***
Смутные образы прошедшего момента, когда Достоевский нёс Осаму на руках к машине, и путь, который они проехали до квартиры, растворились в тумане, оставив лишь яркие искры чувств в душе Дазая. Для юноши в этот момент было важно лишь одно — чувствовать связь с человеком, который дарит ему свою любовь без ограничений. Дазай медленно вернулся к реальности, когда чай в кружке уже остыл. Фруктовый аромат напоминал ему о заботе и внимании, которые он получал от своего возлюбленного. — Спасибо тебе…за всё. — Осаму, я готов сделать для тебя больше, я хочу, чтобы ты был счастлив. — Можно мне поспать с тобой сегодня? — Конечно. Достоевский лёг на кровать, а Осаму опустился на грудь мужчины, ощущая тепло тела и биение его сердца. Руки Дазая обвили талию Фёдора. Веки юноши отяжелели от усталости, но он не мог оторваться от этого момента, от этого чудесного чувства уединения. Запах мятного геля для душа, которым пахла кофта Фёдора, приятно успокаивал. Аметистовые глаза Достоевского были как огромное озеро, в котором Осаму мог утонуть, забыв обо всем на свете. Дазай погрузился в спокойный сон, обволакиваемый теплом и любовью, зная, что рядом с ним человек, которому он дорог.***
Лучи утреннего солнца проникали сквозь тонкие занавески, будя юношу из глубокого сна. Осаму приподнялся и сонно потер глаза. Фёдора рядом не было, но из кухни доносился приятный запах еды. Пройдя на кухню, Дазай застал великолепную картину: Фёдор в домашних серых спортивных штанах, черной футболке и кухонном фартуке, сосредоточенно готовил блины. Их аромат наполнил всю кухню, создавая атмосферу уюта и тепла. Осаму не мог оторвать взгляда от рук возлюбленного, которые ловко манипулировали тестом. Бледные руки Достоевского, с длинными и худыми пальцами, выглядели такими изящными, словно были созданы для искусства. Непристойные мысли начали лезть в голову Дазаю, когда он наблюдал за мужчиной. Он почувствовал, как краснеют его щёки и сильнее бьётся сердце. — Доброе утро. Как ты? Как спалось? — Д-доброе. Спокойно. Кошмаров больше не было. — Хорошо. Садись за стол, будем завтракать, я смотрю, ты совсем плохо питаешься. — Нет, просто в последнее время у меня нет аппетита. — Ну я думаю от домашней еды, приготовленной с любовью, грех отказываться. На губах Осаму расцвела улыбка, и юноша быстро кивнул.***
Легкий шорох страниц и мягкое прикосновение руки по волосам. Дазай лежал на коленях Фёдора, и слушал, как мужчина читал ему книгу. — Федь. — Да, милый? — Почему ты начал работать психотерапевтом? — Я…хотел понять, является ли моя любовь болезнью. Возле церкви, в которой я жил в детстве, находилась прилегающая к ней больница. В подростковые годы, я помогал ухаживать за больными. Меня всегда привлекала медицина и психология. После одного случая…первого поцелуя с мальчиком, ко мне стали относиться, как к изгою. Говорили, что моя любовь — это неправильно. Это — болезнь. После совершеннолетия, я пошёл учиться на врача, пытаясь разобраться в себе. До встречи с одним человеком, я верил в то, что те слова, которые мне говорили, являются правдой. — Ты говоришь о том мужчине, чьё фото стояло здесь? — Дазай кивнул на полку с фотографиями, на которой их теперь было всего две. — Огай Мори, так? — Боже милостивый, ты даже имя запомнил. Но да, это так. — Вы расстались? — Да. — Ты не жалеешь об этом? Может быть ты… — Осаму, это прошлое, и оно уже прежито. Ты — моё настоящее. Дазай приподнялся с колен Фёдора и посмотрел ему в глаза, словно погружаясь в глубины его души. Затем взгляд скользнул на губы возлюбленного, приковывая внимание юноши. Медленно наклонившись, Осаму почувствовал, как сердце бешено стучало в груди, наполняя его теплом и страстью. Поцелуй был нежным и страстным, словно оба долго ждали этого момента. Достоевский ответил на поцелуй с такой же страстью, углубляя его и проводя кончиком языка по нижней губе Дазая, вызывая дрожь по всему телу юноши. — Ты для меня единственный… Осаму. — Сквозь поцелуй прошептал Фёдор, вплетая тонкие пальцы в чужие каштановые волосы. На слова Достоевского Дазай еле заметно улыбнулся. Юноша придвинулся, чтобы быть ближе к мужчине, ощущая его упругие бедра под собой. Осаму потянулся к резинке штанов Фёдора, но руки предательски дрожали от волнения, которое овладело им. Достоевский понял его внутреннее состояние и накрыл руки юноши своими, нежно сжимая их. — Осаму, ты уверен, что хочешь сейчас.? — Да. Я хочу… Фёдор молча убрал руки, позволяя юноши медленно раздеть его. Дазай аккуратно снял с мужчины штаны вместе с бельем. Дыхание Осаму стало тяжелым, губы были сухими, из-за чего Дазай постоянно облизывал их кончиком языка. Одной рукой юноша взял в руку член Достоевского, а другой забрался под футболку и нежно провел по впалому животу Фёдора, вызвав у него стоны блаженства. Осаму начал медленно двигать рукой по стволу, иногда задевая чувствительную головку кончиками пальцев, принося Достоевскому удовольствие. Затем, неожиданно для мужчины, Дазай опустился, беря член в рот. Их глаза встретились, Фёдор приоткрыл губы в немом стоне, вздрагивая от волнения и наслаждения, которое овладело им. Мокрый язык Осаму плавно скользил по шершавой головке члена Достоевского. После проходя по всей длине. Движения вызывали волну наслаждения, заставляя Фёдора зарываться пальцами в волосы возлюбленного. Нежно, но настойчиво, Достоевский надавливал на голову Дазая, заставляя взять глубже. Осаму, дрожащий от напряжения и удовольствия, чувствовал, как слезы накапливались в уголках глаз, а рвотный рефлекс делался все более ощутимым. Но в этом моменте, юноша ощущал каждый нервный вздох и стон Фёдора, отдаваясь этой сладкой пытке, которая была для его ушей настоящим искушением. Изящные пальцы Дазая, словно художник, оставляли свой след на бедрах и животе Достоевского, царапая их легкими движениями. Юноша старался успокоить лихорадочную дрожь, пронизывающую тело от возбуждения. Язык Осаму, изучающий каждую венку чужого полового органа, окутывал его вязкой слюной, распределяя ее по всей длине. Внизу живота юноши возникал тугой узел, символизирующий накопившееся возбуждение. Дазай, поднял мутный взгляд на Фёдора. Щёки Достоевского покрыл румянец, а с растрепанными волосами, мужчина выглядел до безумия сексуально. Юноше очень хотелось довести его до оргазма. Осаму слышал, каждый вздох и стон Фёдора. Слышал, как мужчина еле слышно говорил: — Дазай, прошу…ещё… Осаму чувствовал, как Достоевский пытался сильнее сжать волосы юноши, толкаясь в чужой рот лишь глубже. Ещё пару ощутимых толчков и Фёдор кончил Дазаю в рот, на что тот всё послушно проглотил. Осаму поднялся и посмотрел в аметистовые глаза напротив. — Фёдор…я хочу почувствовать тебя внутри… На заявление юноши, Достоевский молчал несколько секунд, обдумывая его предложение. — Ты уверен? Я не хочу торопить тебя. — Да. — Хорошо. Ты доверяешь мне? — Да. — Дазай без колебаний кивнул. Фёдор осторожно перевернул Осаму на кровать, затем встал и направился в ванную комнату. В ванной он провёл несколько минут. Обнаружив в шкафу наполовину использованный лубрикант, Достоевский вздохнул с облегчением. Вернувшись, мужчина увидел Дазая, всё так же лежащего на кровати и устало глядящего в потолок, в той же позе. Фёдор поставил лубрикант на прикроватную тумбочку, а сам при этом навис над Осаму, на что тот немного вздрогнул. Достоевский коснулся губ юноши, поцелуй был смазанным, мокрым, и это только усилило возбуждение, которое вновь охватило обоих. Фёдор медленно стянул с Дазая свою футболку, которую дал ему вчера вечером. Бинты на теле юноши были только на предплечьях, поэтому грудь и шея оставались открытыми. Из тонких губ Осаму вырвался глухой стон, когда Достоевский прильнул к нежной коже на его шее. Фёдор, то оставлял видимые бордовые засосы, на бледной коже юноши, то легко покусывал её, создавая волну жара и холода, которая охватывала Дазая. Осаму ощущал, что его желание принадлежит только этому человеку. Он влюбился без памяти, погружаясь в красоту и душу Фёдора. Каждое прикосновение Достоевского разжигало в Дазае пламя страсти, и он понимал, что очень привязался к мужчине. Фёдор аккуратно стянул с Осаму штаны вместе с бельем, и Дазай почувствовал, как румянец покрыл его щеки от смущения. Достоевский заметил это, и наклонился к нему, нежно поцеловав в губы. — Я буду нежен. Если будет больно или ты захочешь остановиться, скажи мне. — Х-хорошо. Фёдор легким прикосновением, тонких и холодных пальцев, коснулся члена юноши, вызвав у него протяжный стон. Мужчина совершил несколько медленных движений вверх и вниз, а затем убрал руку, чтобы взять баночку с смазкой. Выдавив немного средства на пальцы, Достоевский глубоко вдохнул и, приподняв ногу Осаму, нежно коснулся пальцами входа. Чувствуя, как тело юноши дрожит от волнения, Фёдор старался не торопиться, внимательно слушая ритм его дыхания и каждый стон. — Ты в порядке? — Да. — Дазай сделал медленный вдох. — П-продолжай… — Расслабься, милый. Сможешь принять больше? — Да. Достоевский нанёс ещё немного смазки и кончиком пальца вошёл в юношу. Осаму протяжно заскулил, было слишком непривычно и больно. Слёзы невольно навернулись на уголках темно-карих глаз, после стремительно скатились по покрасневшим щекам. — Тебе больно? Я могу остановиться… В ответ Осаму лишь отрицательно покачал головой, сжав в ладонях белоснежную простынь. Сердце сильно стучало в груди, а дыхание стало сбитым и прерывистым. — Я п-привыкну…продолжай… Фёдор добавил еще один палец и аккуратно толкнулся глубже в Дазая. Взгляд юноши был полон невинности и уязвимости. Член Осаму тесно прижимался к его животу, изнывая от возбуждения и требуя разрядки. С каждым движением Достоевского внутри него, Осаму все больше растворялся в океане чувств. Он начал поддаваться этим ощущениям, слегка покачиваясь в такт нежным толчкам. Слова, которые он произносил, казались несвязными и неразборчивыми. — Господи, как я хочу тебя сейчас… — Голос Фёдора был тихим. Дазай посмотрел на мужчину расфокусированным взглядом и кивнул. Фёдор вытащил пальцы, и навис над Осаму, удерживая вес своего тела на одной руке и коленях. Его пальцы легко скользили по груди юноши, задевая чувствительные соски и вызывая в нем стоны блаженства. Достоевский приставил свой член к входу Осаму и прошептал: — Будет немного больно, если ты захочешь, я остановлюсь. Фёдор слабо толкнулся, нутро юноши крепко обхватило чужой орган, неприятно пульсируя. Дазай протяжно проскулил. — Тише…расслабься… Фёдор нежно поцеловал Осаму в шею. Мурашки пробежали по телу юноши, вызывая волну наслаждения. Плавным движением Достоевский вошел в Дазая, ощущая тесноту. Осаму стонал под Фёдором, смешиваясь в боли и удовольствии, но странное чувство принадлежности и подчинения Достоевскому только усиливало его возбуждение. Юноша начал самостоятельно слабо насаживаться на член, испытывая волну новых ощущений, и оставаясь пленником страсти и похоти. Фёдор, опустившись к Дазаю, укусил его за плечо, оставляя след, а после, схватил за горло, слегка сжимая. Достоевский грубо толкнулся, полностью входя в узкое тело. Это действие заставило Дазая ошарашенно раскрыть глаза, ощущая как его тело наполняется сильными чувствами. Он чувствовал, каждое движение Фёдора, как он проникал глубже в юношу, вызывая неистовое желание и страсть. Осаму вскрикнул от удовольствия, когда Достоевский начал двигаться быстрее, увеличивая темп и интенсивность. Он чувствовал, как внутри него накапливается напряжение, готовое вот-вот взорваться. Фёдор опустил ладонь на член Дазая, и сделал несколько движений, на что юноша застонал ещё громче. Осаму закрыл глаза, погружаясь в океан чувств, сжимая в себе горячую плоть возлюбленного. Достоевский потерял контроль над собой и начал вбиваться в юношу грубыми, сильными толчками. Голова кружилась, мир расплывался в вихре страсти и желания. Оба были погружены в этот момент. Каждое движение, каждый вздох был наполнен жаждой друг друга. Под напором страсти первым сдался Дазай, его тело пронзила сильная судорога оргазма, заставившая тихо всхлипнуть и резко прогнуться в спине. Ноги задрожали, а перед глазами всё расплылось. Отходящий от сильного оргазма, Осаму слишком сильно сжимал Фёдора в себе, и несколько секундами позже Достоевский тоже кончил, укусив Дазая за шею и оставив тоненькую струйку крови, которая начала стекать по бледной груди юноши. — Фёдор… — Прости, не удержался. — Достоевский коснулся груди юноши и собрал кровь, слизывая её языком со своих тонких пальцев. Эта садистская сторона мужчины производила на Осаму неверный эффект: внизу живота начинало снова приятно тянуть, а сам юноша почти подрагивал от накатывающих эмоций. Каждый раз, когда Достоевский показывал себя с этой стороны, Дазай чувствовал себя ненормальным, потому что, как бы он ни старался показать обратное, ему это нравилось. Фёдор лёг рядом с Осаму, и ласково поцеловал его в висок. — Как ты себя чувствуешь? — Хорошо…очень хорошо. Нежная улыбка озарила лицо Достоевского, когда мужчина осторожно переплел свою руку с рукой Дазая. — Федь…я хотел спросить. Что с Эйсом? Я не хотел, чтобы у тебя были проблемы из-за меня. — Не переживай, всё в порядке. Об этом никто не знает. Йосано сказала, Эйс кратковременно потерял память. Но если он что-то и вспомнит, никогда об этом не скажет. У меня есть запись, где он домогается той девушки, не думаю, что Эйс захочет иметь уголовную ответственность, в столь юном возрасте.***
В кабинете царила тишина, лишь шум дождя за окном создавал монотонный фон. Фёдор сосредоточенно сидел за столом, окруженный стопками документов. Внезапно в дверь раздался тихий, но настойчивый стук. Достоевский поднял взгляд, его глаза были полны усталости. Секунду длилось молчание, наполненное напряжением и ожиданием. И, наконец, Фёдор произнес: — Войдите. Дверь распахнулась, и в кабинет вошел Накахара. Его лицо выражало явное недовольство: глаза горели гневом, а в душе бушевали противоречивые чувства. Достоевский же, встретил его взгляд спокойно. — Чуя, проходи. Накахара медленно прошел через кабинет и опустился в кресло напротив стола, за которым сидел Фёдор — Ну и как ты можешь помочь мне?