Накахара так и не смог до конца избавиться: — Нет…не оставляй меня одного… Дазай коротко улыбнулся, исполненный жалости к юноше, и лёг рядом с Чуей. Накахара прижался к Осаму, и Дазай услышал, как дыхание Чуи становилось спокойным, плавно переходя в глубокий сон.***
Осаму читал роман, который недавно подарил ему Аллан. Общаясь недавно с Эдгаром, Дазай чувствовал, как его сердце наполняется радостью за друга. Видя, как По становилось лучше, как паранойя уступала место спокойствию и уверенности, Осаму не мог не улыбнуться. Эдгар нашел друга в Ранпо, и их дружба стала для юноши настоящим даром судьбы. Вместе они проводили время, обсуждая книги и просто наслаждаясь присутствием друг друга. Чуя, же, лежал на кровати, закрыв глаза и погружаясь в мир музыки через наушники. Тело все еще немного болело, но больше всего юношу начали мучать мысли о том, как защитить Дазая от возможной опасности, которую мог представлять Фёдор. Накахара стремился уберечь Осаму от боли и страданий, которые он сам испытал. Он видел, как Дазай привязался к Достоевскому, как их отношения становились все более сложными и запутанными. Чуя понимал, что Осаму нуждался в поддержке и понимании, но он также беспокоился за его безопасность. Он хотел найти способ защитить Дазая, но не знал, как это сделать, не рискуя потерять оставшееся доверие шатена. Внезапно в дверь раздался тихий стук, и она медленно открылась. В дверном проёме стояла Коё. Девушка излучала спокойствие и уверенность. — Накахара Чуя, выйди пожалуйста в коридор, к тебе пришли. Юноша поднялся с постели, убрал наушники и скептически посмотрел на девушку, будто не веря её словам. — Ко мне некому приходить, да и никто никогда не приходил раньше. — Это твой брат, Поль Верлен, который считался пропавшим безвести. Он бы хотел встретиться с тобой.